Твой номер один

Минуту спустя я становлюсь обладательницей мужской футболки размера L. Еще тридцать секунд – у меня в руке оказывается маркер с прозрачным грифелем, подготовленный для росписи Де Вилем сувенирных мячей. Обычно на фан-встречах спортсмены используют черные фломастеры, но на тематической вечеринке – тематические приколы. Автограф звезды будет сиять только в свете ультрафиолета – такой вот эксклюзивный сувенир для избранных.

Ммм… Кажется, у сцены как раз ультрафиолетовые лампы установили для атмосферы?..

Сбегаю со всем этим добром в туалет. Пряча от самой себя дерзкую ухмылку, раскладываю на колене футболку Де Виля и размашисто пишу на ткани маркером.

Всего одна фраза. Но с убийственным подтекстом.

Обидно? Жестоко? Досадно? Переживет! Мне вот тоже обидно, что он со мной так ужасно обращается. И уже во второй раз, между прочим. После разглядываю футболку и, не заметив ни следа от «шпионского» маркера, мчусь обратно в зал.

Адреналин долбит в крови, как на решающем тай-брейке в принципиальном матче, но я остаюсь сконцентрированной. Когда принимаю решение, терпеть не могу идти на попятный. Упрямством я пошла в отца. Мама говорит, он лучше язык себе откусит, чем признает, что был не прав… Поэтому они и развелись десять лет назад. Я из-за любви к теннису досталась по наследству папе, а мама решила строить свою личную жизнь в Европе. Сейчас она осела в Мадриде, не знаю, надолго ли. Мы не виделись больше полугода, и я бы даже, наверное, начала скучать по ней в эту самую минуту, если бы не Алекс Де Виль, из-за которого схожу с ума и не могу ни о чем думать уже третьи сутки.

Убеждаю себя, что права, что все правильно делаю. Кто-то же должен сбить спесь с Алекса Де Виля? Возможно, кто-то там наверху специально возложил эту миссию на мои хрупкие плечи. Зачем-то мы же столкнулись на днях в лифте и сегодня на вечеринке?

Гости по-прежнему толпятся у сцены, подсвеченной неоновой змейкой. Ни следа «дьявола» – значит, все еще чахнет в гримерке в ожидании сменной одежды. Осмотревшись, нахожу в толпе официанта с подносом.

– Отнеси в гримерку Де Вилю! Он ждет, – велю я, пытаясь всучить парню футболку.

– Это не моя работа… – он испуганно пучит глаза, но я не из тех, кто легко сдается.

– Ты что, отказываешься спасти мероприятие? – говорю строго. – Звезда осталась без одежды, ждет форму, а ты…

– Это точно его футболка? – спрашивает с подозрением.

– Ага, – я невинно демонстрирую ему фирменный ярлык с крокодилом. – Давай же, а то вся вечеринка пойдет к чертям.

– А ты почему не отнесешь?

– Ты что, не в курсе, что Де Виль терпеть не может женщин? Особенно, в своей палатке.

На лице парня отражается замешательство, но я резко вручаю ему футболку, не позволяя искать логику в моем объяснении (потому что ее нет). И кокетливо снимаю с его головы бейсболку, которую водружаю на свою голову. Послав ему ободряющую улыбку, отхожу к стеночке и наблюдаю, как он скрывается за поворотом.

Осознание того, что я сделала, обрушивается на меня снежной лавиной. Это отходняк от повышенного адреналина – меня бросает в жар, потом в холод, а потом становятся ватными колени. Прижавшись спиной к стене, я часто дышу и жмурюсь, когда спустя минуту ведущий объявляет долгожданный выход Де Виля к публике.

Должно быть, футболка дошла до адресата…

Гаснет свет. Вспыхивают лучи стробоскопа. Народ беснуется в ожидании своего кумира, а потом… просто пронзительная тишина.

Трусливо приоткрыв один глаз, я смотрю на сцену. Туда, где, щурясь от ярких вспышек направленных на него лучей софитов, уже стоит Алекс Де Виль в белой тенниске, на которой неоном поперек груди горит одна единственная фраза, написанная от руки моим собственным почерком.

Always second.

Всегда второй.

Щелкают камеры. Раздаются приглушенные смешки. У организаторов от ужаса вытягиваются лица. Только Алекс ничего не понимает, с удивлением наблюдая за поведением толпы.

Возможно, это было чересчур жестоко с моей стороны…

Внезапно неоновые вспышки, которые сопровождали выход Алекса на сцену, гаснут. Кто-то из организаторов с мертвенно-бледным лицом что-то шепчет склонившемуся двухметровому «дьяволу» на ухо, а под потолком загораются обычные лампочки, в свете которых моя детская шалость начинает казаться мне невероятной глупостью.

Пожалуй, самое время исчезнуть.

Но я даже шага не успеваю сделать. Внезапно голова Де Виля дергается вверх, а цепкий взгляд начинает методично сканировать толпу, словно он кого-то ищет…

Меня?

Мамочки, если он поймет, что аферу с футболкой провернула я, наверное, просто убьет…

А мне рано. Мне всего девятнадцать. Я еще не выиграла Большой шлем. Не стала первой ракеткой мира. И даже не лишилась девственности. Это будет просто унизительно, если последним, что я сделаю в своей жизни, будет тупая шутка со светящимися маркерами.

Глава 5

Алекс

За свою уже довольно продолжительную карьеру профессионального теннисиста я встречал много дерьма. Против меня болели стадионы. О моем неспортивном поведении на корте слагали легенды. Каждую деталь моей жизни с наслаждением обсасывали в прессе. Но еще никогда я не становился объектом таких шуток.

Всегда второй.

Это как наотмашь ударить в уже кровоточащую рану. В самое мясо. И еще присыпать месиво солью. У кого, сука, хватило на это ума?

Управляющий Lacoste, который стоит рядом со мной, от стресса едва ли может связать два слова. Его трясет, на лысине выступил пот. Потому что никто не готовится к таким форс-мажорам. Это не косячный кейтеринг и не внезапно налетевший на Мельбурн ураган. Нет. Скандал на сцене перед толпой журналистов и блогеров, о котором завтра будут кричать все таблоиды, – реальный повод обделаться от страха.

И пока смекалистый ведущий и по совместительству автор популярного спортивного подкаста Джо Леви, у которого яйца, видимо, сделаны из стали, потому что он единственный не потерял дар речи, наблюдая за световым перформансом моей футболке, пытается отвлечь толпу, я взглядом указываю находящемуся на грани обморока мужику из Lacoste на кулисы. Ему явно нужно присесть, а мне оценить обстановку и среагировать.

Как? Другой вопрос.

Мне не привыкать отбиваться от враждебно настроенных зрителей, но тут… вроде бы никто и не упивается моим унижением. Напротив. Я замечаю в толпе сочувственные взгляды, что для меня еще хуже. Клал я на всю эту сентиментальную хрень. Надпись на футболке – это хотя бы честно и по факту. Но прийти в голову такое могло бы только совершенно отбитому…

Стоп.

Когда кто-то догадывается добавить света, чтобы я не сверкал в темноте, как неоновая вывеска, я под голос ведущего, перечисляющего мои спортивные регалии, натыкаюсь на барби, которая пятнадцать минут назад плевалась в меня ядом и которую я послал за…

Черт. Перевожу взгляд на поло, потом снова на блондинку. Она стоит у противоположной стены, прячется под козырьком ненужной в вечернее время бейсболки, но я ее вижу. Даже в приглушенном свете желтых огней она выглядит бледной и напуганной. Виновна – кричит весь ее вид. Ну, конечно, маленькая сучка действовала исподтишка. Странно, что не бежит отсюда сверкая пятками. Что, даже не боится быть уволенной?

Я приподнимаю брови, транслируя ей угрозы без слов. А если в суд подам? Моральный ущерб, порочащие честь и достоинство действия. До конца жизни со мной не расплатится, зараза такая…

– Алекс, поздравляем с началом сезона! – обращается ко мне ведущий. Я включаюсь и концентрирую внимание, среагировав на свое имя. – Как настроение?

– Отличное, спасибо! – на автомате отвечаю я и поднимаю руку, еще раз приветствуя собравшийся у сцены народ, а сам не свожу глаз с блондинки. Она кусает губы, гипнотизируя меня, но продолжает стоять на месте. Что за извращенную игру ведет?

– Поделись с нами ожиданиями от первого в сезоне турнира Большого шлема. Ощущаешь ли ты прессинг? – Джо ободряюще улыбается мне, пытаясь свести скандал на нет, но я эту подачу не принимаю.

Все еще смотрю барби в глаза, представляя, как хорошо моя рука смотрелась бы на ее тонкой шее. И неразумно, глупо, против любых адекватных доводов ощущаю… возбуждение, приятно растекающееся по телу.

Еще стояка в этих шортах мне не хватало для полного счастья. Я ее убью.

– Приехал сюда с нулевыми ожиданиями, ребят, – говорю с улыбкой, непринужденно засунув руки в карманы брюк. – Никакого прессинга. Я всего лишь… второй.

Делаю театральную паузу, после которой все замирают на вдохе, и лишь затем продолжаю:

– Пусть беспокоятся те, у кого первая строчка качается под ногами.

Гул одобрения проносится по залу после моих слов.

Ладно, хватит с меня любезностей, и так еще ни на кого не наорал. Я протягиваю и жму руку ведущему, заканчивая наше небольшое шоу. Он вынужденно подхватывает, объявляет время розыгрыша. И вот уже на сцену выходят одетые в новую коллекцию Lacoste идентичные девчонки и парни, которые ослепляют толпу улыбками похлеще прожекторов.

Три, два, один… Толпа не сразу, но оживает. Движется в мою сторону, ломится за сцену, куда спускаюсь я. В ушах шумит, с противным звуком щелкают камеры на телефонах.

– Алекс! Алекс, вы думаете за инцидентом стоит Холлиуэлл? – неожиданно доносится до меня вопрос. Удивляет, потому что Святошу обычно не обвиняют в обычных человеческих грехах.

– Без комментариев! – из ниоткуда перед охраной, отделяющей меня от возбужденной толпы, появляется Артур. Самое время, чтоб его.

– Алекс, вы верите в проклятие «второго номера»?

– Алекс, мы болеем за вас!

– Алекс, Алекс, Алекс…

Что-то странное творится сегодня со зрителями и папарацци. Когда мне прокладывают дорогу прямо сквозь толпу, они смеются, но не зло, свистят, но не освистывают, подбадривают и бросаются в меня не помидорами – на голову одному из охранников прилетает красный кружевной лифчик, предназначавшийся мне. Толпа хохочет.

– Как думаешь, Алекс, это подстроили фанаты Холлиуэлла, которые не хотят, чтобы ты выиграл еще один турнир Большого шлема? – надрывая связки, выкрикивает по-русски парень, забравшийся на плечи к другу, чтобы его заметили.

Скорее всего, он намекает на протесты, которые в прошлом году устроили во время Уимблдона. Против моего участия. Да, было дело после очередной стычки со зрителями. Я показал в камеру средний палец, когда перед важной подачей мне мешали, выкрикивая, что я лузер.

– Больше похоже на фанаток моего большого члена, – отшучиваюсь я, и парни взрываются смехом, пока другие ничего не понимают из-за языкового барьера. А жаль, был бы отличный заголовок. Впрочем, может быть, еще будет, если моя шутка попала на видео.

Пройдя буквально десять метров мы оказываемся в служебной зоне, куда не пускают посторонних. Артур, весь красный от злости, матерится на французском, не забывая вставлять его любимый заимствованный «факинг» везде, где можно.

– Переоденься, и можем уходить. Плевать на фотосессию, это скандал! Мы засудим их и…

– Не кипятись, а? – говорю Артуру, а сам направляюсь в противоположную от палатки сторону.

– Алекс, ты вообще куда? Совсем с ума сошел? – летит в спину.

Видимо, да. Потому что единственное, чего я сейчас хочу, – это поймать барби. Что я собираюсь сделать с ней после, сам не знаю. Сожрал бы и не подавился, но… с ней как будто хочется поиграть. Не отомстить, нет. Но заставить ее пожалеть о сучьих пакостях, которые она тут творит.

Я двигаюсь на инстинктах. Что-то тянет магнитом туда, в дрожащий полумрак, где последний раз видел ее. С каждым шагом ощущаю под кожей нарастающий жар, звуки вокруг затихают. Я, как дикий зверь, которого манит сладкий запах и зов крови. Поймать, растерзать, уничтожить… Но только собственными руками.

Двигаюсь вдоль стены. Не выхожу из тени, пока не натыкаюсь на девчонку. Довольно быстро, кстати – стоит почти на том же месте, где припечатал ее взглядом к стене. Вот она во всей красе ее чертовски соблазнительных ног, которые, как всегда, демонстрирует, чтобы все вокруг обливались слюной. Ищет того, кто бы клюнул? Вытащил в люди? Почему бы и нет – каждый добивается целей по-своему.

Уже делаю к ней шаг, когда слышу ее возмущенный тон.

– Не нужно указывать мне! – она оказывается не одна. Не сразу замечаю, что размахивает руками перед возрастным мужиком. Уже нашла себе папика? Вот это скорость.

Блондинка шагает в сторону, тот перехватывает ее за локоть, а я напрягаюсь. Собираюсь вмешаться, когда она, резко сорвавшись с места, летит к выходу с крыши. Как завороженный, следую за ней и перехватываю на полпути. Опасно близко от пусть и огороженного, но парапета, откуда открывается вид на ночной город.

– Что вы… – дергает рукой, в запястье которой я вцепился, пока не встречается со мной глазами. Тут же замирает и выдает уже по-русски: – Ты.

Потом опускает широко распахнутые глаза на поло и поджимает губы, сдавая себя с потрохами.

– Это очень детский проступок, – наклонившись, говорю с ней на ее, по всей видимости, родном языке.

– Я буду отрицать все под присягой, – вскинув подбородок, дерзко заявляет она, а сама едва не дрожит от страха (или это возмущение?) и заглядывает мне за спину. Надеется на спасение?

Хмыкнув, я надвигаюсь на нее, сокращаю расстояние между нами до минимума.

– Выпороть бы тебя, – говорю тише и уже на французском, потому что чертовски хреново думается, когда ее пухлые губы распахнуты, а горячее дыхание согревает мою шею и подбородок. Когда покалывают пальцы, которыми впиваюсь в ее кожу. Когда ее грудь вздымается на каждом вдохе и едва не касается испорченного поло… и когда все равно коротит.

– Вы, – опять «выкает» мне, – нарушаете мои личные границы. Даю вам шанс отступить, пока я не закричала. У вас могут быть проблемы посерьезнее обидной надписи на футболке, – в ее приятном, чуть хрипловатом голосе, совсем не подходящем кукольной внешности, слышна угроза. Я приподнимаю бровь одновременно с тем, как она открывает рот и…

– Алекс! Я тебя обыскался, какого хрена ты творишь? Переодевайся живо! – Артур слишком озабочен моим внешним видом, чтобы заметить, как прервал назревающую сцену. Сует мне в руки чистое поло, а на шум вслед за ним уже стекаются зрители. И дружок-старпер блондинки, имя которой я до сих пор…

– Анна! – строго зовет тот, метнув в меня острым взглядом.

– Значит, Анна… – шепчу я под нос.

И ее папик.

– Пап, я…

А нет, реально папа? Или у этого слова есть какие-то еще значения в русском языке?

– О, так ты знаком с мисс Филатовой? – наконец замечает Артур, соизволив оглядеться по сторонам.

Я хмурюсь, ожидая пояснений. А рядом уже суетятся подоспевшие важные шишки: кто-то обещает принести мне публичные извинения от лица компании, кто-то хвалит за невероятную стойкость, кто-то шутит, что имя Алекса Де Виля заранее гарантирует грандиозный скандал – не меньше. Но я вполуха слушаю Артура, который нашептывает на ухо, как положительно настроена ко мне сегодня толпа, до сих пор скандирующая мое имя, и что из этого нужно выжимать все. И параллельно наблюдаю, как с мисс Анной Филатовой, которая внезапно, к моему большому удивлению, оказалась не просто прислугой, ведут воодушевленные диалоги все те же представители Lacoste, которые желают ей спортивных успехов и надеются на будущее сотрудничество.

Теряюсь, сбавляю оборону и толком не понимаю, как вместе с ней же оказываюсь на лимонной ковровой дорожке для «нескольких снимков, пожалуйста», как умоляюще просит пресс-секретарь, на которую мне в любое другое время было бы плевать. Как мне было плевать на свежую футболку, которую мне пытался всучить Артур, поэтому я стою в том же испорченном поло рядом с барби, а моя рука сдавливает ее талию до тех пор, пока улыбка на ее лице не становится натянутой.

– Значит, мисс Филатова не только мелкая преступница, но и теннисистка?

«Золушка» большого тенниса – как назвал ее мужик из Lacoste. Что бы это ни значило.

– А мистер Куриные Ножки – грубиян и насильник? – она почти незаметно, но сильно, прямо под щелчками фотоаппаратов толкает меня локтем под ребра, чтобы я разжал пальцы. Мне многого стоит сохранить невозмутимое лицо, хотя этот бэкфист ощущается малоприятно.

Чем ей не угодили мои ноги, я не успеваю спросить. Как не успеваю пообещать, что она поплатится за то, что выкинула. Слишком она сладкая, чтобы оставить ее безнаказанной. Слишком много эмоций вызывает, чтобы я остался безразличным. Я хочу надкусить ее. Попробовать. Как следует посмаковать и…

Мои отнюдь не безобидные плотоядные мысли прерывает внезапно обрушившийся с неба дождь, который становится завершающим штрихом этого чертовски увлекательного вечера. Начинается паника. Все визжат. Журналисты прячут свои камеры, организаторы – оборудование. А я ловлю от Артура ветровку, которую тот бросает мне, и, развернув ее над головой, накрываю нас с барби. Увожу ее с крыши, пока другие прячутся под навесами. Отвлекаюсь на один долбаный миг, чтобы смахнуть с глаз намокшую челку, а мисс Филатова уже… пф-ф-ф. Исчезает. По волшебству, не иначе. Потому что оглядываясь вокруг, я не нахожу ни ее белобрысый хвост, ни длиннющие ноги.

От нее на полу остается только мокрая бейсболка, которую я подбираю. И правда чертова Золушка, чтоб ее…

Глава 6

Анна

Если хочешь добиться чего-то в профессиональном спорте – любом спорте – нужно пахать. Теннис только с виду для эстетов и богатеев, которые щеголяют в белом на травяных кортах. На самом же деле, чтобы побеждать в туре, ты должен быть сфокусирован на результате двадцать четыре на семь.

Я всегда считала себя фанатичкой. Ракетку взяла в руки, когда увидела по телевизору, как Мария Шарапова победила на Уимблдоне. Мне тогда было три. И когда я стала старше, уже не расставалась с мечтой однажды поднять над головой заветный чемпионский кубок. Для этого делала все, что от меня зависело – вкалывала на тренировках, не ныла вдали от семьи, слушала старших, никогда не сдавалась и не позволяла никаким посторонним мыслям отвлекать меня от цели.

Так было ровно до того момента, как чертов Де Виль наехал на меня в лифте. Но с этим еще можно было жить – на тренировке я лупила по мячу, представляя, что луплю по его самодовольной физиономии, и даже испытывала нечто вроде удовлетворения. Теперь же, после фееричного «выступления» на вечеринке Lacoste, даже фантазии о физической расправе над этим козлом не позволяют мне сосредоточиться на том, что действительно важно – на теннисе.

Я постоянно думаю о том, как глупо повела себя. Де Виль без сомнения заслужил щелчок по носу за свое поведение, но способ, каким я решила творить справедливость, по прошествии времени вызывает у меня самой большие вопросы. Чем я лучше его? Публично унизила человека. И пусть он, как всегда, мастерски вышел из щекотливого положения, оставшись на коне, вся эта ситуация не делает мне чести.

Закрываю глаза – и тут же в голову лезут мысли о нем. О том, как растерянно он выглядел на сцене, не понимая, из-за чего все на него пялятся. О том, как из его рта вылетали всякие гадости в мой адрес. О том, как он будто бы раздевал меня взглядом (что, скорее всего, ерунда и, возможно, мне только показалось). О том, как провокационно звучало в его исполнении «мисс Филатова». И как он закрыл меня от дождя своей ветровкой – поступок, который вообще не вяжется с образом хамоватого придурка, нарисованного моим воображением, и который он несколько раз оправдывал.

Какого черта?!

– Ань, ты сегодня вообще тренироваться собираешься? – Патрисия второй день пребывает в явном шоке от моего настроения. А что делать? Я сама от себя в шоке, но победить «дьявола», взявшего в плен мое сознание, я пока не в состоянии.

Сцепив зубы, чтобы не огрызнуться на тренера, я заканчиваю с растяжкой и делаю несколько подходов в планке. Стою до тех пор, пока мышцы пресса и плечи не начинает сводить. Но даже через этот физический дискомфорт, который по задумке должен вытеснить из моей памяти Де Виля, в мозг пробирается его нахальная усмешка.

– Хватит, – строго говорит тренер. И на ее словах я просто падаю на пол, утыкаясь лбом в бархатистую поверхность коврика.– Я не знаю, что с тобой происходит, но это надо прекратить. Я не пойму, у тебя запоздалый пубертат?

Вот за что я люблю Патрисию, так это за ее нежелание лицемерить. Она всегда все высказывает мне в лицо. Правда, будем откровенны, до этого момента я не так часто давала ей поводы быть мною недовольной в плане тренировок.

Я же машина. Железная девочка. Золушка, которая своим трудом пробивала себе путь к успеху. И все это слить из-за Де Виля? Да хрен ему!

– Так, Ань. До матча еще есть время. Пообедай и попробуй поспать. На арену поедем через полтора часа, – говорит Патрисия, поглядывая на часы. – Твой отец очень хотел сопровождать тебя, но я сказала, чтобы до матча тебя не беспокоил. Надеюсь, ты это оценишь.

– Спасибо, – говорю я искренне.

Мы обе понимаем, что отец сразу поймет, что со мной что-то не так и поднимет панику. Это никому из нас не нужно.

Мой первый матч на Australian Open пройдет сегодня в вечерней сессии на «Маргарет Корт» – это третья по величине арена турнира. Но для меня все еще непривычно, что меня ставят на главные корты в первых раундах. Впрочем, возможно, это не моя заслуга. Моя соперница – бывшая пятая ракетка мира из Аргентины, которая возвращается в тур после рождения ребенка. Это отличный контент для журналистов, так что, вангую, их сегодня будет очень много.

Вернувшись в номер, я принимаю душ. Потом заказываю еду из рум-сервиса и проверяю свою сумку с ракетками и одеждой. Сейчас у меня простое платье и шорты без опознавательных знаков, которые, если все пройдет по плану, к серии американских турниров на харде должны превратиться в форму Lacoste. Посмотрим. После их вечеринки я уже ни в чем не уверена.

Растянувшись на постели, я прислушиваюсь к ощущениям своего организма. Физически чувствую себя отлично. То, что беспокоит Патрисию, – это все нервы. А над ними я с недавних пор не властна. Может быть, поискать себе психолога?

Вздохнув, щелкаю кнопку на пульте. Телевизор, естественно, запускается на спортивном канале. И кто там играет на центральном корте под палящим австралийским солнцем?

Конечно, Алекс Де Виль!

Я знала, что у него сегодня по расписанию матч первого круга. Откуда? Ну, просто знала. Вообще не планировала следить за его игрой, но разве тут устоишь?

Он уже ведет 2-0 по сетам у какого-то квалифая из Китая. И как раз становится на подачу при счете 3-2 в третьем. Значит, уже сделал брейк и просто добьет беднягу авторитетом.

Так и происходит. Алекс шикарно подает, не позволяя сопернику даже зацепиться за розыгрыш на приеме. Потом без напряга отыгрывает гейм на подаче китайского теннисиста, попутно успевая заработать брейк. Толпа к Де Вилю сегодня благосклонна – редкий случай, и он купается в лучах народной любви, отыгрывая шикарные розыгрыши. Бьет мощно по прямой, остро принимает по косой, заколачивает шикарные виннеры. Просто мастер-класс от дьявола.

При счете 5-3 в дверь номера стучат, и я, с трудом отрывая взгляд от экрана, иду открывать. Но к еде не притрагиваюсь – забрав поднос с салатом и стейком, возвращаюсь обратно на кровать, чтобы посмотреть, как Алекс подает на матч.

У меня чисто профессиональный интерес. Разумеется. Меня совершенно не волнует, как выглядит его задница в шортах и как рельефно прорисовываются кубики на животе, когда задирается футболка на подаче. Просто даже несмотря на паршивый характер, он высококлассный теннисист. И мне есть чему у него поучиться.

На расстоянии.

Потому что разговаривать с ним я больше не планирую. Никогда. Даже двойное никогда. Теперь он знает, что я не прачка, а играю в туре, но это не меняет расклада сил между нами. Все плохо. И будет лучше притвориться, что его не существует.

Он грозился меня выпороть!

Вместе с тем, как Алекс заколачивает эйс на первом же матч-пойнте и с легкостью берет матч, меня затапливает волна смущения. Потому что я вдруг живо представляю его массивные ладони, которые он сейчас поднимает вверх, аплодируя публике в знак благодарности за поддержку, на своей заднице…

Глава 7

Алекс

На послематчевой пресс-конференции по итогам первого круга журналисты опять пытаются втянуть меня в рассуждения о противостоянии с Холлиуэллом, но я быстро обрубаю эти порывы. Прошу задавать вопросы по матчу или катиться к черту. Не так буквально, конечно, но мой настрой все считывают и имя «Святоши» всуе больше не упоминают. Спрашивают про предсезонную подготовку, про титул в Аделаиде, про соперника по второму кругу… После турбулентного начала все идет нормально, пока какой-то тип из французского информагентства не решает кинуть в меня словесную гранату: