
Полная версия
Карьера по-русски
Мне польстило, что такой красавчик проявил ко мне интерес. До этого он не здоровался и ходил, задрав нос. Я и не думала, что могу его заинтересовать. Обычно с теми, кто мне нравился, не складывалось; а те, кому нравилась я, казались простоватыми.
Игорь, как и Морозов, представлялся мне недосягаемым, словно мираж, мерцающий на горизонте, но тающий при попытке приблизиться. Я любовалась такими мужчинами издалека: собирала случайные улыбки, сочиняла диалоги с ними, представляла, что нравлюсь им, и прятала эти картинки в дальний ящик сознания, в папку «невозможное». В их присутствии же чувствовала себя неловко, будто у них был доступ к этой папке.
Однако, похоже, я понравилась Игорю. Первым же сообщением от него был смущенный смайлик. Я отправила такой же смайлик в ответ. Переписка быстро завязалась. Договорились завтра вместе пообедать.
На следующий день в приемной я встретила Филиппа Федоровича Перова.
– Аглая, вы в докладах пишете, что один из способов адаптации предприятий к кризису – это снижение переменного фонда оплаты труда. Но я еще не работал на предприятиях, где снижали премии сотрудникам из-за кризиса. Вы уверены в том, что пишете?
«Еще один Фома недоверчивый», – подумала я и постаралась ответить вежливо:
– Филипп Федорович, вы мыслите индуктивно, делая вывод только из вашего опыта. Ведь это тенденция, которая заметна в целом по экономике. А на отдельно взятом предприятии это может быть не так.
– Может, тогда обсудим эту тему подробнее? – и он пообещал пригласить меня, когда у него появится окошко в плотном графике.
Я подумала: «Неужели этот на меня тоже запал?!»
И побежала обедать в компании Игоря.
За соседним столиком в кафе сидели советники и делали вид, что не замечают нас.
Тамара давала по телефону комментарии журналисту. Она сыпала в трубку фразами из моих же докладов: «адаптация», «подстройка системы к кризисным процессам», «сбалансированность». Но ужасно искажала смысл.
– Какой бред она несет. Ты слышишь? – прошептала я Игорю.
– Да. Двух слов связать не может.
– Но это может быть от волнения, я тоже, когда волнуюсь, с трудом выражаю мысли.
– Если ты на такой должности, то ты не имеешь права нести чушь. Она волнуется, потому что некомпетентная дура.
– А как тебе Василий?
– Они оба – прекрасные секретари, – пошутил Игорь.
Мы оба рассмеялись и застыли на миг в улыбке, глядя друг другу в глаза. «До чего он красив», – я смущенно отвела взгляд.
– Ты очень красивая, – сказал он. – Я бы хотел такую девушку.
– У тебя хороший вкус, – кокетничала я. Весь обед он осыпал меня откровенными комплиментами.
Возвращаясь, мы ловили на себе завистливые взгляды прохожих.
Вечером около шести Перов вызвал меня к себе.
Когда я вошла в кабинет, он запер ключом дверь изнутри:
– Люди такие испорченные, что, увидев нас вдвоем, могут подумать всякие глупости. Я же вас позвал не за глупостями.
Мы оба улыбнулись, и он продолжил:
– Аглая, вы очень умная девушка. Откуда в вас столько мудрости?
Я не могла поверить, что его слова адресованы мне. С Тюком приходилось каждую идею доказывать горой статистики и кирпичами графиков, а тут – похвала, выданная так легко! Ликовала про себя.
На радостях была готова поделиться с Перовым всеми знаниями, которые его интересуют. Рассказала, что я несколько лет изучала рынок труда в России и мире.
– У меня есть несколько гипотез, которые я хотел бы проверить. Если бы вы мне помогали, было бы здорово.
– Я буду вам помогать, мне это не сложно.
– Вам нужно занимать руководящую должность, чтобы быть самостоятельной. Я могу поспособствовать выделить для вас отдел. – Он говорил это совершенно серьезно.
А после внезапно спросил:
– Но не будет ли возражать ваш начальник?
Какой идиотский вопрос! Конечно же, Тюк будет против. Спрашивать его мнение – все равно что поставить жирный крест на моей карьере.
– Я не в рабстве нахожусь. Я свободный человек. Речь идет о моей карьере, при чем здесь его мнение? – взволнованно ответила я.
– Напрасно вы так рассуждаете. Мнение Тюка важно, чтобы разрешить вопрос без конфликта.
Я примолкла, чтоб ничего не испортить.
Все оставшееся время, отведенное на эту встречу, он задавал мне вопросы, как устроен рынок труда. Я подробно рассказывала все, что знала.
С этого дня Филипп Федорович стал поручать мне персональные задания в обход Тюка.
VI
Когда я вошла в кабинет Тюка узнать, проверил ли он мое исследование для Морозова, он резко свернул на своем мониторе экран с биржевыми графиками и нахмурился.
– Аглая, с чего вы взяли, что в девяностые в стране был кризис?
Я не знала, что на это ответить. Потеряла дар речи. Похоже, он мог оспорить даже самые неоспоримые факты. Словно доказывал, что снег черный, а я слишком глупа, чтобы это видеть. Хотелось поскорее пожаловаться Игорю.
– В девяностые я работал в организации с иностранным участием, получал зарплату в валюте и прекрасно жил. Лучше, чем сейчас, – продолжил он.
– В то же время многим задерживали зарплаты или вовсе не платили, – ответила я.
– Да, я помню, были какие-то отдельные случаи. Но я очень сомневаюсь насчет кризиса. Я думаю, что эти абзацы нужно исключить. – Он показал на зачеркнутые карандашом ключевые фрагменты текста в отчете.
Я не соглашалась, и тогда Тюк вызвал Татьяну – пусть, мол, эксперт оценит мои выводы.
Теперь мы вместе с Татьяной стояли в изумлении. К счастью, она его убедила.
Утвердив, наконец, финальный вариант отчета, мы с Петром Борисовичем понесли его Морозову.
Глава встретил нас взглядом, от которого стыла кровь. Пролистав страницы, он ткнул пальцем в график, построенный по данным официальной статистики: «Вы всерьез верите этой лапше?»
– Да, Лев Михайлович, цифры спорные. Но нам для выводов важно видеть направление развития показателей, а не их значения, – ответила я.
Еще пыталась сказать, что, несмотря на искажения, никакой другой институт не обладает большими возможностями для сбора данных, чем органы государственной статистики.
Но Тюк мешал мне говорить. Я не могла спокойно сформулировать свои мысли. Он всякий раз одергивал и перебивал. Если бы не он, я бы нашла общий язык с Морозовым. Но нет – он выставлял меня дурой, и я не выдержала:
– Перестаньте меня перебивать! Я все понимаю! – почти выкрикнула я.
Тюк неожиданно для меня едва заметно улыбнулся, будто ждал этого взрыва. Я же в ужасе ждала разноса. Хуже всего было думать, что Морозов разочарован от такой выходки. Он в изумлении спросил:
– Петр Борисыч, где вы нашли такую девушку?
Тюк развел руками, как карточный шулер: «Профессор Абрамов настоятельно советовал».
На мою удачу, разговор продолжился. Еще раз внимательно изучив подготовленный мной материал, глава одобрил его публикацию. Для этого нужно было передать его советнице Тамаре. Она отвечала за контент на сайте.
Когда мы вышли из кабинета Морозова, Тюк не сделал мне никаких замечаний. Напротив, он выглядел довольным. Я обрадовалась, что моя дерзкая выходка сошла мне с рук, и отправилась к Тамаре.
VII
В кабинете Тамары было душно и тесно. Из-под стола торчали носы сменной обуви и зеленый пакет.
Она продолжала громко стучать по клавиатуре, даже не взглянув на меня. Совсем не похоже на ту Тамару, которая недавно вместе с Василием спрашивала мое мнение, как будто я важный специалист.
Пытаясь обратить ее внимание, я спросила заботливо:
– Тамара, вам здесь не душно?
– Нет, – строго ответила она, не отрываясь от монитора.
– Лев Михайлович просил передать вам материал для публикации на сайте. Я принесла его на флешке.
Услышав имя главы, Тамара сразу оживилась. Схватила флешку, нашла файл и неожиданно заявила:
– Я тоже в аспирантуру поступаю. Моим научником будет Лев Михайлович, – ей не хватало только добавить: «Бе-бе-бе!» – и показать язык.
«И зачем так выпендриваться?» – подумала я и вспомнила, почему сама поступила в аспирантуру: не хотела мириться с тем, что все вокруг относятся ко мне свысока и не воспринимают всерьез. Мне хотелось быть уважаемым человеком, с чьим мнением считаются.
Пока Тамара разглядывала мое исследование, я разглядывала бумаги на ее столе. Сразу заметила скрепленные степлером листы с подборкой низкопробной аналитики, собранной в интернете.
В этот момент зашел второй советник – Василий – и сказал:
– Я здесь, случайно, не оставлял свой доклад к совещанию?
Тамара протянула ему те самые бумаги. Я обалдела, ведь такое стыдно кому-то показывать.
Пообещав в ближайшие дни опубликовать мою работу на сайте, она попросила помочь выполнить несколько задач, которые поручил ей глава.
Выходя от Тамары, я получила очередное сообщение Игоря: «Ты где?» У меня покраснели щеки от удовольствия. Кажется, что мы знакомы целую вечность. Договорились в очередной раз вместе пообедать.
По пути в свой кабинет решила зайти к Перову, узнать, может ли он меня принять. Не терпелось доложить о результатах работы над его новым заданием. Задачи от Филиппа Федорович оказались гораздо интереснее, чем те, что мне приходилось выполнять в отделе Тюка. Я с азартом бралась за них и с неизменным энтузиазмом спешила обсудить, как продвигается моя работа.
В этот раз Перова интересовало, как государство может стимулировать компании инвестировать в образование сотрудников. Я предложила ввести налоговые льготы для тех организаций, которые направляют работников на обучение.
– Готовьте проект.
Я кивнула, мысленно раскладывая аргументы, как пасьянс: статистика потери ВВП из-за низкой квалификации, кейсы немецких предприятий с налоговыми каникулами, графики окупаемости…
На радостях рассказала об этом разговоре Игорю во время обеда.
Он то и дело поглядывал на телефон: я уже знала, это Перов слал ему вопросы, а Игорь тут же бросался отвечать. «Пирожкова, конечно, взбесится, если узнает», – усмехнулся он. И рассказал, что та запретила ему иметь самостоятельные дела с Перовым. Устраивала даже скандал, когда Перов вызывал его на совещание без нее.
– Ну ничего, когда-нибудь я вверну ей ответочку, – добавил Игорь.
Пирожкова метила в кресло зама главы, но коллеги, дрогнув перед ее стальным напором, предпочли Перова, чья неопытность казалась им меньшим злом.
Теперь Пирожкова вела с ним подковерную войну, разрабатывала планы по его свержению и не упускала случая подчеркнуть при всех его некомпетентность: «Вот если бы у нас был опытный руководитель, он бы сразу заметил…»
VIII
Тюка начинала раздражать моя частая беготня на административный этаж. Он оставлял дверь в свой кабинет открытой. Каждый раз, когда я выходила с блокнотом в руках, его голос настигал меня, словно кнут:
– Аглая, вы куда?
Я стала отлучаться в его отсутствие, а вместо записной книжки брала кипы бумаг, чтобы отвечать на случай, если он меня застанет: «Отношу бумаги на подпись», – или как-нибудь еще.
А если он заставал меня, когда я возвращалась, окрыленная после мозгового штурма с Перовым, – его глаза сужались, словно фокусировались на невидимой угрозе. И тут же раздавался вопрос:
– Вас что, наградили за усердие?
Начала обращать внимание на свои эмоции. До этого и не замечала, что все написано у меня на лице.
На совещания он брал только Татьяну, а меня однажды спросил:
– Хотите пойти со мной на совещание?
Я радостно кивнула:
– Конечно хочу…
Не успела я ответить, как он меня перебил:
– Нет, я передумал. Оставайтесь лучше в кабинете.
Я бы не бегала к Перову, если бы Тюк не ставил мне палки в колеса. А раз он поступал так, то считала себя вправе общаться с заместителем главы, который это поощрял, напрямую.
В этот раз рассказала Перову, что переизбыток одних специалистов и дефицит других порождает неравенство в обществе.
Одни специалисты сталкиваются с высокой конкуренцией и не могут себя реализовать. Из-за нехватки кадров в других областях работодатели вынуждены нанимать тех, чьи квалификации не достигают должного уровня.
В результате государство несет экономические и социальные потери. Специалисты, которые не могут найти себе применение, вынуждены наниматься на другую работу, или эмигрировать, или переучиваться. Дилетанты на местах совершают многочисленные ошибки. Замкнутый круг.
Государству совместно с предприятиями нужно регулировать потоки инвестиций в образование, финансировать дефицитные области, формировать культуру переобучения, возродить институт наставничества и создавать рабочие места в тех сферах, где специалистов в избытке, – ведь это зоны роста!
Выслушав меня, Филипп Федорович, будто соображая что-то в уме, сказал:
– Какая вы активистка. Хорошо. А давайте я включу вас в команду управления проектами.
Он позвонил в юридический отдел и велел издать соответствующее распоряжение.
На следующий день в системе документооборота, как незваный гость, появилось уведомление. В списке членов команды управления проектами числилась моя фамилия. А среди адресатов письма горела фамилия Тюка. Сердце екнуло: я забыла его предупредить! Теперь он узнает все из рассылки, как последний клерк.
Крики из его кабинета раздались ровно в 14:37: «Меня ставить в известность через СЭД9?! Вы ее уже на мое место готовите?».
Мы с Валентиной Геннадьевной застыли, глядя друг на друга.
Через десять минут Тюк зашел в наш кабинет. Неспешно приблизился к моему столу: «Помните тот отчет? Вы сдали его позже срока. Поздравляю – премии не ждите».
В голове молнией сверкнула мысль: «Опять ты за свое – вечно принимаешь решения, обусловленные только личной выгодой!» Чаша моего терпения не просто переполнилась, она вскипела.
– Вы не имеете права! Отчет для вас – только повод! Вы взъелись на меня с самого первого дня!
– Я лишу вас премии и в следующем месяце!
– Тогда снимать мне жилье будете вы!
– Будет вам уроком!
Я лихорадочно стала проверять дату отправки того отчета, о котором говорил Тюк. Отчет был направлен вовремя. Кинулась к нему, чтобы доказать свою невиновность, но он даже слушать меня не хотел:
– Покиньте мой кабинет!
Выходя, я громко хлопнула дверью.
Валентина Геннадьевна пыталась меня успокоить:
– Аглая, держись подальше от руководителей.
Но я была уверена, что Перов меня поддержит, и побежала к нему.
– Петр Борисович обвинил меня в том, что я подготовила отчет с опозданием… – произнося это, я заметила во взгляде Филиппа Федоровича искру удовольствия и, едва договорив о том, что меня лишают премии, расплакалась.
Перов спокойно протянул мне пакетик бумажных салфеток, который достал из тумбы под столом, разместился удобнее на кресле и стал расспрашивать о ситуации во всех подробностях. Я рассказала, что предвзятое отношение ко мне было изначально, и что отчет для Тюка лишь повод, причина – в привлечении меня к управлению проектами.
– Он переживает за свое место. У него действительно шаткое положение. Я наблюдаю это каждое совещание.
– Разве можно быть предвзятым к сотрудникам из-за своего шаткого положения? – вытирая слезы, спросила я.
Перов резко нахмурился.
– Но я не могу погрозить ему пальцем и попросить не депремировать вас. Ваш отдел курирует Павел Андреевич Полищук. И не думаю, что для вас это хорошая идея – ходить еще и к нему с этим вопросом.
Я поняла, что Филипп Федорович вовсе не относится ко мне с пониманием. А ведь бегая по его поручениям, я разгневала своего начальника.
– Я же говорил вам, что вопрос с Петром Борисычем нужно решить мирно. Вы не справились. – В его интонации прозвучало разочарование.
Провожая меня из кабинета, он сказал:
– Как ваш старший товарищ, – этот зануда старше меня на пару лет! – советую больше не приходить с такими жалобами к руководству.
Я вышла с чувством вины и стыда.
Доделав последнее поручение Перова, отправила ему результат по электронной почте. Но он больше не отвечал, а при встрече словно не замечал меня. Я была готова провалиться сквозь землю.
IX
После скандала общение с Петром Борисовичем продолжилось только по электронной почте. Я надеялась, что меня в скором времени привлекут к работе над проектами, и ситуация разрешится сама собой.
Игорь все время был рядом и не давал мне грустить. Мы старались друг друга мотивировать вести распорядок дня, делать гимнастику по утрам и формировать другие полезные привычки.
В начале ноября он в очередной раз подвез меня домой. В пути мы увлеченно обсуждали фильм «Эгон Шиле: Смерть и дева» – биографическую ленту об австрийском художнике. Когда настало время прощаться, я приоткрыла дверцу автомобиля, намереваясь выйти, но задержалась и нерешительно обернулась. Его глаза блеснули в сумраке салона. Он порывисто схватил меня за руку и притянул к себе. Я не успела опомниться, как ощутила жар его губ.
После, будто ловя на губах эхо поцелуя, он произнес с придыханием: «Вкусно».
Я сбежала, испугавшись, что вот сейчас все случится, а я не готова – голова кругом, щеки пылают.
Дома призналась себе: «Не складывается в работе, зато складывается в личной жизни. Я встретила своего человека». Вспомнила слова Морозова: «У вас будут поклонники. Не поддавайтесь», – и тут же прогнала тревожные мысли.
На следующий день узнала от Игоря о прошедшем собрании проектного офиса. Оказалось, что эти встречи проводятся регулярно. В этот раз Пирожкова взяла его с собой. Он признался:
– Тебя здесь не любят.
– Что это значит? Поясни.
– На совещании я предложил задействовать тебя в работе над проектами. И тут Пирожкова уперлась: «Я с этой девушкой работать не буду». Тамарка с Васькой подхватили. Столько всего про тебя наговорили. Что у тебя софт-скилы10 не развиты. Ты не умеешь общаться. Слышишь только себя. Талдычишь только свое. Настояли, чтобы тебя там не было.
– Как? А что сказал Перов?
– Согласился с ними.
Я была потрясена. Я же помогала им. Не могла поверить, что меня так ненавидят. А главное – за что? Что я им сделала?
Игорь пообещал рассказать подробности на обеде.
У меня так и не получалось сосредоточиться на работе. Не могла перестать думать о случившемся. Писала Игорю сообщения. Но он не отвечал.
В 13:00 вышла на улицу и ждала его у здания СТА. Мимо прошли советники и лицемерно поздоровались, будто были мне очень рады. Я ответила им строго и без улыбки: «Добрый день».
Если бы Игорь мне не рассказал, я так бы и думала, что они хорошо ко мне относятся. Какими двуличными бывают люди!
В 13:15 Игоря еще не было, и я решила дойти до кафе одна. Он так и не появился.
Позже ответил, что был очень занят и что вечером появились дела, поэтому встретиться сегодня не получается: «Поговорим потом».
На душе у меня было неладно. Я нуждалась в его поддержке, но его не было рядом. Пыталась набраться терпения в ожидании, когда он выйдет на связь.
Вечером зашла в социальную сеть и в ленте новостей увидела новые публикации Игоря. На фотографиях ему составляла компанию молоденькая красавица. Сказать, что мне стало дурно, ничего не сказать. Земля будто ушла из-под ног – у него есть девушка! Ее аккаунт был отмечен, и я перешла в него. Судя по ленте публикаций, они встречались уже давно. До меня теперь дошло, почему Игорь был так часто занят после работы. И почему в его распорядке дня было так мало свободного времени. Я все поняла.
Позвонила ему и потребовала объяснить.
– Мы с тобой потом поговорим, – уклонялся он.
– Ты все это время меня обманывал!
– С чего ты взяла, что я твой? – наконец спросил он.
Я почувствовала себя идиоткой, придумавшей романтическую историю. Особенно было больно, что поцелуй со мной для него ничего не значил.
Прорыдала подушку, долго не могла уснуть. Под утро снились кошмары.
В одном из них Игорь нежно ворковал со своей девушкой. Они посмотрели на меня и закатились от хохота.
В другом сне я сплю в своей комнате и вдруг вижу темную фигуру человека высотой от пола до потолка, стоящего у окна. Он обращается ко мне басом:
– Теперь-то я до тебя доберусь, Аглая. Никуда ты от меня не денешься!
Проснулась в ужасе.
С трудом уснула и снова проснулась от того, что кто-то будто высасывал из меня все силы через затылок и шею. Снова вспомнила ужасные события этого дня и расплакалась. Произошло слишком много неприятностей в последнее время. Сначала скандал с Тюком и мой провал в глазах Перова, теперь это все.
Утром кое-как поднялась и собралась на работу.
Я надеялась, что Игорь решит поговорить со мной, и тщетно ждала от него хоть каких-то попыток встретиться.
Через неделю он зашел в наш кабинет. У меня сердце в пятки ушло. Руки затряслись. Я замерла и, кое-как дыша, молилась, чтобы он скорее ушел, пока я не выдала себя коллегам.
Поговорив с Валентиной Геннадьевной, он подошел к окну, у которого стоял мой рабочий стол, и сказал: «Хорошая погода на улице».
Я старалась не смотреть, но краем глаза заметила, как он скользнул по мне высокомерным взглядом.
Он не выходил из моей головы, и я решила написать первой: «Привет. Давай поговорим».
Игорь так и не ответил. Я была раздавлена окончательно.
Иногда встречала его в коридоре. Старалась свернуть в первый попавшийся кабинет, чтобы не пересечься. Трясло от одного его вида.
Стала замечать на себе насмешливые взгляды коллег. Раньше на обедах нас с Игорем видели все время вместе, теперь он ходит с Алиной из юридического отдела. Наверняка про меня думают: поматросил и бросил. Какой позор!
От всех этих мыслей по вечерам рыдала, ощущая то жалость, то ненависть к себе.
Оценивала свое положение и осознавала, что я круглая неудачница. Морозов на совещания больше не звал. Будучи специалистом с высокой квалификацией, я растеряла свои возможности. И в личной жизни оказалась наивной дурочкой.
X
«Зачем я живу? – рыдая, говорила я себе вслух все утро с самоубийственными мыслями в голове. – Я живу в Санкт-Петербурге, который называют городом возможностей, но у меня нет никаких возможностей!»
Сил не было ехать на работу на общественном транспорте через весь город. Заказала такси. Одним долгом больше, другим меньше – расплачусь кредитной картой.
Водитель обратился ко мне:
– Включить музыку?
Мне было все равно, и я ответила:
– На ваше усмотрение.
– Знаете, звук – первопричина всего? Это даже в Библии сказано, – не включая музыку, сказал водитель.
– Что сказано? – удивилась я.
– Вначале было Слово. И слово есть Бог. Слово – звук. А звук – это вибрация, волна. Поняли теперь, что есть первопричина?
– Звук?
– Да, звуковые волны, колебания.
Я все еще не понимала, что хочет донести до меня этот общительный человек. Но голос у него был спокойный и умиротворяющий. Приятнее было слушать его, а не бесконечные мрачные мысли в своей голове.
– А почему не свет – первопричина всего? – поинтересовалась я.
– Свет – это разновидность звука на частоте, которую мы не слышим. Все, что окружает нас, находится в движении. Наши органы чувств воспринимают вибрации, а разум превращает их в материю. Сейчас объясню.
Водитель, словно в танце, разъехался со встречными машинами при левом повороте и продолжил:
– Наука об энергии утверждает, что материя состоит из энергии, вибрирующей в различных режимах. Часть этих вибраций мы не можем воспринять нашими органами чувств, поэтому не ощущаем. А та часть, которую ощущаем, представляется нам видимым миром.
– Не могу представить, что статичные предметы находятся в движении.
– Давайте объясню на примере крышки от бардачка. Она кажется твердой, плотной, и у нее есть вес. – Он дотянулся и стукнул по ней пальцами. – Материал крышки состоит из мельчайших частиц – атомов. А из чего состоит атом, знаете?
– Из ядра и вращающихся вокруг него электронов.
– Тогда вы знаете, что атом практически пустой. Если представить размер ядра в виде баскетбольного мяча, то электрон будет вращаться на расстоянии, как до вершины огромного здания, например, МГУ. Между ними – пустота! Поэтому атом на девяносто девять процентов состоит из ничего. Поскольку материя полностью складывается из атомов, получается, что и крышка от бардачка состоит из пустоты.
– Тогда как мы вообще что-то видим?
– Представьте себе вентилятор. Пока он отключен, между его лопастями видно пустое пространство. Когда включаешь его, лопасти сливаются в сплошной диск. Если тронешь вращающиеся лопасти – почувствуешь плотную поверхность. Так же работает все вокруг. Атомы состоят из электронов, которые мчатся так быстро, что мы видим предметы цельными. Если бы электроны в крышке бардачка остановились – она просто исчезла бы. Если бы остановились электроны всего автомобиля, он бы тоже растаял. Не осталось бы ни обломков, ни пыли – ничего. Со стороны показалось бы, что машина испарилась.