НЕ порочное трио

– И много бывает чужих?

– Ты что?! Совсем чуть-чуть. Одна, максимум две в неделю, – его непосредственность неприятно поразила, отчего я помрачнела. – В остальное время я… Забей. Ну что, дашь Мышке пристанище?

– И мышке? Не то чтобы я их боюсь, но…

– Не мышке, а кошке. Кошке Мышке Второй.

– С кошкой проблем не будет, но…

– Ох, чур меня! Всюду пробралась эта зараза!

– В каком смысле?

– Забей. Потом объясню. Договаривай.

– Я не могу… бесплатно.

– Думаешь, мне нужны твои грошики? Все, не спорь, беги собирать вещички. Да, много не бери. Купим на месте.

– А работа точно?..

– Положись на меня, девочка, – он горделиво приосанился.

– А жилье точно?.. – я все еще колебалась, нервно покусывая губы.

– Так, Элли, заканчивай. Не хотелось бы отдать концы во время несанкционированного допроса. Хм… отдать концы. Прикольно, но я сейчас не про секс, – я закатила глаза, а он преспокойно сменил тему. – Да, кстати, Мышку удочеряешь с возможностью ненавязчивого отслеживания судьбы.

– Чьей?

– Её, ясен пень.

– Кем?

– Мной.

– Разве ты можешь быть ненавязчивым?

– Посмотрим, – загадочно протянул Викки и, перегнувшись через стол, чмокнул меня в нос. – Посмотрим.

Октябрь

На самолете я летела впервые и дико боялась. Смешно? Ага, Воронов тоже ржал и дразнил, называл принцессой на горошине, ведь даже в самых малюсеньких воздушных ямках раздавался комариный писк ужаса.

– Мля-я, прямо-таки вижу, какими мокрыми стали крохотные розовые трусишки. Хм… Я превращаюсь в мастера изящной словесности? – господи, он что, серьезно разговаривает сам с собой? Вслух? Кстати, они не розовые. – Ну что ж, вполне объяснимо. Учился у лучших, – отследил безумное выражение в осоловелых глазах и проявил сочувствие. – Прости, кроха, согласен. Скабрёзности изрыгать не время, но… Черт! Опять? – застонал от досады, хлопнув себя по лбу. – Так, кыш из башки́! – встряхнулся, как мокрый щенок. – А знаешь, ты – адски смелое создание, – возможно, это был комплимент, но как-то не впечатлил, хотя на пару секунд отвлек. – Далеко пойдешь, – продолжил, не скрывая умеренного обожания, – только от меня не уходи. Вот это вот сочетание детской мордашки, – покрутил кусочком лимона в воздухе, – соблазнительного тела, – выразительно скосился на грудь, – и распутного взгляда, – нацелился в меня рогаткой из пальцев. – Уф-ф! Любой мужик умом тронется, а стояком штаны продырявит.

– Даже… ты? – трусливо вжавшись в сидение, выдавила сквозь стиснутые зубы.

– Ты что, сомневаешься? – сексуально понизив голос, нахально протиснулся горячей кистью между моими бедрами и плавно двинулся вверх. – Особенно я.

Вдоль позвоночника пробежали мурашки, низ живота откликнулся огненной искрой, между ног на самом деле стало немножечко влажно. А что вы хотите? Я переживала сильнейший стресс. Золотой мальчик помогал чем мог. И я реагировала как могла, временами с завидным энтузиазмом.

* * *

Утомившись тревожиться вместе со мной, заботливый сосед не ко времени задремал. Вцепившись в край свитера, я судорожно теребила шерсть, чтобы хоть чем-то занять руки и хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей. Поначалу держалась, с остервенением кусая губы, а когда стало уж совсем невмоготу, впилась в жилистое предплечье и легонько потормошила.

– Так почему Ириска?

– А?.. Что?..

Он резко дернулся, саданул коленом по спинке впередистоящего кресла, цветисто ругнулся и с шипением почесал ушибленное место.

– Ириска почему? – пришлось освежить его память и теоретически здравый рассудок.

– Вот ты ж… – Викки растер заспанную физиономию, – неугомонная горошинка. Хорошо, давай заболтаем твою иррациональную фобию. Ириска – потому что мягкая и сладкая.

– Мягкая и сладкая, – передразнила, нервно хихикнув. – Ты что, ее щупал и вылизывал?

– Ну да, – увлеченно поскреб упрямый подбородок. – А что такого? Неоднократно и, надо заметить, очень качественно.

– Фу-у! Как ты мог? Она ведь жена твоего друга!

– Это теперь жена и почти как сестра, но сначала-то…

– Фу-у-у! Как можно трахаться с почти как сестрой?

– Послушай-ка, поборница морали, – укоризненно прищелкнул языком и откинулся на подголовник. – С сестрой не трахаюсь. Конечно, я тот еще извращенец, но… даже представить мерзко. Бр-р-р! Кстати, я про Ти говорю. Короче, не мороси. До того, как стать чьей-то женой, Анька была моей девушкой, – обиженно выпятил нижнюю губу. – Я ее первый застолбил.

– Викки, – я аккуратненько разжала пальцы и ахнула при виде вдавленных полумесяцев на загорелой коже, – смысл исповеди ясен. Не волнуйся. Твоя тайна умрет вместе со мной, – благоразумно отстранилась: уж очень пристально он уставился на шею, – но…

– Мля-я… Опять это страшное слово.

– Вообще-то союз.

– Вот видишь. Сикаешь от страха, а мозг работает. У нас был союз тел и немножечко душ, а потом влез гребаный Вранич и… Да пошли они!

Золотой мальчик вдруг как-то сник, погрустнел, опустил веки, глубоко вдохнул и тяжело выдохнул.

– Викки, – я тихонечко позвала, нежно поглаживая следы от ногтей.

– Что?

– Посмотри на меня.

– Зачем?

– Пожалуйста.

– Нет.

– Пожалуйста.

Он неохотно перевел на меня взор и быстро отвернулся, но я успела заметить отзвуки боли в невозможно красивых глазах, отражающих лазурное небо.

Я откуда-то знала, чувствовала всем сердцем, что на самом деле океан этой боли безбрежен и что эту густую тьму не изведать, пока он сам не захочет.

А Викки, к сожалению, не хотел.

После этого разговор не клеился. Устав от бесплодных попыток, я оставшийся путь молча держалась за большую теплую руку, так что он не только не трахнул стюардессу, но даже до туалета не добрался. К моменту посадки член клуба любителей авиасекса повеселел, перед паспортным контролем все-таки забежал по нужде, но всю дорогу припоминал не случившуюся (сами понимаете, по чьей вине) случку за шторкой.

* * *

Москва – предел мечтаний моих одноклассников. Едва я сошла с трапа, тягостное ощущение пригвоздило к земле: словно упаковали в бетонную коробку – ни вздохнуть, ни распрямиться – и захлопнули крышку из дымчатого стекла, испещренного трещинами. Угрюмое небо цвета пепла, скверные запахи, горьковатый привкус во рту с налетом грусти и отчуждения. И штормовое море, которого не было.