НЕ порочное трио

Да, он определенно не тот, кого хотелось увидеть.

Проводив их тоскливым взором, я бездумно уставилась в монитор.

– Герой влажных фантазий? Мм?

Ой, мамочки!

Я вздрогнула от неожиданности, подпрыгнула, перегнулась через стойку и ошарашенно приоткрыла рот. Пшеничный блондин в простой на вид белой футболке с глубоким вырезом (которая стоила, наверное, бо́льшую часть моей зарплаты) и мешковатых джинсах наблюдал за мной, сдвинув на кончик носа темные очки.

Да что ж за чудное видение?

Представьте этакого золотого мальчика с обложки журнала: мускулистый голый торс, натертый маслом, кисти в карманах низко сидящих штанов с полурасстегнутой ширинкой, фигурно взлохмаченная шевелюра, легкий наклон головы, кривая ухмылка и распутный взгляд.

Представили? Вот! Этакий чудо-красавчик взирал на меня снизу-вверх из дальнего уголка лобби.

Блин, и как не заметила раньше?

Он по-барски растекся по дивану, скрестив в лодыжках длинные ноги, и явно наслаждался моим замешательством. В правой руке, запястье которой украшало пять-шесть разноцветных фенечек, гость покручивал картонный стаканчик и с очевидным удовольствием прихлебывал горячее содержимое. Кофе? Нет, судя по запаху, содержимое было горячим во всех отношениях: на столике стояла откупоренная бутылка виски.

– Без шансов, детка, – как ни в чем не бывало продолжил красавчик, подмигнув васильково-голубым глазом. – Этот лапуля-бугай категорично и безнадежно женат. Его перчик давно зачехлён и прикрыт поясом верности для всех, кроме Ириски. Кстати, – отставил напиток, поднялся, вразвалочку подошел к ресепшен и беспардонно навис надо мной, – я Вик. И я абсолютно свободен.

– Вы не в моем вкусе.

Он? Однозначно нет.

Этот негодник никак не мог быть моим загадочным ласковым принцем.

– А как звать тебя, милая дева? – ему как с гуся вода – пёр как танк.

– Но́ра, – я ткнула пальцем в бейджик.

– Ого! – блондин присвистнул с неподдельным восхищением.

– Что? Имя как имя.

– Я про твои зачетные сиськи.

Ой, мамочки!

Скорее всего, очаровательный нахал был постояльцем отеля, и следовало разговаривать с ним вежливо, с дежурной улыбкой, но я ничего не могла поделать.

Он. Меня. Дико. Взбесил.

– Это сексуальное домогательство. Вы же понимаете?

– Так ты Элеонора?

Вик и выгоревшей бровью не повел, пропустил комментарий мимо ушей. (Эх, мне бы такое непоколебимое спокойствие.) Я тихо угукнула, отвернулась к принтеру и стала с преувеличенным вниманием изучать бланки анкет.

– Как тебя называют близкие? – он навалился всем корпусом на столешницу и подергал меня за воротник.

– Эля.

Ох, такому было проще ответить, потому что молчаливый бойкот мог выйти боком.

– Лады́. Буду называть тебя Элей, пока не придумаю прозвище.

– А вот этого делать не сто́ит.

– Очень даже сто́ит. Я вообще-то тут живу и, надо заметить, часто и подолгу. Отвертеться сможешь, если уволишься, – оценивающе осмотрел меня и хохотнул, продемонстрировав милые ямочки на щеках. – Да и то не факт, кроха.

– Я не кроха.

– Хм… У тебя есть пижамка со зверюшками?

Я смущенно потупилась, потому что светло-серый комплект с розовыми зайками был моим любимым, застиранным, кое-где протертым, но любимым.

– Ага! У тебя на мордашке написано, что есть, – не унимался новый знакомый. – Только кнопки и крохи носят такие пижамки. Почетное звание кнопки уже занято, остается кроха.

– Я не кроха.

– Смотри, тебя же из-под стола не видно.

– Я не кроха, – отчего-то мне понравилось спорить и не хотелось, чтобы Вик умолкал.

– Очень даже кроха. Вот выйди-ка… – он поманил к себе.

– Я не кроха! – я послушно обогнула стойку и встала рядом.

– Очень даже кроха, – настойчиво повторил мужчина. – Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Вот! – выставил вверх указательный палец. – Об этом и речь. Мне, кстати, тридцать один.

Он по-свойски привлек меня, впечатал в каменную грудь и ребром кисти прочертил линию от макушки до впадинки между ключицами. В щеку врезалось что-то отвратительно жесткое. Кончиком пальца дотронувшись до странного предмета, я нащупала штангу в соске́ и от удивления вылупила глаза. Мне казалось, что после тридцати наступает чуть ли не пенсионный возраст, а тут такое…

Разглядев маленькую родинку над пухлой верхней губой, напрочь утратила самообладание. Конечно, не так как с принцем, но все же.

– Видишь, даже скрючиваться придется, чтобы чмокать в тыковку. Ты крошечная, как цветочная фея.

Пожалуйста, кто-нибудь!

Вызволите меня из цепких лап этого белобрысого надое́ды.

Прилипчивый гость поцеловал меня в темечко, а потом сразу же отпустил. Я благоразумно нырнула обратно, спряталась в закутке и схватилась за телефонную трубку, как за спасательный круг.

– Ладно, уговорила. Не буду отвлекать. Пока. В смысле, пока не буду. Работай в свое удовольствие. Навещу завтра. Ты же не против?

Я угрюмо кивнула, уверенно держа язык за зубами. А что тут поделаешь? Судя по маниакальной навязчивости, Вик пробрался бы сюда, даже если бы я затребовала охранный ордер. Однако едва за широкой спиной захлопнулась дверь, до меня дошло, что за последние десять минут, препираясь с ним, ни разу не вспомнила о таинственном незнакомце.

* * *

Смена тянулась целую вечность, зато без происшествий. Освободились сразу три номера, новых гостей не было, и я, изнывая от безделья, перекладывала пасьянс на ноутбуке. Забежал Саша, выклянчил кофе, угостил свежим домашним печеньем и рассказал пару забавных случаев из армейской жизни. О моих приключениях тактично не спрашивал, но перед уходом добродушно толкнул локтем в плечо, да так добродушно, что едва устояла на ногах. Виктор Воронов по паспорту – он же Вик-прилипала – так и не объявился. Вот ни за какие коврижки не созналась бы, что вполглаза посматривала на дверь и вполуха вслушивалась в предрассветные сумерки.

Утром отправила управляющему отчет, передала дела, в автобусе несколько раз клевала носом, чуть не проехала остановку, добрела до своей комнаты и рухнула в постель. Полдня проспала, повздорила с братом и улизнула к соседке, чтобы не пересечься с его озабоченными дружками, а вечером нарядилась в любимый бледно-розовый сарафан с махонькими цветочками и покатила в отель.

Душа пела от радости, по телу пробегал холодок, а руки мелко тряслись. И мне давно не было так хорошо, может быть, даже с тех пор, как получила свой первый и последний подарок на Новый год: пенал-косметичку персикового цвета с четырьмя отделениями. Угадайте, кто подарил? Отец, с которым я повстречалась тогда в последний раз. Пенал влезал в потрепанный рюкзачок с большим трудом, отделения нечем было наполнить, кроме двух ручек, карандаша, ластика и пластикового уголка. Когда он начал расползаться по швам, я все равно таскала в школу, пока не уронила в лужу, а потом рыдала взахлёб, потому что окончательно расклеился.

Ладно, что-то меня развезло. Простите.

* * *

Я помчалась к старому эвкалипту, но там никого не было, даже распутных любовников под фонарем. Оглядевшись, обнаружила в укромном уголке, скрытом пышными кустами магнолии, плетеный шезлонг с мягким матрасом.

Неужели позаботился мой принц?

Устроившись на самом краешке, приготовилась ждать хоть до самого утра, но спустя время свернулась клубочком и задремала.

– Здравствуй, русалочка. Я скучал.

Сонно моргая, я оперлась на локоть, гадая, на самом ли деле за спиной прозвучал тихий шепот или почудилось, но поцелуй трех родинок в основании шеи развеял сомнения. Незнакомец не позволил обернуться, опять удержал за плечи.

– Я тоже.

– Выполни просьбу, маленькая.

– Все что угодно, – давая обещание, нисколько не покривила душой.

– Важно, чтобы хотела ты, – он вложил мне в ладонь плотную шелковую повязку.

– Я не… должна тебя видеть?

– Пока нет.

Не издавая ни звука, я свесила ноги вниз и зажмурилась, а мой принц плотно затянул узел и перекинул распущенные волосы на одну сторону. Едва заметно подрагивающие пальцы, как огненные мотыльки, невесомо порхали по позвоночнику. И в этих местах под кожей вспыхивало жидкое пламя, отзываясь внутри блаженным вздохом.

– Хочу кое-что проверить. Позволишь?

Я согласно кивнула. Тыльной стороной кисти он обвел по контуру вырез сердечком, снял с плеча тонкую лямку и скользнул рукой внутрь.

– Русалочка, неужели ты забыла?.. – раздался гортанный смешок.

– Нет, не забыла. И трусики тоже… не забыла.

Господи, я совсем не узнавала себя. Как можно было спешить к незнакомцу, с которым виделась всего два раза в жизни (точнее, даже не виделась), и умышленно отказаться от белья?

– Так чего же ты хочешь?

– Раздень меня.

Должно быть, я совсем обезумела от его близости, лишилась и страха, и застенчивости.

Мужчина обогнул шезлонг, бережно обхватил запястья и увлек за собой, поглаживая пульсирующие в такт учащенному сердцебиению ве́нки. Я приподнялась на цыпочки, задрала голову, приоткрыла рот и… наткнулась на пустоту, будто он специально отстранился.

– Чего же ты хочешь, русалочка? – повторил он, расстегнув пуговички одну за одной, и сарафан прошелестел легким облаком.

– Хочу, чтобы ты… прикасался ко мне… – язык еле ворочался и не было слюны, чтобы смочишь пересохшее горло, – … и целовал.

Я ощущала лишь свежее дуновение и сухие ласковые губы. Он целомудренно очертил овал лица, спустился на шею, ямочку между ключицами и, дойдя до груди, вобрал сосо́к в рот. Одуряющий жар нарастал, разливался по телу, и я издавала невольные стоны удовольствия.

Меня подсадили на пояс и весело хмыкнули от дурацкого ойканья, когда в попку сквозь ткань штанов уткнулось нечто гигантское.

Меня разложили на махровом полотенце, на несколько секунд прильнули к животу чисто выбритой щекой, невесомыми поцелуями прошлись по внутренней стороне бедер. Кончик влажного языка провел по развилке, но когда я инстинктивно дернулась, тут же отпрянул.

Я захлебывалась эмоциями. Дыхание пресеклось, медовая сладость распирала грудную клетку, щеки загорелись румянцем.

Ни один мужчина так меня не ласкал, да и вообще не ласкал никак.

– Ты девственница, – интонация не была вопросительной, скорее подтверждала догадку.

– Д-да.

– Я не могу, маленькая. Не могу.

– Что-то не так?

Стало так совестно, что захотелось прикрыться, точно невинность являлась каким-то изъяном. Я не понимала, что делать, как поступить, чтобы принц захотел меня по-настоящему. Смешно? Член торчком – значит хочет? Дело не в этом. Все дело в страхе оказаться очередной любовницей в серой массе – к тому же неопытной, – чье имя и тело вскоре сотрутся из памяти.

И да, я действительно устыдилась.

– Я не должен, – в хрипловатом голосе сквозило странное замешательство. – Я не могу. Я могу дать тебе все, кроме… этого.

– Почему?

– Ты слишком хороша, маленькая. Быть у тебя первым… даже так… Мне не сто́ит. Прости.

Я не владела собственной плотью. Она приманивала, искушала, умоляла подмять под себя и присвоить. Желание пересечь грань дозволенного нестерпимо жгло и кружило голову. Слезы уже не впитывались в плотную ткань – катились из уголков глаз и затекали в уши.

– Почему ты плачешь? – он слизнул соленую каплю и убрал взмокшие прядки.

– Я… Мне… Мне не… – не зная, как выразить то, что испытывала, я замолчала.

– Всегда говори, если чем-то обижу. Хорошо?

– Хорошо.

«Всегда».

И я улыбалась при мысли о новом свидании.

И я беспечно влюблялась в удивительного мужчину, а в том, что он удивительный, не сомневалась ни секунды.

И я готова была разрыдаться от того, что не знала, кто он такой и где его отыскать.

Загадочный незнакомец аккуратно поднял меня, надел сарафан, застегнул каждую пуговичку, высвободил волосы, заключил лицо в ладони и прильнул лбом к моему.

– Спасибо, маленькая русалочка, – сбивчивый шепот, быстрый поцелуй и… пустота.

– За что? – и… тишина.

Я так и не сняла повязку, пока не затих хруст веток. По дороге домой, улетая мыслями и чувствами, пару раз грохнулась с велосипеда, расцарапав коленки.

* * *

Дежурство превратилось в сущую пытку: ни посетителей, ни звонков – жуткая скукотища. Сдержать зевоту не получалось, глаза слипались, хоть спички вставляй. Всячески боролась со сном, ведь в последнее время его катастрофически не хватало. Листала ленту, читала посты́, раскладывала пасьянс, пила кофе, разминала затекшие мышцы, даже приседала. Увы, помогало ненадолго. Я так и бродила в дремотном тумане.

Не представляете, как обрадовалась, когда в два часа ночи на пороге возник Вик-прилипала, сверкая белозубой улыбкой и милыми ямочками.

– Кроха, привет! Как настроение?

– Мерзкое, – я скучала по своему принцу.

– Ой-ой! Ты подросла? – опираясь на стойку, он подтянулся на руках и, бесцеремонно скользнув взглядом по груди, уставился на ноги. – Выйди-ка сюда.

– Зачем?

– Гость просит – обязана подчиниться.

Воронов взмахнул кистью, сжатой в кулак (стеганул пастушьим кнутом), и фривольно поиграл бровями. Хотя, если подумать, кнут все же был не пастушьим. М-да, фантазия меня никогда не подводила, невзирая на девичью скромность.

А что вы хотите? Изучила содержимое склада, что-то загуглила, что-то заприметила – так и проникла в суть (как бы двусмысленно ни прозвучало).

– Сию минуточку, господин.

Отставив от греха подальше массивную кнопку звонка, по которой он успел стукнуть пять раз подряд, выполнила нижайшую просьбу.

– Ой-ой! – радостно осклабился, подняв кверху два больших пальца. – Что ж ты раньше башмачки не показывала?

Ну и ну. Совсем голову потеряла, раз забыла переобуться.

Золотой мальчик самым бессовестным образом взгромоздил меня на столешницу и потыкал в серебристые лаковые туфли на высокой танкетке.

– А что с ними не так?

– Ты – Элли из Изумрудного города! А это, – энергично потряс ступней с тоненькими косточками, едва не вывихнув щиколотку, – твои серебряные башмачки.

– Вообще-то она из Канзаса.

– Пофиг! Будешь Элли, и придумывать ничего не надо.

– А Вы кто? Тотошка?

– Элли, во-первых, хватит мне выкать. Во-вторых, если согласишься на свидание, для тебя буду кем захочешь. Даже белым и пушистым щеночком. Кстати, Ириска считает, что я…

– Кто такая ириска? – перебила, разумно пропустив очевидный подкат.

– Я же говорил. Жена верзилы, на которого ты откровенно пускаешь слюни. Или не говорил?

– Я не пускаю, – тихонько пробормотала, чувствуя, как багровеют щеки.

– Очень даже пускаешь. Я не слепой.

– Так что там считает мадам Вранич?

– Ой-ой! Ты уже и фамилию вызубрила? – настырный постоялец черканул в воздухе воображаемым огрызком карандаша. – Элли Вранич. Всю тетрадку исписала?

– Виктор, Вы отклонились от темы.

– Кроха, еще раз выкнешь или назовешь Виктором – трахну. Кстати, когда это случится впервые, хочу, чтобы на тебе были только эти чудесные башмачки.

– Итак, господин Воронов…

– Ой-ой! И про меня разузнала? Польщён! Элли Воронова тоже неплохо звучит. Кстати, какая у тебя фамилия?

– Не скажу.

– Я не отстану.

– Не скажу.

– Не вопрос, – он извлек из кармана мобильный и набрал номер. – Ерва́нд, здоро́во! Найди-ка девчушку одну. Да. Местная? – обратился ко мне и, не дождавшись ответа, уверенно подтвердил. – Местная. Да. Элеонора. Администратор у…

– Не надо, – нехотя буркнула я, – не утруждайтесь, – подтолкнула жилистое предплечье, вынуждая опустить телефон, и вытащила паспорт из сумки. Знала же, что не поверит. – Крошкина я.

– Сам знаю, что… – брови в изумлении изогнулись, когда предъявила первую страницу. – Мля-я-я. Серьезно?

Вы бы слышали, как он хохотал, взвизгивая и похрюкивая, лупил ладонью по столу и разве что не катался по полу.

– Отбой, – выдавил со слезами на глазах, утираясь краем футболки. – Нашлась.

Господи, лучше бы я не смотрела.

– Господин Воронов, – залипла на кубиках пресса, судорожно сглатывая, – шли бы Вы лесом. Постояльцев распугаете.

– Элли… – жестом попросил подождать и, согнувшись пополам, уперся ладонями в колени. – Предупреждаю… – отдышавшись, продолжил, – в последний раз. Снова назовешь так – трахну в аппетитную попку. Жестко и агрессивно.

– Ясно, – я заскрежетала зубами, – Викки. Так подойдет? Или снова пообещаете трахнуть?

– Так, ну все! Напросилась! Хватит мне выкать.

Мужчина внаглую подхватил меня под мышки, как тщедушного котенка, придавил спиной к стойке и, удерживая на весу, резко толкнулся пахом.

Ой, мамочки! Какой он… большой.

Прямо скажем, я чуток испугалась и с тоненьким писком забилась в тесных объятиях, а когда осознала тщетность попыток, от обиды зашмыгала носом.

– Эй, кроха, ты чего это? – поставил на ноги, отшатнулся и стукнул кулаком по лбу. – Вот я идиот, – осторожно притянул к груди и погладил по волосам. – Прости, больше так не буду.

Как бы ни хотелось отчитать обаятельного нахала, прижавшись к крепкому телу, наполнив легкие ароматом сладкого мандарина и мха, я ощутила какую-то небывалую легкость.

– А знаешь, вообще-то мне нравится. Викки и Элли – сладкая парочка, – подушечками пальцев нежно пересчитывал бугорки позвонков. – Прикольно. Оставляем. Но если захочешь… Черт! Даже и не знаю, как теперь предложить. Пойдем со мной на свидание, – по-птичьи наклонил голову набок, надул губы и, поймав мой взгляд, издал звук, странный, но милый. – Хотя бы разочек. Приставать не стану, пока сама не попросишь. Клянусь своим чудодейственным… эмм… Неважно. Пока. В смысле, пока не важно.

– Нам с гостями нельзя.

– Элеонора, и все? То есть свидание с избалованным кобелём нас не смущает? Девка, да ты в своем уме?! У нас ведь принц имеется!

–      Отстань. У нас его нет. И не будет.

–      (Непереводимая игра слов. За такое бабуля пригрозила бы вымыть язык дегтярным мылом.)

Кстати, я упоминала, что иногда разговариваю сама с собой?

–      Крошка… – снова едва не заржал, уже прыснул в кулак, но под укоризненным взором быстренько овладел собой, – поверь, я ради этого переберусь в соседний отель. Главное, чтобы ты захотела и согласилась. По-другому никак.

И знаете, я даже поверила. Поверила в то, что с виду такой назойливый и недалекий, Виктор Воронов время от времени становился обходительным и любезным. Вот уж не думала, что такие еще водятся (разумеется, кроме моего принца).

– Так что там Анна Вранич считает? – на всякий случай я попробовала сменить тему.

– Ириска считает, что я похож на пушистенького щенка лабрадора. Не затрахаю – так залижу.

– Понятно. Вопрос про Тотошку с повестки снимаем, – я устало вздохнула и покачала напряженной шеей из стороны в сторону. – Оставайся тогда просто Викки.

– Элли, заметила, что мы перешли на «ты»? – огромные лапищи стали на удивление бережно массировать плечи.

– Да какая уже разница? – с губ нечаянно сорвался тихий стон. – Ты так ты. Дай доработать смену.

Да к черту!

Я застонала в голос. Если бы кто услышал, скорее всего меня бы уволили.

– Элли, вот прямо сейчас ты совсем не облегчаешь задачу. Не надо так. Это жестоко, – спасибо, что просветил. – Уф-ф-ф! Эти эротичные повизгивания… Я же не Железный Дровосек, между прочим, а ты пока согласия не давала. Хотя желание, думаю, есть.

Минут через пять, решив, что миссия выполнена, щенок лабрадора перегнулся через стойку, сгреб со стола телефон – простенький, без пароля, – и принялся в нем копаться. Добавил в контакты свой номер и, перезвонив, сохранил мой. От подобного нахальства я потеряла дар речи.

– Можно, я посижу с тобой? Тихо как мышка, вот увидишь, – Викки подпёр подбородок ладонями и невинно похлопал ресницами, как мультяшная девочка. – Буду охранять тебя от… кого бы то ни было.

Тихо как мышка Воронов просидел от силы минут двадцать, фанатично отслеживая каждое мое действие, а потом снова пришлось отбиваться – фигурально, конечно – от него самого. Я уже кипела от гнева, обдумывая план мести, но когда вернулась из туалета (простите за уточнение), гостя сморил безмятежный сон. Вот так просто и быстро, как маленького ребенка: где играл, там и вырубился.

Он скукожился на диване, подтянув длинные ноги к животу, и теперь походил на безобидного ангелочка. Не удержавшись, я присела на корточки и отвела упавшую на лоб золотистую прядь. Ангелочек что-то невнятно промычал, поймал мою кисть, стремительно выбросив руку, и подсунул под щеку в качестве подушки. Вырываться почему-то не захотелось, поэтому я угнездилась на краешке и пялилась на него, время от времени поглаживая по шелковистым волосам.

Моя реальность была беспросветной, слишком запутанной, и не следовало отвлекаться на что-то, кроме долгов брата и памятника бабушке, однако рядом с несносным великовозрастным мальчишкой я почувствовала себя чуточку веселее и беззаботнее.

* * *

Совсем меня закрутила параллельная тайная жизнь. Две ночи работала, следующие полдня отсыпалась и еле-еле дожидалась вечера, чтобы мчаться в отель и вновь не смыкать глаз до рассвета. Каждая встреча становилась особенной, трогала душу и пробуждала тело. Печалило лишь то, что мой принц всегда просил надевать повязку.

По какой причине? Не имела понятия, но не задавала вопросов.

Естественно, до жути хотелось взглянуть на него хоть краешком глаза (по-другому и быть не могло), но я не противилась. Да и зачем? Значит, были на то причины.

Возможно, скажете, что поступала крайне беспечно. И что обвести меня вокруг пальца не составило бы труда. Если даже и так, что с того?

Просто было с ним хорошо.

Просто влюблялась все больше.

Мужчине нравилось растянуться на шезлонге, пристроить меня между раздвинутых ног, откинуть на грудь и лениво играться с жемчужными локонами. Иногда я прикасалась губами к большой ладони и улыбалась из-за того, что каждый раз у него сбивалось дыхание.

Он ласково обнимал и осыпал поцелуями, но так сдержанно, словно боялся нарушить иллюзорную связь. Прекрасную, но мимолетную. Мы оба это понимали и оба избегали объяснений, сглаживали острые углы, словно боялись задеть чувства друг друга.

Я могла болтать обо всем на свете, а принц говорил нечасто – пару слов там, пару слов здесь, – в основном слушал. Рассказывала о детстве, о маме и бабушке, даже обмолвилась как-то о Вовке и его вечных проблемах, которые как мои. Да, сейчас никто не трогал, не шантажировал (я и так отдавала бо́льшую часть зарплаты), но что будет завтра – поди угадай наперёд. Помню, именно тогда он забросал меня короткими вопросами и не успокоился, пока не выяснил все подробности.

Нет, я не жаловалась, просто хотелось довериться кому-то хоть ненадолго.

Однажды принес щетку для волос и долго-долго расчесывал длинные кудри, время от времени зарываясь в них лицом. Сказал, что купил для меня и отказался принять обратно. На следующий день я ради интереса погуглила и сначала подумала, что ошиблась. Нашла на другом сайте, на третьем. Везде примерно одна цена: около двенадцати тысяч рублей (за расческу?!) – для меня сумма фантастическая.

– Почему русалочка?

– Ты изящная… женственная. У тебя необыкновенно красивые волосы, как серебристое покрывало, – отодвинув их, едва осязаемо прикусил мочку уха. – И кожа пахнет коралловым морем. И еще нежная. Такая нежная, что… – уставший голос надломился, – становится больно.

После этого принц надолго замолчал, прижимая так крепко, что приходилось дышать урывками, а потом вдруг беспокойно завозился, подтолкнул меня с лежака, резко вскочил и испарился. Как и всегда.

Ох, бедное мое глупое сердце. Ему и так было несладко.

* * *

Возможно, недоумеваете, как я не боялась шастать по ночам в одиночестве? Нет, не боялась, потому что молчаливой тенью меня сопровождал юный рыцарь на мотороллере. И я точно знала, кому этим обязана.

* * *

Однажды Воронов нагрянул ко мне домой ни свет ни заря. Брат не впустил, милостиво выделил колченогий стул во дворе, но коробку со свежими кексами умыкнул. Заспанная и слегка помятая, я устроилась на крыльце с кружкой и ошалело пялилась на золотого мальчика, что обходил расшатанный велосипед по кругу, ковыряя ржавчину и кое-где облупившуюся краску.

– Привет, кроха, – выхватил кофе, вдохнул аромат, удивленно приподнял брови и сделал добрый глоток. – Мм… Сама варила? – я угукнула. – Прости, не отдам. Слишком вкусно, – и снова с шумом отхлебнул, довольно жмурясь.