Свет мой

Вот только совсем недавно, когда я немного расслабилась, мне стало ясно, что формулы, правила и беспрестанные подсчеты – это мое желание держать все под контролем. Оно важно при уходе за малышом, но лишает меня ценного личного участия. Значит ли это, что с таким отношением к делу на моем месте справился бы кто угодно?

И только сегодня ко всему этому добавилась безусловная любовь – нежность, восхищение, принятие, наделяющее меня удивительным терпением. Мой сын – мое отражение. Сила моих эмоций зашкаливает – я так сильно, что даже больно! – люблю.

Когда Т впервые сам взял грудь, я чуть не вскрикнула от радости, засмеялась беззвучно – спасибо тебе, сын! Удивительный человек, тебя уже сейчас невозможно заставить что-либо сделать – ты сделаешь это тогда, когда сам захочешь. Горжусь тобой, любовь.

***

Сегодня – день, не оправдывающий надежд. После того, как вчера Т сделал такой прорыв с грудным вскармливанием, мне казалось, что дальше будет гораздо проще, но сегодня он ни разу не захотел даже попробовать поесть. Он вообще сегодня есть не хочет – очень маленькие порции через довольно большие перерывы сна. При этом, просыпается только тогда, когда я силой вытаскиваю его из кроватки, тормошу, переодеваю, выкладываю на живот – и то, совсем ненадолго. Возможно, все дело в погоде. Да и вообще, казалось бы, что плохого в том, что ребенок много, а главное, спокойно спит?

Мое эмоциональное состояние тоже так себе. Я чувствую себя уставшей, нет даже предвкушения предстоящей выписки. Кажется, я привыкла к больнице, и завтрашние изменения меня немного пугают. Я уже начала свыкаться с тем, что самостоятельная жизнь не наступит никогда, но уже близко день выписки, когда ответственность за новую жизнь будет только на мне. Из-за этого не могу обнаружить в себе ни капли радости, только странное чувство тревоги вперемешку с апатией.

За последние три недели я сменила четыре отделения: отделение патологии беременных, послеродовое отделение + отделение реанимации новорожденных у Т, отделение патологии новорожденных, отделение патологии недоношенных детей. Во время пребывания в каждом из этих мест я проходила через разные стадии, испытывала разные эмоции, чаще со знаком минус, но везде были моменты, которых я ждала с нетерпением. Чаще всего эти были блаженные полчаса после одного из вечерних кормлений, когда я могла расслабиться, выдохнуть и уделить время себе – я наливала чай, с огромным удовольствием съедала пару сухариков, лениво просматривала социальные сети или включала себе мультфильм. В эти минуты я обживала для себя пространство – и на полчаса медицинское учреждение становилось домом, где было уютно.

23 ноября нас выписали.

Мы едем домой, и по лицу Т, впервые в своей жизни одетого в полноценную одежду, а не в пеленку, бегут тени от придорожных фонарей. Я держу сына на руках уже целый час, не меняя положения, и готова просидеть так вечность, лишь бы его сон был спокоен. Я думаю о том, что нам предстоит пройти еще долгий путь, и на это потребуется много сил, но все это потом, позже, а сейчас – абсолютная радость. Мы возвращаемся домой, а у нас с мужем начинается новая жизнь – как у семьи, а не просто как у пары. Вот теперь я чувствую долгожданное предвкушение – нас трое.

Глава 3

Когда мы подъехали к дому, нас уже ждала вся команда – вся наша огромная семья собралась, чтобы впервые увидеть Т. Шел мокрый снег с дождем, и по тому, как все вымокли, я поняла: ждут уже давно. Отец мужа нетерпеливо открыл дверь машины и после короткого «Здравствуй, дочь!», затаив дыхание, принял из моих рук драгоценный сверток и с гордостью понес его, как трофей, навстречу толпе.

– Приехали, наконец! Какой маленький… Привет-привет! Не раскрывай его, ветер же, заходите домой, что же вы…, – растерявшись от неожиданности, я стояла, окруженная родными людьми, которые все время что-то говорили и говорили. Ничего почти не слышала, вцепившись глазами в уплывающий от меня белый сверток.

В подъезде толпа разделилась: мужчины гуськом поднимались на второй этаж, в дом родителей мужа, за стол, женщины бурным потоком, торопливо сбрасывая на пороге сапоги и ботинки, друг за дружкой прибывали и прибывали в нашу квартиру. В комнате, красиво украшенной голубыми шарами, флажками и праздничными растяжками «Спасибо за сына!» мама мужа уже разворачивала Т, высвобождая его из жарких одежек.

– Шшшш… Неужели тебе не страшно с первым ребенком? – громко зашептала она, когда я, на автомате перехватив инициативу, привычно принялась за смену подгузника. Обе бабушки – наши с мужем мамы – с двух сторон, в четыре руки пытались помогать мне.

– Совсем не страшно, за три недели я уже привыкла справляться сама, – сдерживать рвущееся наружу желание не очень-то вежливо попросить всех «покинуть помещение» удавалось только благодаря тому, что я прекрасно понимала, как долго все ждали знакомства с Т.

– Ой, ему не жарко? Присыпка подсушивает лучше, чем крем… Смотри, как носик морщит! – все, мамы и бабушка, тети и сестры, говорили одновременно, их голоса, восторженные восклицания, возгласы умиления сливались в общий галдеж.

Я вдруг почувствовала такое острое желание схватить Т и убежать с ним далеко-далеко, туда, где будет тихо, спокойно и безлюдно. Мы столько времени провели с ним наедине, что я будто бы проросла в него, а он в меня, поэтому мне физически некомфортно было, когда его передавали из рук в руки.

Когда мы, наконец, остались втроем, меня немного отпустило. Решили искупать Т.

– Кисуль, проверь воду, не слишком горячая? – муж кричит из ванной. Опускаю локоть, советую сделать попрохладнее. Через пару минут слышу:

– А сейчас не слишком холодная, потрогай, пожалуйста!..

Руки мужа кажутся такими большими по сравнению с крохой, которого он держит на весу, напрягаясь всем телом и обливаясь потом:

– Я правильно его держу, ему точно не больно?

– Нет, все хорошо, не волнуйся! – сдерживая счастливую улыбку, внутренне поражаюсь тому, насколько трогателен, оказывается, мой мужчина, сколько в нем интереса и внимания ко всему, что связано с сыном.

– Знаешь, каждый раз, когда я смотрю на него, я разрыдаться готов.

– Почему? – тонкими струйками осторожно поливаю притихшего Т, случайно касаясь рук его папы, ощущая нас троих сейчас единым организмом.

– От умиления. И от счастья.

После ванны делаем массаж в четыре руки, показываю мужу то, чему сама недавно научилась, направляю его несмелые движения. Звонок в дверь прерывает нашу идиллию: мама и сестра мужа решили проведать нас перед сном. Понимаю, что им хочется побыть с Т, подержать на руках, поучаствовать в наших обычных процедурах – подмыть, переодеть, сменить памперс и т. д. Позволяю им это только потому, что не хочу обидеть «помощников», хоть и чувствую, что Т, не привыкший к чужим рукам, нервничает. Я ревную, оказавшись совершенно не готова делить собственного ребенка с кем-то, кроме мужа.

Поздно вечером пытаемся провести время вдвоем, пока Т спит, но оба чувствуем себя, после всех волнений сегодняшнего дня, такими уставшими, что едим и ложимся спать. Молодые родители…

***

Рано или поздно мы все начинаем сомневаться в бесконечной силе человеческой любви. Во имя этих сомнений я оставляю здесь нашу историю.

Кажется, прошло около полугода после окончания моих предыдущих отношений и последующей за ними череды бессмысленных коротких знакомств. Я тогда уже успокоилась, увлекалась бездельем и наслаждалась одиночеством – подолгу гуляла с мамой, беременной моей младшей сестрой, а больше, кажется, ни с кем, разве что с подругами. Они-то первые и узнали о том, что мой сосед Шахин в один из теплых июньских вечеров позвонил к нам в дверь. Ему открыла мама, он попросил позвать меня, а когда я вышла, протянул мне бордовую розу, с невероятно пышным бутоном и сладким густым ароматом. Вот так, с прогулки теплым вечером 23 июня, все и началось.

Скоро эти прогулки стали регулярными и практически бесконечными: мы выходили на улицу после его тренировок и бродили по городу до утра – говорили, говорили, все время о чем-то говорили. Я никогда не могла бы и предположить, что мы можем быть вместе, и мне нравились эти встречи своей необычайностью. Я украдкой, искоса посматривала на Шахина со стороны, чтобы он не дай бог не заметил моего любопытства. Для меня все в нем было в новинку: ухоженные, покрытые короткой щетиной узкие скулы, смуглая кожа, очень красивая белозубая улыбка, большие темные глаза. Его клетчатые рубашки, цветные джинсы, тонкие сигареты – все это производило впечатление какой-то свежести, инаковости, к которой я никогда не была причастна. Я слушала его истории о дружеских шумных компаниях, веселых вечеринках, бесшабашной молодости, пока еще не догадываясь, что в этих историях также были опасные увлечения и болезненно безразличное отношение к большим деньгам. Тем более странным казалось то, что мы можем нравиться друг другу, что у нас может что-то получиться.

Он был так искренне мил и трогателен в своей заинтересованности, в своих попытках понравиться, что уже через неделю после знакомства, под воздействием уличной романтики и распития домашнего вина, я поцеловала его – первая, отмечая его желание и встречный порыв. Первой проявив инициативу, я так же первой попыталась найти пути для отхода. Объяснить, что все еще не готова к отношениям, что не вижу смысла относиться к этому серьезно… Говорила все это, убеждая его и себя заодно, что права, и одновременно – отчаянно не хотела быть правой.

А потом было безумное лето и веселые вечера. Когда я пытаюсь вспомнить то время, восстановить события более-менее отчетливо, ничего не выходит. Нам все время хотелось быть рядом. Как-то я попыталась внести ясность. Спрашивала его о дальнейших планах: видит ли он меня в своей жизни и если нет – то, может, лучше перестать общаться? Мы оба сознательно тогда избегали слова «любовь», не желая ничего заканчивать, не представляя совместное будущее. И вот однажды, как-то в один момент, я поняла, что Шахин мне очень нужен: его поддержка, его забота обо мне, его бесконечная уверенность в моих силах – гораздо более надежная, чем моя собственная.

Так продолжалось, пока нашим отношениям не исполнилось два с половиной года. Мы постепенно расслабились, привыкли, что есть друг у друга, когда грянул гром. Шахин сказал, что нам нужно расстаться: его родители были против перехода наших отношений в более серьезную плоскость. Он единственный сын в семье, их надежда и опора, а значит, не может не оправдать надежд на «правильный» выбор. По его словам, и мне от нашего расставания будет только польза: ведь впереди только безденежные будни и скучные выходные, а наши отношения зашли в тупик и перестали приносить нам обоим радость. Он говорил, что без него я буду больше путешествовать, видеться с друзьями, развиваться… Но он не учел, что все это без него мне просто не нужно.

Я верила, что он вернется, и он вернулся. Мы стали жить вместе – я и человек, который продолжал сомневаться и все еще мучился от своей слабости, от перспективы выбирать, кого потерять – меня или родителей. Были мои истерики и его попытки уйти. Но однажды он пришел и попросил меня выйти за него замуж. Сказал, что все это было страшной ошибкой, что он не может со мной, но без меня жизнь его и вовсе не имеет смысла. Я согласилась. И мы стали семьей.

Дорогой мой, тысячи слов не хватит, чтобы рассказать тебе, как я счастлива, что мы теперь навсегда есть друг у друга. Я знаю, что в нашей долгой семейной жизни будет все: и сумасшедшее счастье – рождение наших детей, и бесконечная тихая радость совместно проведенных вечеров и ночей, и приятные хлопоты, и неприятная суета, за которой не видишь главного, и невзгоды, и может быть, даже горести. Но я точно знаю, что вместе мы сможем все, как уже смогли многое! Я благодарю тебя за твою любовь, твою нежность, твои восхищенные глаза… Я обещаю сделать все, чтобы наша жизнь была счастливой, и жду того же от тебя, потому что уже знаю: даже самые прекрасные отношения не бывают простыми.

Нежность твоя – источник силы моей!Силы без меры, что горы, говорят, сворачивает, берет города…Нежность твоя – источник веры моей!Веры такой, с которою станем мы теми, кем сами хотели…Нежность твоя – источник жизни моей!Жизни в любви, когда точно знаешь, к кому идти, если вдруг что —Будь то радости или беды…

***

С утра вся в делах – эта активность, с одной стороны, радует меня, так как я многое успеваю. Но с другой стороны, Шахин (Ш), видя, что я справляюсь, сбавил обороты и, если и помогает, то без прежнего энтузиазма, либо вообще, «устав», отдыхает сам. Обидно. Наверно, он думает, что мне все это легко дается, а я просто пока не могу перебороть свой перфекционизм – хочу, чтобы все было идеально. Поэтому после приготовления завтрака и его приема, утреннего душа, пока Т спит, успеваю помыть посуду, сделать уборку в квартире.

Приходит врач – ничего особенного она мне не говорит, но становится как-то спокойнее: с сердцем и легкими у Т все хорошо. Еще отпадают сомнения начнет грудного вскармливания (ГВ) – буду продолжать кормить маленькими порциями через каждые два часа. Хочу, чтобы наладилось ГВ и диурез, и тогда моя душа будет спокойна.

Готовлю обед и обедаю в одиночестве, Ш отдыхает. Кормление удается только тогда, когда я собираю все свое терпение и стараюсь не зареветь от бессилия, когда Т в тысячный раз захватывает и от нетерпения бросает сосок, не успев сделать и глотка, злится, сучит ногами, из стороны в сторону крутит головой – ох, характер. Пишу список врачей для Т. Все внутри сопротивляется. Глажу. Готовлю ванну для Т.

Мне приятны эти хлопоты, и я не боюсь в них раствориться, потому что мозг сохраняет ясность и я помню и о других своих интересах и желаниях. Знаю и чувствую, что сейчас он – мой главный интерес и желание. Сохранить бы это на ближайшие полгода точно, хотя учитывая как бежит время – прошел ведь уже почти месяц со дня его рождения, а для меня как один миг пролетел. Но все равно – не раствориться, не утратить интерес к жизни, а не только к количеству того, сколько в него вошло и сколько вышло… Наслаждаться здесь и сейчас, а не хмуриться все время, наперед зная о том, что каждый день будет повторять предыдущий, не забывать радоваться в ежедневных заботах и хлопотах. Не гнаться за правилами – кормления по часам и т. д., ведь они превращают время бодрствования малыша в гонку, не позволяют наслаждаться общением с ним.

Пока не чувствую день сурка, уж очень наполнены эти два дня домашними делами – приятными после больничного отупляющего бездействия. По-прежнему не хочу ни с кем общаться.

У Т целый день крутит живот – ношу на руках. Периодически плачу от бессилия – никак не могу ему помочь – и от усталости. Читала, что младенческие колики – это миф, на самом деле – это проявление тревожности родителей, физическое проявление эмоционального состояния. Мое эмоциональное состояние сейчас – на грани.

28 ноября

Сегодня День Матери, впервые и мой праздник тоже, но я целый день хожу хмурая, меня все раздражает, особенно Ш – тем, что ничего не делает. Я же с утра чем-то занята, потому что это отвлекает от дурных мыслей, а еще придает хоть какой-то смысл моему нахождению здесь. Ш даже не предлагает помощь, и я теперь чувствую себя как функция, приложение к сыну, которое нужно только для того, чтобы его обслуживать. Все наше общение теперь строится вокруг него, а когда Т засыпает, каждый уходит в себя. Ш отдыхает, и у меня свой «отдых»: я готовлю, стираю или глажу, мою посуду, полы.

– Тимур теперь душа моя, сердце мое, жизнь моя! – говорит Ш, а я внутренне сжимаюсь от этого признания, потому что еще совсем недавно я была «его душой, сердцем и жизнью».

Ревновать мужа к сыну совершенно нелепо, но я ревную и мучаюсь от осознания этой глупой ревности: очередное мое идеальное ожидание райских дней в кругу маленькой семейки не оправдалось, реальность оказалась не такой привлекательной. Ш чувствует, что со мной что-то не так, пытается прояснить ситуацию:

– Это же нормально, что сейчас нам с тобой не до друг друга, правда? Сейчас ведь Тимур в центре внимания, все время, все силы – ему…

«Нет, не нормально!» – все внутри меня захлебывается слезами, бьется в истерике и сопротивляется этой «норме», но я отвечаю почти спокойно:

– Мне мало быть для тебя только мамой нашего ребенка, понимаешь, я хочу, чтобы ты видел меня – свою жену, любимую женщину, а не человека, который нужен только для того, чтобы обеспечивать твоего сына всем необходимым.

– Тебе не хватает внимания, я понимаю, прости…

– Не только. Потребность во внимании с окончанием беременности, действительно, не стала меньше. Но к ней добавилось желание признания – я хочу, чтобы ты меня хвалил, понимаешь? Я ведь очень стараюсь, и мне важно, чтобы ты это замечал! Это для меня и есть поддержка, – слов накопилось такое множество, что я тороплюсь выговориться, не замечая его «прости».

– Глупышка, ты для меня по-прежнему исключительная, я тебя сильно люблю! Прости меня!

И я прощаю, забываю мгновенно, что еще совсем недавно он казался мне равнодушным, отстраненным и холодным.

Мне становится легче. Т тем временем улыбается, набирает вес, поскольку стал лучше есть. За первую домашнюю неделю он полностью перешел на ГВ, увеличились порции молока, которые он усваивает за одно кормление, а я гораздо лучше стала считывать его поведение: знаю, что означают все его гримаски и телодвижения. Все в его поведении что-нибудь да значит.

Глава 4

Завтра наступает первая зима в жизни Т. Кажется, только вот-вот, совсем недавно мы познакомились и обрели друг друга, а на самом деле мой сын уже целый месяц растет и развивается. Он – новый человек в этом мире. Иногда мне кажется: Т был у меня всегда, просто только сейчас отделился – физически.

***

Когда моя младшая сестра была совсем маленькой, я с ума сходила от дурацких мыслей о том, что могу ее потерять. Воображение подчас рисовало страшные картины утраты, а теперь это постоянная тревога по поводу состояния здоровья Т, настоящая пытка для психики. Спасаюсь от этого, усилием воли переключаясь на что угодно. Почему эти мысли преследуют меня? Неужели потому, что я обрела безусловную любовь, а теперь боюсь потерять тех, в ком она сосредоточена?

5 декабря

Сегодня снова скачет настроение: от бодрости и позитива до раздражения и полного физического истощения. С утра просыпаюсь полная сил и энтузиазма прожить новый день радостно, в течение дня берусь то за одно, то за другое, многое успеваю, а когда под вечер, совершенно обессиленная, сажусь на диван, начинаю корить себя за бездействие. Мои завышенные требования к себе – это на самом деле попытки приблизиться к мной же придуманному призрачному идеалу, лучшей версии себя. Я—идеальная была бы более включенной в заботу о Т и не только кормила бы, купала и переодевала его, делала массаж, давала лекарства, убаюкивала, но и читала бы ему книги, больше бы концентрировалась на невербальном общении, была бы более терпеливой с ним. Но когда что-то идет не по плану, то сразу приходит разочарование в себе, жуткое раздражение всем и всеми, апатия – и все это я выплескиваю на Ш. Несколько минут полной идиллии – и вот уже из себя выводит каждая мелочь, я злюсь, матерюсь, даже бросаюсь на него с кулаками. Нужно подождать, пока утихнут гормональные войны, но прежде – постараться быть счастливой, а не идеальной, прислушиваясь к себе, к своим желаниям.

По поводу состояния сына моя тревожность ушла сама собой, как только я решила довериться его естественным потребностям – сколько есть и как часто. Мы будто бы движемся к набору веса и нормальному диурезу. Здесь я спокойна, моя любовь к Т очень осознанная – иногда дыхание перехватывает и слезы на глазах от ее силы. Но большую часть времени эта любовь проявляется в рутинной заботе и повторении одних и тех же процедур. С другой стороны, было бы странно бесконечно умиляться, меняя памперсы…

Неоправдавшиеся ожидания о себе в сочетании с постоянной собранностью и дисциплинированностью лишают меня возможности проживать радостные моменты. В тотальной рутине повторяющихся действий я чуть не пропустила момент, когда Т впервые улыбнулся – в день, когда ему исполнился один месяц. Чуть не приняла его улыбку за младенческую гримасу. А сегодня сын начал поворачивать голову, лежа на спине.

Вместо меня о Т теперь тревожится Ш, взяв всю панику молодых родителей, отведенную нам на двоих, на себя. Т заплакал – и Ш уже нервничает, пытается успокоить его и себя заодно, повторяя: со вторым ребенком будет спокойнее, да и я стану увереннее. Вот и сегодня, когда мы впервые собрались погулять с Т, Ш засуетился, стараясь сделать все быстро из-за переживаний о том, как бы Т не запарился или не замерз, как бы я не устала держать его на руках в теплом тяжелом конверте… Суетливость неизбежно влечет за собой ошибки на каждом шагу, и первая пятнадцатиминутная прогулка совершенно не приносит радости. Я тоже начинаю переживать – удобно ли Т, не замерз ли, может, лучше было остаться дома?

Зато Т ведет себя на улице очень тихо – лежит себе, разглядывая купол коляски, посапывает, под конец засыпает.

***

На приеме у кардиолога у Т подтвердился порок сердца – дефект межпредсердной перегородки – отверстие примерно 8х8 мм. Эта физиологическая особенность не опасна, с ней можно жить, отверстие со временем может затянуться само, если же этого не произойдет, рекомендовано провести операцию в возрасте с 3 до 7 лет, а потом – хоть в профессиональный спорт. По словам доктора, сейчас к Т нужно относиться как к абсолютно здоровому ребенку и держать на контроле две вещи: «нет» – болезням и «да» – набору веса. Я расслабилась.

Т сегодня впервые сказал «агу».

8 декабря

Дни проносятся, пролетают со страшной скоростью. Позади первая долгая прогулка, Т провел на свежем морозном воздухе около часа – сладок сон младенца, если его не тревожат колики.

То, что я называю прогрессом в состоянии здоровья сына, врачи называют отсутствием результата. По мнению педиатра, Т не растет и не развивается в необходимом темпе. У меня руки опускаются: как только получилось наладить режим и прийти к какому-то определенному ритму, оказывается, что нужно поступать иначе, переучиваться самой и переучивать сына, ведь, по словам врача, я ошиблась в выборе тактики.

Беззащитность Т и его полная от меня зависимость дают мне ощущение нужности. Пока что я для этого маленького человека – сон, еда, защита от всех напастей и весь его мир. Это дает мне сил и уверенности в правоте материнского инстинкта. Я чувствую, что для моего ребенка лучше – хоть и не знаю, как правильно поступить и чему доверять – своей интуиции или врачебному мнению.

Он радует меня тем, как легко откликается на все новое – телом и разумом, оперативно адаптируется к новому графику кормлений, привыкает к изменяющимся обстоятельствам. А я до сих пор поверить не могу иной раз, что он у меня есть… Мой обретенный дар.

14 декабря

Впереди Новый год, время летит с невероятной скоростью, а я застряла в ноябре. В этом году не до праздника, не до выбора подарков или новогоднего наряда – голова занята совершенно другими мыслями, а ежедневные рутинные хлопоты забирают все время. Телефон уже много дней заполнен одной бесконечной заметкой, в которой – одни только цифры, сколько поел, поправился или сбросил вес. Отслеживание цифр заполняет все оставшиеся свободными моменты, но и успокаивает тоже – даже небольшой прирост в несколько грамм становится поводом для радости. И все же хочется встретить Новый год уютно и по-семейному – в пижамах на разложенном диване, чтобы тарелки с едой стояли прямо на постели, разноцветными огнями переливалась елка, за окном шел снег, рядом сопел Т, а меня обнимал Ш… Может, получится?

***

Из слов-нитей ковры плела, ими укрывала свой трепет, стала тверже, канаты-слова били наотмашь…

Впервые после полугодового перерыва – секс, будто бы впервые занимаемся с Ш любовью, страстно и нетерпеливо. Все так, как в самом начале наших отношений, когда все друг в друге было в новинку и хотелось как можно скорее познакомиться ближе… Я и забыла, как чудесно он целуется…

На следующий день я все же нарядила елку.

Глава 5

Может быть, Т со всеми своими особенностями пришел ко мне как раз для того, чтобы научить проще относиться к жизни и не стремиться во вред себе к какому-то призрачному идеалу? Мне трудно проявить гибкость, когда обстоятельства оказываются сильнее и ситуация складывается совсем не так, как я рассчитывала. Трудно смириться с тем, что я не способна проконтролировать все – значительная часть в развитии событий зависит от воли случая.

Одно из занятий, которые меня успокаивают – уборка в доме. Она всегда дает предсказуемый результат: помыла полы – они чистые. Если бы с заботой о ребенке все было так же предсказуемо! Я кормлю Т, не зная, усвоит ли он еду. А если усвоит, наберет ли он после этого вес. С ним никогда нельзя быть уверенной, что выбранный курс единственно возможный и правильный – сегодня это может быть так, но завтра есть вероятность, что все изменится кардинально, и нужно будет оперативно перестроиться. Перестроиться для меня – трудно.