Савва и Борис

– Завтра, Борис Исаевич, первые венцы на дворе срубим, а на главный амбар лиственницы нет на основу. Придется свежей рубить, чтобы на низ класть, – подойдя к Борису, проговорил старший среди плотников десятник Тимоха.

– Коли нужно, значит нужно, – согласился Борька, щурясь от клонившегося к закату солнца.

Он сидел у Двины реки на большом валуне, опустив до колен в нее босые ноги. День выдался жаркий и от сапог они неприятно гудели. Борька и купался среди дня несколько раз, и босиком по траве ходил, но стоило обуться, как спустя какое-то время жара снова нагревала кожаные чеботы. От того к концу дня ноги опухли и противно ныли.

Прошло немного времени и от прохладной водицы ступни остудились, а припухлость на них полностью сошла. Однако Борис не торопился вынимать ноги из реки, с интересом наблюдая, как возле них суетятся мелкие рыбешки и приятно пощипывают за кожу. Одну из них явно заинтересовал свежий рубец на Борькиной голени. Когда по Ваге шли, он ногу вередил. Еще удачно, что не сломал. Месяц назад, когда вода в Ваге прогрелась, решил Борис искупаться в дороге и спрыгнул с соймы в воду. Думал, что мелко, а оказалось, речные водоросли под водой острые камни прикрывали. Вот и угодил одной ногой между ними и рассек ногу.

Глядя на едва зажившую рану, Борис улыбнулся: точно такой же рубец был и у Савки. Удивился он не столько шраму. Их у мужиков было немало, а тому, что рана у него была в том же месте и вдобавок такой же формы и размера, что и у Савки. Теперь не только обереги одинаковые у нас, но и шрамы, – подумал Борька и губы снова расплылись в довольной улыбке».

Саве с Борисом в том году четырнадцать исполнилось. Месяцем позже прихватили они луки со стрелами и отправились на ток, что в прошлом году им Твердослав показал. Тогда петушков, как звали местные охотники тетеревов, им подстрелить не удалось. И целились хорошо, и стрелу с тетивы отпускали плавно и в нужный момент. Вообщем, делали все, как учил их когда-то охотник Стоян. А пущенные стрелы никак не летели в цель: то недолетали до птиц, то перелетали их. И ничего тогда они поделать не смогли. Хорошо хоть Твердослав не сплоховал, потому домой вернулись хоть не с пустыми руками.

В этот раз охота закончилась даже не начавшись. Они и до тока не добрались. Как таковой тропинки до болотца, которое обосновали для своих боев тетерева, не было. Порой приходилось идти в нужном направлении лишь по едва заметным отметкам на деревьях. В какой момент они сбились с пути, ребята не заметили. Судя по всему, до места оставалось совсем немного и Савка, чтобы осмотреться, решил взобраться на высокую сосну. Они так часто поступали, когда теряли дорогу.

Он скинул снаряжение и вскоре оказался на самом верху дерева. Знакомое болотце Савка заметил сразу. Указав Борьке направление, куда следует идти, он стал спускаться вниз. Ему оставалось до земли не больше сажени, когда ветка под его ногой обломилась, и он полетел вниз. Когда Савка пришел в себя, то оказалось, что падение не прошло бесследно. Внизу у дерева лежало небольшое гнилое бревно, на торчащий сук которого Савка и упал. Рана на ноге оказалась серьезная. Как не сопротивлялся Савка, Борис уговорил его вернуться домой.

– Завтра ведро будет, Борис Исаевич. Солнце не уймется. Может, лучше у Койды лапти возьмешь? Все холопы в них ходят. Не так жарко. Наряжаться особо тут не перед кем. Ноги уходишь, меня Исайя Василич со свету сживет. Давай принесу, – предложил десятник.

– Слышь, Тимоха. А Койда чего одна живет, без мужика? – проигнорировав слова десятника, спросил Борька.

– Мужик был, говорят, да сплыл. В самом том смысле. Несколько лет назад поехал он по Двине на лодке по хозяйственной надобности в Отмине и пропал. Может, утонул, может еще чего, но с тех пор Койда одна двух дочерей поднимает.

– Да, уж, – задумчиво протянул Борька.

– Такие вот дела, Борис Исаевич, такие дела…, – вторил ему десятник.

– Ты Тимоха, зови меня просто Борисом. До отчества я еще делами и летами не дорос. Не будешь боярином величать, тоже не обижусь. Сам знаю, что чин такой получил не заслугам ради, а по тятиной воле. Но, надеюсь, что оправдаю со временем сей задаток. То, во-первых. А про лапти верно сказал. Обую их обязательно. Сапоги по привычке ношу, а не красоты ради, – оборвал плотника Фотиев. – А тебя-то как на самом деле кличут? А то все Тимоха и Тимоха. Вон у двинян два Тимохи. Не ровен час попутаю.

– Тимоха я, Молотковский, – пояснил тот.

– А чего так? Молотком хорошо владеешь? – заинтересовался Борька.

– Так на улице такой живем, Борис…, – Тимоха едва удержался, чтобы по привычке не произнести отчество боярина. – У нас там всякого так зовут. Скажут, где так, то знамо, что он нашенский. А тятю, коли интересно, Василием звали.

– А-а-а, – протянул Фотиев. – Ну, да, да. Я чего-то не подумал о том.

Этот тридцатилетний невысокого роста простоватого вида мужичок все больше и больше нравился Борьке. До поездки сюда он ни разу не встречал его. Вот холопов и работников Петембуровцев, что проживали в городе, знал почти всех. И это не удивительно, потому, как жил он в их семье. Может и видел когда на улицах города, но не запомнил. Много и других горожан встречалось ему на пути, а спроси про кого, вряд ли теперь вспомнит.

– Так то, Борис, не само главное.

– Говоришь, завтра ведро будет? – задумчиво произнес Борька. – На восходе солнца, может поудить сходить, как считаешь?

– Так чего не сходить, сходи. Видел я у реки жонки у красной рыбы черева вымали. А на веревках под щепяными крышами вялится белорыбица. С две дюжины хвостов висит, и не меньше аршина размером. Рыбы тут много всякой. Интерес справишь.

– А ты за лиственницей тоже пойдешь или в деревне останешься? – поинтересовался Борька. – Может со мной?

– В лесу делать мне нечего. Степку Гриву отправлю за ней с кем-нибудь из двинян, что лес знают. За заботу спасибо, но с утра…

В этот момент ниже по течению в месте, где Вага впадала в Двину, послышались девичьи голоса и Тимоха замолчал. Борис повернулся в их сторону. В полусотне саженей от них три девицы в белых рубахах стояли у самой кромки воды. Одна из них потрогала ногой воду и вошла в реку. Присев по самую грудь, она громко засмеялась и стала махать руками, приглашая других девушек последовать ее примеру.

Тимоха тоже повернулся и слегка сощурившись, попытался их разглядеть. Те, что все еще стояли на берегу, тоже заметили их и с веселым криком бросились в воду.

– А ты говорил не перед кем наряжаться, – усмехнулся Борис – Не знаешь, кто такие?

– А-а, так то, верно, Койдины девки. По крайней мере, две из них ее. Видно недавно с пожни вернулись. Она говорила, что на сенокосе дочки ее. А третья, может, подружка их с погоста, – махнул рукой в сторону купальщиц Тимоха и отвел от них взгляд.

Девчата какое-то время плескались в реке, а Борис, забыв про свои уставшие ноги, с интересом наблюдал за ними. Тимоха же стоял рядом, в ожидании, когда боярину надоест это занятие, и они смогут закончить разговор. Солнце уже почти скрылось за лесом, когда одна из подружек прервала девичьи забавы и стала что-то кричать, указывая рукой в их сторону. Другие девушки тоже повернулись к ним и тоже стали что-то громко кричать.

– Нас что ли обсуждают? – произнес Борька и тоже помахал им рукой.

Что-то в поведении девушек Тимохе не понравилось. Он прислушался к тому, что они кричали, но из-за шелеста листвы разобрать что-либо не смог. С каждой секундой тревога внутри его усиливалась. Наконец десятник обернулся и посмотрел вдаль.

Двина в том месте, сколько глаз хватало, шла ровно без изгибов и поворотом. На пять верст было видно, что на ней делается. Тимоха сразу и не заметил, но присмотревшись, понял причину такого поведения девушек. А не обратил он внимание потому, как весь горизонт между берегами сливался с ними в одно целое. И причиной тому была вовсе не матушка-природа. По Двине на расстоянии от них чуть меньше версты шли лодьи. И было их так много, что последние сливались воедино с речными берегами.

Он тронул Бориса за плечо, заставив того обернуться.

– Чует мое сердце, от гостей ничего хорошего ждать нам не следует, – проговорил Тимоха.

– Ого! – воскликнул Борька. – А это кто такие?

– Лучше бы нам, боярин, отсюда убраться. Не нашенские то идут. Лодьи княжеские по виду.

– Ты о том отсюда видишь? – удивился Борька, но вытащил ноги из воды и стал обуваться.

– Скорее, боярин. Идут ходко. Вон с края три лодки отделились и в нашу сторону кабыть направляются, – вглядываясь вдаль, произнес Тимоха. – Да, Москва пожаловала, али кто из них. Может Владимировские или суздальские. Хотя нам все едино: все они под Московским князем нынче ходят.

Тем временем солнце полностью скрылось за лесом. Борька оторвал взгляд от потемневшей флотилии и оглянулся. Там, где еще недавно купались девушки, никого не было видно. Натянув сапоги на сырые ноги, он посмотрел на десятника.

– Что делать будем, Тимоха?

– Думаю, что нас уже заметили. Пошли, Борис. Нужно людей предупредить. Поди, уж спать все легли.

Однако, вся ватага была уже в сборе. Прибежавшие в деревню, хозяйские дочки, сказали Койде об увиденных на реке лодках, и та тут же подняла всех на ноги.

– Я, старшой, Глика в погост за подмогой отправил. Там наших дюжины две. Двинян поднимут, – произнес встретившийся им на пути запыхавшийся мужичок. – Может, пронесет?

Тимоха отрицательно покачал головой.

– Может, конечно, дружина московская и с миром идет. А, может, и нет, – задумчиво проговорил он.

Заметив Койду, Тимоха окликнул ее, а когда женщина подошла, тронул ее за плечо и поинтересовался, где девушки. Почти все, что сказала Койда, Борису было понятно, хотя и говорила она на своем языке. Как не хотелось ему в детстве учить чужеземные слова. Савке такое ученье нравилось, а он внимал уроки Маремьяны с трудом и ленцой. И как был благодарен ей, когда попал в Заволочье, где мало кто говорил на славянском. Вот и сейчас из уст Койды звучали слова, которые он выучил когда-то одними из первых. Луда, кулига, яморина, туес, пестерь, вада, пучка, курья – то и дело слетали с ее языка. Она и имя свое не раз назвала. Но знал Борис, что «койда» в данном случае означает не имя, а выбранный ушедшими в лес девушками путь. Не понял только, причем тут трава пучка и ловушка для рыбы – вада.

Не удержался Борис и спросил. Оказалось, что Пучкой и Вадой зовут ее дочерей. Ту, что постарше – Вада, а младшая дочь- Пучка. То, с какой быстротой они собрались и ушли в лес при малейшей опасности, вызвало у Борьки удивление.

– Привыкли они к разного рода гостям. Бог знает, чего от них ожидать, вот и прячутся. Мы, когда пришли, помнишь? Так девки тоже два дня в лесу отсиживались, пока их мать в деревню не вернула, – пояснил Тимоха, заметив недоумение на лице боярина.

– Может, боярин, тебе тоже укрыться? – предложил Тимоха. – Койда спрячет. А мы встретим их. Может, и обойдется еще все. Если мимо нас идут, то вряд ли сейчас мечи достанут.

Стемнело. Хоть и коротка ночь в это время, но все одно на какое-то время она берет свое. Правда, не темная и непроглядная, но все равно видно в такое время не так как днем. За каждой избой, вооружившись луками и секирами, притаились ратники Тимохи. Совсем рядом ухнул филин – знак дозора о приближении неприятеля услышали все. Глаза защитников впились в то место, где тропинка от Двины растворялась в деревенской кулиге. Ждать долго не пришлось. Вскоре на освещенной луной поляне возникли две дюжины вооруженных людей. Оказавшись на открытом месте, они какое-то время стояли, внимательно вслушиваясь в ночные звуки. Потом один из них в добротной кольчуге с короткими рукавами и блестящей в лунном свете пластиной на груди что-то сказал стоящему рядом воину. Тот кивнул, повернулся к воину, что стоял позади, и тоже что-то сказал. Воин кивнул и скрылся в лесу. «Москвичи, – определил Тимоха и пошел им на встречу».

– Кто такие и зачем на нашу землю пришли? – выйдя из под пятра амбара, произнес он

В одной руке десятник держал короткий меч, а в другой небольшой округлой формы щит.

– Воевода дружины княжеской, боярин Гаврила Пятич. А ты кто? Если вы вооружены, сложите оружие или все погибнете, – выкрикнул воин с пластиной на груди и вытащил из ножен меч.

– Старший ратник боярина новгородского и волостителя Вельского Исайи Фотиева.

– А где он сам?

– Я за него буду! – неожиданно для всех крикнул Борис и вышел из укрытия.

Тимоха посмотрел на боярина и про себя выругался. Они договаривались, что Борис без особой надобности на рожон лезть не будет. И вот на тебе – вышел, забыв о всех договоренностях. А про себя порадовался Тимоха за Бориса: не стал отсиживаться за спинами ватаги, не испугался не прошеных гостей.

Пятич шагнул ближе к новгородцам. Следом ступили и его воины. Тот сделал им знак и они остановились. Подошел ближе к гостям и Борис. Какое-то время все стояли молча, стараясь в серой полутьме разглядеть друг друга. Глаза постепенно привыкли, и Борька увидел перед собой если не ровесника, то не намного его старше мужчину со смешно вздернутым носом. Смотрелся тот довольно несуразно для своего громкого чина. Кольчужные рукавицы были явно ему велики и от того руки выглядели непомерно длинными. Поддоспешник же свисал из-под кольчуги непомерно низко и ноги воеводы, казалось, начинались от колен.

– Ты кто? – спросил Гаврила, разглядывая стоявшего напротив Борьку.

– Сын здешнего волостителя. Сам он сейчас в отъезде. Зачем пожаловали?

– Что-то плохо ты похож на боярского отпрыска, – произнес воевода, подмечая невзрачный вид Борьки.

– А мы тут не красоваться ради собрались. От дел плотницких вы нас отвлекли, – с достоинством ответил Фотиев. – Так, зачем пожаловали? С миром, али как?

– Не по ваши души нынче люди князя сюда пришли. Идем ходом в нижнее подвинье. С посаженным в эти края князем Федором Ростовским и великокняжеским боярином Андреем Замоскворецким. Имеют они уставную грамоту, где значительные послабления всем двинянам прописаны. Можете торговать беспошлинно во всех владения великого князя. И защиту от него иметь. Предложено вам передать от имени князя Василия Дмитриевича, чтобы переходили на его сторону и отказались от Великого Новгорода. Коли двинские бояре и жители подвинья будут целовать ему крест, тогда блага и послабления они все получат.

– А коли нет?

– А коли нет, тогда все пожжем и силой пригнем крест целовать, – в голосе нескладного воеводы послышались металлические нотки.

– И сколько времени есть думать о том? – поинтересовался Борька на всякий случай.

– Ну, смотрите! Ваши головы в ваших руках. Мы сейчас уйдем, но вернемся. И тогда ответ в одночасье давать будете. Иначе не обессудьте. Так и передай своему батюшке. К зиме ждите и готовьте ответ, – заключил воевода.

– А чего так торопитесь в низовья Двины? Даже времени на нас сейчас нет…

– Как говорит великий князь, много ответов не всегда голове нужны. А вот за лишние вопросы можно ее лишиться, – ответил Гаврила.

Не желая дальше продолжать разговор, он ударил мечом по кольчуге и, повернувшись, пошел к ожидавшим его воинам. «Еще и косолапит, – усмехнулся Борька ему в след. – Этакий медвежонок в доспехах… скоморох».

– Ну чего, боярин посудили? – поинтересовался Тимоха, когда Борис вернулся.

Он прекрасно слышал весь разговор и в тот час снова порадовался за Борьку. Хорошим переговорщиком оказался молодой боярин. Знает себе цену и Новгород Великий почитает. Узнал, зачем пожаловали и на погибель их не обрек. В том, что им по силам устоять перед княжеской ратью, Тимоха в душе сомневался. И тот факт, что ушли незваные гости, не пролив ни свою, ни их кровь, поставил в заслугу младшему Фотиеву.

– Ушли с миром. Но не думаю, что навсегда. Сейчас им несподручно время терять на Двинских и Важских погостах. Но, как управятся там…, – Борька махнул рукой в сторону сияющей в небе звезды-матки. – Вернуться сюда. Все Заволочье великий князь хочет подчинить.

– Нужно Исайю Василича предупредить. Пусть ратников сюда приведет. Да чудь поважскую, что Великому Новгороду благоволит, поднимет. Вернутся сюда бояре московские, а мы им встречу-то стрелами, да секирами и организуем.

– Может, тятя в Новгород сообщит и от святой Ольги воины придут. Тогда точно не отдадим земли наши князю, – согласился Борька.

Тимоха повернулся и поискал кого-то глазами. Заметив сидевшего на корточках мужичка, позвал того к себе.

– Кузьма! – крикнул он ему.

Тот встал и вразвалочку подошел к ним.

– Чего хотел, старшой?

– Скажи, Кузьма, кто из ваших людей места здешние знает? Надо бы на Вель сходить. Лодку дадим.

Кузьма отчего-то поморщился, почесал костлявой пятерней давно не мытые волосы и ответил:

– Так то дело не хитро. Любой сможет. Да хоть я.

– Не, Кузьма. Ты мне тут нужен, – заметил Тимоха.

Крестьянин покрутил головой и громко крикнул:

– Андрийко! Подь сюды!

Из-за штабеля бревен показался щупленький мужичок и подошел к ним. Это был вполне взрослый мужчина лет сорока. Все в нем было на взгляд Бориса обычным кроме одного. Заячий колпак на его голове в теплую июльскую ночь был одет явно не по погоде. Кузьма заметил недоумение на Борькином лице.

– Да, он такой этот Андрийко. Летом в зимней шапке ходит, а зимой без рукавиц робит. Да, Андрийко? – дружелюбно произнес Кузьма.

– Всяко бывает, – с заметным местным акцентом ответил тот. – Телу не прикажешь. То тепла в жару хотце. То холоду в стужу.

– Здешний он. Места до самого погоста на Вели хорошо знает. Так, Андрийко? – произнес Кузьма.

Тот кивнул и повернулся к исходящему от луны свету. Борька увидел его глаза. Борьке показалось, что о прежней жизни этого мужика напоминало лишь его веселое имя Андрийко. Много, не много, но глаза он видел всякие. Но у этого важанина они были особенные. Да, взгляд у мамы Маремьяны был ласковый и участливый. Его он часто видел по ночам. Скучал по нему. Но в глазах Андрийко было все: доброта и участие, готовность прийти на помощь и пожертвовать собой ради чьего-то блага. И боль. Боль от утраты близких и несбывшихся надежд не могли скрыть его глаза.

– Семья есть? – осторожно спросил Борька.

– Один я, боярин, – ответил тот.

– Ты вот что, Андрийко. Бери самый ходовой наш ушкуй, собери с важского погоста ватагу и идите на Вель к Исайе Василичу. Весточку ему от меня передадите.

– Соли бы нам, – вместо ответа проговорил Андрийко и подтянул съехавшие холщевые порты.

Борька посмотрел на Тимоху.

– Да, боярин, соли уж давно нет, а пора осенних запасов наступает, – пояснил тот.

– Отдай, что есть. А тяте я напишу, чтобы с Вельского погоста мешок выделил. Пять пудов хватит? – уже обращаясь к Андрийко, спросил Борька.

– Да, куды стоко-то. Мы и меньшим обошлись бы. К зиме со Студеного моря Проня Косой вернется, так оживет погост, – спокойно, с чувством собственного достоинства и уважения к себе, произнес Андрийко.

– То награда тебе будет за поручение. И на том все, – произнес Борька.

Андрийко пошел было, но тут же остановился.

– А что передать-то боярину на Вели? – спросил он.

– Ты иди. Боярин напишет все и тебе грамоту отдаст. Передашь ее и обратно сюда езжайте. Ответ от боярина не забудь у него взять и привезти в сохранности, – наказывал Тимоха.

Прошла неделя после того, как Андрийко и полдюжины гребцов отправились в верховья Ваги. Дни стояли погожие. Даже жаркие. Река из-за отсутствия дождей сильно обмелела. Многочисленные песчаные косы устремились к противоположному берегу, создавая дополнительные трудности идущей по ней лодке. Там, где еще совсем недавно можно было идти, срезая речные изгибы, теперь приходилось чаще менять курс, чтобы не сесть на мель.

Однако избежать этого не всегда получалось, и лодка время от времени наезжала на подводные препятствия. Наконец Андрийко надоело вилять по реке, и он повел ушкуй ближе к правому берегу. Путь несколько удлинялся, но зато вероятность сесть на мель была значительно меньше. Здесь у крутых берегов было достаточно глубоко, и можно было идти, не боясь наскочить на мель.

Встреча с подводными камнями не прошла для лодки бесследно, и спустя какое-то время сквозь ее обшивку стала просачиваться вода. Поначалу она не доставляла каких-то проблем. Но постепенно трещина становилась все больше, и приходилось все чаще и чаще вычерпывать из ушкуя воду. Хотел Андрийко еще в Шенкурье засмолить трещину, но передумал. Уж больно неприветливыми оказались тамошние мужички. Даже знакомство Андрийко с некоторыми из них на настроение местных жителей не повлияло. Отчего-то сразу совет с ними не забрал. Как узнали, что к боярину Фотиеву ватага идет, так и говорить с ними перестали.

Пытался Андрийко им про княжескую дружину сказать, так те и слушать не захотели. Живем, мол, тут ни в чьи дела не вмешиваемся, никого не трогаем и нас никто не тронет. Нашелся среди них один посговорчивее из старых знакомых Андрийко и рассказал ему, что боярин Фотиев тут свои порядки хотел установить и высоким оброком обложить. Ненамного, но все-таки больше, чем до него был. Хотя и договорились миром, местный люд новым наместником недоволен остался. Вообщем понял Андрийко, что зря думал здесь на день-другой остановиться, чтобы гребцы передохнули, да заодно и лодку закропать. Решил, что лучше от здешних неприветливых хозяев держаться подальше.

От устья Ваги отошли после Петрова дня. И тут же дующий до того попутный ветер стих. День на веслах гребли в надежде, что потянет он вдоль реки. И неважно откуда. Парус бы подстроили под любой – не впервой. Ан нет. Пять дней, вплоть до самого Шенкурского погоста так и шли на веслах. И только тут погода изменилась. Поднявшийся ветер, уставшие гребцы никак упускать не хотели. Вот и шли под парусом, пока могли. Пока вода не стала сочиться сквозь обшивку ручьем.

В конце седьмого дня пришлось пристать у пологого берега в устье неизвестной речушки. Гребцы устали настолько, что вытащив на берег ушкуй, даже не перекусив, тут же завалились спать. Устал и Андрийко. «Надо бы кого караулить оставить, – подумал он, но сил сопротивляться усталости уже не было». Прошла минута, и храп ватаги был слышен далеко от стоящего на берегу ушкуя.

На следующий день первым проснулся Андрийко. Приподнявшись, он оглянулся по сторонам. Солнце уже изрядно оторвалось от макушек леса, добавляя красок теплому летнему дню. Обедник теребил спокойную Вагу, по пути разгоняя вездесущих комаров.

Он уже ходил по Ваге и неплохо знал здешние места. До погоста у Вели оставалось дней пять пути. Для тех, кто к волокам привычный это считай рядом. Если, конечно, в пути ничего не случиться. А произойти может всякое. И Андрийко о том прекрасно знал. Речной порог, охотничьи ловушки, лесной зверь – немало опасностей подстерегает путника в лесу и на воде. Но больше всего в таких походах Андрийко опасался людей из незнакомых чудских общин. Не жаловали они пришельцев на своей земле и частенько нападали на них.

Он снова посмотрел по сторонам, вслушиваясь в лесные звуки. Взгляд его задержался на топоре, который он вчера воткнул в изломанный молнией ствол старой сосны. Он хорошо помнил это дерево: немного в стороне от него проходил зимник. По хорошему насту зимой идти много лучше, да и быстрее будет. Только смотреть надобно, чтобы в болото не угодить, желая спрямить дорогу. Тогда себе дороже встанет: можно и не выбраться из него. Андрийко оторвался от мыслей, нащупал за пазухой берестяную грамоту от молодого боярина и стал подниматься. «Обошлось. Кабыть никто не увязался за нами. И хорошо, что не поленились лодку на берег вытащить. Сейчас пришлось бы долго воду вычерпывать, – подумал он».

В тальнике хрустнула ветка. Андрийко замер. Хруст повторился, заставив его обернуться на звук. В этот момент пущенная кем-то стрела впилась ему в грудь. «Чудь дикая, – мелькнуло у него в голове». Он схватился за тонкое древко, тихо застонал и повалился на землю. Аккуратно ступая, из леса вышли полдюжины мужиков, и с топорами наготове направилась к спящим гребцам.

Глава третья

Перед тем, как войти в дельту Волхова, растянувшиеся по озеру и шедшие без строя лодки стали подтягиваться и выстраиваться друг за другом. Более юркие и легкие ушкуи выдвинулись вперед, оставляя позади себя дюжину груженых сойм. Когда лодки заняли свои места, флотилия двинулась дальше. Попутный ветерок мощно напрягал паруса, и вскоре вся плавучая вереница, оставив позади озеро Илмерь, вошла в главный рукав дельты Волхова.

Еле заметное сквозь нависшие облака солнце клонилось к закату, напоминая всем, что день близится к концу. До города оставалось совсем ничего. Лица слегка замерзших лодочников просветлели. Они подбадривали друг дружку незамысловатыми шутками, от души радуясь тому, что в кои-то пору весь путь от солеварен до Волхова прошли без приключений. Бодрое речное течение, словно только и ждало путников, тут же подхватило суденышки и увлекло за собой. Еще полчаса легкого ходу и шесть верст, что отделяли караван от города, останутся позади.