Твой номер один

– Ходят слухи, что на спонсорской вечеринке несколько дней назад вы стали объектом розыгрыша, – заявляет тот с довольной ухмылкой, словно ничего не доставляет ему большего удовольствия, чем макнуть меня лицом в дерьмо. – Кто-то написал на вашей футболке «Всегда второй». Как вы относитесь к таким шуткам?

Дотянулись бы руки – вмазал бы ему.

– Нормально отношусь, – отвечаю сухо, а после добавлю: – Если тот, кто пошутил, не ссыт и признается в этом публично.

Я представляю, как вспыхнет лицо барби, если до ее ушей дойдет мой комментарий. Хочется, чтобы дошел. Потому что я все два дня с той вечеринки думал о ее сочных… щеках. Даже загуглил ее имя. Понял, что мельком видел ее, но никогда не задерживался достаточно надолго, чтобы заценить. Да и зеленая она была, а сейчас прямо расцвела. Зацепила меня своей дерзостью, пробудила давно забытый вкус предвкушения победы пусть и на личном фронте.

А почему бы и нет? Ей почти двадцать.

– То есть, вы знаете, кто это сделал? – не сдается мужик, игнорируя мое желание закрыть историю с футболкой.

– Я знаю, – говорю кратко, потому что все, что стоило озвучить по этой теме, я уже сказал. – Еще вопросы будут?

– И вас это не беспокоит?

Несмотря на то что я всю свою профессиональную карьеру выступаю за Францию, часто думаю о том, что французы меня на дух не переносят. И при каждом удобном случае стараются уколоть, указав на мое иммигрантское место.

– Меня нет. А вас? – спрашиваю я, пронзая зарвавшегося журналиста взглядом.

Остаток пресс-конференции проходит бодро. Еще пара стандартных вопросов, и меня отпускают восвояси. Впрочем, уехать сразу я не могу – обещал боссам ATP, что дам интервью телеканалу. На все это уходит еще час с небольшим, и только потом я забираю вещи из раздевалки и, созвонившись с водителем ожидающей меня тачки, иду к выходу с арены через буфет. Беру там салат с ростбифом на вынос и чай, чтобы перекусить по пути, как вдруг ловлю на огромной плазме в холле подозрительно знакомую светлую косу.

Неосознанно торможу, пяля глаза на экран. Судя по картинке, та самая дерзкая барби Анна Филатова прямо сейчас играет свой матч первого круга на Маргарет-корте.

– Говорят, у девчонки все задатки стать звездой. Уже сейчас играет на уровне первой десятки. Горячая штучка. Смазливая мордашка. Таких рекламодатели любят, – рядом со мной внезапно оказывается Артур, которого я старательно избегал все дни с мероприятия Lacoste, потому что устал слушать его причитания на тему футболки с «порочащей», по его словам, мой имидж надписью.

Я ему сразу сказал, что это ерунда, но он чуть ли не расследование пытался проводить. Было бы забавно взглянуть на его лицо, если бы я намекнул ему, что в рисовании на моей одежде упражнялась та самая «смазливая мордашка», которая вот прямо сейчас упускает сет.

– Ты о которой? – уточняю подчеркнуто небрежно, хотя, чего врать, прекрасно понимаю, кого он имеет в виду.

– О Филатовой, конечно, – ворчит Артур. – Не говори мне, что за «горячую штучку» ты принял Алонсо.

Марианну Алонсо, которая дает Филатовой мастер-класс по теннису, ведя в первом сете с брейком, с трудом можно назвать горячей. Ей уже за тридцать, и она не в лучшей форме. Алонсо выступала в основных сетках турниров Большого шлема еще тогда, когда я шатался по юниорским челленджерам. Она мощная и тактически сильная, но ее возвращение в тур после рождения ребенка вряд ли можно назвать успешным. И несмотря на то, что у барби она пока ведет, видно, что по корту она двигается тяжеловато, а значит, во втором сете физически подсядет.

– Ну, знаешь, – я пожимаю плечами, наблюдая, как Филатова мощно подает по косой.

А неплохо… Подача у девчонки хорошо поставлена. Но вот удар с бэкхэнда явно хромает – не дорабатывает запястьем. Кто-нибудь из ее команды вообще видит это?

– У кого тренируется знаешь? – спрашиваю Артура.

– Паскаль ее уже года два ведет. И отец. Но, говорят, от отца она в последнее время дистанцируется. В ее возрасте – объяснимо. Молодая и гордая, хочет избавиться от родительского контроля.

Я понимаю, о чем он. До восемнадцати я еще позволял матери командовать и вести мои дела, но когда познакомился с тем же Артуром и Антонио, моим тренером из Италии, которого привык называть Тошей, и наладил с ними контакт, то обрубил другие концы, разделив личное и профессиональное.

Но мне очень повезло с Антонио, у которого к тридцати годам не было самостоятельного тренерского опыта: он быстро нашел ко мне подход. Он не стал загонять меня в рамки строгих планов и постепенно довел от игры на тех же турнирах серии «фьючерс», где когда-то застрял сам, до решающих стадий «Мастерсов», «Шлемов» и второй строчки рейтинга. Несколько позже помимо вездесущего Артура в составе моей команды появилась Мария – жена Тоши и мой психолог, которая помогала справиться с эмоциональной нагрузкой и вспышками агрессии, и Фабрис – мой тренер по физподготовке, благодаря которому я сейчас нахожусь едва ли не в лучшей форме за всю карьеру. Если не считать запястье.

– Ты, смотрю, в курсе всего, – усмехаюсь я, в который раз поражаясь тому, что мой менеджер действительно может достать из закромов памяти абсолютно любую инфу о каждом спортсмене из тура.

– В нашем бизнесе без информации никак, – отбивается Артур. – Если бы не мои связи, туго тебе пришлось бы, Де Виль.

– Да ты не злись, – я похлопываю обидчивого менеджера по плечу, пока барби сдает первый сет. – Каждый из нас ворочает свое дерьмо.

– Кстати, ходят слухи, что вы с Филатовой скоро станете коллегами.

– Ты о чем?

– Lacoste забрал ее из-под носа у Nike. Там уже контракт на финальной стадии подписания, – у Артура буквально глаза загораются, когда он делится со мной очередной порцией сплетен.

– Любопытно, – говорю равнодушно, хотя теперь понимаю, что девчонка делала на спонсорской вечеринке.

Надо признать, что она, конечно, не из робких. Если бы я «случайно» проговорился ребятам из Lacoste, что это она саботировала вечеринку, сомневаюсь, что ее контракт остался в прежнем статусе. Такие приколы никто не любит – поперли бы «горячую штучку» далеко и надолго.

– Ни хрена тебе не любопытно, – ворчит Артур.

– Не будь телочкой, – смеюсь я. – Не обижайся. И спасибо за увлекательный ликбез. До встречи.

Еще раз хлопнув менеджера по плечу, я отворачиваюсь от экрана. Сейчас перерыв между сетами, и вместо сосредоточенного лица барби, которая наверняка перебирает в голове свои косяки, по телевизору идут спонсорские заставки. А мне пора в отель – надо отдохнуть. Завтра у меня ранняя тренировка, к которой нужно успеть физически восстановиться.

В машине, что везет меня в Ritz-Carlton, я быстро закидываю в себя салат. Потом пролистываю в мессенджере сообщения от друзей и знакомых, где меня поздравляют с первой победой, и отвечаю на одно – мамино. А потом мне становится скучно, так как машина плетется в пробке. И просто потому что мне и правда скучно, я подключаюсь к live-трансляции матча Филатовой.

Ничего личного. Просто любопытно посмотреть, как она проиграет.

Глава 8

Анна

Я выиграла. До сих не могу в это поверить, потому что была невероятно близка к проигрышу. Даже коэффициент ставок после первого сета не оставлял мне шансов. Что за зверь в меня вселился в решающей партии, я не знаю, но, наверное, отчасти могу поблагодарить Де Виля.

Я помню, что говорила, мол, лучше играю с холодной головой. Вот только стоило представить это его бесячее «а мисс Филатова не только мелкая преступница, но и теннисистка», сказанное с откровенным удивлением, стоило подумать, как он где-то аплодирует моим промахам, даже если понятия не имеет о матче, и ярость затопила меня с головы до ног. Да такая жгучая, что я размазала Алонсо, в зародыше уничтожая все ее попытки атаковать. Даже папа по итогу был мной доволен, а это столь же редкое явление, как и дружелюбный Де Виль.

И снова он в моей голове, как чертово наваждение.

Потянувшись лишние пару секунд, но успев прочувствовать каждую мышцу, я лениво выбираюсь из кровати и иду распахивать шторы, за которыми открывается прекрасный вид на вечерний Мельбурн. Смотрю на часы – девять вечера. Зря я, конечно, позволила себе отключиться на два с лишним часа после усердной тренировки, но во всем виновато джакузи. Расслабило меня так, что я заснула под «Один дома», стоило только забраться в постель.

Не успеваю составить в голове логичный план действий, когда желудок, отозвавшийся противным урчанием, решает все за меня. Поэтому я плетусь в ванную комнату, чтобы умыться холодной водой и наклеить патчи под глаза, и на ходу проверяю телефон, смахивая сообщения от папы и уведомления новостных лент. Пока не натыкаюсь на… Нет, нашими совместными фотографиями с Алексом Де Виллем на крыше меня уже не удивишь. Их было много, но обсуждали эту тему ровно один вечер, и я даже сохранила себе парочку на память. Не из-за Де Виля, конечно, а потому что я на них особенно хорошо вышла. Сейчас же я застываю на месте совсем по другому поводу.

«Джеймс Холлиуэлл неожиданно выбывает из борьбы за трофей Australian Open после второго круга».

А вот это шок-контент! Я завороженно пялюсь в экран, испытывая что-то наподобие волнения. Перед началом турнира я читала статью с аналитическими раскладами на турнир. Писали, что если Джеймс не защитит прошлогодний титул, то Алекс, в случае успеха, может сместить его с первой строчки чемпионского рейтинга. То есть… То есть, он реально может наконец-то стать первым?!

Одергиваю себя. Усилием воли гашу совершенно неуместное ликование. Мне-то какое дело до раскладов в мужском рейтинге? И вообще, столько думать о дьяволе, только проснувшись, не лучшая из моих идей. Поэтому я выбираю трек любимых Imagine Dragons в плейлисте и, заглушая им навязчивые мысли об Алексе, собираюсь на поздний ужин, о котором папе знать ни к чему, потому что это прямое нарушение распорядка моего дня.

Надев простую белую футболку с голубыми джинсами, чтобы не разгуливать по ресторану в спортивной одежде, я спускаюсь вниз на лифте. Успешно игнорирую мысли о Де Виле, спутавшем меня с прислугой в нем же. Но все равно не могу сдержать радость от осознания того факта, что ранний вылет Холлиуэлла может приподнести Алексу первую строчку на блюдечке! Если это случится, моя совесть, которая мучает меня после выходки на спонсорском показе, будет чиста. Это ли не удача?

Я захожу в зону шведского стола уже совсем в другом настроении, даже несмотря на то что, на первый взгляд, все столики кажутся занятыми. Приткнусь где-нибудь. Собираюсь выпить горячий чай и перекусить чем-нибудь легким, нежирным, когда…

– Черт! – в тот же миг резко отшатываюсь назад и прячусь за кофейным аппаратом, потому что замечаю у мясных нарезок в нескольких метрах от меня Алекса, которого-не-должно-быть-здесь, Де Виля.

Ну и какого черта он не ужинает в мишленовском ресторане, расположенном где-то под крышей? Я думала, что он всегда заказывает еду в номер. Ни разу за все дни не видела его здесь и уж точно не собиралась встречаться с ним сегодня! Особенно с наспех расчесанными волосами, которые еще и прилизаны с одной стороны – с той, которой я лежала на подушке. Снизошел до простых смертных?

Моя растущая злость никак не мешает мне его разглядывать, к слову. Сейчас, когда его тонкие цыплячьи ножки спрятаны под темными джинсами, а сверху надета огромная черная толстовка с личным логотипом он кажется еще более привлекательным. Хотя я не то чтобы признаю его привлекательность в принципе. Или, может, это из-за небритости на щеках, которой стало больше. Или из-за легкой улыбки вместо хмурого выражения лица. Или… а не пошел бы он к черту! Не хватает пялиться на него, как будто я на него запала!

Нет. Нет и… нет.

Я просто не привыкла чувствовать себя перед кем-то виноватой. Потому что обычно не творю глупости. Это не про меня. Четкое следование плану, расчет на несколько шагов вперед и полная предсказуемость – вот она я. Из-за Де Виля в голове произошел сбой, и теперь… Наверное, теперь стоит просто извиниться перед ним, чтобы закрыть вопрос. Да, точно. Я подойду, извинюсь и забуду…

И я уже делаю шаг вперед, когда он оборачивается в мою сторону. С испугу я снова отскакиваю назад и… БАХ! БА-БАМ! ДЗЫНЬ! Конечно, переворачиваю стопку кофейный чашек у аппарата, которые с оглушающе громким звоном одновременно падают на пол и разбиваются. Вдребезги. Привлекая внимание не только Де Виля, но и всех в ресторане.

Какой. Позор.

Не глядя вокруг, я приседаю, чтобы… не знаю, убрать этот погром. Хоть что-то сделать, чтобы не стоять и не смотреть, как все смотрят на меня. Как он смотрит на меня. А он точно смотрит, потому что у меня горят щеки и уши. Ко мне тотчас подлетают официанты: кто-то бросается собирать осколки, кто-то пытается меня остановить, пока я не перестаю извиняться и повторять, что за все заплачу.

– С-с-с, – шиплю сквозь зубы, когда упираюсь коленкой в один из мелких осколков, что впивается в грубую ткань джинсов, к счастью, не проткнув ее насквозь.

Мне бы встать и сбежать с места преступления, но уже поздно. Я отчетливо ощущаю приближение Де Виля, вижу, как нависает надо мной его тень.

– Все-таки в тайне от папочки подрабатываешь горничной? – слышу смешок после его слов и невольно стискиваю кулаки. – Я знал, что не мог ошибиться в вас, мисс Филатова.

Пусть я и выгляжу глупо, игнорируя двухметровую тушу рядом с собой, но не оборачиваюсь из принципа. Продолжаю собирать острые осколки в наполовину уцелевшую чашку, которые и без меня, судя по всему, уберут.

– Встанешь? А то люди могут подумать, что ты мне в ноги кланяешься, – лишь сейчас понимаю, что говорит он на родном французском. Только на нем его голос звучит так мелодично и завораживающе. Ага, пока не вдумываешься в смысл слов.

– Плевать мне, что они подумают, – шиплю принципиально на русском, но Де Виля это не смущает. Он настойчиво тянет меня за локоть к себе, быстро объясняется с официантами, чтобы, если возникнут проблемы, записали ущерб на его счет, а потом ведет меня в дальний угол и усаживает за столик.

На котором лежит моя бейсболка. Та самая, которую я потеряла на крыше.

– С чего ты решил, что я буду ужинать с тобой? – с вызовом смотрю на него снизу вверх, пока его макушку, точно нимб, подсвечивают потолочные лампы. Это чертовски обманчивое впечатление.

– А ты видишь другие свободные столики?

Я вижу его большие руки, которыми он упирается в спинку стула напротив. Пару лишних раз моргаю, чтобы прийти в себя. Мне не нравится то, что со мной происходит. Рядом с Алексом Де Вилем я превращаюсь в неуклюжую заторможенную коалу. Я видела их в передаче про Австралию – они милые, но странные. Жаль, только по телевизору видела, а не вживую, всегда времени не хватало съездить на остров Филиппа.

– Тебе что-нибудь принести? – говорит вполне дружелюбно, но я везде ищу подвох.

– Я могу сама…

– Лучше не надо, – он улыбается в тридцать два зуба! А я замечаю, что в нашу сторону все еще поглядывает народ и трусливо натягиваю бейсболку на голову.

Откидываюсь назад, скрещиваю руки на груди.

– Лосось. И салат. Греческий, – выдаю отрывисто.

Де Виль, кивнув, молча уходит добывать еду, а я медленно, но верно успокаиваюсь, продолжая наблюдать за ним украдкой. За тем, как он почесывает подбородок, выбирая кусок свежей рыбы у гриля, где ее могут зажарить. За тем, как ему пытаются угодить, стоит тому нахмурить брови. За его спокойными жестами, которые противоречат моему представлению о нем – все знают Алекса Де Виля как чрезвычайно эмоционального и вспыльчивого теннисиста. Жесткого, вредного и даже злобного. Сейчас он не такой, и я не совсем уверена, какой из них настоящий Алекс.

Но я должна извиниться перед любым из них. Чтобы перестать чувствовать вину – так я решаю. Я ведь именно поэтому думаю о нем, правда? Сразу после меня отпустит.

– Бон апети, – желает мне приятного аппетита на французском, в очередной раз застав меня врасплох, потому что я уплыла глубоко в свои мысли. По рукам и ногам бегут мурашки, и я сильнее обнимаю себя.

Ненавижу французский. Ужасный язык. Учила его, потому что моим первым тренером в академии был француз.

Алекс молча приступает к ужину и довольно быстро уминает говяжий стейк с овощами. Пока я лишь слегка ковыряю вилкой салат – кусок в горло не лезет.

– Извини-меня, – выдаю в какой-то момент скороговоркой, пока не успела передумать.

– Прости, что? – невинно уточняет Алекс, с любопытством разглядывая мое пылающее лицо.

Посылаю ему убийственный взгляд из-под козырька кепки.

– Извини. Меня. – мой голос похож на скрежет гвоздя по стеклу. Ненавижу извиняться!

– За что именно я должен тебя извинить?

Судя по самодовольной ухмылке, ему просто хочется надо мной поиздеваться. Не может просто так принять мой «пардон»?

– За выходку с твоим поло. Это было глупо. Извини.

Алекс задерживается на мне взглядом темных глаз. Мне приходится не моргать и не дышать, чтобы не выдать, как не по себе становится от его пристального внимания. А когда он в ответ просто пожимает плечами, я делаю несколько лишних вдохов и начинаю болтать без остановки.

– Но, возможно, это было даже к месту. Если Холлиуэлл сейчас вылетел, ты можешь выиграть турнир и стать первой ракеткой мира. Все только и будут говорить о том, как ты поборол это проклятье «вечно второго» и…

– Холлиуэлл вылетел? – удивляется Де Виль.

– Да, – киваю. – Как будто ты не следишь за ним…

– Нет. Я не читаю новости во время турниров. Артур фильтрует их для меня. Там обычно…

Он не успевает договорить, но я понимаю, что имеет в виду. Обычно об Алексе Де Виле пишут либо плохо, либо никак. А не успевает, потому что нас крайне внезапно оглушает противный завывающий звук.

– Пожарная тревога? – спрашиваю я, озираясь по сторонам, но не двигаюсь с места.

– Пошли, – а Де Виль уже берет меня за руку, как будто это для него привычное действие, и без лишних слов тянет за собой.

Глава 9

Алекс

Под раздражающий барабанные перепонки ор сирены я веду нас с барби по эвакуационным знакам мимо кухни на лестницу первого этажа. Действую на инстинктах, думать обо всем буду потом. Никаких резких движений, быстро ориентируюсь в пространстве, оцениваю обстановку. Крепче сжимаю маленькую ладонь в своей руке на поворотах до тех пор, пока мы не упираемся в дверь.

Толкаю ее, вечерний воздух бьет прохладой в лицо и… выдох. Теперь можно осмотреться, понять, что мы на заднем дворе отеля, и выдохнуть.

Все еще не отпуская руку Филатовой, свободной подкидываю зеленое яблоко, которое схватил по пути, потому что не успел прикончить овощи на ужин. Она молчит все это время. В шоке? Еще бы нет. Я сам с трудом осознаю, что творю, но это кажется важнее и выше дурацких споров и противостояния. Все потом. Вместе с ней, уже никуда не спеша, обхожу здание и выглядываю из-за угла – у главного входа целая куча народа и толпа папарацци.

– Туда, – указываю в противоположную сторону, накидывая капюшон. Недалеко, насколько помню, был сквер, где можно переждать какое-то время и остаться незамеченными. Тем более на девчонке бейсболка – сойдем за неприметную пару.

– Куда ты меня ведешь? – пройдя целый квартал, наконец, подает она голос. И даже вырывает руку, оказавшись в тихом проулке, куда лишь отдаленно доносятся звуки аварийки приближающихся пожарных машин.

Я только сейчас замечаю, что она тяжело дышит – да, поспеть за мной довольно непросто.

– Можешь вернуться, если хочешь попасть в вечерние новости. Понравилось там? – довольно резко отвечаю ей, потому что все еще на взводе.

Спрятав руки в карманы, смотрю на выглядывающую из-под козырька бейсболки блондинку. Дерзкая Аня. Воинственно настроена, будто я похитил ее, а не пытался спасти. Судя по сверкающему в свете фонарей взгляду, она тоже видела наши совместные фото. О да, вчера, помимо Артура, мне их не сбросил только… мой младший брат. Потому что я успел кинуть его в блок за дебильные приколы. Временно.

Он утонул в слюнях восторга от «моей новой подружки», чтоб его.

– Это же, скорее всего, ложная тревога, – барби недовольно стучит носком кеда по земле, скрестив руки на груди. – Можно было и не бежать сломя голову…

– Знаешь, сколько людей каждый год погибает в пожарах, следуя твоей логике?

Ее брови взлетают вверх.

– Любишь статистику и жуткие видео с GoPro от первого лица? – звучит наигранно бодро и с фальшивой усмешкой. Мисс Филатова пытается достойно мне отвечать, что похвально, но я же вижу, что она, одетая в одну футболку, уже дрожит от холода. Сильнее обнимает себя, пытаясь скрыть мурашки, бегущие по рукам.

– Нет, дед из пожарных, – отвечаю, пристально наблюдая за ней, испытывая прямым взглядом. Мог ведь оставить ее на растерзание фотографов, мог вообще не тащить за собой, пусть бы сама спасалась. Или оставалась в ресторане, какое мне дело до нее? – Когда в детстве он водил меня в кино, ведро попкорна я получал, только если наизусть рассказывал все аварийные выходы.

Видимо, есть какое-то, раз делюсь личным, о котором даже в интервью никогда говорю.

– Оу, – выдает она озадаченно, приоткрыв рот, и даже это простое движение кажется безумно горячим. А когда я, проиграв в споре с самим собой, снимаю толстовку и протягиваю ей, брови девчонки и вовсе уползают под козырек бейсболки.

Беззвучно выругавшись из-за того, что парюсь там, где очевидно не надо, небрежно накидываю расстегнутую толстовку ей на плечи. Филатова явно не меньше меня удивлена и раздражена происходящим. В особенности телесным контактом, от которого коротит не на шутку. В прямом смысле бьет током. Мы наэлектризованы, как будто усердно терлись друг о друга.

– Мне вообще-то не холодно, – шепчет она чуть хриплым голосом, не двигаясь.

Огромные рукава так и свисают свободно по бокам. Светлые волосы заправлены за воротник. Толстовка достает ей почти до колен. Еще кепка эта… Но мне нравится, как она выглядит, потому что теперь не видно ее обтянутой джинсами задницы, к которой так и примагничивает мой взгляд.

В ресторане я узнал эти бедра сразу. Издалека.

– Не нужно было, – продолжает стоять на своем, пока я стою в шаге от нее, а по ощущениям ближе, чем когда-либо. Представляя в голове, как легко было бы сгрести ее в объятия и взять вон у того дерева.

Не знаю, сказывается это напряженная обстановка первого крупного турнира в сезоне, на который у меня большие планы, или неизвестно откуда взявшееся возбуждение, но пульс растет и долбит в виски.

– Я про толстовку…

– Значит, выкинь ее и ходи голой, – бросаю со злостью и, развернувшись, иду вдоль аллеи по направлению к парку.

Определенно мне нужно проветрить голову, чтобы хорошо спать перед завтрашней игрой. А если девчонка не соврала насчет Холлиуэлла, то у меня действительно появился шанс. Пусть это все и не ощущается правильным. Почему? Я должен обыграть его в равном бою. Только так я могу по-настоящему его обойти. Правда, уверен, что Артур считает иначе. Наверное, именно поэтому он оборвал мне телефон, который я отправил в режим «не беспокоить».

Я собираюсь пройтись минут двадцать, перед тем как вернуться, но, видимо, о спокойной вечерней прогулке мне остается только мечтать. Потому что в мои беспорядочные мысли врывается торопливый шорох шагов Филатовой, которая, догнав меня, молча идет рядом, пытаясь подстроиться под мой шаг, который в два раза шире ее. Боковым зрением вижу, что даже застегнулась, как примерная девочка. Если ее дерзость поддается дрессировке, она может быть очень горячей партнершей в постели.

– Ты не сказал, что принимаешь мои извинения, – нарушает напряженное молчание между нами.

Видимо, спасибо за то, что увел ее от опасности, мне не ждать?

– Ты недостаточно старалась.

Я не скрываю ухмылки.

– В смысле? – повышает голос барби. О, и этот тон вполне можно использовать как оружие массового поражения. Должен убивать наповал.

– А ты и правда думала, что простых извинений хватит, чтобы я забыл, как ты высмеяла меня на глазах у всех? – растягивая от удовольствия слова, играю с ней. – Нет, теперь ты мне должна.

Девчонка несколько раз открывает рот, явно не для того, чтобы мило согласиться со мной, а после присесть в глубоком реверансе.

– Что должна?

– Пока не придумал.

– Значит, это шантаж? – она даже останавливается на месте, будто ноги к земле приросли. Ее ноздри раздуваются от гнева, глаза недобро сверкают, грозя обратить меня в пепел.

Я не боюсь, но однозначно заинтригован.

– Типа того, – провоцирую ее, а она делает шаг вперед, тыча указательным пальцем мне в грудь, но я успеваю перебить, пока не заговорила: – Ну или ты можешь собрать пресс-конференцию и официально признаться, что розыгрыш – твоих рук дело, и, возможно, потерять намечающийся контракт с Lacoste.