Дина

Валентин вдруг снова увидел рядом с собой шамана: они по-прежнему сидели на том же самом месте возле дома, будто секунду назад вовсе и не были в космосе. Все так же блестела серебряная дорожка на озере, все так же горели звезды.

– Не слышит?.. – неуверенно произнес Валентин, и было непонятно: вопрос это или ответ.

– Так слышит или не слышит?

– Не слышит… наверное.

– А может, все-таки слышит? – снова озадачил дедушка Тайбулы, хотя только что практически убедил его в маловероятности такого предположения. – Представь на минутку, что ты – часть Его! Маленькая, мизерная, но все-таки часть!

Валентин смотрел на старика не отрываясь. Его мировоззрение только что перевернули с ног на голову, после чего проделали эту штуку еще раз. Он поднял взор к небу, пытаясь хоть что-нибудь там разглядеть.

– Вот если тебя сейчас уколоть тоненькой острой иголкой, ты это почувствуешь?

– Скорее всего почувствую, особенно если воткнуть во что-то твердое.

– Правильно. У тебя на теле множество разных точек: и чувствительных, и не очень. Есть клеточки, которые только зарождаются, а есть такие, которые уже отмирают. Ты понимаешь, сколько разных причин может повлиять на то, почувствуешь ли ты этот укол. Вот, например, ты куда-то бежишь, и тебя в это время уколола или просто поцарапала маленькая веточка. Ты обратишь на нее внимание?

– Нет, конечно.

– А если ты, например, рубишь дрова, и в тебя отлетела щепка. Ты это заметишь?

Валентин даже не стал ничего отвечать.

Он не был набожным. После всего, что ему довелось испытать, вера в «доброго дедушку на облаках» казалась ему детской сказкой. Но сейчас, после разговора с шаманом, он впервые задумался: если высшие силы действительно существуют, то они уж точно не похожи на уютную картинку из книжки в воскресной школе.

«Бог – он как командир воинской части, – вдруг осенило его. – Ты молишься, когда уже не осталось никаких шансов на спасение, надеешься на помощь, а он даже не знает твоего имени. У него свои глобальные планы, свои масштабы. И если твой взвод попал под обстрел – ну что ж, бывает. Война есть война».

***

Прошло пять дней с тех пор, как друзья Филиппа прибыли на Алтай. Все это время они не сидели сложа руки: объездили самые дальние турбазы, прошлись на лодке со специальным водометным мотором вверх по течению, встречались и общались с местными жителями, с туристами, с проводниками – никто из них ничего не видел и не слышал о пропавшем фотографе.

В пятницу вечером Максим, Артем и Дина сидели в той самой беседке, где почти неделю назад встретились с группой, в составе которой приехал Филипп. Да и настроение было почти такое же – уныние и подавленность. Все понимали, что дальше искать нет смысла. Ими овладело ощущение безысходности… Они сделали все, что было в их силах, но уезжать означало предать Филиппа.

Первым заговорил Максим:

– Надо решать, что будем делать.

– Я здесь останусь, – сразу заявила Дина.

Максим бросил взгляд на Артема – у того на скулах заиграли желваки.

– Что собираешься делать? Есть идеи? – спросил у нее Максим.

– Нет, – покачала головой Дина. – Я просто не могу отсюда уехать, и все! Вот он вернется, а я там, в Москве, веселюсь! Да?

Максим все понимал и к словам не придирался. Он и сам не мог представить, как возвращаться домой без Филиппа.

На газовой плите засвистел чайник, Артем поднялся из-за стола и налил воду в кружки. Помакав пакетик с заваркой, он вынул его и бросил в мусорный бак.

– Я с восьмого класса с Филиппом дружу, а знаю его еще дольше, – произнес он, так и оставшись стоять.

Максим подвинул кружку к себе и тоже заварил чай. Дина сидела, уставившись в сгустившуюся темноту.

– Он попал к нам в детский дом, когда мы в шестом классе учились. – Артем помолчал, будто что-то припоминая, и сообщил: – Его мать сдала.

– Как это? – поднял на него взгляд Максим.

– Ничего себе, – промолвила Дина, оторвав взгляд от темноты. – Он говорил мне, что его родители умерли.

– Не совсем так…

***

– Семья Филиппа жила в Одессе, – стал рассказывать Артем. – Его родители были музыкантами государственной филармонии. Оба играли в оркестре: мама на скрипке, папа на фортепиано.

Особенно талантливым считался отец, Андрей Озерский, – он был ведущим солистом их музыкального коллектива. Его постоянно приглашали на различные конкурсы, соблазняли перейти в более маститые коллективы и даже пытались переманить в Ленинград… Но он никуда не уезжал: не хотел расставаться с супругой. Филипп говорил, что они очень любили друг друга. Молодые, талантливые, достигшие успеха еще в советское время, они долго не решались на ребенка, боясь, что это может помешать их карьере. Поэтому появление Филиппа нарушило все их планы… К тому же вскоре Советский Союз распадался, и на его территорию хлынуло все то, что до сих пор считалось запретным, а потому особенно привлекательным. Тогда еще никто не знал, чем все это обернется, и искренне радовались появлению американских шмоток, «Макдональдса» и голливудских боевиков.

Но почему-то все пошло совсем не так, как хотелось. Производства стали закрываться, преподаватели учебных заведений и сотрудники НИИ оказались ненужными, а филармонии и консерватории закрывались одна за другой.

В конце концов родители Филиппа попали в варьете, и если отцу еще повезло – он и теперь был востребован как музыкант, – то маме пришлось стать танцовщицей. Елизавета Озерская была худенькой, особой красотой не отличалась, но обладала, как тогда говорили, шармом. Всем нам известно о стереотипном представлении: если женщина танцует на сцене, значит, она легкодоступна. Вот и на бывшую скрипачку со стройными ножками часто обращали внимание состоятельные мужчины. Директор просил женщин быть с такими клиентами полюбезнее и не отказывать, если те хотели посидеть с ними в ресторане или потратить деньги в казино. Ведь такие люди, как правило, гуляли на широкую ногу и приносили заведению значительную выручку.

Отец Филиппа первое время делал вид, что совершенно не переживает по этому поводу, но с каждым разом подобная практика все сильнее разжигала в нем чувство ревности. А вскоре ситуация приняла совсем скверный оборот – Елизаветой увлекся самый настоящий бандит. Был бы он простой урка, с ним бы поговорили и постарались все решить тихо-мирно: у Андрея в городе тоже были кое-какие знакомства. Но, к сожалению, бандит по кличке Окунь оказался человеком авторитетным, а вот ранее известный музыкант Андрей Озерский стал простым тапером.

С каждым разом отец Филиппа становился все раздражительнее и не знал, что ему делать. Могучим телосложением он не отличался, успехами в новых рыночных условиях тоже не блистал и понимал, что по всем статьям уступает Окуню. В конце концов Андрей не придумал ничего лучшего, как начать играть в казино: ему казалось, что только так он может спасти ситуацию. Если повезет и он выиграет крупную сумму денег (Андрей был уверен, что это обязательно рано или поздно случится), то они с Лизой уедут из Одессы и постараются забыть все как страшный сон. Тем более у них подрастал сын, а значит, было за что бороться.

Как и следовало ожидать, вскоре отец Филиппа оказался должен казино настолько большую сумму, что спасти его могла только продажа квартиры. А еще через несколько дней он бесследно пропал…

С тех пор Андрея Озерского никто не видел. Окунь дал Лизе денег, чтобы она рассчиталась с казино, и с той поры стал частым гостем в их доме. А через пару лет и сам Окунь исчез. Такие люди редко доживали до старости…

Потом к Елизавете Озерской стал заходить директор аптеки, затем мясник с рынка. Никто долго не задерживался, а мать Филиппа опускалась все ниже и ниже. Вскоре она стала пить, в их квартире собирались какие-то сомнительные компании, а сын подрастал и лишь мешал ей. Тогда мать приняла решение отдать его на попечение государства. Так Филипп и оказался в детдоме…

Завершив монолог, Артем сел и стал пить совсем остывший чай.

– А что с ней стало? Она умерла? – спросила Дина.

– Насколько мне известно, жива! Филипп каждый месяц отправляет ей деньги, но они не общаются. Да и говорить на эту тему он не любит.

Максим понимающе кивнул.

– Ты только не переживай, что он может о тебе плохо подумать, если ты уедешь, – обратился к Дине Артем.

– Я знаю.

– Ты хочешь остаться здесь, на турбазе?

Она кивнула.

– Надо учитывать специфику места, – вмешался Максим. – Если Филипп появится (а он ведь совсем необязательно вернется именно сюда), ты этого даже не узнаешь. Здесь нет ни интернета, ни связи. И в Горно-Алтайске тоже делать нечего – в этом нет ничего рационального. Ты должна лететь в Москву.

– Нет! – Дина с негодованием посмотрела на Максима. – Я не хочу лететь в Москву!

Артем сел рядом и взял ее за руку.

– Тебе надо лететь в Москву. Нам девочки все рассказали.

Дина опустила голову и стала медленно вытаскивать руку из ладоней Артема. Максим тут же подвинулся поближе и накрыл ее руку своей, останавливая движение.

– Ты сейчас отвечаешь не только за себя! Подумай: как бы хотел Филипп, чтобы ты поступила?

Дина закрыла глаза и заплакала. Она не вытирала слезы и не отнимала рук. Она и сама все прекрасно понимала. Ее плечи вздрагивали, а по щекам текли горькие ручейки. Максим достал платок и вложил ей в ладонь. Дина промокнула лицо, в последний раз всхлипнула и решительно заявила:

– Только пусть кто-нибудь попробует сказать мне что-то плохое о Филиппе!

И Максим, и Артем прекрасно поняли, что она имеет в виду.

***

Открыв глаза, молодой человек долго не мог понять, где находится. Рядом сидел дряхлый морщинистый старик и совал ему под нос пиалу, от которой пахло горечью.

– Пей давай-ка. Твоя много сил надо. Выздаравливатя надо, – малопонятно твердил он, упорно продолжая тыкать ему пиалой в губу.

Подошел еще один незнакомый мужчина в камуфляже и, приподняв ему голову, чуть ли не силой влил содержимое пиалы в рот. Парень перевел взгляд с мужчины на старика, затем снова на мужчину, хотел было что-то спросить, но силы покинули его, и он тут же уснул.

Когда он открыл глаза в следующий раз, рядом с кроватью никого не оказалось. В дверном проеме периодически мелькал тот самый незнакомый мужчина, который сейчас занимался какими-то делами на улице.

– Эй! – окликнул незнакомца раненый, но оказалось, что его шепот ничего общего с криком не имеет.

Тем не менее мужчина вроде услышал. Он заглянул внутрь и вопросительно посмотрел на него:

– Очнулся, турист?

Кивать не было сил, и парень просто моргнул.

– Где я? – еле слышно не то произнес, не то выдохнул он.

– Хороший вопрос! – мужчина задумался и развел руками. – Дома.

– Дома?..

Парень обвел взглядом комнату. Он лежал на чем-то жестком у стены сруба, а на гвоздике над ним висел голубой берет.

– У меня дома, – уточнил мужчина. – А живу я в тайге.

– А старик?

– Что «старик»?

– Старик был?

– Был, – кивнул мужчина. – Он в соседнем доме живет.

Парень не знал, что сказать. Мозг слишком долго отдыхал и теперь отказывался работать.

– Валентин, – представился мужчина и протянул руку.

Парень попробовал в ответ поднять свою, но у него ничего не получилось – кисть едва пошевелилась. Валентин дотронулся до его руки и слегка потряс, выжидающе глядя на пострадавшего туриста, но тот молчал.

– Не хочешь говорить?

– Что?

– Как тебя зовут?

Молодой человек смотрел на нового знакомого и натужно пытался отыскать в памяти свое имя.

– Ты что, не помнишь?

– Кажется, нет…

– Та-ак… – недоуменно протянул Валентин. – Вот это номер, ядрен патрон! Ты что, вообще ничего не помнишь?

Раненый моргнул.

– Вообще ничего? Ни как тебя зовут, ни что с тобой приключилось?

– А что со мной приключилось?

– Ты упал со скалы. Прямо на камень, ядрен патрон, – сообщил Валентин и сел на кровать напротив, которую сколотил на другой день после появления в доме неожиданного гостя. – Ну-ка, пошевели пальцами!

Парень слегка подвигал кистями рук.

– Молодчина, турист! – одобрительно кивнул Валентин и продолжил: – Это я тебя нашел и привез к дедушке Тайбулы. Он каждый день с тобой занимается, скорее всего поэтому ты и выжил.

– Тайбулы – так зовут старика?

– Да. – Валентин перевел взгляд на ноги лежащего. – А теперь пошевели ногами!

Если руки парня еще как-то двигались, то ноги отзываться на сигнал мозга совсем не хотели.

– Давай снова руками!

Тот пошевелил.

– Теперь ногами!

Снова никакой реакции.

– Да уж, придется потрудиться!

– Плохо, да?

– А чего хорошего-то? Не завидую я тебе, турист. Ноги не двигаются, память отшибло!

Действительно, ситуация выглядела катастрофической, и парень приуныл. Валентин это сразу заметил.

– Тут все от тебя будет зависеть, ясно? Проявишь характер – встанешь на ноги. У нас мужики и не с такими ранениями в строй возвращались. А там, глядишь, и память вернется. Голова-то у тебя вроде соображает.

В дверях появился старик. Он словно знал все заранее и сразу принес свою пиалу с отваром. Валентин поднялся с места и помог напоить раненого.

– Дедушка Тайбулы, я тут с парнем пообщался – у него ноги совсем не шевелятся, а еще он не помнит, как его зовут. Вообще ничего не помнит.

Старик посмотрел на молодого человека и вышел во двор, а спустя несколько минут вернулся с бубном, изогнутым ножом с костяной ручкой и глиняным горшком. Горшок он поставил на пол и, положив в него пучок сухих трав, стал разжигать огонь. Увидев, что хозяин дома все еще здесь, он подтолкнул его к дверям.

– Иди, Муроц. Твоя много думатя нада!

Валентин вышел. Старик снова взглянул на засыпающего туриста и взял в руки бубен…

***

Дедушка Тайбулы приходил к ним каждый день, и каждый раз отправлял Валентина из дома, а сам занимался с раненым. Тот ничего особо не видел – почти сразу засыпал. Но ему становилось все легче, и силы постепенно прибавлялись.

Как-то раз утром молодой человек проснулся от возни, которая происходила у него над головой. Он открыл глаза и увидел над собой крепкие мужские локти и задранную кверху голову Валентина. Тот мастерил над его кроватью какое-то приспособление. Уже рассвело, и хозяин не особенно беспокоился, что прервет сон больного.

Наконец Валентин отошел в сторону, и оказалось, что на уровне груди парня с потолка свисает крепкая веревка с деревянной рукоятью, за которую можно подтягиваться.

– Вот! Твой первый тренажер готов, – бодро произнес Валентин, подергивая за деревяшку. – Начнем с рук.

– Спасибо, – без энтузиазма отреагировал раненый, разглядывая веревку.

– Ну, давай. Пробуй!

Парень взялся за древко и попытался подтянуться: руки напряглись, голова немного оторвалась от подушки, но подняться он, конечно же, не сумел. При этом Валентина удивило, что хилый турист намертво вцепился в древко, и хотя у него ничего не выходило, он ни за что не собирался отпускать тренажер. Руки в конце концов затряслись, ослабли и плетьми упали на одеяло, а древко сиротливо закачалось под потолком.

– Нет, – огорченно выдохнул парень, – у меня ничего не получится!..

– Да! – твердо произнес Валентин и похлопал его по плечу. – Ты молодчина! У тебя все получится, можешь не сомневаться!

***

Прошло еще несколько дней, и каждое утро для искалеченного туриста начиналось с процедур дедушки Тайбулы. Он приходил, поил его отваром (очень гадостная вещь), раскуривал свои травки, после чего раненый засыпал, несмотря на глухие удары бубна и пение.

Подтягиваться у него еще не получалось, зато удавалось переворачиваться с боку на бок. Это заметил Валентин.

– Ты, когда ворочаешься, не чувствуешь боли?

Парень отрицательно помотал головой.

– Ну-ка, дай я тебя переверну…

Он положил его на живот и растер мышцы спины. По изувеченному телу разбежалась кровь, открывающая сдавленные сосуды, и спину закололо иголками. Можно прожить целую жизнь и ни разу не ощутить подобного: болезненное, но необыкновенно приятное тепло, расползающееся по телу.

С тех пор Валентин устраивал такую процедуру каждый день, и дела больного сдвинулись с мертвой точки. Он потихоньку стал все увереннее подтягиваться. Было заметно, что мышцы его рук окрепли и стали гораздо сильнее.

Как-то в один из дней – на рассвете, пока к ним не пришел дедушка Тайбулы, – Валентин подхватил парня на руки и вынес во двор, уложив на специально сколоченный для этой цели настил. У того чуть не закружилась голова: не от воздуха, а от окружающей обстановки. До этого дня в распахнутую дверь он видел только кусочек полянки, пару деревьев и участок воды. Но оказалось, что поляну окружал высокий кедровый лес, а внизу, в каких-нибудь пятидесяти метрах от дома, лежало огромное озеро с прозрачной голубой водой. За ним высился горный хребет, среди которого виднелось несколько снежных вершин. Безумно красиво!

Парень сложил пальцами двух рук прямоугольник и сквозь него посмотрел на горы. Валентин это заметил и предположил:

– Ты, случайно, фильмы не снимал?

Как и всегда при таких вопросах, парень попытался хоть что-нибудь вспомнить, но и на этот раз в памяти ничего не откликнулось, поэтому он лишь пожал плечами.

– Знаешь, как тебя дедушка Тайбулы называет?

Раненый прекратил рассматривать горы и с интересом взглянул на Валентина.

– Как?

– «Найдёж»!

– А что это значит?

– Найденыш.

Парень улыбнулся.

– Ну да, подходяще. Он так странно говорит, что я зачастую его не понимаю.

– Ну, я-то с ним уже два года. Да и разговаривать мне здесь больше не с кем. Осенью еще рыбаки приезжают тайменя ловить – вот и все мои собеседники. Но теперь нас будет трое, – улыбнулся Валентин, присев рядом на настил, и осторожно постучал костяшками пальцев ему по голове, – пока ты не скажешь, кто ты есть!

– Странно как-то: ничего о себе не помню, – почесал лоб молодой человек, – хотя знаю, что где-то есть города, самолеты, интернет. Почему так?

– Не знаю. Зато у меня есть уверенность, что рано или поздно ты все вспомнишь! Уж больно хорошо твоя голова соображает, хотя вначале я всякое про тебя думал. А пока вспоминать будешь, давай тебе имя придумаем. Надо же как-то к тебе обращаться.

– Давай…

– Может, Иван? – предложил Валентин. – Иван Найденов!

– Можно Иван. Я не против.

– Хорошее имя. Русское! – удовлетворенно кивнул Валентин. – Не хочу я тебя найденышем звать – в этом есть какая-то безнадега. Другое дело Иван Найденов! Только не от слова «нашли», а от слова «нашелся». Или даже «найдется». Мне кажется, так звучит куда более оптимистично, верно?

Валентин обернулся, и в этот момент из-за угла появился дедушка Тайбулы с пиалой.

Глава 3

Возвращение к жизни

Москва

Из аэропорта Дина поехала к себе домой. Как ни уговаривали Максим и Артем ее проводить, она не согласилась. Ей хотелось побыть одной, чтобы никого не видеть и не слышать. Она корила себя за то, что прекратила поиски Филиппа. Будто могла сделать что-то еще, но не сделала! Ее съедали сразу два чувства: потеря любимого человека и чувство вины за то, что не смогла его найти.

Ее то и дело охватывало отчаяние, и она даже думала, что теперь в этой жизни ее больше ничего не удерживает. Почти ничего… Кроме одного – их будущего ребенка.

С момента возвращения с Алтая Дина не отвечала на звонки и ни с кем не общалась. У нее был лишь один собеседник – Филипп: с ним она разговаривала каждый день и каждую ночь.

Он был повсюду и в то же время нигде… Его присутствие ощущалось в вещах, которые Дина перестирала и тщательно выгладила, сложив на полку. Он чувствовался в фотографиях на стене и в альбомах. Не в своих портретах, а в тех, которые делал.

Она помнила все их совместные съемки. Вот они всей компанией сидят у костра на Бесовом Носу, вот в сторожке у Митрича слушают рассказы бывалого лесника, а вот совсем страшные кадры, когда они повстречали в тайге медведя. На следующей фотографии Филипп говорит трогательный тост о любви и дружбе на свадьбе друзей. Они с Филиппом тогда были свидетелями у Инги с Артемом, и их заставили поцеловаться – якобы это могло подсластить семейную жизнь молодоженов. Да они особо и не сопротивлялись, и теперь все это сохранилось в альбомах.

Любимая же фотография Дины висела на стене в комнате-студии. На ней была запечатлена она сама, в полный рост. Этот портрет нравился ей не потому, что на нем она получилась особенно красивой, а потому, что это был самый удивительный период их жизни.

Они тогда только вернулись из Карелии, и между ними еще не было ничего серьезного, кроме взаимной симпатии. Им просто хотелось постоянно находиться рядом, хотелось дурачиться, шутить, прикасаться друг к другу. Не было еще ничего – кроме электрических разрядов в воздухе и невероятного взаимного притяжения, которое невозможно было скрывать и подавлять.

В те дни Дина все время проводила в студии Филиппа. И вот как-то раз ближе к вечеру, когда завершились очередные съемки, он не стал отключать оборудование, а сказал, что хочет ее пофотографировать.

Снимок получился самым обычным: Филипп настраивал свет и сделал пробный кадр, чтобы внести корректировки в освещение. Дина в этот момент даже не позировала, а просто стояла и наблюдала за его действиями. Он долго разглядывал сделанный снимок, потом подошел к оборудованию и все выключил.

– Пойдем пить чай! – только и сказал он.

Дина подумала, что она сегодня не очень хорошо выглядит и у Филиппа пропало желание ее фотографировать, поэтому не стала ни о чем спрашивать.

В тот день они никуда не уехали – остались в студии и пили чай с печеньем курабье, купленным на развес. Потом полночи разговаривали и уснули прямо там, на диване. А когда проснулись, оказалось, что она лежит у него на плече и обнимает. Дина тут же прижалась к нему и поцеловала…

С той самой ночи они больше не расставались, а через пару месяцев решили купить квартиру. Они продали две свои однокомнатные, добавили все сбережения и купили трешку с ремонтом в только что отстроенном жилом комплексе на берегу Москвы-реки. Место подбирали специально, чтобы быть поближе к друзьям. Получилось, что и с Шубиными, и с Ратниковыми они оказались связаны одной общей дорогой – Звенигородским шоссе, а если учесть, что студия Филиппа располагалась на Красной Пресне, то место удобнее трудно было представить.

В первые два месяца из мебели у новоселов были лишь журнальный столик и кровать, которые они забрали из квартиры Дины. Питались либо в фотостудии, где помимо плитки имелась кофемашина и холодильник, либо заказывали еду на дом. А когда Филипп получил первый серьезный гонорар за серию съемок известной марки женского белья, они сразу занялись обустройством.

Теперь у них была полноценная кухня со встроенной техникой, двустворчатым холодильником и круглым столом посередине. В гостиной поставили большой угловой диван, на котором удобно валяться и смотреть телевизор. Ну и, конечно, спальня с новой кроватью и женским туалетным столиком. Сплошной комфорт! Только одна комната пока оставалась пустой.

Но тут Филипп неожиданно развернул бурную деятельность.

Он уговорил Дину пожить еще несколько дней в студии, а сам в это время чем-то активно занимался: ездил по неотложным делам, ее с собой не брал и держал в неведении, а в конце недели, когда они наконец вернулись домой, завел в ту самую пустую комнату – и все сразу выяснилось.

Филипп оборудовал дома мини-студию: с местом для съемок, отличным светом и рабочим столом с большим монитором.

А на стене напротив окна висело огромное черно-белое панно с портретом Дины – это был тот самый случайный снимок, после которого он прервал съемки. Вначале она удивилась, потом смутилась, а под конец разозлилась и потребовала снять картину. Но Филипп упрямо не соглашался, и вскоре Дина поняла почему.

Снимок, несмотря на всю его случайность, получился знаковым. Дина тогда не была готова к съемкам и расслабленно стояла в пол-оборота к камере, в самой что ни на есть естественной позе: ноги скрещены, руки обхватили талию, голова наклонена. Но главное, в этот момент она улыбалась как-то особенно, еле заметно, словно мечтательно… И в ее глазах светилось такое счастье! Именно это увидел Филипп, и Дина сдалась – панно осталось висеть на месте как напоминание о том чудесном времени.

В тот же день они решили пригласить друзей и устроить новоселье. Какой же это был замечательный праздник! Филипп на последние деньги купил продуктов, и они с Ингой и Марго приготовили угощение: нажарили курицы, картошки, сделали салат оливье, забрали из студии все спиртное, которое презентовали клиенты, и веселились весь вечер. Сначала устроили танцы, но будущие мамы со своими округлыми животами быстро утомились и оккупировали мягкий диван. Тогда Максим взял гитару и стал петь.