Философская эссеистика

В целом книга «Пересотворить человека» выделяется на фоне других произведений трансплантационной тематики философской зрелостью, междисциплинарностью и аксиологической глубиной. В отличие от жанровых фантастов или пессимистических технокритиков. Мы не просто описывает сценарий вмешательства в личность, а ставим задачу нравственного, культурного и антропологического осмысления. Мы тем самым создаем платформу для диалога между медициной, философией, религией и гуманитарной культурой. Это делает произведение особенно актуальным для академической среды, биоэтических комиссий и философских сообществ.

Мы провели расширенный сравнительный философский обзор книги с ключевыми позициями таких мыслителей, как Дерек Парфит, Томас Нагель, Рене Декарт, Жан-Поль Сартр, Джон Локк, Мерло-Понти и другие, чьи концепции личности, сознания, тела и идентичности прямо или косвенно соотносятся с философской структурой книги. Сравнительный обзор по ключевым философским концепциям: во-первых, дуализм «разум ≠ тело» (Р.Декарт), то в нашей книге мозг пересаживается как носитель личности; во-вторых, личность = память Я – это моя непрерывная самость через опыт (Дж.Локка), то у нас усложнение это локковской теории – «память + тело + социальный контекст»; в-третьих, идентичность не абсолютна. Важна психологическая связь, а не личностная «единица» (Д.Парфит), то у нас – концепт «переплавления» двух братьев близок Парфиту: «новый» человек – не один из них, а третий субъект, возникший из слияния; в-четвертых, нельзя редуцировать сознание к биологии (Т.Нагель), то у нас – пересадка мозга не гарантирует, что внутренний опыт сохранится.

Мы соглашаемся с Нагелем: «переживание» нельзя передать телесно»; в-пятых, существование предшествует сущности. Мы сами создаем, кем быть (Ж.-П.Сартр), то у нас – акт священника – добровольное жертвоприношение. Новый человек – результат экзистенциального выбора, а не только науки; в-шестых, тело – это не объект, а форма бытия в мире. Сознание воплощено (М.Понти), то у нас – даже с новым мозгом тело «помнит» – реакция семьи, окружающих, памяти мышц. Феноменология тела – важный слой книги; в-седьмых, личность – нарративная конструкция. «Я» – это история, которую мы рассказываем (Д.Деннет), то у нас новая личность – это разрыв повествования. Мы предлагаем осмыслить личность как этико-культурный нарратив; в-восьмых, «Я» определяется желаниями второго порядка (желания иметь желания) (Г.Франкфурт), то у нас – новый человек не просто жив, он должен выбрать, кем хочет быть.

Мы косвенно подчеркиваем: спасение – это не технический факт, а моральное устремление; в-десятых, этический утилитаризм – это оправданность действий по последствиям (П.Сингер), то у нас – спасение жизни не оправдывает всего. Решение должно быть этически зрелым, а не только полезным; в-одиннадцатых, принцип ответственности: техновозможности ≠ этическая допустимость (Х.Йонас), то у нас – главная философская тревога романа – опасность технократического гордыни. Мы разделяем Йонасовскую этику ответственности науки.

Итак, обобщенная философская карта по ключевым вопросам выглядит следующим образом: во-первых, в вопросах – что определяет «Я»? мы считаем «мозг + тело + моральное и социальное сознание». В этом аспекте, наша позиция близка к позициям Парфит + Мерло-Понти + Локк; во-вторых, в вопросах – можно ли быть «новым человеком»? мы считаем, что можно при условии если человек совершает моральный выбор; в-третьих, в вопросах – можно ли «из дьявола сделать ангела»? мы считаем, что можно и в этом плане наши позиции близки к позиции Сартр + Франкфурт; в-четвертых, в вопросах – что опаснее – зло или наука без философии? Мы полагаем, что технически – нет, но этически – да и в этом аспекте наша позиция близка к позициям христианской философии + Йонас; в-пятых, в вопросах – сохраняется ли сознание при пересадке? Мы считаем, что наука без мировоззренческой культуры чревата искажениям. Такова позиция и у Йонас + Нагель+ Нагель + Парфит + Мерло-Понти.

В чем заключается уникальность нашей позиции? Прежде всего, в то, что книга имеет мифо-философскую структуру с гуманистическим вектором, что этика в отличие от Деннета или Сингера важнее науки, что личность всегда целостная – «мозг+тело+культура+ выбор = личность», что зло – не случай, а следствие дефицита научного мировоззрения и культуры. Данная позиция расширяет не только локковскую и парфитовскую модели, но и создает превентивный гуманизм через культуру.

Таким образом, книга – это философский роман о личностной идентичности, сопоставимый по глубине с ключевыми концепциями Парфита, Нагеля, Сартра и Йонаса. Автор идет своим путем, сочетая: во-первых, экспериментальную философию (проблема личности после трансплантации мозга); во-вторых, этический гуманизм (невозможность спасения без воли к добру); в-третьих, мировоззренческую культуру как антитело к злу. В отличие от академических теоретиков, мы показываем живую, культурно укоренённую философию, оформленную в повествование, доступное широкому читателю.

Роман «Пересотворить человека» представляет собой философско-этический эксперимент в художественной форме, где поставлен один из центральных вопросов современной нейроэтики: кто я, если мой мозг пересажен в другое тело? Эта дилемма – «Кто где?» – становится ядром дискуссии между наукой, моралью, культурой и человеческой идентичностью. В центре осмысления этого вопроса находится образ профессора Каракулова – мыслителя, медика, философа и «стража границы допустимого».

Интересен образ профессора Каракулова и философская интерпретация личности. В плане философская перспектива: Я и Личность. Каракулов рассматривает проблему не с утилитарной, а с онтологической позиции: что такое «Я»? В духе Парфита и Локка, он понимает личность не как статическую сущность, а как непрерывную психологическую связность, завязанную на память, намерение и самоидентификацию. «Мозг – это больше, чем орган. Он – носитель «Я». Но где «Я», когда мозг жив, а тело – иное?» – говорит Каракулов. Своим рассуждением он поднимается до уровня экспериментальной философии, демонстрируя, что научное вмешательство в мозг – это не просто операция, а антропологический сдвиг. Он ставит под сомнение саму идею идентичности как нечто локализуемого.

В социально-философском аспекте «Личность и общественное признание». Каракулов поднимает вопрос не только о биологии, но и о социальной валидности личности. После пересадки мозга уголовника в тело священника общество сталкивается с когнитивным конфликтом: тело «говорит» одно, голос – другое. «Общество будет видеть в нём святого или преступника? Кто примет нового человека, если он – оба?», – говорит он. В этом аспекте Каракулов близок к Мишелю Фуко: власть знания формирует восприятие тела, и, следовательно, идентичность становится социальным договором, не только нейронной архитектурой.

Медико-биологическая позиция Каракулова. Он отказывается от технологического триумфализма. Он подчёркивает: вмешательство в мозг – это не просто операция, а переход через «границу Я», за которой медицина вторгается в фундаментальную структуру личности. «Врачи могут пересадить мозг, но не могут пересадить совесть. Не всё, что возможно – допустимо», – говорить он.Его позиция близка к Хансу Йонасу: возможности техники должны быть сдержаны этикой ответственности, особенно когда затрагиваются вопросы жизни, смерти и личности.

В целом, Каракулов в романе – это фигура философа-гуманиста в белом халате, который осознаёт глубину технологических вызовов и этическую сложность вмешательства в человеческую природу. Он – совесть научного прогресса, голос разумной осторожности в мире, где границы между «Я» и «он» всё труднее установить. Его размышления превращают роман в лабораторию философии личности, а саму дилемму «Кто где?» – в задачу, выходящую за пределы медицины. В персонаже Каракулова, который в книге освещен как носитель философского и этико-научного осмысления проблемы личностной идентичности в контексте трансплантации мозга скрыта позиция автора книги. Сам автор репрезентирует позицию умеренного антропо-гуманизма, сочетающего научную рациональность с этическим самоконтролем.

В философском аспекте – личность как связность сознания нужно отметить, что дилемма, поставленная в романе – кто где? – восходит к проблеме личностной идентичности, центральной в философии сознания от Джона Локка до Дерека Парфита. Каракулов не даёт прямого ответа, но последовательно развивает позицию, согласно которой идентичность не сводится ни к телу, ни даже к мозгу, а требует учета психологической целостности, памяти, этического самовосприятия: «Мозг – это больше, чем орган. Он – носитель «Я». Но где «Я», когда мозг жив, а тело – иное?», – утверждает автор голосом и позицией Каракулова. Подобная позиция близка к теории психологической континуальности Д.Парфита, утверждавшего, что личность – это поток ментальных состояний, а не неделимая сущность.

В социально-философском ракурсе – идентичность как интерсубъективный конструкт, Каракулов показывает, что «новый человек», в котором тело и мозг принадлежат разным лицам, оказывается вне признанных социальных идентификаций. Ни медицинская, ни юридическая, ни культурная системы не готовы ответить на вопрос: кто перед нами – воскресший святой или «реанимированный демон»? «Общество будет видеть в нём святого или преступника? Кто примет нового человека, если он – оба?», – размышляет он. Здесь вступает в силу социальная теория идентичности, в духе Э. Гоффмана и М. Фуко: личность не только конституируется изнутри, но и формируется извне – через восприятие, контроль, власть, стигму.

В медико-биологической перспективе «Пересечение тела, техники и морали». С медицинской точки зрения профессор Каракулов признаёт эксперимент успешным – мозг функционирует, тело реагирует. Однако он настойчиво отказывается принимать этот успех как основание для морального самоуспокоения: «Врачи могут пересадить мозг, но не могут пересадить совесть. Не всё, что возможно – допустимо», – высказывается он. Так Каракулов становится выразителем идеи принципа ответственности Ханса Йонаса, согласно которому техническая мощь человека должна быть ограничена моральным самоконтролем и философской рефлексией.

И главное Каракулов как образ философа-гуманиста в науке. Фигура профессора в романе не случайно приближается к типу «последнего гуманиста». Он воплощает не только знание, но и мудрость, способную поставить предел прогрессу, если он противоречит человеку: во-первых, он мыслит в категориях экзистенции, а не только нейрофизиологии; во-вторых, он опасается неудачи не технической, а онтологической; в-третьих, он утверждает: спасён не тот, кто оживлён, а тот, кто заново осознан. Такой подход укоренён в философии Ж.-П. Сартра, для которого «человек – это проект самого себя», и в философии М. Мерло-Понти, где «тело не оболочка, а форма существования».

Итак, в романе образ профессора Каракулова служит этической и философской осью повествования. Он демонстрирует, что трансплантация мозга – это не только медицинская операция, но философское испытание представлений о личности, свободе, памяти и нравственной целостности. В дилемме «Кто где?» он указывает на невозможность простого ответа: личность не локализуется – она строится, осознаётся, и защищается не медициной, а мировоззренческой зрелостью.

Отдельно хотелось бы коснуться вопроса о пересадке тела к голове, а не головы к телу, а также вопроса – сама идея пересадки головного мозга представляет собой сложнейшую медико-биологическую, философскую и онтологическую дилемму, затрагивающую природу личности, «я», сознания и границы технического вмешательства в человека.

В чем заключается биомедицинская перспектива идей? Пересадка головы к телу – это все же не чисто технический план. Идея трансплантации головы на донорское тело (т.е. «пересадки тела к голове») обсуждается с 1960-х годов. Наиболее известен проект Серджио Канаверо, который в 2010-х годах заявлял о готовности к проведению операции у человека. Однако, мозг остаётся в «своем» черепе, а значит, сохраняется личность, память, сознание. Фактически это не пересадка головы, а пересадка тела, поскольку голова с мозгом признаётся носителем «я». При этом основная биологическая проблема – это воссоединение спинного мозга: на сегодняшний день это невозможно с сохранением полной моторики и сенсорики. С медицинской точки зрения: головной мозг пересадить – нельзя. Голову пересадить – гипотетически возможно, но не реализовано.

Почему невозможно пересадить головной мозг? Во-первых, мозг – самый слабо регенерирующий орган: он крайне уязвим к кислородному голоданию и механическому вмешательству; во-вторых, миллиарды нейронных связей с телом (спинной мозг, черепно-мозговые нервы) не подлежат реконструкции; в-третьих, существует иммунологический барьер, когда пересадка мозга подвержена стопроцентному отторжению; в-четвертых, этичность вмешательства – кто будет в новом теле – донор или получатель? Итак, пересадка мозга в череп другого человека невозможна как технически, так и философски – мы не знаем, что именно будет происходить с сознанием и личностью.

Философско-онтологическая перспектива разрешения дилеммы «Кто Я или Где Я. По вопросу где находится «Я»? Классическая философия (Декарт): Я мыслю – следовательно, я существую → Я = разум. Современная нейронаука: мозг – биологическая основа «я», но тело влияет на мышление (Мерло-Понти, Эмбодид когнишн), а сознание = не только мозг, но и переживание в теле. При пересадке тела к голове – личность остаётся. При пересадке мозга – мы не знаем, где проснётся «я»: в теле донора или останется нигде? Возникает парадокс идентичности: во-первых, голова на новом теле – вы остались собой – возникает философская дилемма; во-вторых, мозг в новом черепе, а полученная личность неизвестная, а как следствие – нарушение телесной, нейронной и социальной непрерывности личности; в-третьих, чужой мозг в вашем теле – кто управляет вами? Возникает проблема «захваченного тела».

Этические и социальные последствия. Правовая идентификация – кто вы в глазах государства? Личностная идентичность – вы себя узнаете? Узнают ли вас? Общество и семья – кого примут – вас или донора? религиозно-философские последствия – можно ли считать душу перенесённой? В этом отношении, пересадка тела к голове – философский эксперимент, а не медицинская практика. Пересадка головы на тело – теоретически возможна, но не реализована у человека. Пересадка мозга в другое тело – невозможна технически, неопределима философски. Что определяет «Я»?      Это комплекс «мозг + тело + память + социальное признание». Может ли «Я» выжить в новом теле?      Да, если мозг и сознание непрерывны, но с огромными оговорками.

Интересно рассмотреть философские и этические подходы к проблеме пересадки мозга, головы и тела – с акцентом на вопрос: что определяет личность, и что происходит с «я» при трансплантации? Что определяет личность? Р. Декарт считает разум, мышление. Согласно его философии при пересадке головы (тело к голове) – личность сохранится полностью, а при пересадке головного мозга (мозг в другое тело) – личность переселяется. Так или иначе главные его тезис: Душа = разум, мозг – главный носитель «я».

Д. Локк также считает в первом случае личность сохраняется, а во втором – если сохраняется память, то личность сохраняется. По автору главное – это непрерывность сознания и воспоминаний. Д. Парфит также считает, что «Я» сохранится, если психика сохранна, что неважно, где мозг – важно, кто мыслит. Однако, по автору личность может быть «рассеяна» – нет чётких границ. М. Мерло-Понти (герменевтик) полагает, что пересадка мозга = утрата телесной непрерывности, что Я» воплощено, а потому невозможно отделить сознание от телесности. З. Фрейд (психолог) предупреждает, что возможен конфликт новой телесности, что, кстати, образно показана нами в книге на примере Салима, кому пересадили мозг его брата – Рахима. Ж.-П. Сартр (экзистенциалист) считает, что новое тело – новая экзистенция, а потому главное – не память, а выбор кем быть.

П. Сингер (утилитарист) полагает, что пересадка мозга допустимо, если польза превышает вред. Биоэтика, считая, что пересадка мозга связана с высоким риском утраты идентичности и правовой неопределённости, а потому практически и этически неприемлемо, тогда как постгуманизм / трансгуманизм считает более оптимальным является цифровизация личности, так как придерживается парадигамального сдвига от биологии к симуляции, когда тело вторично.

Как же это выглядит в сценарном плане? При пересадке тела к голове (голова остаётся) есть частичная возможность сохранения «Я», а затем уже проблемы социального признания, телесной адаптации. При пересадке мозга в другое тело, что на сегодня практически не осуществимо из-за нарушения нервных связей, отказа тела, юридической путаницы. При альтеративной цифровой «пересадке» сознания, что гипотетически допустима, возникает риск деперосанализации, то есть утраты личности.

Важно сопоставление философских подходов к пересадке головы/мозга с реальными биомедицинскими, правовыми и этическими позициями, включая примеры из художественной литературы, философии и биоэтики. В аспекте личность = мозг? Декарт, Локк, Парфит, считают, что мозг – носитель «я», тогда как медицинская и биоэтическая практика – частично согласны: мозг = сознание, но не вся личность. В аспекте роль тела в «я». Феноменология (М.Понти) считает, что тело = форма существования сознания и что тело влияет на поведение, эмоции, здоровье. В аспекте современной биоэтики – приоритет личности, информированное согласие, охраняемые Хельсинкской декларацией и клятвенным принципом «не навреди». В аспекте социального признания (Фуко) – личность определяется признанием в условиях разрешения проблемы – кто «вы» после пересадки?

Естественно, возникают ключевые противоречия между философской, медицинской (биоэтической) позициями. Если в вопросе – Кто я: тело или мозг? Философия и биоэтика имеют общую позицию, а в вопросах – возможна ли пересадка мозга? Философия (Порфит) считает возможным, тогда как медицина пока не достигла такого уровня своего развития, чтобы это осуществить на практике. В вопросах – кто будет жить после пересадки головы? «Я» сохранится (если память цела), тогда как медицина пока считает спорным, главным образом, в силу юридической и нейрофизиологической проблемы. Спорный вопрос, зависит от результата. Философия и медицина солидарны в том, что в любом случае имеется риск разделения и исчезновение личности. Все эти моменты отражены в сюжетных линиях романа. В частности, общество не узнаёт «нового человека», имеет место конфликт между памятью и телом, а также сложности с этико-медицинским выбором.

Итак, философия и медицина сходятся в том, что мозг критически важен для личности, но не исчерпывает её. Пересадка головы – крайний предел науки, а пересадка мозга – на грани невозможного и философского парадокса. Биоэтика требует, чтобы любые подобные сценарии должны быть предметом культурной, философской и социальной рефлексии, прежде чем технологически реализовываться.

§2. Научно-фантастический роман «Биовзлом»

(Ашимов И.А., 2017).

В синописе книги сказано, что каждая жизнь заканчивалась закономерной смертью. Но иногда появляются среди людей единицы, которые вдруг в силу каких-то причин осознают, что старость и смерть можно либо отодвинуть, либо придвинут. Их единицы, которые пытаются искать новые технологические возможности. Так-вот, профессора Митин и Серегин – это личности такой марки. Нанобиочип-гомеорегулятор, которого они разработали, направлен на поддержание гомеостаза, увеличение «запаса прочности» организма. Но, когда он критически оценивает степень «хрупкости» организма тяжелого больного, то запускает эвтанаторную программу. В результате пациент погибает легко, во сне. Разумеется, такая технология, как «задумано» в романе, пока практически невозможна. Но… интересен путь к нему, борьба идей и технологий. Итак, проблема эвтаназии «находит» решение в биочипизации населения планеты. Причем, составляя основной элемент биовласти.

Мною проведен философский анализ и системную оценку потенциала произведения в контексте популяризации, концептуализации и философизации знаний, касающихся организма человека и многочисленных проблем, связанных с эвтаназией. При этом важно было выполнить сравнительную оценку проблемы с разных позиций – позиций философии, социологии, психологии, культурологии. Для более детальной проработки проблем в свое время, при написании романа, я воспользовался возможностью экспериментальной философии, которая, как мне кажется, более четко выставила акценты и предложила обоснованную стратегию разрешения дилеммы: как умирать? По новому или по старинке? Подчеркнуть роль и ответственность ученых-медиков и философов в разрешении проблемы эвтанизации – легализовать или запретить? Интерес также вызывала оценка собственной версии о возможности отдаления медиков от процесса смертообеспечения.

В сфере популяризация знаний заслуживает внимание то, что книга написана в форме научно-фантастического романа с включением философских лекций, диспутов и публицистических вставок. Это делает тяжелую тему доступной широкой аудитории, включая молодежь и студентов-медиков. Что касается интриг и фабулы взаимоотношения учителя и ученика, конфликта этики и технологий, как мне кажется придают теме эмоциональную глубину. В плане концептуализации соответствующих новых знаний, я попытался сформировать концепцию отъема или удаления медиков от смертообеспечения за счет разработки и внедрения «нанобиочипа-гомеорегулятора», который по-своему, автоматом, то есть бесстрастно решает этап умершвления пациента на основе его добровольного согласия.

Итак, ключевой идеей является снятие моральной и юридической ответственности с медиков, возложив её на нейтральную технологию. Между тем, по моему мнению, все же философски спорный, но теоретически интересный подход, связывающий эвтаназию уже с понятием «биовласти» и технологическим фатализмом.

В аспекте, философизация вопросов эвтанизации мною представлена дилемма «как умирать: по-старинке или по-новому?» – в контексте биоэтики, трансгуманизма, культурной идентичности. Вопрос эвтаназии представлен как вызов гуманизму: «гуманность – это помочь жить или дать возможность умереть?». При этом мне пришлось вводит такие рефлексивные фигуры, как профессор Митин – философ-практик, стоящий на грани разочарования в традиционном гуманизме, как его ученик Серегин – убежденный технократ, разработавший эвтанаторную программу вопреки запрету Митина.

Сравнительная оценка с разных дисциплинарных позиций показало, что основной взгляд философии касается дилеммы между классическим гуманизмом и трансгуманизмом. Полагаю, что позиция критики всеобщего упадка моральных ориентиров в медицине и в технологичном мире в целом, лишь способствует дальнейшей легализации эвтанизации, приводит к деморализации не только медиков, но и всего общества. Однако, в какой-то мере симпатизируя технологизации этого процесса – «гуманная смерть через биочип», меня вдруг осенила мысль о возможном злоупотреблении самого процесса тотальной биочипизации населения, как предтеча кибернетической биовласти.

В книге мне хотелось сообщить в форме намека о том, что эвтаназию следует считать как часть социокультурного сдвига в эпоху биотехнологизации. В этом аспекте, полагаю, что легализация эвтаназии неизбежна как часть модернизации общества и институализации смерти. С позиции психологической науки при эвтаназии происходит запредельная психотравма врачей из-за конфликта сочувствия и долга. Подчеркивая такую моральную перегрузку медицинских работников, кризиса доверия населения, а также осмысливая суть культурального шока от феномена «туризма смерти» в Швейцарии, а также легализация детской эвтаназии, в обществе возникло серьезное противостояние традиционализму, решить которого также нужно на уровне научно-мировоззренческой культуры.

Развивая философию разрешения дилеммы: как умирать? Проясняю, что, «умирать по-старинке» – это естественная смерть, медицинский долг спасать до конца, избегание технологизации смерти, тогда как «умирать по-новому» – это эвтаназия как управляемая смерть, делегированная либо врачу, либо технологии (нанобиочип). При этом основополагающим фактором морально верного выбора является ответственность медиков. Ученые, медики, философы, социологи – это ключевые моральные фигуры, борющуюся между соблазном технологического прогресса и профессиональной этикой.

Интересно посмотреть со стороны, то есть «по-новому» – изобретатель эвтаназирующего устройства – гуманист или преступник? Сам я убеждён, что ученый обязан предлагать решения, но не должен быть исполнителем смерти. В этом аспекте, отношение к своим героям (Серегин, Митин) у меня неоднозначный. Однако, посыл сделан правильным, ибо, участие ученых должно ограничиться не только рамками технологического посредничества, но и рамками долга, морали и этики.