Ведьма. Книга первая. Третий вечер

И тут дама схватила меня за руку и повисла на ней, тяжело дыша. Верно, занятый своими мыслями, я не услышал, как она вошла и процокала каблучками по прекрасной мозаике.

– Так это вы новенький! – закричала она, и эхо разнесло её слова по всему государственному зданию. Мне стало ясно, что пуст не один только вестибюль. От самых глубоких подвалов до самых высоких кабинетов там не было ни одной живой души.

– Это за вами охотятся вырыватели сердец! Это за вами они пришли! Это из-за вас они пришли!

Я поспешил к лестнице, пытаясь преодолеть эту несправедливо навалившуюся на меня тяжесть.

– Да знаете ли вы, что они будут убивать направо и налево, пока не наткнутся на вас? Такое уже было!

– Что я могу сделать? – прошипел я, безуспешно пытаясь разжать её пальцы. – При чём здесь я? Я высокопоставленный чиновник, я секретарь министра, я единственный чиновник в государственном здании, я самый главный здесь теперь, когда оно опустело, я иду в свой самый высокий кабинет, что вы себе позволяете, в конце концов!

Дама вдруг ахнула и отцепилась.

– Смотрите! Смотрите! – закричала она, показывая на лестницу.

Действительно, происходило что-то необыкновенное и, кажется, весьма неприятное. Благодаря тому, что дама наконец замолчала, я услышал шум, который нарастал с нехорошей быстротой. Я застыл на месте, а дама сделала пару шагов назад. И тут на лестницу откуда-то сверху сплошной стеной низвергнулись потоки воды. Они должны были захлестнуть нас, но вместо этого центральная лестница рухнула, проломив пол, и вода ринулась вслед за ней в неведомые подземелья. Настенная мозаика со старцами приобрела новую красоту, скрывшись за этим переливчатым водопадом. Мы были спасены, но в воздухе уже ощущалась нездоровая влажность.

– Трубы! Прорвало трубы! – вопила дама, вытаращив глаза. – Знамение! Ещё одно знамение! Так уже было! Было!

Подобрав юбки едва ли не до колен, она бросилась к выходу.

Только теперь я заметил, что вестибюль на глазах разрушается: стены теряли мраморную плитку, потолок набухал ржавыми пятнами, а пол поднимался волной, разбрызгивая капельки смальты. Даже на стене красивые прозрачные камешки с неожиданной энергией выпрыгивали из лиц и одежд благообразных старцев, лишали их покровительственных жестов, и некоторые стекляшки каким-то чудом миновали водопад, долетали до меня и с хрустом падали к моим ногам.

Я понял, что нужно спешить к выходу, пока слабеющее с каждой минутой государственное здание ещё способно выдерживать груз ответственности. Но стоило мне повернуться, как я увидел, что в тяжёлые двери неспешно и без особого усилия вошли два необыкновенно высоких господина в странных светлых костюмах. Они не носили шляп, демонстрируя одинаковые шишковатые лысины, и в их длинных руках ничего не было, даже трости. Мне показалось, что с улицы доносятся приглушённые крики. Незнакомцам не составило труда заметить единственного человека в пустом вестибюле, и они грациозно двинулись ко мне, словно провинциалы, приехавшие в столицу с рекомендательными письмами и наконец отыскавшие своего будущего патрона. С их бледных лиц не сходила приветливая улыбка. Смальта беспокойно шуршала под их ногами, мрамор раскалывался с пушечным грохотом, на моё плечо опустилась тонкая струйка воды. Я оставался неподвижен, ведь бежать было некуда, и только постарался прикрыть локтями сердце, беспомощно обняв себя за плечи. «Пора умирать», – добродушно прошелестел один из вырывателей и протянул в мою сторону обмотанную бинтами руку. Больше всего меня испугало то, с какой точностью и уверенностью он определил кратчайший путь к моему сердцу. Его жест не давал повода ни малейшему сомнению, он был безошибочно прям.

В это мгновение на нас рухнул большой кусок потолка. Влажная известковая пыль покрыла моё лицо, и я малодушно чихнул от этого неприятного ощущения. Открыв глаза, я увидел, что вырывателя больше нет – он треснул и рассыпался, как пустой кокон, давно покинутый бабочкой. На его обломках лежал неровный, как остров, ломоть штукатурки. Компаньон моего несостоявшегося убийцы взирал на поле боя с тем же изумлением, что и я. Шум продолжал нарастать, и было ясно, что нас обоих ждёт такой же конец, не успеем мы сосчитать до двух. Вырыватель дёрнулся ко мне, но немедленно передумал и устремился к выходу, делая неуклюже большие прыжки и выбрасывая в стороны несуразные руки.

А что делать мне? Не бежать же вслед за ним, чтобы на улице мы рядышком отдышались, поддерживая друг друга, как старые друзья, и обменялись репликами, которые помогли бы нам справиться с только что пережитым потрясением! Сразу на несколько частей лопнула одна колонна, за нею другая. Повинуясь какому-то глупому инстинкту, я сделал несколько шагов назад, к стене. Зачем? Наверное, мне казалось, что, если я прислонюсь к чему-то, появятся какие-то шансы на выживание. В то же время разум был непреклонен и не позволял себя обмануть: всё кончено.

Внезапно кто-то цапнул мою лодыжку, и это, доложу вам, пострашнее любых вырывателей сердец. Я упал на колени и от ужаса не сразу понял, что из тёмной дыры у самого пола на меня смотрит грязный мальчишка.

– Быстрее! Быстрее! – орал он что есть мочи секунды три, пока до меня не дошло значение этих слов.

Я лёг и не без труда влез в спасительную нору. Каким-то чудом мальчишка развернулся в узком проходе и пополз впереди меня. Не меньше десяти раз мой лоб получил его пяткой, а к тому, что земля из-под его ног залепит мне рот, глаза, ноздри и уши, мне пришлось привыкнуть с самого начала. Я покорно отплёвывался, ведь это совсем небольшая цена жизни. Стены лаза раскатисто подрагивали – над нами рушилось всё государственное здание.

Лаз постепенно расширялся: мы поднялись на четвереньки, потом на ноги и наконец побежали в полный рост. Правда, к этому времени мой прекрасный новенький свадебный костюм перестал существовать: сюртук и жилет истёрлись полностью, а кожаные штаны превратились в лохматые шорты. Та же участь ожидала и мою собственную кожу. Не буду описывать, что произошло с моими ладонями, локтями и коленями, достаточно сказать, что я не печалился об этом, несмотря на невыносимую боль, ведь я был жив. Всё ещё жив.

В широкой пещере горел небольшой костерок.

– Не погас! Успели! – звонко обрадовался мальчик и бросился к огню.

Я сумел только подивиться его энергии, и последние силы оставили меня.

ГЛАВА 3

Во сне я изо всех сил старался угодить родителям Мари, но они всё время выдумывали новые испытания. Их придирки становились невыносимыми, и мне уже захотелось просто взять и похитить невесту. Хуже всего было то, что они не позволяли нам видеть друг друга. В конце концов канцлер объявил, что Мари – это и есть ведьма, я вызвал его на дуэль, и он попал мне прямо в сердце.

Проснувшись, я несколько минут лежал и ощупывал свою грудь.

– Ну, ты и соня! – раздался на всю пещеру мальчишеский голос. – Я успел выспаться, устать и снова выспаться, а ты всё дрых. Я даже несколько раз проверял, не умер ли ты.

Моё сердце колотилось в горле, и мне больше не было нужды его искать. Тоска сжала меня в своём кулаке. Я вспомнил, что люблю Мари, и понял, что лучше бы я оставался во сне: там хотя бы можно было на что-то надеяться.

Я подполз к костру и сел, тупо уставившись на красный огонь, который делил толстое бревно на белые квадратики. Голова отказывалась делать что-то другое. Мальчишка протянул мне кусок тёплого мяса, я медленно и механически сжевал его, не испытывая к пище никакого интереса. Заглядывая мне в лицо, мальчишка дал ещё и пододвинул кувшин с водой.

– Чего ты всухомятку-то? Вот же стоит!

Вместо ответа я вздохнул и вдруг почувствовал голод. Мясо было жёстким и вкусным, хотя и без крупинки соли. Мне так хотелось есть, что я не стал спрашивать о его происхождении, опасаясь испортить такой хороший аппетит. В глубине души я был уверен, что поедаю крыс.

Вкладывая мне в руку третий кусок, мальчишка сообщил, что это последний. Я с сожалением прислушался к желудочной пустоте, но хозяин, зорко наблюдавший за моим выражением лица, осадил меня.

– Голоду верить нельзя! – сказал он солидно. – Этого вполне достаточно! К тому же надо беречь припасы, пока наши не вернулись.

От этих слов во мне пробудилось любопытство, я открыл рот, чтобы задать множество вопросов, но у мальчишки нашлось новое наставление:

– Главный здесь я. Ты гость. Тебя спасли от гибели, тебе дали отдохнуть, тебя накормили… Пришла пора платить! А это значит, что пришла пора историй! Рассказывай!

Он подумал, явно копируя кого-то из старших, и добавил:

– Называй меня Мика!

Тщательно облизывая пальцы, я постарался рассмотреть его лицо в тусклых отблесках пламени. Оно было худым и отчаянно чумазым, всё в полосках сажи. Тут и там красовались царапины, в том числе парочка свежих, по которым он в своё время несколько раз провёл слюнявым пальцем, но только размазал грязь. Тело мальчишки прикрывали лохмотья, на которые было страшно смотреть. Их цвет не отличался от спёкшейся земли, которая густым и твёрдым слоем покрывала его руки и ноги. Дав ему напоследок лет двенадцать, я успокоился и приступил к описанию своих злоключений, надеясь тем самым приглушить чувство голода.

– Меня зовут Мартин, – сказал я.

– Отличное начало, дружище! – хлопнул в ладоши Мика. – Что было дальше?

Я кашлянул и устроился поудобнее, если так можно сказать применительно к холодному полу пещеры, покрытому мелкими камешками и песком.

– Я работал секретарём министра в том образцовом государственном здании, которое на наших с тобою глазах потерпело крушение, словно корабль, вышедший в…

– Постой, постой, ты секретарь министра? – переспросил Мика, и глаза его загорелись.

– Да, мой юный друг. Я занимал высокий пост и исполнял поручения государственной важности. Моими друзьями и соратниками были первые лица государства. Мы обсуждали и решали такие вопросы, без которых невозможно само существование государственного организма. Но вот однажды…

Мика заёрзал от нетерпения, его лицо было переполнено счастливой улыбкой любителя хорошей истории.

– В один прекрасный день, когда ничто, казалось бы, не предвещало…

Внезапно я получил песком в лицо. Поскольку ничто не предвещало, в рот и глаза мне попало порядочное количество этой дряни – весьма неприятной на вкус, надо заметить. Пока я плевался и тёр слезившиеся глаза, Мика швырнул в меня ещё несколько горстей – изо всех сил и с крайне близкого расстояния, практически в упор, так что песчинки и камешки больно резали кожу. Наклонив голову как можно ниже и выставив для защиты руки, я закричал что-то вроде «перестань!» или, может быть, «хватит!».

Мика хохотал, что есть мочи.

– С ума сошёл? – вопил я, ожидая новой порции. – Что ты творишь?

– Ах ты маленький дурачок, – сказал вдруг Мика серьёзно. – Видал я таких, как ты, и немало. Ты ж только что оттуда. Когда ты успел побыть секретарём? Как тебя вообще занесло сюда?

На всякий случай я отодвинулся от него по другую сторону костра и постарался почиститься. Волосы были безнадёжно засорены. Лицо саднило, но ещё больше жгла обида. Мне хотелось выругаться, особенно неприятны были его последние слова. Если я дурачок, то он мерзкий ублюдок! Всякое желание продолжать рассказ пропало. К тому же я вдруг обратил внимание на то, во что превратился мой новенький костюм секретаря министра, и скорбь стала невыносимой. Я сжал зубы, чтобы не заплакать от безнадёжного отчаяния.

– Начни лучше с того, как ты полюбил прекрасную девушку, – сказал Мика откуда-то совсем близко. Я панически завертел головой, но его нигде не было видно.

– Не бойся, я больше не буду, – пообещал он мягко. – Я в темноте за тобой. Как её звали?

– Мари, – прошептал я, глядя в огонь.

– Мари, – повторил Мика так же тихо. – Она была красивой?

Мои опущенные плечи и сгорбленная спина были ему ответом.

– В том городе была башня, верно? И там жила ведьма, не правда ли? И в день свадьбы ты узнал о пророчестве: только тот, кто придёт издалека и кого всем сердцем полюбит местная девушка, сможет изгнать ведьму. И они отправили тебя в башню. И там ведьма предложила тебе отречься от любимой, а взамен она пообещала перенести тебя в другие края, где ты прожил бы остаток жизни счастливо и безопасно, да?

Я кивнул, закрывая лицо руками от стыда.

– И она пригрозила тебе смертью. Если бы ты отказался от её предложения, ты бы умер. Но ты не умер. И попал сюда, к нам.

Я убрал руки от лица.

– Обычная история, – вздохнул Мика. – Простая логика.

Я выпрямился.

– Все поступили точно так же, не переживай.

Я поднялся на ноги. Они дрожали, и мне хотелось опереться об огонь или темноту.

– Куда ты собрался? Что случилось? – Мика подошёл поближе и стал виден – такой маленький и хрупкий, как девочка.

Я положил руку ему на плечо и, глядя в глаза, сказал:

– Я отказался. Я не отрёкся. Я должен был победить.

Мне захотелось сжать кулаки, но Мика этого явно не заслуживал.

– Подожди, ты что, плакал? Не стоит, дружище. Выбор сделан, просто прими его. Тебе ещё жить и жить. Все так говорят. Никто не признаётся сперва. Каждому хочется быть героем с чистой душой. Это часть здешнего этикета. Все делают вид, что не отрекались.

Я оттолкнул его и только тогда понял, что он пытался обнять меня.

– Я. Не. Отрёкся, – сказал я. – Хочешь, я положу руку в огонь?

Мне стало страшно от своих слов. Кто меня дёрнул за язык? А вдруг он согласится?

Мика, неуютно поглаживая себя за плечи и не глядя на меня, тихо и хмуро ответил:

– Это не мне решать. Пусть Марк разбирается.

– Кто такой Марк? – немедленно перешёл я в наступление.

– Мой… наш учитель, – Мика сел и придвинул к себе из темноты охапку хвороста. – Он вернётся… все наши вернутся дня через три. Подожди его, если хочешь.

– А куда мне деваться? – хмыкнул я и тоже сел. Было как-то неловко.

– Куда деваться? Да куда угодно! Иди в любую сторону! – он шмыгнул носом.

– Ну ладно, ну что ты, – попытался я наладить дружбу. – Тебе не страшно здесь одному?

– Здесь безопасно, – сказал Мика и вытерся.

– А что это за… «ваши»? Кто вы? Что вы здесь делаете? И почему ты спас меня?

Мика повернул ко мне голову и выразительно посмотрел снизу вверх сквозь брови.

– Давай по порядку, ладно? Не части!

Он как следует потянулся и зевнул.

– Ну, в общем, я могу рассказать только то, что не запретил рассказывать Марк. А запрещает он почти всё. Шагу лишнего не ступить!.. Итак. Начнём с того, что всё враньё. Вообще всё. Просто вот даже не спрашивай ни о чём, всё враньё!

– В каком смысле?

– Ну, давай всё-таки по порядку. Вот ты попал сюда и оказался в том здании, да? И что было дальше?

– Гм, ну… я… Я возник там под столом одного из секретарей министра.

– О! – воскликнул Мика. – Если ты не врёшь, это довольно необычно! О таком я ещё не слышал!

– Ну ради чего мне врать? – постарался я сказать как можно искреннее.

– Да ради чего угодно! – отмахнулся Мика. – Мы с Марком… В общем… Марк тебе с ходу сто причин назовёт! Ну давай дальше!

– Там были секретари, сам министр и канцлер со своей свитой. Министр проводил меня к себе в кабинет и рассказал, что да как.

– Ну и что там у них? И как? – Мика не скрывал насмешки.

– Если честно, я уже плохо помню. Да и… ну, ты понимаешь… я был в таком состоянии…

– Да-да, – кивнул Мика. – И всё же…

– Я сказал ему, что не отрёкся от любимой. Министр ответил, что тоже не отрёкся. Да и вообще никто не отрекался. А ведьма говорила мне, наоборот, что все отрекались и теперь прекрасно живут в других краях – здесь, стало быть. А я, мол, теперь умру. Но я не умер. Министр сказал на это, что рано или поздно здесь все умирают и что их цель – ну, то есть всего их здания, всей их вот этой вот…

– Угу, всего их вот этого вот вранья… – буркнул Мика, подкармливая костёр то слева, то справа.

– Сделать так, чтобы никто больше не умирал, а потом и вовсе победить ведьму, чтобы пророчество исполнилось.

– Ну, понятное дело, что ты поверил в весь этот бред. Что дальше?

– Потом мы пошли на заседание цензурного комитета. Гм, обсуждали там какую-то книгу, я уже не помню. Я что-то сказал, и им очень понравилось… А, я сказал, что время там – ну, то есть здесь – течёт не так, как в моём мире, откуда я пришёл.

– Это верно, – сверкнул он тёмными глазами. – Ты не пробыл там и до обеда, а уже решил, что чуть ли не всю жизнь был секретарём министра, так?

– Да, правда, – меня как будто обожгло. – Было такое ощущение. Странно…

– Ничего странного на самом деле. Марк часто говорит, что люди предпочитают жить выдуманной жизнью. Или навязанной кем-то другим. Я не понимаю этого. Может, что-то не так говорю…

«Кажется, впервые его самоуверенность немного ослабла», – подумал я.

– И Марк говорит, что люди врут как раз для этого – чтобы жить выдумкой. Чтобы не видеть того, что есть на самом деле.

– А что есть на самом деле? – осторожно поинтересовался я.

– Ой, ну, это долгий разговор… Может, тебе лучше с Марком… Что было дальше?

– Дальше я поработал, мы спустились покурить, и я узнал, что появились…

Мне стало так страшно, что я не осмелился продолжать.

– Кто появился-то? Не бойся, здесь совершенно безопасно!

Я вдруг ощутил, что сижу на границе маленького островка тусклого красноватого света, а вокруг меня – непроглядная тьма пещеры и я даже не имею представления о её протяжении. Что или кто может там быть?.. И всё это время наблюдать за мной, готовиться к прыжку, выжидать удобного момента, когда я стану самым приятным на вкус…

Мика всё понял, придвинулся почти вплотную и взял меня за руку своей грязнючей ручонкой.

– Да видел я их, – сказал он. – Ты их боишься, что ли?

– А как не бояться? – едва не закричал я. – Это же!.. Они же убивают одним прикосновением! Они безошибочны!

– Ха! – выдал Мика. – Есть вещи посолиднее вырывателей сердец! Что страшного в том, чтобы умереть мгновенно? Раз – и всё! И нет ни тебя, ни мира, ни убийцы! Второй раз-то не убьют! Намного страшнее умирать долго, медленно, непрерывно, многократно! Так и с ума можно сойти! Это как жить в кошмарном сне! Тебе когда-нибудь кошмары снились?

– Конечно, как и всем…

– А мне – никогда! Я только повторяю то, что Марк говорит.

– И что же есть… «посолиднее»?

На лице Мики нарисовалось безбрежное удовольствие.

– Ну, например, пачкули…

– Кто?

– Пачкули – они пачкают жизнь. Если ночью, лёжа на спине, проснуться и резко открыть глаза, то увидишь как бы тёмное облако над собой. Стоит присмотреться, и оно исчезнет. Но ты не сможешь забыть о нём, и каждую ночь будешь просыпаться и замечать краем глаза, как оно нависает и словно тянется откуда-то к тебе. И тебе будет казаться, что за то мгновение, когда ты видел его, ты успел различить в нём то руку, то лицо, то пейзаж, то что-то ещё, всегда новое. И потом, наяву, ты будешь видеть эти руки, лица, пейзажи, они окружат тебя, войдут в твою жизнь, размоют грань между реальностью и бредом, и ты сойдёшь с ума от ужаса. И до конца твоих дней это ужасное безумие не покинет твоего разума.

Я поёжился, но, признаться, ожидал чего-то большего и был даже немного разочарован.

– Похоже на детские страшилки какие-то, – сказал я.

– Разве есть что-то более ужасное, чем детские страшилки? – серьёзно и наставительно произнёс Мика. Я уже привык к тому, что он постоянно копирует этого Марка, своего кумира.

– Или вот, – продолжал он. – Бывало у тебя так, что ты просыпался ночью от сильного желания, но тебе было как-то неохота вставать?.. Да и вообще неясно, чего хочется больше – по нужде или спать.

– Бывало…

– Так вот тебе мой совет: ни в коем случае не вставай, постарайся заснуть снова. Иначе, если встанешь, а потом вернёшься, то увидишь, что на твоей постели уже кто-то спит. И горе тебе, если подойдёшь поближе и разбудишь его. Ведь окажется, что это ты сам!

Последние слова Мика прокричал мне в лицо, чтобы испугать. Но я, наверное, не очень умён и не сразу понял, что он имел в виду.

– Как это я сам? – только и смог вымолвить я.

– Ну, ты сам. Ты встал, сходил, вернулся, увидел на своём месте какую-то фигуру, присмотрелся и с ужасом понял, что это ты и есть! Ты лежишь на своей собственной постели!

Увидев мою реакцию, Мика разочарованно махнул рукой.

– Ладно, слушай дальше. Сейчас будет самое страшное.

Я послушно приготовился.

– Никогда, слышишь, никогда и ни за что, ни при каких условиях не прислушивайся к далёкому пению!

– К далёкому пению?

– Да, ужаснее этого нет ничего. Даже детские страшилки!

– И что же в этом ужасного?

Мика снисходительно взглянул на меня.

– А ты прислушайся! Вот сейчас – прислушайся!

Не знаю почему, но я почувствовал, что покрываюсь испариной. Мне показалось, что действительно, в каких-то далёких пещерах раздаётся отдалённый женский голос, поющий красивую, немного печальную песню. Я зажал себе уши и вытаращился на Мику.

– Не бойся, ничего ты не слышишь на самом деле, это всё из-за того, что я сказал. Со мной безопасно. И всё-таки запомни.

Я прислушался снова, и на этот раз – ничего, кроме тихого, ровного гудения ветра где-то в глубине.

– Ну что, всё-таки тебе было страшно? – спросил мальчишка тоном, не допускавшим отрицательного ответа.

– Да, немного, – признался я. – Но вырыватели сердец… Когда они совсем рядом и один тянет к тебе свою перебинтованную руку… Откуда они взялись? Кто они?

– Так, – осадил меня Мика. – Давай договоримся: больше никаких вопросов. Что-то я разболтался, как бы мне от Марка не влетело. У тебя три дня на то, чтобы как следует подумать, какие вопросы ты ему задашь.

– Нет, ну хотя бы скажи, кто вы сами-то!

– Да просто люди, – сказал мальчишка, вставая и отряхивая колени.

«А он чистюля! – подумал я с внутренним смехом. – Как заботится о своей грязи! Как снимает с неё пылинки!»

– Живём тут, – продолжал Мика тем временем, потягиваясь и подпрыгивая, – занимаемся своими делами, никого не трогаем.

– Чем же вы занимаетесь? – спросил я с невинным видом.

В ответ он приставил указательный палец к моему носу и сказал:

– Тем же, чем мы с тобой будем заниматься эти три дня! Здесь очень много возможностей – можно бродить, охотиться, играть. Можно пугать друг друга. Спать. Привыкать к темноте и её шорохам. Учить наизусть расположение пещер и коридоров. Обходить провалы. Искать, где поднялась вода. И просто ждать Марка!

– И жарить крыс! – добавил я, чтобы показать свою осведомлённость.

Он усмехнулся:

– Любой каприз твоего величества будет исполнен!

Я встал за ним и постарался размять ноги. Голова ещё немного кружилась, но в руках и ногах уже пробуждалось желание куда-нибудь пойти и что-нибудь сделать.

– Пойдём, – сказал Мика. – Если вдруг выпустишь мою руку, не пугайся, – стой, никуда не уходи и жди, когда я тебя найду. Ты понял уже, наверное, что с темнотой мы не самые большие враги.

Камешки хрустели под нашими ногами, и это напоминало мне, как вырыватели сердец топтали мозаику в том здании. Неужели я действительно решил, что стал чиновником? За несколько часов прожил целую жизнь? Мне иногда снилось, что я живу где-то, у меня есть семья, дом, друзья, мы разговариваем, я помню каждого по имени, по-разному отношусь к тому или иному человеку. Порой во сне приходилось куда-то уезжать, и я возвращался, испытывая необыкновенно тёплую ностальгию по родным местам, бросал на землю дорожный мешок, выпрямлялся и говорил себе: «Я дома!» И закат ласково грел двор моего детства, в высокой траве так уютно скрывались старые доски забора… А потом я просыпался, реальность охватывала меня, и в душе не оставалось никакой нежности ко всей этой выдумке, о которой наяву я вспоминал свысока, с каким-то насмешливым презрением, хотя сны его совсем не заслуживали: они честно давали мне жить.

Совсем другое дело – постараться не спать наяву. Я с отвращением вспоминал свои мысли, свою спесь, свою радость от обретения высоких покровителей, к числу которых я относил даже Йохана! Но это же всё была иллюзия, два часа за столом ещё ничего не значили, во мне могли разочароваться, перевести в департамент пониже или и вовсе выбросить с работы… Стоп! Ты опять не о том думаешь! Как же всё-таки тяжело удерживать нить реальности, особенно в этой темноте! Хорошо ещё, что Мика такой маленький и я без труда поспеваю за его проворными ножками!

Самое главное – я забыл о Мари! О прекрасной Мари, которая так трепетала в моих объятиях!.. Значит ли это, что ведьма всё-таки победила? Что я так или иначе, невольно, отрёкся от неё – пусть на несколько часов, но всё же?.. Чем дальше мы шли, тем горше становился стыд.