Недуг времени

Недуг времени

Натали Ловели

© Натали Ловели, 2025

ISBN 978-5-0067-2457-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Недуг времени

Вместо пролога от автора:Я хочу остаться человеком посреди песчаных бурь,Я хочу быть выше света, не помечен суетой,Я хочу быть человеком: мелким, важным, грозным, нужным,Я хочу остаться искрой посреди ночных вершин,Мне не нужно бездну счастья, много маленьких ищу,Я хочу быть не всевластен; я хочу любви, покоя, мира,Я всего лишь человек, я так много прошу?Я хочу стать лучше прежних,Я хочу найти ответы и хочу быть человеком,Я хочу, я так хочу успокоения,Мне не нужно ни признания, ни всеобщей похвалы,Мне нужны родные рядом,Мне нужны слова любви.Я хочу остаться человеком, не забыть, что это значит,Я хочу быть человеком, жить в добре, а не иначе,Я хочу быть выше лести, ненадёжной беготни,Я хочу быть милосердным, милым, без агонии, тоски,Я хочу остаться человеком посреди пропащей кутерьмы,Но, о боги, как же сложно оставаться человеком в век  людей и их вражды!

Судорога свела все пути воедино, не разглядеть и по утру, из чего плетётся тонкий лик небосводы. Это картина мира, непознанного избитого мира простирается впереди и простирается позади. Усталые лица, замученные лица матерей, измотанные лики отцов, разбросанные по жизни лица, многие лица из многих веков. Не восполнится утрата, не явится покинутая надежда, не воцарится вновь потерянный день, одна лишь крупица прибьется к берегу исхода зари и к ночи распустится вновь. Каждый день воссоздан, чтобы его не пропустить, но снова, снова и снова, вставая, идя, убегая от пропащего прежнего дня, один избитый человек всё повторит и испортит, и всё начнётся заново, вновь и вновь, покуда не вспыхнет земля.

***

Глава 1

Столкновение с неизбежным – так бы назвали люди прожитые дни. Их домыслы об ином завершении погрязли бы в унылом однотипном существовании и в недопустимости мысли избежать того, что предначертано свыше. Слабое утешение, работающее для одной единственной цели: не свести с ума умы, которым осточертело положение дел, а выбирать они не в состоянии. Одиноко скитаются невесомые тени, тихо слоняясь, не отклоняясь от выдуманных нужных дел. Неукоснительно раз за разом они, оступившись на кочке, заглядывают в мутную воду лужи, выискивая блёклое отражение, и оглядываются назад, не находя разгадок в столь запутанном дне, сложенном из кусков ложного дарования. Мимолётом взлетают птицы, голуби, да воробьи, не улетая далеко, чтобы успеть выгрести из помоек объедки, оставленные людьми, и отправиться в иносказательное путешествие на кроны деревьев, утопив разочарование от неудачной охоты в сладком назидательном сне.

За кронами деревьев прячутся дети, переглядываются из-за веток в поисках собратьев детей, носятся по детским площадкам, собирая завистливые взгляды взрослых, которым не предстало больше вести себя подобным образом. Встать и побежать вместе с детьми – желание неизменно больное для ответственного взрослого, уныло хмурящегося солнечному дню или пасмурному вечеру. Но не этого ли и хотелось? Стать одним из тех, кто взывал к уму, учил сложным вещам, завещал счастливую жизнь. Пустая болтовня для хорошего нравоучения, но трудная борьба, неожиданно развернувшаяся впереди. И глядит маленький человек в назидательно заданное будущее и молчит. Нет собратьев вблизи, разбежались по рабочим местам, сидят поодиночке, не смотрят вдаль как было давеча, не лелеют ложные мечты, насиживают цели и только.

Такт жизни пробирает до костей, выбранная судьба стала насмешкой. Разбросала людей та самая явь по отдалённым местам, разлучила ближних людей, сидящих по соседству в одном доме. Вина человека в его выборе: навязанном выборе, истинном выборе, выборе между добром и злом, злом и добром. Кажется, бессовестно ждать от выбора нечто другого, чем его логическое продолжение. Некого винить никого кроме себя. Ответственность делает из маленького человека человека большого, состоятельного, умеющего брать на себя вину за свои деяния. Много зависит от всего на свете от большого и маленького. Окружение, мировоззрение, восприятие, сила духа, упорство, особенности при рождении, особенности взросления – всё и немного больше составляет того человека, которым он становится в каждом отголоске своей жизни. Не обойтись и без некоторых заученных фраз: ты знал, что делал; ты сам так решил. Сам, сам, сам. Одно маленькое слово и так много от него вреда. Не знание будущего делает человека прокажённым, с таким не хочется не вести дел, не общаться. Заложенный выбор или выбор на основании опыта и приложенных сил? Сомнениям нет места в этом прозорливом мире.

***

В окна пробивается свет, омывая прибрежные края старого шкафа. Солнечные зайчики стерегут комнату до поры до времени. В комнате тишина. Отсутствие звуков добавляет комнатному мирку волшебства. Сливаясь друг с другом, зайчики скачут, перепрыгивая по стенам в такт колышущемуся тюли, лёгкий ветер доносится из приоткрытого окна и степень блаженства от окончания нескончаемой гонки нарастает. Движения становятся вялыми, скученными и пустыми. Под грудой одеяла притаилось полуголое тело, почти недвижимо оно двигается для акта дыхания, притаившись вместе с лепестками деревьев, ещё не выползших из набухших почек. Природа гудит за окном, то навевая суету, то её забирая. Тесный мир сторонится заглядывать в окна, посылая на разведку лучи солнца, которые, скрыто пробравшись, заливисто смеются от необъяснимо захватывающего времяпрепровождения в ожидании. Покойный шелест смолкает в ту же секунду, как протягивается вой будильника, заведённого в полудрёме перед ночью, заведённого во вранье, что часов сна будет достаточно.

Мягкая полуживая рука вытягивается наружу, прерывая тревожный звон, и тишина окутывает вновь. Не ускользнувшее сновидение тотчас возвращается, шелест дыхания угасает, зайчики, разбежавшиеся врассыпную, собираются вновь, чтобы закончить начатое. Нет ни единого сомнения в том, что утро никогда не закончится, беспрерывная игра не прервётся, сон не угаснет, а солнце, впервые вышедшее за неделю, не укатится за горизонт.

– Вставай, на работу пора! – врывается голос вдогонку скрипу двери.

Груда под одеялом несмело шевелится, дёргается и снова смолкает.

– Вставай, иначе уйду без тебя! – не смолкает раздражитель.

– Да, иду я, иду, – тихо шепчет полусонный взгляд и закутывается в одеяло сильнее.

Дверь скрипуче закрывается, тишина подбирается ближе и в секунду сбегает, пробирается и сбегает. Испуганные зайчики вздрагивают от волнения, вздрагивают и застывают недвижимо, покойный сон забыт, несколько движений бессмысленно совершаются в угоду внутреннему протесту, одеяло отбрасывается в сторону, человек возобладал над собой. Молодая женщина вяло переступает с ноги на ногу, оценивающе зовёт на помощь волю, но та бессовестно отступает, не желая связываться с тяготами сулящего дня. Грузные движение вопреки невинно хрупкому телу совершаются неосторожно и грубо. Сознание, успевшее за шесть часов сна привыкнуть к положению дел, не собирается быстро сдаваться негодяйке, но постепенно мысли собираются в кучу, тело приходит в норму, а сознание уступает бразды правления пробуждению. Ася кротко улыбается собственному отражению и быстро сворачивает улыбку, настороженно оглядевшись не заметил ли кто её случайный позыв. Умывшись и приведя в порядок волосы, она быстро надевает стандартное облачение и ещё быстрее бежит на кухню, чтобы не упустить аромат, соблазнительно испытывающий её голодный желудок.

– Доброе утро! – бросает она и приступает к завтраку.

– Доброе! – отвечает мужчина и продолжает прихлёбывать утренний кофе, попеременно свайпая по экрану смартфона, – Давай быстрее, опаздываем!

– Сань, отвали! Дай хоть поесть спокойно. Обещаю завтра я встану пораньше и приготовлю завтрак, а ты поспишь. Хорошо?

Саня ничего не говорит и легонько дёргает бровью, вглядываясь в выражение лица сестры, она наивно верит в собственное враньё, а он умилительно не реагирует, не выказывая ни раздражения, ни удивления, ни вражды. Солнце заливисто перекатывается по утру и будит людские жизни, возвращая к реальности, но эти двое будто не замечают насколько ослепительно красивым может быть новый день, не замечают нескладности жизни, не замечают покорности дня, не удостаивают вниманием и свои собственные чувства.

Завтрак загублено урчит в желудках, солнце загублено перестаёт подмигивать и призывать опомниться. Часы безбожно быстро тикают, норовя унести стрелки значительно дальше от положенного часа. Тишина снова нарастает, но не тишина сновидений в часы заслуженного отдыха, тишина, без которой уже не мыслится жизнь, вот какая. Без напоминаний и просьб, без особого сопротивления двое послушно идут по воле земного хотения, идут быстро и смело, торопятся покончить со днём, идут послушно, безвольно, не оглядываясь вперёд, не желая и думать о том, что будет потом.

Потоки машин сносят земное притяжение, вырываются вперёд, избегая обочин. В каждой машине сидит человек, который весьма озабочен. Одна крутится мысль на всех она лишь одна – успеть бы успеть, не пропасть без следа. В эту круговерть вбегают и пешеходы, стоят строптиво у светофоров, вертятся от нетерпения, криво бегут через две сплошных, не набравшись терпения. Куча людей и куча машин, никто не смотрит на небо, пылает солнце огнём, весной запахло после холодного бега, хотелось бы умыться теплом, да только из-под отупения неги не видно просвета.

Маршрутки скользят, выбрасывая почти на ходу пассажиров, забирая следующих и так раз за разом; автобусы идут ходуном, втискивая одного за одним засланца; троллейбусы мирно передвигаются, будто выпавши из этого смертоносного движения. Люди в ожидании смиренно потягивают ртом прозрачный воздух, памятую о славном сне, дивном сне, и живут мыслью о том, как лягут в кроватку вечером, стоят мыслью об этом, дышат благодаря мысли об этом. Едва завидев похожий номер, люди выскакивают из глубины очерченного человека с намерением, перепрыгивают видимые и невидимые препятствия, дабы стать во главе потока, который с минуты на минуту хлынет к приближающемуся виду транспорта. Клокочет сердце, замедляется дыхание, сужается взор до одной единственной числовой детали, завороженные птицы сверху наблюдательно застывают, пока мужчины, женщины и дети взбудоражено не прекращают наступления и благоговейно не удаляются на скорости едва ли десять километров в час, поток общественного транспорта вкупе с личными средствами передвижения порождают засор, в котором человеки и застревают вместе с планами, надеждами и мечтами.

– Наша маршрутка! – кричит Ася, молодой мужчина, застрявший в смартфоне, следует на голос, не отставая.

По принципу бутылочного горлышка народ оккупирует транспорт, пропихиваясь вперёд, пытаясь занять место в этом безмерно тесном замкнутом пространстве. Сражаясь за право войти, не каждый находит место для того, чтобы сесть, да что уж там, не каждый находит и место, чтобы расположиться внутри. Дверь маршрутки безрезультатно старается закрыться, вжав людей, скучив их ближе, но последний засланец выпадает, попытавшись ухватиться за воздух, а толпа, подталкивавшая к падению, скулит, отчего маршрутка не может побыстрее отъехать. Наконец, дверь, сжалившись, подпирает потные спины и закрывается до следующего пункта назначения. Попавшие в капкан, люди радуются недолго, вскоре осознавая всю тщетность своего бытия, а зашедшие раньше молятся о том, чтобы суметь выбраться, потому что их путь скоро будет окончен. За окнами сменяется вид, но отчего-то при взгляде на него так не кажется, и от остановки до остановки проносится осточертелый серый фасад многих зданий, будто слившихся воедино. Одна только интуиция подсказывает, что остановка следующая ещё не твоя, каждый поворот и кочка знакомы твоей уставшей спине, скрючившейся, нависшей над суетой, застрявшей в непрерывном мигании разноцветных картинок, не чета видам из окон.

Одна остановка, другая отрывают минуты от жизни, и ленивое потягивание разморенных духотой людей подливает масла в огонь. В конечном итоге всё закономерно имеет своё завершение. И вот освободившиеся места заняты Саней и Асей, женщина кладёт понурую голову на плечо своему товарищу по несчастью, и они слепо едут дальше в блаженном неведении. Скрежет колёс и мимолётная надежда на скорое счастье мигом отнимают решимость продолжать сидеть бездумно. Близкая беда проносится мимо, а, вспыхнувшие от напора, колёса маршрутки сворачивают к обочине. Жёлтые аварийные фары горят посреди осиротевших улиц, и недовольные люди мотают головами из стороны в сторону, ожидая другого должного сделать первый шаг.

– Дальше не поедим! Двигатель сдох! – трезвонит отголосок последних минут неги перед уходом.

Первые люди встают с насиженных мест и, позабыв забрать деньги за проезд, ускользают через открытую дверь салона на встречу неизведанному. Некоторые смиренно идут пешком, другие пробираются к оставленной позади остановки, чтобы продолжить путь уже на другой маршрутке, и только двое ошалело стоят, не смея пошевелиться. Они впервые за все разы на работу угодили в подобную ситуацию, и она, изменив привычную рутину, вносит подобие шалости в однотипную жизнь.

– Что делать будем? – тупо спрашивает Саня.

– А что мы можем? Пойдём на остановку дожидаться следующей маршрутки.

Ася, почти готовая идти обратно, оторопела, брат не спешит последовать за ней, как обычно делал заслышав её голос. Его бездыханное тело, его замыленный взгляд словно очнулись от заморозки и неспешно оглядываются в поисках плана побега.

– А может дойдём пешком? Две остановки всего лишь осталось.

– Да, но нужно переходить через мост, – справедливо замечает Ася, – А он длинный, на работу опоздаем.

– Мы в любом случае опоздаем, а так есть шанс хоть раз не упустить время.

Не дождавшись одобрения сестры, мужчина двигается наперекор всему, что его вело прежде. Ему в миг стало ясно, как следует поступить. Он до сих пор не увидал солнца и считал день скучным и противным, но отчего-то в его сердце стала теплиться вера, что на сей раз всё будет иначе.

Глава 2

Ветер собрал волосы в одну невообразимую кучу. Большие округлые от удивления глаза Аси стремительно опускаются вниз походу движения стоптанных ног. Под мостом теплится речная вода, прибрежные катерки стоят на пристани, и, кажется, мир уже не удивляет, как удивлял в прежние времена. Голос содрогается от натиска усталости, и сила, способная и обездвижить, и снова возвратить жизнь, несёт голос, не дав ему возродиться, уносит в отдалении подступы крика. Сопротивление бесполезно, глаза заливаются слезами, мерзкий ветер всё же загубил обзор, и женщина клянётся про себя, что не позволит больше собой помыкать, что она никогда не пойдёт собственными ногами по мосту, и даже, из ниоткуда явившиеся, чайки не сбивают решимости, хотя летят низко и гулко, нараспев стремятся оправдать внезапную прогулку, стремятся забрать усталость, вернуть живость и ясность посреди пропащего дня.

Минуты проходят мимо, долгий путь преодоления возвращает к устаканеному ритму. Перед глазами вспыхивает здание, место обретения потерянного пути. Ася и Саня заходят внутрь, не задумываясь отступить, ни одна шальная мысль не говорит повернуть назад и хоть на мгновение освободиться, задержавшись в столь чудной яви.

– Доброе утро! – говорят два человека вместе.

Старый охранник кивает головой, не отрываясь от страниц свежего номера прессы. Он встряхивает бумагу, она хрустит и отдаёт аромат, отпечатанных чернилами, букв, на секунду аромат зависает в воздухе и сразу же ускользает обратно, будто его и не было никогда.

На встречу прорывается, ещё не виденный за сегодняшнее утро, мужчина. Облачённый в затрёпанный комбинезон, срывающий с него налёт таинственности, он бежит, стремглав, ничего не замечая на своём пути. Его сосредоточенный лоб выказывает серьёзную занятость, единственная морщинка сосредоточено прыгает от движения, проталкивая каплю пота ниже, к носу, к подбородку, к углублению шеи. За его детским лицом не угадать возраста, но будь у него за спиной наблюдатель, вряд ли бы он назвал мужчину молодым. Прямое столкновение со схожими людьми начисто выпроваживает морщинку, лицо мужчины разглаживается, тон кожи выравнивается, а шальные глаза становятся добрыми, несказанно счастливыми.

– Как хорошо, что я вас встретил! – искренне цедит мужчина слова, не находя в себе сил сказать в полную мощь, – Чёртова проводка в конец меня доконала!

– Что сегодня опять без света? – спрашивает Саня.

– Угу. Молитесь, чтобы сегодня мы всё же нашли причину. Если ещё хоть один день я проведу здесь, подаю заявление на увольнение. Нет, всё, конец! Не могу так больше! Просил же прислать людей! И что!? Сегодня Сева ушёл на больничный, теперь нас на одного меньше, вот тебе и ответ на просьбу.

– А начальник что? – теперь спрашивает Ася.

– А что он? Говорит некого прислать. Но как на милость вы мне скажите, можно справиться с аварией, когда на такое большое здание пара калек!? Нет, я уволюсь, помяните моё слово, завтра уволюсь!

Ася с Саней покачивают головами в знак солидарности, но в душе догадываются, что их друг, со школьной скамьи, Тима никогда не решится на отчаянный шаг. Его милые ворчания вызывают приступ лишь злобливой жалости. Они не могут себе позволить выказывать недовольства по завету товарища, страшась сойти с дороги и не вернуться на её чистый, искорёженный трещинами, асфальт.

– Ладно, пойду я. Буду работать сегодня до ночи, если понадобится, но найду причину! Так и знайте!

Широкая улыбка, не омрачённая сожалением за сказанное, непогрешимо является в этот мир, отчего глаза видящих слепнут. Тимур поправляет лямки рабочей униформы, браво зашагав в сторону от друзей, а они, начисто позабыв о сказанном, продолжают плестись вперёд, вскоре замечая по левую сторону коридора ещё одно знакомое лицо. Этот мужчина не похож на предыдущего, в его глазах нет живости юнца, но и назвать его мудрецом язык не повернётся. Он соответствует своим друзьям только возрастом, а вот во всём остальном отличается от всех ныне живущих на земле. Серое лицо без признаков жизни, отстранённый вид, нахальная поступь движений и совершенно обыденная сущность, нисколько не сочетающаяся с первым впечатлением. В нём может и не найдёшь ярко выраженных черт или ликования, или на худой конец самомнения, но это тот человек, на которого можно положиться и не почувствовать угрызения совести. Всем своим существованием мужчина даёт понять, что такие понятие как бескорыстие, порядочность не заплутали вовек потерянных лабиринтов. Слово данное этими высохшими устами отливается на бетонной стене и нет у этой стены неровностей, и простоит она до конца сотворения мира так же ровно, как и при её возведении. Руки мужчины сложены на животе, он смотрит в одну точку, произрастающую из милосердия. Когда надо его ладонь дружелюбно похлопает по плечу, снимет все сомнения.

– Доброе утро! – снова вместе говорят одним голосом два неразличимых человека.

– А, привет! Что нового?

– Да, ничего… – начинает говорить Ася и оступается, обыденный обряд спотыкается о сомнение, – А вообще кое-что случилось.

– Что же?

– Сегодня с утра нас высадили из маршрутки. Представляешь!? У водителя сломался двигатель, и мы шли пешком через мост.

– Думаю ты была не в восторге, – ухмыляется собеседник, – Ты ненавидишь ходить пешком.

– Ты думаешь, я не могла предложить с утра прогуляться?

– А что разве не Саня это предложил?

– Ну, он, но я же согласилась… – Ася хмурится и впервые за утро с её лица срывается недовольство.

Саня пристально смотрит на сестру, позволяя ей говорить. На какую-то долю секунды ему показалось, что она вернулась. Куда она уходила он понять не мог, но то, что она вернулась, почувствовал абсолютно точно. Он не играет роль главенствующего и никогда не будет, именно Ася начало и конец всех историй, но в такие минуты, когда ему нужно дать объяснение её поступкам и своим, он будто и сам становится важен.

– Не верь ей, она ни на что не соглашалась. Я пошёл, а она за мной. Она могла выбрать вернуться на остановку в любой момент.

– Нет, не могла, – Асю аж передёрнуло от этой мысли, – Я не могла пойти в противоположную от тебя сторону. Ведь мы с тобой одно целое.

Возразить Саня не успел, над головой блеснул столб света и сразу же погас, он поднял голову наверх, чтобы схватить этот свет и заставить остаться на месте, но не успел. Друг и сестра остались стоять смирно, оставив появление маячка без внимания, соорудив перед собой непроницаемый кокон, через который ни один из них не способен пробраться.

– Кстати, а ты чего здесь? Я-то понятно, меня начальник заставил. А ты-то сам себе начальник, – вместо поиска объяснений про свет Саня твердит о темноте, – Света нет, принтеры не работают.

– Да, копирка не работает, но ты забыл у меня ещё кабинет с товарами из Китая. Получатели не будут ждать, когда снова включится свет. Нужно завтра отправить. Сегодня заказ с утра поступил на десять кабелей. Иду собирать.

– Что-то ты не торопишься.

– Поблажка, когда ты сам над собой хозяин. А если серьёзно, думал к Марте зайти, две недели её не видел. А вы, когда её видели в последний раз?

Серьёзно задумавшись над тем, когда видели в последний раз свою подругу, брат с сестрой искренне поразились той мысли, что без напоминания Павла они бы ещё долго не вспомнили о существовании женщины, работающей вместе с ними в одном здании. В уверенности, что видели её совсем недавно, они не замечали того, как пролетают дни, складываются в недели и в итоге приравниваются к месяцам.

Бег не остановить, пронзая ветви бесконечности, он безраздельно правит над грядой избитой вечности. За медленным шагом вдаль за ним же устремляется туман, окутывая головы, выдавливая дни и снова хочется кричать: «Остановись ты, не беги!». Поглядывая в лица одной недели за другой, нам не с руки остановиться, нет нужды на месте пригвоздиться, осталось немного до конца, и тогда вознаграждение за пропущенные дни придёт в одну секунду, оставшись до конца. Пока покой не снится, к нему не стоит и стремится, с забытым по дороге не стоит и возиться. И свет мигает над головами, как будто зная, что кончится ему преграда, и он распространится в потолке и будет всем дарована награда за то, что терпеливо ему отказано в нужде.

Топот неугомонных ног снова окутывает людей, которых нужно обегать стороной, но тем не менее Тимур не привык при встрече с друзьями, как бы он не был занят, не остановиться и не перекинуться парой фраз.

– О, вы все в сборе! Один я сегодня работаю что ли? Уже дважды в подвал сбегал, пока вы тут болтаете. На удивление, я кажется начал подходить к разгадке блэкаута. А я ещё в том году говорил, что нужно менять всю проводку, пока чего доброго пожар не случился. Ещё трагедий нам здесь не хватало. Кстати вы видели свет горел или нет?

– Я вроде… – начинает говорить Саня, но его нагло перебивают.

– Да нет. Никакого света. Тьма, как и вчера, как и позавчера. У нас холодильники текут. Товар портится, а этому ужасу и конца и краю не видно.

С языка Аси сорвалась жалоба, она отчаянно захотела повернуть время вспять, чтобы никогда не говорить этих слов, но, обомлев ещё сильнее, совершенно потеряла дар речи.

– И я не видел, – откликнулся Павел, – Кстати, на счёт видел не видел, ты в последнее время не видел Марту?

– Какой там! Не видел я её уж недели три точно. Когда мне с ней вдеться? Бегаю в мыле по всем этажам, ищу где проводку замкнуло. С детекторами, как таракан, по всем стенам ползаю. Сейчас снова за стремянкой пойду. Жаль, что света не было. Я и правда поверил, что за сегодня смогу хотя бы найти причину. Нет, завтра точно увольняюсь.

– Надо сходить к ней, проведать, может случилось что.

– Не в обиду, Паш, но Марта всегда такая была. Любит она уединение. Спорим сидит в своём книжном и, пока нет никого, книги читает. Не волнуйся ты за неё, а завтра давай заглянем с утра в книжный первым делом.

Тимур убежал опять, оставив компанию в одиночестве. Они были вместе, стояли друг напротив друга, имели возможность заглядывать в глаза по соседству, но они не занимались таким делом, одиноко находясь в окружении лиц. Каждый ощутил себя тараканом, о котором взбудоражено говорил друг, тем тараканом, мерзким существом с коричневым тельцем, имевшим возможность беспрепятственно лазить по щелям в поисках пищи, не оглядываясь по сторонам на себе подобных. Не отличаясь разумностью, таракан тем не менее вызывал меньше омерзения, чем три человека, окончательно убедившихся, что в своём забеге забыли о ближних. Разговоры не подпитывали радость, они имели место только затем, чтобы поддерживать видимость отсутствия одиночества.