Твой номер один

Она глубоко и напряженно вздыхает, но руку не убирает. Лишь сильнее давит, намереваясь проткнуть коротким, но острым ногтем ткань футболки, которая осталась на мне.

– А ты, – шипит сквозь зубы на меня, – можешь доиграть турнир без Холлиуэлла и стать уже наконец первой ракеткой мира! Или это так сложно?

Ауч. Как грациозно бьет. И правда заслуживает, чтобы ее отшлепали.

– Лучше бы ты старалась так с бэкхенда бить, как меня пытаешься уколоть.

– Слушай, если тебе доставляет удовольствие…

Девчонка бросается на меня, прижимаясь своей грудью к моей. И да, я могу с твердостью, которая намечается в моих штанах, ответить, что мне правда доставляет удовольствие выводить ее из себя. Но сейчас меня отвлекает шум. Я слышу слишком много приближающихся голосов и подталкиваю ее чуть в сторону, где нас обоих тут же накрывает тень. Просто на всякий случай.

– Тебя точно никто не засек?

– Нет, конечно, а толку? Если Марио не получит снимки этого Де Виля, нам всем крышка. Второй раз тема с пожарной тревогой не сработает.

– Придумаем что-нибудь…

Мимо нас в нескольких метрах проходят двое в темной одежде, похожей на камуфляжную. Говорят по-английски. Видимо, из репортеров, голодных до наживы и денег, раз не боятся последствий, которые им можно устроить. Я провожаю их взглядом, и когда тени, что тянутся за ними по асфальту, исчезают за поворотом, оборачиваюсь к девчонке. Она задумчиво хмурится. А потом мы оба замечаем мою ладонь, которая лежит на ее талии. Пусть и поверх толстовки.

Тихо. Темно. Прямо за барби дерево, о которое я опираюсь ладонью, нависая над ней. Чертовски возбуждает все это. А когда она запрокидывает голову и сдвигает козырек бейсболки в сторону, я не сдерживаю ухмылку: уже разгоняюсь, гул в ушах нарастает от предвкушения. Наклоняюсь ближе, шепчу на ухо по-французски:

– Ты этого хочешь, – не вопрос, констатация факта.

Вдыхаю аромат свежего шампуня с ее волос – кокос, кажется, если не ошибаюсь. И не пофиг ли? Главное, чтобы на вкус была такой же терпкой, как я представляю себе.

– С чего ты так решил? – продолжает бодаться, а меня заводит покруче влажных приоткрытых губ, которые она только что облизала кончиком языка.

– Твои расширенные зрачки говорят за тебя.

Едва ли я могу разглядеть их в полумраке, но на девчонку мои слова действуют так, как надо: грудь подскакивает на резком вздохе, ответное возмущение застревает в горле.

– Три, – отсчитываю на французском, наблюдая, как она чуть прикрывает глаза и собирается сдаться. – Два…

Сжимает кулачки, явно из последних сил сопротивляясь желанию коснуться меня.

– Один.

Тянусь к ней вместе с тем, как нас ослепляет светом фар. А следом раздается жуткий истошный крик.

– Кры-ы-ыса! Там крыса! – вопит Филатова, теперь не стесняясь вжиматься в меня всеми выдающимися частями тела.

Член от несправедливости стонет вместе со мной. Стиснув зубы, я заставляю себя повернуть голову туда, куда указывает девчонка. Вглядываюсь в пустоту, пока не замечаю…

– Это не крыса, – лезу в карман своей толстовки, надетой на барби, и достаю яблоко. Кусаю его и, тут же присев, протягиваю перепуганному воплями животному. – Это опоссум.

Зверек принюхивается, но все еще с опаской поглядывает своими глазами-бусинами на барби, стоящую за мной, будто боится, что она снова поднимет крик.

– Давай, парень. Иди сюда, – шепчу, не двигаясь. – Я тоже боюсь, что мисс Филатова снова завизжит, как ненормальная, но вместе мы это переживем.

Слышу недовольное бормотание за спиной, но когда голод побеждает опоссума, и он не спеша подползает к нам, девчонка тотчас опускается коленями на асфальт.

– Боже, какой он милый! Глянь, а вот там еще один!

И ее лицо светится ярче звезд на сегодняшнем ясном небе. Она кажется по-детски счастливой. И теперь даже член в штанах соглашается, что сейчас не время и не место портить момент мимолетным физическим удовольствием. Которое, сука, было бы очень кстати.

Глава 10

Анна

Что это было: Алекс Де Виль действительно хотел поцеловать меня или это все мои глупые фантазии? Стала бы я одной из фанаток Де Виля, если бы мы обменялись слюной? Что если он ужасно целуется? Или наоборот, все свои поцелуи в будущем я бы всегда сравнивала с ним?

Эти вопросы не дают мне уснуть ночью и возникают в голове первыми, стоит мне проснуться утром. С нашей импровизированной прогулки в парке и игр с опоссумами прошло уже четыре дня. Да, у нас обоих матчи и куча обязательств перед медиа (продакшн в Австралии на самом высоком уровне), но только сопливые дурочки – я не из их числа – находят оправдания для подобных динамо.

Если мужчина хочет – он делает. Эту истину вбила мне в голову мама, когда я в двенадцать страдала из-за неразделенной любви к парню из соседнего дома, безуспешно пытаясь отыскать признаки взаимности в его поведении. А значит, искра между мной и Алексом мне, как и тогда, показалась. Или Де Виль просто не считает нужным напрягаться. В конце концов, чтобы уложить женщину в кровать, ему уже давно не нужно ничего делать – они прыгают туда сами. А я этого делать не стану, пусть и не смогу больше относиться к нему, как раньше – за несколько коротких и, прямо скажем, противоречивых встреч, он пробрался ко мне под кожу. Смотреть на него, только как на коллегу? Для этого нужно быть хорошей актрисой, а я – самая посредственная.

Повторно звонит будильник. Потянувшись, я спускаю ноги на покрытый ковролином пол, нахожу на тумбочке телефон. По расписанию у меня сегодня дневная тренировка в зале, а вечером матч за выход в четвертьфинал. На кону стоит слишком многое, чтобы я продолжила мусолить в голове несостоявшуюся интрижку с Де Вилем и… Ого!

Пролистав обновления в популярной соцсети Australian Open, я жму на фотографию Алекса с надписью «Major upset». Пробежавшись глазами по короткому тексту и раскладке счета по партиям, понимаю, что не ошиблась – пока я спала, Де Виль проиграл свой матч! И это после того, как вылетел Холлиуэл, открыв ему путь к трофею и первой строчке в мировом рейтинге!

Невероятно. И очень обидно.

Все-таки в большом теннисе чересчур много психологии. Физически Де Виль готов к турниру – я видела его матчи, и он очень хорош. Но похоже, что этот блок «всегда второго» не дает ему возможности реализоваться. Отбросив телефон, пытаюсь заглушить угрызения совести за свою выходку на вечеринке спонсора. Она вроде бы и несильно разозлила Де Виля, но психология тенниса состоит из деталей… порой совершенно незначительных. Что если это я сбила победный настрой Алекса?

Механически кусаю губу. Отчего-то за ребрами неприятно покалывает, а ладони потеют, будто меня поймали на месте преступления. Не понимаю, с каких пор меня так заботят результаты Де Виля, когда у самой на носу важная битва.

Приняв быстрый душ и завернувшись в полотенце, я снова беру мобильный в руки. Отвечаю на сообщение Патрисии, которая уже ждет меня на завтрак. Проверяю прогноз погоды в Мельбурне: вчера семь матчей перенесли из-за ливня (включая матч Де Виля, именно поэтому я уснула, так и не узнав финальный счет). И хотя сейчас за окном светит солнце, никто не даст гарантии, что все расписание не пойдет прахом из-за налетевшего с востока урагана.

Я уже собираюсь отложить мобильный, чтобы в темпе собраться, но вдруг мне приходит уведомление, что на канал турнира залили послематчевую пресс-конференцию Де Виля.

Кликаю быстрее, чем успеваю подумать о целесообразности этого действия. А потом уже поздно – расстроенное лицо Алекса, который меланхолично сообщает о дискомфорте в запястье и невозможности играть в полную силу, не позволяет мне свернуть с этой скользкой дорожки.

Значит, у него травма? Значит, это не какая-то паранормальная хрень или мой сглаз?

«Что вы планируете делать теперь, когда выбыли из турнира?» – в финале пресс-конференции задает вопрос репортер. Женщина.

Де Виль криво усмехается, трет подбородок и, склонив голову набок, отвечает: «Что-то для удовольствия».

Не знаю, это воздействие гремучей комбинации его слов и улыбки, от которой прямо тянет сексом, или у меня просто проблемы со здоровьем, но внезапно меня резко бросает в жар. Полотенце на груди становится очень тесным, а сердце подскакивает к горлу. И воображение… Мое идиотское воображение живо рисует мне сцену «удовольствий» Де Виля. Во всех позах. И с разными женщинами.

Бросаю телефон на кровать, будто он жжется. Прижимаю руки к груди, чтобы не дать упасть полотенцу.

Боже мой! Я определенно сошла с ума. Или это догоняет побочка от тесного контакта с дьяволом? А что было бы, если бы он меня тогда поцеловал? Выделяла бы я слюну на его имя, как собака Павлова на звоночек?

Нет уж. Хватит.

Блокирую мысли о Де Виле (безуспешно), одеваюсь (кое-как), спускаюсь (еле переставляя ноги) в ресторан к Патрисии. Сейчас мы с ней поговорим, обсудим план на игру, погрузимся в насущную для меня повестку, вытеснив всякую непотребщину из моей головы…

– Представляешь, Де Виль вылетел из мужской сетки следом за Холлиуэлом, – говорит мне тренер вместо «привет». – Ты, наверное, еще не слышала новости.

Я застываю, не донеся пятую точку до стула на десять сантиметров. Нет, я, конечно, понимаю, что противостояние «добра и зла» в теннисе занимает всех, но я-то тут при чем? Меня зачем этой информацией нагружать на голодный желудок?

– Не может быть, – я посылаю Патрисии постную улыбку, падая на стул. – И тебе привет. Возможно, случилось что-то действительно интересное, пока мы не виделись?

Она смеряет меня удивленным взглядом.

– Тебе же вроде нравился Де Виль. Ты со мной как-то поспорить хотела, что он рано или поздно обыграет Джеймса и станет первой ракеткой.

– Это когда было? – бросаю раздраженно. – Ты еще вспомни, как я пузыри дула из жвачки.

– Ань… – тренер вопросительно приподнимает бровь. – Не с той ноги встала?

– Нет, блин! Просто можем мы сменить тему? Или кроме проигрыша Де Виля больше нечего обсудить?