Темные Фигуры: Наши мертвые друзья

Она отчетливо представила себе яичницу с коричневыми по краям и розовыми по центру ломтиками бекона, нарезанные помидорчики черри и апельсиновый сок в высоких бокалах из цветного стекла. Отец бы спросил, как дела в школе, а мама бы рассказывала про огород и что еще нужно сделать на даче до начала осени.

Настя быстро обтерла тело полотенцем, натянула аккуратно сложенную одежду и открыла дверь ванной комнаты: в коридоре по-прежнему стоял отчетливый запах гари.

– Все точно в порядке? – она заглянула на кухню.

Тэн с Ричардом играли в шахматы. Ричард, одетый в костюм-тройку, облокотился о стену и параллельно читал газету, закинув ноги на ближайший стул, демонстрируя блестящие носки оксфордов. Тэн вертел пешку в пальцах. Сегодня он был во всем черном: начиная с длинных кожаных перчаток по локоть и заканчивая джинсами.

Ни один из них не отреагировал, продолжая вглядываться в доску перед ними.

– Чем это пахнет? – Настя подошла к плите. Источником запаха явно была духовка: в ее светлом нутре подрагивал разбухший коричневый пакет. – Это что, попкорн? – спросила она, чувствуя, как ее голос поднялся на одну октаву.

Тэн чуть усмехнулся, бросив на нее короткий взгляд.

– Прости, Анастасия. Никита с Саней здесь что-то такое делали, но мы не особо следили, – протянул он с легкой ленцой. Тот факт, что он в принципе что-то сказал, уже заслуживал внимания: Тэн предпочитал молча наблюдать за происходящим, подавая голос только если ситуация совсем начинала выходить из-под контроля. Единственные люди, рядом с которыми он вел себя по-человечески, были Ричардом и Самарой: на остальных он обычно смотрел неприязненно или холодно.

– Поскольку их предыдущие эксперименты включали в себя конфорку и крышку от кастрюли, мы восприняли этот достаточно снисходительно, – Ричард, в свою очередь, был из тех людей, которые говорят десять слов, когда можно сказать одно.

– И где они сейчас? – судя по запаху, содержимое пакета изрядно подгорело.

Ричард и Тэн переглянулись и синхронно пожали плечами. В такие моменты они казались однояйцевыми близнецами.

Настя выругалась сквозь сжатые зубы, резко открыла духовку, выпуская клубы вонючего дыма и швырнула пакет в раковину. Она выключила плиту и открыла форточку, впуская шум улицы, потом сняла с полки гейзерную кофеварку и открутила верхнюю часть. Что-то в этом действии снова напомнило ей о Люсе: но Настя не могла сформулировать что конкретно. Та была в любом случае слишком маленькой, чтобы пить кофе.

(Но достаточно взрослой, чтобы умереть.)

«Люся мертва, – подумала она, засыпая кофейный порошок. – Люся мертва, а мы пьем кофе, сжигаем попкорн и играем в шахматы».

– Ты в школу сейчас? – Ричард сделал ход и картинно развернул газету. Настя кивнула и бросила короткий взгляд на часы, висящие над холодильником. До школы пешком было минут пятнадцать, и время у нее было.

– Гарпия уже там? – спросила она у Ричарда. Гарпия отличалась болезненным отношением со временем.

– Проверить? – уточнил он мягко. В принципе, это ничего не меняло, но Настя все равно кивнула.

Он запрокинул голову. Она знала, что это уловка, попытка спрятать глаза; как будто было что-то постыдное в том, как серые радужки расширялись и превращались в серебро, в котором растворялись его зрачки.

– Да, она уже там, – протянул он через пару секунд.

– С жертвой? – спросил Тэн. Он подхватил ферзя, потом отпустил и сжал пешку.

– Нет, одна, – ответил Ричард, не меняя положения головы.

Это были плохие новости: скорее всего, это значило, что Гарпия хотела, чтобы она тоже участвовала в патетическом вступлении, заставляя кандидатку подписать контракт.

Настя с ненавистью закрутила кофейник и с грохотом поставила его на плиту.

– Блин, – пробормотала она. – Спасибо, Ричард.

Тот моргнул и выпрямился: его глаза еще сохранили в себе мутный отсвет серебра.

– Не стоит благодарности, – отмахнулся он, переключая свое внимание на Тэна. – Знаешь, твое представление о блице…

Тэн усмехнулся и подтолкнул ферзя вперед кончиками пальцев.

– Ты удовлетворен?

Настя засунула ломтик хлеба в тостер, открыла холодильник в поисках масла и поморщилась: оттуда разило чем-то протухшим.

– Насть, ты разве не идешь в школу? – в кухню ворвалась Самара, на ходу застегивающая адидасовскую куртку. Она коротко нагнулась над тостером, прикуривая от него, игнорируя Настин возглас. – Чем это пахнет?

– Это попкорн, – пояснила Настя прохладно. – И да, через пару минут я выйду.

Самара была в одном из своих оживленных настроений – вокруг нее облаком распространялась сверкающая, наэлектризованная энергия. Настя переносила эти настроения сложно.

Самара сделала глубокую затяжку и запрыгнула на кухонную тумбу. Ее руки немного дрожали, а лицо горело от неспокойного оживления, будто произошло что-то невероятно хорошее, а похороны Люси, злоключения Кости и необходимость разрушить жизнь еще одному ребенку им всем просто привиделась.

Настя одернула себя: это было несправедливо по отношению к Самаре, но остановить поток мыслей было нелегко.

– Тэн, что мне написать? И кому, ты знаешь имя? – выпалила Самара. Она говорила еще быстрее обычного, чуть покачиваясь на тумбе.

– Оксана Федоровна, если я не ошибаюсь, – Тэн говорил медленно, не сводя глаз с шахматной доски. – Она – начальница учебного офиса или что-то такое.

– Насть, кофе будет достаточно для нас двоих? – уточнила Самара. Настя кивнула и достала из буфета две кружки. – Так, Тэнни, ну с документами-то у тебя все норм? Потому что мне, типа, льстит твое представление о моем всесилии, но если ты не проходишь по документам на бюджет, даже если я смогу внушить этой Оксане, что это не так, я, типа, компьютер не смогу переубедить.

– Прохожу, – коротко отозвался Тэн.

Кофе начал бурлить. Настя разлила его по чашкам и надкусила чуть подгоревший тост. В его структуре пряталась странная черствость, и она поморщилась, чувствуя подступающую тошноту.

– Честно, я предполагаю, что твои услуги в любом случае не понадобятся, – Ричард зевнул, чуть прикрывая рот ладонью. – Разве не их слоган содержал в себе фразу: «Если некуда идти»…

– Нет, это не шарага какая-нибудь, – мрачно парировал Тэн, продолжая вглядываться в шахматную доску. – И если уж на то пошло, может обсудим твои планы на будущее?

– Рад что ты спросил, – Ричард отложил газету в сторону. – У Оксфорда есть прекрасные бесплатные курсы онлайн.

– Офигенно, то есть для мировой литературы еще не все потеряно? – умилилась Самара. – Даже в четырех стенах ты все равно собираешься внести свой скромный вклад в науку…

– Вам будет интересно узнать, что я решил посвятить себя изучению древнегреческого. Сведущие люди предупреждали меня, и советовали избегать чтения «Тайной Истории», но я, конечно, не мог не поддаться соблазну…

– Ричард, девяти еще нет, – Тэн посмотрел на него страдальчески. – Всю гуманитарщину до завтрака оставляй за дверью.

Настя почувствовала, как тошнота усилилась: Гарпия уже ждала ее, где-то совсем рядом, с ее жадным выражением застывших глаз, кто-то вот-вот превратится в ее несчастную жертву, а старшие легкомысленно препирались и обсуждали университеты.

– Разве не удивительно осознавать, что противостояние физиков и лириков, – начал было Ричард, но Самара громко расхохоталась, и Настин желудок сжался пружиной.

– Я пойду, – сообщила она в пустоту, отдавая Самаре чашку.

– Удачи, – старшие отреагировали синхронно.

– Ты ведь приведешь ее сюда, верно? – бросила Самара ей в спину. – Я тогда Костю позову тоже.

Это было ожидаемо, но неприятно. Очень сложно меньше думать о Люсе, когда непрерывно смотришь ей в лицо.

Настя сделала несколько больших глотков кофе, заставила себя еще раз надкусить тост, и, оставив чашку в прихожей, вышла из квартиры на лестничную клетку, пахнущую рассольником и мочой.

* * *

Здание школы ничем не отличалось от всех остальных школ в этом районе: выкрашенное в бело-желтые тона с широким бетонным двором, качелями и чуть облупившейся разноцветной каруселью.

Во дворе курил охранник, скользнувший по ней равнодушным взглядом.

– Я к психологу на эксперимент, – пробормотала Настя, и он отвел глаза в сторону, удовлетворенный этим.

На этаже пахло краской: стены были только что покрашены в салатовый цвет. Она прошла мимо кабинета литературы и вспомнила, что на лето задали очередной длинный список книг, которые она до последнего момента игнорировала. Стоило посмотреть хотя бы брифли или спросить Ричарда, о чем это все. Ричард то ли прочитал все книги, которые когда-либо были написаны, то ли очень хорошо притворялся, что это так.

Кабинет, который занимала Гарпия, принадлежал школьному психологу. Официальная версия состояла в том, что министерство образования проводит длительный эксперимент по поддержке детей с ментальными особенностями. Это знание, что их маленькая группа – ментально особенные, или, проще говоря, психи, тянулось за ними склизким шлейфом.

Настя поморщилась. Совсем скоро они вернутся в школу: они с Сашей в десятый «а», а Никита – в «б», и все начнется по новой: шепотки, усмешки, раздраженные взгляды учителей, когда один из них в очередной раз пропускает урок ради обхода.

Дверь в кабинет психолога, окаймленная двумя стенгазетами, была распахнута. Гарпия сидела за столом и сортировала какие-то бумаги. На ней был темный костюм, волосы были собраны в высокий пучок, а губы накрашены ярко-красной помадой с матовым финишем. Когда она улыбалась, ряд ее маленьких сколотых зубов напоминал об акуле или какой-нибудь потерянной родственнице Майкла Фассбендера. Ее настроение было диким и фрагментарным, словно ее эмоции не были больше человеческими. Насте не хотелось касаться этих странных фрагментов энергии – склизких и внезапно меняющих форму. Они выглядели как анимация – вот, кажется, смесь нервозности и грусти начали свой оборот, но вдруг кусок их пропадает, замененный на выброс болезненной радости цвета сырого лосося.

Принтер, помещенный в углу кабинета, шумно изверг несколько листов бумаги.

– Настя, садись, – просияла Гарпия. – Я Алисе назначила через пять минут.

Ее тон был дружелюбным: наверное, это должно было показать, что она все еще благожелательно к ним настроена, несмотря на недавнюю Костину выходку и Люсину смерть.

– Алиса тоже ходит в нашу школу? – спросила Настя, пытаясь вспомнить хоть одну Алису в младших классах. Она опустилась на жесткий стул, и зачем-то поискала глазами его инвентарный номер: в школе их всегда выводили на металлически-красном изгибе ножек.

– Она новенькая, – еще одна акулья улыбка. – Пятиклашка.

«Пятиклашка». Настя сама подписала контракт будучи в седьмом: но это было, скорее, исключение из правил. Они, видимо, тестировали что-то в 2014 году: Ане из «Батальона» тоже было тринадцать, когда ее завербовали, и Саше с Никитой, когда они присоединились к «Психам» парой месяцев позже чем она, было где-то около тринадцати. Костю взяли на год позже, и он был уже четырнадцатилетним, а Люся – одиннадцатилетней, совсем малышкой.

– Как дела у тебя? Как каникулы прошли? – Гарпия сфокусировала на ней внимание. Ее глаза напоминали две хрустальные камеры.

– Могли бы и лучше, – выдавила Настя. Люся умерла меньше трех дней назад.

– Что маме так редко звонишь? Она же волнуется, – Гарпия сложила бумаги стопкой на столе. Настя почувствовала забытый гнев: короткую вспышку, появившуюся и исчезнувшую в новокаине ее тела.

– Кажется, это не совсем ваше дело.

– Ну, я должна о вас заботиться. Вы мне, практически, как мои собственные дети, – лживые слова, в которые они обе не верили.

Даниэля убил Паразит.

Люсю сбила машина.

Костино тело похоронили.

– Спасибо вам за вашу заботу, – ответила Настя сухо. – У моей семьи и у меня все хорошо.

Она не разговаривала с родителями с середины весны.

В дверь постучались.

– Алиса? – вскинулась Гарпия. – Заходи!

Алиса была миниатюрной: Настя никогда не видела такую худобу вживую. Ее лицо еще было по-детски пухлым, но плечи и ключицы были острыми, с кожей, плотно обтягивающей кости. Через плечо у нее была переброшена большая сумка с какими-то аниме персонажами, и с ней она казалась еще меньше.

Она не сказала ни слова, переступая порог, только скользнула испуганным взглядом по Насте и вцепилась в ремень сумки.

– Садись, – Гарпия указала на стул. – Насть, а ты…

Настя послушно пересела в кресло в углу.

Два года назад в этом кресле сидел Дэниэль, а она была на Алисином месте. Тогда она так же неуверенно зашла в кабинет психолога (ее вызвали туда внезапно, сославшись на особенно драматическое сочинение). Она помнила, как Даниэль расслабленно откинулся назад на стуле, закинув ногу на ногу, и его внимательный взгляд из-под челки.

Тогда она тупо смотрела на контракт, почти не читая, физически чувствуя его присутствие. Простого обещания, что они с Даниэлем будут делать что-то вместе, было достаточно, чтобы подписать все что угодно.

– Какая у тебя любимая книжка, Алиса? – отчаянно пыталась разговорить молчаливую девочку Гарпия. – Гарри Поттер? Голодные игры?

У Сергея Олеговича была похожая тактика. Кажется, он расспрашивал Настю про ее любовь к «Звездным войнам». «Ну ты бы хотела быть как Люк Скайуокер?», – спросил он. Сиквелы тогда еще не были даже анонсированы.

Алиса напряженно рассматривала пол.

– Ты – особенная, – продолжала Гарпия. После каждой реплики ее красный рот складывался в улыбку.

Алиса молчала. Ее маленькие пальцы дрожали, когда она сжала ручку, чтобы подписать контракт.

– Здесь, – руководила Гарпия. – И здесь… И здесь. – Ее наманикюренный ноготь скользил по листам бумаги.

Что было точкой невозврата? Момент, когда она переступила порог этой комнаты или первый осторожный росчерк на этих магических листах бумаги, испещренных канцелярскими терминами?

Свою подпись Настя придумала в 2014 году как раз для этого контракта.

Она попыталась вспомнить, что чувствовала тогда: поменялось ли что-то в температуре комнаты или свело ли у нее внезапно пальцы, но, кажется, ничего такого не произошло.

Первый раз, когда она почувствовала, что что-то не так, случился гораздо позже – как только она впервые увидела взгляд Паразита, выглядывающий из знакомых глаз.

* * *

Они с Алисой вышли из школы молча. Во дворе было пусто. Небо набухало к дождю и темнело. Ветер раскачивал поскрипывающие качели и гонял пластиковый пакет.

Алиса выглядела потерянной. Ее лицо сморщилось, она сдвинула брови на переносице, и прикусила губу. Она была такой миниатюрной, почти на две головы меньше Насти, и немного шаркала при ходьбе.

– Что это за аниме? – спросила Настя, показывая на Алисину сумку.

Алиса покачала головой, ее глаза широко распахнулись.

– Не знаешь? – уточнила Настя осторожно. Алиса кивнула. – Мы живем недалеко, хочешь пойти со мной и со всеми познакомиться?

Алиса пожала плечами, не глядя ей в глаза, и Настя восприняла это как «да».

За всю дорогу до квартиры Алиса не произнесла ни слова. Настя попыталась развлечь ее разговором, но та только качала головой или кивала, избегая даже односложных ответов.

Они поднялись по лестнице: лифт, как всегда, не работал.

– Ты уже завтракала? – Настя заставила себя улыбнуться. – Тебе, конечно, не придется сюда переезжать. В смысле, в квартиру. Мы довольно долго все продолжали жить с родителями, это потом стало просто удобнее. Люся вообще до сих пор… – она осеклась. – То есть… ты можешь думать об этом месте как о базе. Мы можем здесь тусить сколько угодно, и ты всегда сможешь заходить сюда после школы… Ну, если захочешь.

Алиса кивнула.

– Типа, просто пообщаться с нами, знаешь? Посидеть, поболтать, – в голову настойчиво лезла Люся с гигантской книгой в руках, приходящая, чтобы читать рядом с Ричардом. – Ты, может, есть хочешь? Не знаю, все ли дома, но…

Настя толкнула входную дверь: в квартире все еще пахло горелым, громко играл последний альбом Канье, а в глубине квартиры спорили на повышенных тонах.

– Ботинки не снимай, – торопливо пробормотала она, бросаясь на шум.

На кухне Самара отчитывала Никиту, вертевшего в руках дымящуюся сковородку.

– Это такой идиотизм, что мне за тебя просто больно. Честно, чувак, если ты хочешь пойти и поплакать в туалете, мы все поймем и просто включим музыку погромче, – говорила она проникновенно, чуть нагнувшись в его сторону.

– Дорогая, ты просто не видишь полноты картины, – Никита отмахивался сковородкой.

Тэн и Ричард, все еще на тех же местах, что и час назад, лениво следили за происходящим. Газету в Ричардовых руках сменила книга в темно-зеленой обложке.

– Саша дома? – спросила Настя, удостоверившись, что никто никого не пытается прикончить.

– Саша! – завопила Самара, а потом пожала плечами. – Не знаю. Блин, ты это уже видела? Нам придется найти где-то новую сковородку.

– Давай без драматизма, – фыркнул Никита. – Какая вообще нафиг разница. Я сейчас все отмою.

– Это Али…, – Настя обернулась и поняла, что Алисы рядом с ней нет. Она вернулась в коридор. Алиса все еще стояла у входной двери, сжимая сумку в руках. Ее плечи были сильно вздернуты вверх, а тело сжалось. – Заходи, – сказала Настя, изо всех сил стараясь дружелюбно улыбаться.

Алиса сделала несколько осторожных шагов и застыла в дверном проеме. Настя попыталась представить, как все происходящее выглядело в ее глазах.

Они въехали сюда год назад, но кухня все еще несла в себе отпечаток предыдущих владельцев: коричневые обои с абстрактным узором, чуть закоптившиеся над газовой плитой, массивный советский холодильник, кухонное окно, когда-то заклеенное на зиму и теперь навсегда сросшееся с кусками клейкой желтоватой бумаги.

Но Люсиным голосом, конечно, говорил Костя.На стене они растянули длинную гирлянду и развесили на прищепках маленькие карточки полароидов (Настина идея), прикрепили огромную карту Москвы (подарок от Сергея Олеговича и Гарпий), и этикетки от алкоголя и вкладыши из жвачки Love Is (собранные общими усилиями). Покосившийся стол и разномастные стулья они нашли на свалке или в многочисленных «отдам даром» группах. В центре стола высился огромный подсвечник, который Никита на спор стащил из кафе неподалеку. С люстры свисали разные предметы, подобранные уже в Квартире, включая Тэнов старый ботинок и примотанные скотчем фигурки из киндер-сюрприза. – Это Алиса, – повторила Настя терпеливо. – Алиса, это все остальные. – Привет, – усмехнулась Самара. – Как тебе Гарпия? Чувствуешь уже волнение в Силе? Алиса напряженно затрясла головой. Ричард склонил голову набок, разглядывая ее. Тэн поднялся из-за стола, и сделал несколько шагов назад, отдаляясь, как и всегда при знакомстве с новыми людьми. В прихожей раздался треск звонка домофона. – Секунду, – махнула Настя рукой и зачем-то бросилась открывать. – Кто это? – крикнула она в трубку. – Это я, – ответил холодный Люсин голос. На секунду сердце Насти сжалось: она подумала, что сходит с ума; будто стресс и вина прикончили последние способности ее мозга, и теперь она видит галлюцинации…

Глава четвертая. Общий сбор

«Сможешь прийти через час?» – написала Самара.

«Зачем?» – ответил Костя вопросом на вопрос, хотя последнее, чего ему хотелось, это оставаться в стерильно чистой квартире Люсиной матери.

В ответ Самара прислала ссылку на самоуничтожающееся сообщение.

«У нас есть план, – написала она просто. – Объясню при встрече».

«Блин, случайно не ту ссылку отправила, – в привычно параноидальной манере добавила Самара в обычном чате. Старшие очень боялись Гарпий: ужас, который Костя не понимал. – Надо дежурства обсудить и всякое такое, плюс с новенькой познакомиться, приходи».

В ответ он отправил эмодзи с большим пальцем.

– Тук-тук-тук, – сказала Люсина мать, открывая дверь. Костя рывком затолкнул телефон под стопку тетрадей: Люсе не разрешалось проводить больше получаса со смартфоном в руках, и большую часть времени телефон находился в коробке на верхней полке кухонного шкафчика. – Как там биология поживает?

Несмотря на каникулы, Люся ходила к репетиторам по биологии и химии, заранее готовясь к олимпиадам.

– В процессе, – коротко ответил он, взмахивая учебником, завернутым в пластиковую обложку.

– Хорошо. Елена Игоревна на тебя на прошлой неделе жаловалась. Тебе нужно больше фокусироваться на учебе, лето почти кончилось, – Люсина мать запустила руку в Костины волосы. – Люся, ну колтун на колтуне же. Сейчас расческу принесу.

– Я сам, – Костя попытался вывернуться, но рука сжалась на его затылке. У Люсиной матери были аккуратные круглые ногти, но они все равно ощутимо впились в кожу.

– Сама! Ну что еще за причуды… Люся, я понимаю, что тебе грустно из-за твоего друга. Ужасная трагедия. Но это не повод так себя запускать, – сказала она строго. – Знаешь, у меня в детстве был друг Толик, и он…

Историю про Толика, который утонул, Костя выслушивал уже в третий раз.

– Биология, – прервал он ее. – Оставь меня, пожалуйста, в покое.

Мать Люси отодвинулась: ее лицо приобрело розоватый оттенок, глаза широко распахнулись.

– Как ты со мной разговариваешь? – ее голос стал ниже и холоднее. Губы сжались в линию, щеки втянулись.

– Прости, я… – начал было Костя, но тут телефон завибрировал: наверняка, это было сообщение от Самары.

– Это что, телефон? А ты таймер поставила на тридцать минут? Что вообще происходит? – голос Люсиной матери превратился в лед.

«Я мертв», – мелькнула уже привычная мысль у Кости в голове. Он чувствовал как теряет контроль. Напряжение часто заставляло его выключиться. Ему уже казалось, что он уплывает, что его тело начинает действовать вместо него. Его сознание будто бы стало призраком, стоящим в стороне, прислонившись к стене Люсиной комнаты и рассматривающим происходящее.

Люсина комната была оклеена бело-серыми обоями, а из большого окна открывался вид на митинский лес. На подоконнике стояли стопки разноцветных книг. Белый стол застыл в вертикальном положении: Костя не был уверен, сломан ли пульт, или его мозг оказался слишком примитивным, чтобы с ним разобраться и перевести в горизонтальное положение.

Люсино тело развернулось, резко поворачиваясь лицом к лицу Люсиной матери. Та перекосилась от гнева: ее обычно спокойное лицо с единственной морщинкой на переносице оказалось изрезано гневными линиями.

«Я не здесь».

«Я не здесь».

«Я лежу в гробу, и мое тело разлагается».

Люсины губы зашевелились. Люсина мать замахнулась.

Боль от пощечины рывком вернула его обратно в тело.

Он посмотрел в разозленно-расширенные глаза Люсиной матери. У нее были зеленые глаза, обрамленные очень длинными пушистыми ресницами. Ее желтоватые яблоки были испещрены красными прожилками.

– Я ухожу, – выкрикнул Костя, хватая телефон и заталкивая его в карман. Он бросился в прихожую, где торопливо сбросил тапочки и стал натягивать ботинки.

– Что значит уходишь? – Люсина мать теперь перешла на крик. – Куда? Опять к своим придурочным друзьям? Людмила, немедленно вернись, как ты себя ведешь? – она потянулась, чтобы сжать Костю за предплечье, но он увернулся, и вперил свой взгляд в ее, зрачки в зрачки.

Сердцебиение привычно ускорилось, и он почувствовал, как точка зрения меняется: как он перескочил из Люсиного тело в тело ее матери, как стал выше: где-то слева в груди вдруг обнаружилась странная боль, и пальцы зудели, будто Люсина мать каким-то образом повредила их во время пощечины, сменился центр тяжести, спина распрямилась. Он вдохнул этими взрослыми, большими легкими, чувствуя чужую злость, стремительно несущуюся по венам.

Изумление и испуг явственно проступили на Люсином обычно бесстрастном лице.

Костя сделал два шага назад, увеличивая расстояние между их телами, и чуть нагнувшись вперед, снова вперил взгляд в Люсино лицо, стремительно возвращаясь обратно.

Снова став Люсей, Костя бросился к входной двери, надавил на дверную ручку и выскочил на лестничную клетку.

Люсина мать что-то отчаянно прокричала ему вслед, но он мчался вниз по лестнице, не позволяя себе остановиться.

Это была уже третья крупная ссора, произошедшая с того момента, как он стал заложником Люсиного тела.

До автобусной остановки он бежал. Ему казалось, что он слышит шаги Люсиной матери и что в любой момент ее ладонь вцепится в его плечо.

У остановки он замедлился: ее фигуры нигде не было видно. Кажется, она оставила его в покое.

Он бросил короткий взгляд на экран телефона: ни сообщения, ни звонка, только злосчастное сообщение от Билайна, что средства подходят к концу.

Костя медленно вдохнул и выдохнул. Страх растворялся, превращаясь в злость. Психи, наверняка, сейчас удобно устроились на кухне и самозабвенно его жалели. Он невероятно отчетливо мог это себе представить – в конце концов, сколько раз они все зависали на кухне, одержимые и гораздо менее важными поводами. Он сам, случись это с кем-то другим… Но эту мысль он отбросил.