Хорошая примета

Катя Матуш

Хорошая примета

© К. Матуш, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Пролог

– Да где ее черти носят, у меня сейчас нос отвалится!

Облачко пара у лица Благи растаяло, оставив на очках морозные искры.

Я поежилась:

– Может, пробки.

– Ага, пробки. Опять, наверное, у зеркала проторчала. «Розовая или алая», – спародировала подруга интонации княжны.

– Иди, если хочешь. Я автобус дождусь, брат с утра еле завелся, вдруг у них тоже машина сломалась.

Благана поджала губы и саркастично кивнула. Ну да, Ольгин отец скорее Сивку-бурку вещую каурку напрокат возьмет, чем свою царевну на автобусе отправит, но сейчас я готова поверить и в это.

– Пусть хоть на ступе летит, Кикимора ряженая…

Натянутый на лицо шарф задубел, и каждый приветственный кивок ледяными иглами впивался в щеки. Я скрючилась и рьяно пыталась засунуть руки по локоть в карманы, потому что варежки не спасали, а муфта не самый модный аксессуар в этом сезоне и пылится на верхней полке в шкафу. Наверняка моду придумывают люди, которые больше пяти метров по морозу и не ходят. Вообще пора запретить задавать тренды на зиму!

Блага уже бормотала известные проклятия, чтобы не больно, но поучительно, когда из-за поворота вынырнул черный внедорожник «ТТТ». Пританцовывая, мы отошли от школьных ворот и нахохлились, уподобившись снежным бабам на главном проспекте.

Дверь машины распахнулась, едва она успела затормозить в паре метров от нас.

– Благана! А ну заткнись! – заорала Ольга. – У меня уже голова зудит. Не дай Влас опять перхоть будет, я тебя к Митяю приворожу!

– Ты лучше пунктуальность к себе приворожи! Время видела?

Ольга запахнула шубку из лисицы, брезгливо опустила свои красные сапожки на снег и засеменила к багажнику:

– Едренкина холодрыга… Ну задержалась, подумаешь! Вот, – вытащила она небольшую черную сумку. – Как договаривались.

Я взяла сумку и протянула взамен папку с тетрадями. Ольга повернула голову и кому-то лучезарно улыбнулась, после чего заграбастала папку и сунула ее за пазуху.

– С вами приятно иметь дело, – подмигнула она мне и легкой поступью двинулась ко входу.

Без шапки, без варежек, а идет по снегу, как по подиуму. Разницу между пухом старого гуся и мехом молодой плутовки я хорошо понимала, но что-то подсказывает: если бы мою куртку не дырявили мириадами обережных стежков, было бы теплее. Железобетонная логика: загнусь когда-нибудь от холода, но зато фиг кто меня до того момента сглазит.

Мы проводили взглядом княжескую паву и быстро двинулись следом. Наша одежда за время ожидания будто покрылась слоем льда и теперь тихо потрескивала.

– Познакомила на свою голову, – причитала Блага, ослабляя шарф.

В лицо ударил горячий воздух тепловентилятора, и мы за секунду переместились из морозилки в печку. Зимой все коридоры школы по обыкновению были заставлены горшками с цветами, которые переносили со внутреннего двора, и пахло здесь как в оранжерее. Еще и факультатив Благаны внес свою лепту, заняв все верхние полки в раздевалках сухоцветами и пробирками.

– И куда вам столько, – сказала я, глядя на ящики, полные желудей. Взгляд зацепился за синее пятно на полу. – Это еще что такое?

Благана стащила с головы шапку, и курчавая золотая шевелюра укутала ее широкие плечи. Она подошла ближе и с любовью уставилась на питомцев класса «В»:

– Зимний пруд.

– Пруд, значит. – Я разглядывала детский надувной бассейн, где плескались жабы. – И на кой? Помнится, прошлую зиму они неплохо и в банках пережили.

– Ну ты садюга, Мила. Жалко же!

– В банках жалко, а в котел, значит, не жалко? Думаешь, джакузи – это их последнее желание?

– Это мое последнее желание! – захохотала подруга. – А они тут и плодятся хорошо, глянь, – показала она на стайку мальков. – Экзамены в следующем году.

– Вилочки и крючочки, – кивнула я.

– Именно.

Мы прошли к самым дальним шкафчикам. Я огляделась, будто не все здесь еще в курсе моего плачевного положения, и стянула куртку. Новая рубашка к новому семестру с ожерельем оберегов на подоле, горловине и рукавах свисала почти до пят, и был в ней всего один плюс: валенок только носы и торчали.

Благана даже не сдерживала смешки, оценивая мой винтажный наряд, испещренный алым шитьем вдоль и поперек, потому что похожа я была на бабу на самоваре.

– Ну а что, зато никакой синтетики, защита от сглаза, нечистой, кикимор, чароврат. А это что? – уставилась она на вышивку на груди. – Леля?

– Н-да…

– И зачем, скажи на милость, матушка впаяла тебе оберег обаяния и привлекательности на самое видное место?

– А ты как думаешь? Мне уже семнадцать, Блага.

– Точно-точно. Еще три года, и она запишет тебя в вековухи.

– Не слышу сожаления, – усмехнулась я.

– Не дождешься! – Блага послала мне воздушный поцелуй и принялась закатывать рукава. – Ну давай, показывай, чем нас на этот раз порадуют модные дома, может, чего велико будет.

Мы расстегнули сумку и с лицами заядлых модниц начали оценивать шмотки. Нашим гардеробам до бомонда было как до Тридевятого царства, у Ольги же вещей попроще не водилось, а щедрости ей не занимать, особенно после того как в прошлой четверти за мои сочинения, мои практические и мои домашки ее физиономию повесили на доску почета. Ходят слухи, отец ей за это пони подарил, а тут всего лишь новая лимитированная коллекция от ЛадыЛюкс, которую волхвы благословляют перед каждым показом.

Я скинула валенки и быстро залезла в новые джинсы с дырками на задних карманах. Обереги на такой одежде тоже были, но в большинстве случаев изящной полоской на подгибах, а не на всю штанину.

Мать узнает – придушит.

Ну хоть сомневаться в качестве шитья не приходилось. Это вам не массмаркет; у люксовых брендов технологи вмиг работы лишаются за некачественный товар, ведь люди, которые это носят, богатые и успешные, а значит, сглазу подвергаются ежесекундно. По силе модное шитье, конечно, в разы уступало материнским стежкам, но лучше уж так, чем в рубахе!

– Издевательство какое-то. – Благана достала из сумки блузку и приложила ее к себе. – У вас за два года вообще размер не изменился.

– Врожденная грация. Не попишешь. – Я, посмеиваясь, примеряла кардиган, с которого даже этикетку не срезали.

– Ты губу-то закатай, грация. Как теть Ведана тебя еще насильно кормить не начала? Только про таких, как Ольга, говорят: стройная березка, а ты просто худая, как скелет. Чуешь разницу?

– Бе-бе-бе…

Я запрятала платье-рубаху в шкафчик, туда же скинула валенки и потянулась снимать с себя килограммы серебряных оберегов.

– Ты это, – указала Благана на подвеску, – молвинец хоть оставь.

– Думаешь?.. Он у меня на носках еще есть.

– Ноги-то ноги, но грудь тоже не мешает прикрыть. Я не хочу опять смотреть, как ты при смерти от ОРВИ валяешься.

И долго она будет припоминать мне случай трехлетней давности?

Спорить я не стала, вернула кулон на шею и сама удивилась вырвавшемуся вздоху облегчения. Вряд ли кто-то в школе будет мне завидовать или наводить порчу, но за время каникул я всегда успевала привыкнуть к своей обережной броне и теперь чувствовала себя без нее будто голой. Голой и модной.

Отлично!

Глава 1

Два года спустя

Рюкзак с методичками и тетрадями валялся в углу в грязной луже. Я сидела на подоконнике и молча наблюдала, как на брошенной рядом с ним зачетке расплывались отметки. «Зачет, зачет, отлично, зачет, отлично» – теперь всего лишь чернильные пятна на белых разлинеенных страницах. Я прислонила голову к холодному окну и прикрыла глаза.

Когда мы приходим на этот свет, наша жизнь похожа на новенькую накрахмаленную скатерть. Сначала мы стараемся вышить на ней только самое нужное, переплетаем узоры и смыслы, надежды и опасения, а потом ставим поверх вишневый компот, жареные пирожки, кашу из лебеды и понимаем: жизнь – это не узоры на скатерти. Это пятна на ней.

Если держать скатерть в чистоте, толку от нее будет как от муфты, которая вот уже второй год греет полку в шкафу. Жизнь надо жить, не бояться пятен, разочаровываться, обижаться и прощать, злиться и радоваться. Все нужно принимать с одинаковой благодарностью, ведь если плохо сейчас – это чтобы потом не было еще хуже, – прописные истины, только что толку, когда применять их на практике не получается!

Я ожидала, что окончание первой сессии принесет как минимум облегчение, но вместо него на голову свалилась депрессия, от которой я теперь силилась избавиться под грустный бит, приглушенный свет и метель за окном.

Дверь в комнату медленно приоткрылась, и в проеме показалось нахмуренное лицо:

– Ноешь еще?

Я отвернулась к окну:

– Отвали.

Третьяк прошел в комнату и тихо прикрыл за собой дверь.

– Я бы отвалил, да у меня из рук все валится!

– Ну простите великодушно! Иди к Олегу жить, наша халупа обречена.

– Да еще чего. Ты сама там больше часа не выдерживаешь, а вчера еще Дашка пошла. Я в няньки не нанимался. И что с зачеткой? Святые боги, Милослава, возьми себя в руки.

– Плевать мне на зачетку, – пробормотала я, разглядывая вихри снежинок под фонарями.

– Ну точно, поэтому ты тут сидишь и ноешь.

Треня начал усаживаться на другом краю подоконника, теребя мою зачетку.

– Только не говори, что пришел меня успокаивать.

– И не думал. Но перед мамой не мешало бы извиниться.

Я злобно глянула на брата, который наконец-то перестал ерзать, свесил одну ногу к батарее и устроил голову на откос. Шатенистый, сутулый, нос картошкой – мамкин на миллион процентов, вот и выпендривается. Защитник!

– И не подумаю. Можно было меня хотя бы похвалить, – буркнула я, возвращаясь взглядом к окну.

– Не начинай, Мила. Ты же знаешь, она всегда радуется твоим пятеркам.

– Как-то незаметно.

Кровать скрипнула, и комнату озарила молниеносная вспышка камеры.

Домовой бросил на перепуганных нас извиняющийся взгляд и начал устраиваться на моем плюшевом Чуде-Юде. Экран смартфона в его руках не гас, наверное, никогда, и это еще одна причина, по которой я изначально была обречена на пожизненный провал.

Никто из родных не признается, чьей идеей было подарить домовому новомодный гаджет, но тогда и подумать не могли, что он подастся в блогеры. Вся моя колыбельная жизнь стала достоянием общественности: ручки, ножки, глазки, «А вот Мила делает первые шаги. А вот Мила кашу ест. А вот Милослава купается!» Хештег «Мила-Славная-Мила» стал в нашем доме настоящим проклятьем.

В детстве я болела куда чаще, чем всем бы того хотелось, и никто не мог понять, что провоцирует эти недуги, пока однажды Олег не застукал Соседушку рядом с моей кроваткой. Тот сториз в свет так и не вышел, а мы наконец-то разобрались, откуда у меня то язвочка на ножке, то лысина, и почему обереги не спасают. Еще и мамины суеверия наложились, ведь если бы она так свято не верила, что всему миру есть дело до ее дочери, ни одна зараза бы ко мне не прилипла!

Сглазить маленького ребенка легко и без злого умысла, понятно, что Дедушка такой цели не преследовал, но когда тот канал удалили, и мои фотографии пропали из ленты, все прошло само собой. Все, кроме привычки обвешивать меня оберегами, из-за чего я до сих пор страдаю! Фотографирование членов семьи теперь под строжайшим запретом, но зато полстраны уже знает в этой квартире каждый угол и каждую семейную сплетню, потому что спустя десять лет Дедушка-Соседушка завел себе новый блог.

Мы с Треней уставились в окно, ожидая, когда мохнатому наскучит слушать тишину и он свалит на кухню к плите, где такой дворец себе отгрохал, что Царевна Любава обзавидуется.

– И не выгонишь же… – шепнул брат.

Я уперлась лбом в стекло. Солнце уже зашло, снежинки сыпались на дорогу, пряча за белоснежным настилом трещины асфальта, и я вновь подумала о скатертях. На кровати валялось смятое полотно итоговой практической работы, которое не терпелось сжечь, ведь стелить такое на стол – все равно что дом проклясть. «Отлично» мне за нее скрепя сердце поставили, но по вздернутым бровям преподавателей было понятно, что они чуют в ней недобрые кощуны[1] и без моих красных глаз. За такую халтуру впору отправлять на пересдачу, но кто эту молодежь знает – может, сердце очень не вовремя разбили?

За обереги нужно браться в тишине внешней и внутренней, душу вкладывать, однако жизнь не особенно подстраивается под сессии, так что на первый раз мне дали поблажку. Концентрации и самоконтролю посвящено немало академических часов, ведь ты создаешь обереги не для себя, а значит, и думать надо не о своей жизни, а о пользе для окружающих. Радует только, что дипломная работа не предусматривает шитье ковра. Этому учат в техникумах, наше дело – контроль изделия, а с чутьем у меня все было отлично независимо от настроения.

Я с начальной школы хотела поступить на кафедру декоративно-прикладного искусства и народного промысла, и меня взяли туда с распростертыми объятиями, в частности благодаря олимпиадам, где мои рушники[2] всегда занимали первые места: спасибо маме и нашему домовому, шитье я расшифровывала с полувзгляда, а кривые стежки могла определять с закрытыми глазами одним пальцем на ощупь.

Специализация в наше время редкая, а если учесть группу символогии, которая в этом году вообще могла не набраться, и вовсе подарок судьбы. По крайней мере, так мне когда-то казалось.

В детстве меня было не оторвать от иглы. Третьяк, Дан и Олег ходили расшитые с головы до пят, потому что Милослава рукодельница «коих свет еще не видывал». Мне тогда казалось, без оберегов даже в туалет выйти опасно, и только ближе к тринадцати вера пошатнулась. Одноклассники зачастую единственным Зничом[3] на рюкзаке обходились, чтобы пятерку на контрольной получить, и зачем я все обложки себе расшила, им было непонятно – отсюда издевки, насмешки, модные шмотки за домашнюю работу и чуть не убившее меня ОРВИ.

Все меньше людей чтят традиции. Символике находят новые применения, переиначивают смыслы, и специальность, которая когда-то виделась мне незаменимой на производстве и в жизни, скоро станет никому не нужным архаизмом.

Недавно мы с одногруппницами ходили на выставку одного из крупнейших автоконцернов, где с видом опытных ищеек исследовали кожаные чехлы на сиденьях новеньких машин. И каково же было удивление, когда никто из нас не смог найти истинного шитья ни на одном из них!

Всем стало плевать. Понятно, что, если на машине не гонять, цел будешь и без всяких оберегов, но дело было не только в этом. Вера – вот что главное. Если носитель не верит, оберег не будет работать, сколько бы сил и любви ни вложил в него создатель. Люди отдают сотни тысяч за одежду с первоклассным шитьем, на которое кто-то потратил не один год, делая по стежку только в самые счастливые моменты жизни, вкладывая в свое дело всю радость и благодать, а потом какой-то пижон бахвалится этим перед друзьями как каким-то аксессуаром, сводя все старания к нулю. И еще удивляется, отчего его ставка в казино не зашла, ведь тут есть символ на удачу!

Я хотела востребованную специальность, чтобы попасть на высокооплачиваемую работу и ни от кого не зависеть, мама хотела, чтобы я училась в лучшем вузе области и нашла там хорошего жениха. Наши планы на мою жизнь разнились, но все дороги вели в ЦИНХ. Только теперь мы поняли, что специализация не такая уж престижная, а завидные женихи чихать хотели на обережную магию и вообще не воспринимают подобное всерьез.

Всю сессию атмосфера в доме накалялась, и сегодня конфликт наших с мамой интересов рванул, поддавшись общей волне негодования. Неудивительно, что Третьяк в такой обстановке не может репетировать, даже Хозяину в домике не сидится. Вся квартира на измене, того и гляди пауки к соседям сбегут.

– Третьяк, ты вот мне скажи. Тебя ведь в детстве очень бесило ходить в расшитых мной штанах?

– Чего? – отвлекся брат от узоров на окне. – Шутишь, что ли? Если бы так, я бы не стал молчать. Да и оберегов тебе тогда не доверяли, а от машинки и Добрыни какой вред?

– И пользы маловато…

– Что за мысли, Мила? – Треня тяжело вздохнул и усмехнулся. – Знаю, теперь тебе кажется, что весь мир скоро ушьет себе оберегами дверные коврики и забудет о них, но это не так.

Я не выдержала и всхлипнула:

– Как же не так, если все к этому и идет!

– Прекращай истерику. Подумаешь, пусть они носят и делают что хотят, Милослава. Раз им смешно, пусть так, дольше проживут. Тебе до этого не должно быть никакого дела. Мы обычные люди, которые верят в силу рода и счастье, и нас это бережет. Сначала шитье, потом домовых лелеять перестанут, и что тогда нам делать прикажешь? Выгнать Дедушку, чтоб как все?

Мы обернулись на кровать, с которой на нас вовсю таращились два сверкающих маленьких глаза. Материал для нового поста готов!

– Хозяин в доме – это другое, – шепнула я, вытирая нос.

– Нет, Мила. Это то же самое, да, Соседушка? – Домовой уверенно кивнул и тихо хмыкнул. – Видишь? Он тоже наш оберег. Если бы не он, мы бы похоронили Дана еще пять лет назад. Я вообще не понимаю, как можно не воспринимать силу предков всерьез.

– И я из-за вас не понимаю! А если бы мы были нормальными, никто бы не косился на меня как на умалишенную сектантку!

– Это не ты не понимаешь, это они не в состоянии понять тебя и твой труд!

– Ну конечно! Мой труд, который к окончанию института вообще будет никому не нужен…

– Глупости. Просто ты бесишься, вот вокруг тебя одни злыдни и маячат. Мы как будто одни такие на весь св… О, – Третьяк прервался на полуслове, уткнулся носом в окно и расплылся в улыбке. – Да ты глянь!

Я проследила за его взглядом и сквозь снежную пелену рассмотрела под фонарем быстро улепетывающий могучий силуэт.

Женщина в вывернутой наизнанку шубе и с горой платков на голове наворачивала круги по двору, заглядывая то в одну тень, то в другую. Раз она словно растворилась в метели, а затем возникла у торца соседнего дома будто из воздуха.

Мы как завороженные прилипли к окну и наблюдали за самоотверженной работой снарядихи. В любую погоду, всегда потемну, они готовы часами бродить, сохраняя молчание, только бы запутать нечисть, и все это не ради себя.

Уж традиции сватовства нескоро нас покинут. Одно дело обереги, а другое – выдать любимого сыночка за какую-нибудь ряженую. Вряд ли теперь на смотринах кто-то сено под рубаху пихает, но повод сунуть нос в личную жизнь детей слишком весомый, чтобы относиться к сватовству легкомысленно или отказываться от приданого.

Хоть это радует. Иначе бы наша сваха точно сбрендила без работы, а заодно и меня с ума свела.

Я отвернулась и слезла с подоконника.

– Третьяк, не смотри.

– Все-все. Ты куда?

– Извиняться, – махнула я брату и вышла из комнаты.

Мама сидела в зале за ноутбуком и, задумчиво мыча, занималась своим любимым делом – сватками. Ее сайт знакомств был достаточно популярен в миру, потому что регистрировались там один раз и на всю жизнь. Денег сватовство много не приносило, но жить безбедно нам это не мешало. Традиционно молодожены дарили ей только дорогущие шали и платки, которые уже не умещались в переоборудованную под гардероб кладовку, но из-за «народного» класса специальностей у нас была уйма государственных субсидий. Моя специализация тоже предусматривала пожизненные льготы. Пусть престиж и зарплата будут небольшими, сниженная ипотечная ставка и скидки на коммуналку останутся со мной навсегда.

Я тихо опустилась в кресло и замерла.

Понятно, что, если бы не работа отца и поддержка братьев, толку от этих скидок было бы немного. Для того чтобы платить коммуналку, квартира нужна, а за красивые глаза никто ее не даст; неудивительно, что маму так волнует моя личная жизнь, а точнее, ее отсутствие. И поэтому нет ничего странного, что завидные женихи плевать хотели на традиции и веру, – за нее не доплачивают.

Хотя жить это тоже не мешает. Олег, например, бортничество освоил, и денег это приносит немало, хоть бизнес и хлопотный. Даже рискнул и в медведя ради дела обратился, чем снискал себе еще пару, пусть и пустяковых, но проклятий от матери и жены. Дан забил на присущую всем нам консервативность и ударился в айти, но жениться без материнского одобрения даже не думал, и стоило оно ему немалых трудов, ведь суженая у него – ведьма в пятом поколении. А Треня на балалайке играет. Все вроде бы как успешные люди, и никого не смущают льняные рубахи и валенки.

Я похлопала себя по щекам и глубоко вдохнула. Пора бы и мне успокоиться. Третьяк прав, все эти идиоты совсем не показатель. Сила рода, сила внутри нас, она теплится независимо от того, верим мы в нее или нет, но, если верим, она не просто теплится, а пылает.

Розовый махровый бант на мамином банном обруче задорно дрогнул, когда она кивнула паре фотографий на экране. Мужчины и женщины, сотни людей – и всех она и ее сотрудницы знали не только по электронным анкетам. Если кто-то в течение недели после регистрации так и не приглашал сваху на знакомство, его аккаунт попадал в пожизненный бан всех свах города. Конечно, безбрачия это не сулило, но определенное пятно на репутацию накладывало.

Я представила, как мама блуждает по чужим дворам, среди горящих огней многоэтажек, в дождь или метель, и мне стало стыдно. Никто из родных не сомневается в своей жизни, в выборе, который до нас сделали наши прапрабабушки и дедушки, – ведь если бы не он, не было бы нас. В тепле, сытости, здравии.

Мне нравится шитье, у меня отлично получается, и тогда почему я начала этого стесняться?

Дура потому что.

– Мам.

– М?

– Прости меня. Ты не виновата, что я учусь на технолога-семантиста. Это мой выбор.

Мама крутанулась на стуле и с прищуром на меня посмотрела.

– Вот, значит, как, – обиженно сказала она.

– Ну мам. Ты же знаешь, я не со зла. Просто все эти… Я не буду сомневаться. Больше. Никогда. Наш род на мне не сложится. Обещаю.

Мама прыснула, сложила руки под грудью и улыбнулась:

– Я уж думала, мы в твоем воспитании что-то упустили!

– Упустили! Надо было мне не Лелю вышивать, а Богодара или Вайгу. Глядишь, здравомыслия бы прибавилось.

– Чего нет, того не прибавится! – крикнул из-за моей спины Третьяк.

В дверь постучали.

– Опять ключи оставил, – буркнула мама, сетуя на забывчивость отца.

– Дождалась, мордофиля[4], – шепнул мне крадущийся на кухню Третьяк. – Мама пирог испекла в честь окончания твоей несчастной сессии, теперь только крошки доедать будем. Надо было раньше извиняться… Иди держи!

Пирог?! Так вот зачем он успокаивать меня пришел, ушлый голодный индюк!

Я выбежала в коридор и распахнула дверь, готовая отвлекать отца песнями и плясками, чтобы брат успел стащить нам хоть пару кусков, но уперлась взглядом в незнакомое раскрасневшееся лицо.

– Мир вашему дому, добрые люди! – звонко пронеслось по коридору.

С мокрой шубы свахи на пол стекали ручейки, а на голове образовался настоящий сугроб, сверкающий, как горная пика.

Я сделала шаг назад и испуганно обернулась сначала на мать, потом на брата, которые уставились на нас с не менее ошарашенными лицами.

Женщина переступила порог, шаркнула плечом о косяк и низко поклонилась.

– Слава дедам и прадедам, счастлив будь дом родной, – сказала она, выпрямилась и махнула маме. – Ну что ж! До меня дошел слушок, у вас тут курочка, талантов мешок. Так позвольте ж войти, про нашего петушка донести!

Глава 2

– «…Про нашего петушка донести!» – в сотый раз зачитывала Благана взорвавший интернет пост одного болтливого домового.

– Блага, клянусь, я понятия не имею, кто ее прислал. Меня же сразу в комнате закрыли!

– Ну да, ну да, – причитала подруга. – Даже не догадываешься?..

– Прекращай дуться! Да если бы я знала, я бы…

– Чш-ш! Ладно, ешь давай. Уже уши навострили…

Я чертыхнулась и затихла.

Для полного счастья мне только слухов и не хватало, правда.

Центральная столовая была полна народу, и как бы ни хотелось, мы с Благаной и без криков привлекали немало внимания. Моя белокурая подруга совершенно не вписывалась в современные стандарты красоты, зато моя мама, когда впервые ее увидела, готова была всех троих сыновей сватать. Белокурая, белолицая, с румянцем, который не сходит даже во сне, и в то же время здоровая, как богатырь, а тут еще я рядом в шитом очелье[5] с серебряными ряснами[6] аж до талии.

Сегодня мама наряжала свою единственную дочь без скандала. У меня язык к нёбу присох, когда она со слезами на глазах вытащила из шкатулки обод, который еще наша прапрабабушка расшивала, и торжественно вручила мне за завтраком.

Спрятать очелье в шкафчик рука не поднялась, да и вчера я поклялась себе не обращать внимание на несведущих недотеп, а теперь скукожилась, как первый блин на сковороде, боясь даже глаза от стола оторвать. Ну хоть без заушников и колец обошлись!