Карьера по-русски

Это не апокалипсис для работников, а зов джунглей эволюции: адаптируйся или останешься за бортом. Вчерашний кладовщик осваивает системы складской аналитики, оператор конвейера учится диагностировать нейросети, а грузчик переквалифицируется в настройщика логистических алгоритмов. Мир требует не слепого повторения действий, а умения мыслить, учиться и перестраиваться. Продвинутся вперед не те, кто крепче держался за прошлое, а те, кто рискнул шагнуть в будущее с горящими глазами и жаждой новых навыков.

На гребне подобного ажиотажа Лев Михайлович и решил создать свою эффективную систему кадрового обеспечения, о которой он рассказывал в тот день на круглом столе. Нужно было проверить, как научная среда воспримет его идею.

Чтобы время в дороге пролетело незаметно, Морозов, пропуская пешеходов на светофорах, мысленно выбирал среди прохожих мужчин – своих воображаемых соперников – и представлял, как побеждает в очередной схватке.

VIII

В коридоре перед приемной Морозова толпились соискатели, что-то озабоченно нашептывая себе под нос. Наступил день конкурса на должности в СТА.

Я ждала своей очереди вместе с ними и зубрила положение о деятельности службы на случай, если спросят. «Да что такое! – возмущалась про себя. – Даже процитировать пару фраз не можешь. Вот тупица!»

В момент моего мысленного самобичевания вышла девушка с расстроенным видом, наверное, тоже не запомнила какую-нибудь фразу и не смогла ответить на вопрос.

Через некоторое время из приемной вышел коренастый мужчина и открыл ключом дверь напротив. На табличке значилось: «Заместитель главы СТА Павел Андреевич Полищук». «Такой маленький по сравнению с главой», – подумала я. Недолго там пробыв, он выскочил и вернулся в приемную.

Наконец вышла секретарь, на этот раз женщина в возрасте, и предупредила, что скоро наступит моя очередь. Мысль, что не все секретари главы – молодые красавицы, меня успокаивала.

Приемная вела сразу в два помещения: кабинет Морозова, в котором я уже была, и переговорную комнату, где заседала комиссия по отбору претендентов.

Пока я дожидалась своей очереди, в приемную заходили сотрудники СТА. Одни интересовались у секретаря, может ли глава их принять, другие уточняли, когда освободятся члены конкурсной комиссии, третьи передавали бумаги на подпись.

Настала моя очередь.

Пятеро членов комиссии сидели вдоль массивного стола для переговоров, на котором красовались кофейные чашки. На одной застыл полумесяц от нюдовой помады, рядом с другой блюдце утопало в фантиках от конфет.

В центре сидел Павел Андреевич Полищук, именно его я видела в коридоре. Слева от него – женщина в строгом жакете, будто сшитом из судебных протоколов, – сторонний эксперт. Она смотрела на меня поверх очков обмеривающим строгим взглядом. Наверно, недовольна тем, что над верхней губой у нее растут черные усики.

Я села напротив Павла Андреевича и представилась:

– Меня зовут Аглая Епанчина, – голос задрожал от волнения. – По специальности я экономист. – Стараясь скрыть дрожь, положила руки перед собой, соединив большие и указательные пальцы рук, – получилась фигура ромба. В одной статье про деловой этикет прочла, что этот жест придает более уверенный вид.

Члены комиссии приступили к вопросам. Большинство из них были на знание деятельности СТА. Хоть и с некоторым волнением, мне было несложно на них ответить.

Заместитель главы спросил:

– Почему вы решили сменить работу? У вас же уже есть работа.

– Я хочу применять на практике теоретические знания в области рынка труда, полученные в аспирантуре. Хочу развиваться в профессии и сосредоточиться на сфере рынка труда, – отчеканила я.

Эксперт с усиками внезапно наклонилась ближе к столу. Ее пальцы сомкнулись в воздухе – будто в руках она держала невидимые столовые приборы, готовые рассечь мои ответы на аккуратные ломтики:

– Интересно, а ваша зарплата в СТА… – она сделала паузу, словно давая мне представить цифры, – будет существенно отличаться от текущей?

Ее взгляд оценивающе скользнул по моей одежде.

– Оплата останется прежней, – ответила я. Ее вопрос висел в воздухе, как обвинение: «Пришла не развиваться, а денег подзаработать?» Но я старалась скрыть свое раздражение, ведь мне задали вопрос, который должен был меня разоблачить, как дурочку.

– Ну-ну… – Она протянула слог и медленно, скрещивая руки на груди, откинулась на спинку кресла. Тень над ее губой дрогнула, как сороконожка, застигнутая светом. – А дресс-код? Не планируете щеголять в рваных джинсах?

– Нет, – бросила я, глядя поверх ее головы на едва заметную трещину в стене, похожую на карту метро.

– Макияж тоже учтите. Сдержанный, – она ткнула ручкой в воздух, очерчивая невидимые рамки вокруг моего лица.

В груди что-то щелкнуло, мое терпение лопнуло. Я раздраженно ответила:

– У меня сдержанный макияж: на мне нет яркой помады, подчеркнуты только глаза…

Не успела я договорить, как Павел Андреевич меня прервал, обратившись сначала к членам комиссии, а потом ко мне:

– Отпустим нашего претендента. Аглая, спасибо, что ответили на наши вопросы.

Уходила я с дрожью в коленях от волнения. Надеюсь, никто этого не заметил.

Выйдя из переговорной, я прошла к мраморной лестнице, освещенной ярким светом из маленького окна под потолком. Сделала там пару селфи и убедилась в своей безупречности. В этот день я выглядела очень элегантно – волосы собраны в пучок, аккуратные стрелки на веках. Эксперт с усиками мне явно позавидовала.

Мимо прошел Павел Андреевич. Я швырнула телефон в сумку так резко, что пряжка ударила по ребру ладони.

– Успехов, – бросил он, подмигнув, будто видел и селфи, и мою панику. Наверное, со стороны это выглядело страшно глупо.

Но даже стыд не мог перебить легкость внутри – словно я выиграла пари.

Через месяц мне пришло официальное письмо из СТА, в котором сообщалось, что мою кандидатуру одобрили. На письме стояла подпись главы.

Часть вторая

I

На работу в СТА я устроилась летом.

Каждое утро добиралась на метро до «Адмиралтейской». Оттуда пешком шла по Малой Морской улице в сторону Исаакиевской площади.

Мой рабочий день начинался в 9:00. В это же время звон колоколов Исаакиевского собора приглашал верующих на литургию. Когда я опаздывала, звон заставал меня на середине Малой Морской, усиливаясь по мере приближения. На Исаакиевской площади я наслаждалась приятным слуху эффектом: казалось, звук исходит не от звонницы Собора, а отражается от здания гостиницы «Астория» и отскакивает к «Англетеру».

Тюк появлялся в отделе, словно метроном со сбитым ритмом: то в 9:27, то в 10:12 – будто проверял, выдержит ли пространство его хаотичную хронометрию. Если чей-то шаг звучал в дверях позже его собственного, провинившаяся сотрудница тут же попадала под ледяной ливень фразы: «Приходить позже начальства – верх наглости». Глаза Тюка, узкие, как щели сейфа, оценивали степень наглости в лице опоздавшего.

Работа в его отделе оказалась очень скучной. Несмотря на название, в отделе не проводилось никакой аналитики. Вместо этого из месяца в месяц одни цифры сменяли другие в однотипных докладах и таблицах с отчетностью. Их создавали, чтобы цифры ровными рядами изображали стабильность.

Однажды поступило интересное задание. Показатели безработицы Санкт-Петербурга в списках регионов оказались высокими. Нужно было найти этому объяснение.

Я углубилась в анализ данных. Графики разделились по полу: кривая мужской безработицы стремительно ползла вверх, а женская – стабильно спускалась вниз.

Похоже, система таким образом приходила к равновесию. Это был год очередного экономического спада. Вероятно, работодатели, оптимизируя расходы, делали ставку на сотрудниц, чьи зарплатные ожидания сравнительно меньше – исторически сложившаяся гендерная разница в оплате труда сыграла здесь ключевую роль. Пока мужчины, рассчитывая на более выгодные предложения, не спешили с трудоустройством, женщины проявляли гибкость, быстрее соглашаясь на доступные вакансии.

Едва сдерживая дрожь в руках от исследовательского возбуждения, я протянула графики Петру Борисовичу и озвучила свой вывод:

– Безработица растет только среди мужчин.

Он будто услышал редкостную бредятину:

– Что опять вы придумали, Аглая? Такое невозможно!

– Да вот же, посмотрите на графики.

– Тут ничего не очевидно. Это ваши фантазии. Пусть лучше Татьяна проверит ваши слова, – с раздражением бросил он.

Татьяна сдалась на третий день переговоров, когда я, как упрямый курьер, принесла ей папку с распечатанными исследованиями. Ее сомнения висели между нами гирями – каждое «но» приходилось распиливать цитатами из научных статей, словно разрезая стальные цепи. Два дня я металась между ее кабинетом и своим. «Вот модель Карабчука-Рахимовой, вот статистика за последние десять лет», – твердила я, будто читала заклинание.

Она кивала, но в ее глазах плавали тени скепсиса – как будто ее убеждали, что земля круглая, а за окном все еще виднелся край панциря черепахи.

Руководство напоминало глухие стены прочных сталинских домов – мои выводы отскакивали от них, оставляя лишь царапины на штукатурке бюрократии. Каждый спор с коллегами превращался в изнурительный квест.

Я нервничала. Чтобы заглушить тревогу, постоянно что-то ела, налегая на сладкое. К вечеру быстро утомлялась. А силы мне были нужны, по вечерам приходилось писать диссертацию.

Ночью же не могла уснуть. Потолок превращался в экран: на нем прокручивались лица бывших коллег – тех, кто когда-то спрашивал: «Аглая, как думаешь?» Их доверие теперь казалось теплым пледом, который променяли на колючий свитер из амбиций. За окном гудел ночной трамвай, отсчитывая секунды бессонницы, а я, завернувшись в одеяло, шептала в темноту формулы – как мантры против тоски по времени, когда мой голос что-то значил.

II

В другой раз я подготовила ответ на обращение одного гражданина. Тюк направил меня к начальнице соседнего отдела, чтоб согласовать с ней.

При виде меня Ольга Петровна Пирожкова отложила бутерброд с котлетой и нахмурила брови. Я широко ей улыбалась, пытаясь придать предстоящему разговору доброжелательный тон. Дожевывая, она предложила мне сесть, указав рукой на стул.

Стул скрипнул, как старый пес, недовольный гостями.

Моя улыбка, похоже, действовала ей на нервы. Она листала документ, шурша страницами так, будто рвала их зубами. Проверив количество листов, из которых состоял ответ гражданину, она закрыла глаза, сделав тяжелый вздох, и начала:

– Это что такое? Кто вам сказал так подробно отвечать гражданам? Вы что, из отдела этого Тюка?

– Да, – робко ответила я.

– Этот идиот может! Кто велел приходить ко мне лично? У нас есть система документооборота, согласование проходит в ней! Это Тюк вас послал?!

– Да, мне уйти? – прозвучало напряженно, ведь внутри я возмущалась: «Как она смеет оскорблять моего начальника!»

– Раз пришли, давайте посмотрим, что вы понаписали. – На лице у нее читалось отвращение.

Она плюхнулась за журнальный столик. В фигуре Ольги Петровны большим было все, особенно монументально смотрелись щиколотки. Я села вслед за ней.

– Тут ошибки! – ткнула она в страницу, где вместо «то есть» я осмелилась написать «т.е.». – Вы приехали к нам из провинции? Где учились? – продолжила она.

– Я из Петербурга, учусь в аспирантуре, – с напряжением в голосе, но гордо ответила я.

Она фыркнула, тыча в абзац о моделях адаптации к кризису:

– Это что за бред?

– Это научно подтверждено! – Я начала было перечислять фамилии ученых.

Она остановила меня взмахом руки и вызвала одну из своих сотрудниц. В кабинет незамедлительно явилась Нина Васильевна Пестунова в платье сиреневом и с глазами испуганной лани.

– Какие цифры вы давали от нашего отдела для этого документа? – Пирожкова трясла бумагами.

– Только по увольнениям! – закивала Пестунова.

– И все?

– Все, точно все!

Изучив эти цифры еще раз, Пирожкова торжественно объявила:

– Они неправильные!

Отчитав Пестунову, она выгнала нас из кабинета, сказав:

– Когда цифры замените, присылайте на согласование в электронном виде.

Уходя, я заметила над дверным проемом в ее кабинете крест – такой же, как во всех кабинетах СТА.

Нина Васильевна шепнула мне в коридоре, что с Пирожковой нельзя спорить, нужно только соглашаться. И исчезла, будто ее стер ластиком коридорный полумрак.

Чудо случилось в конце августе. Я в очередной раз отнесла бумаги на подпись. Выходя из приемной, встретила в дверях нашего главу. Он пугал и притягивал одновременно. Пытаясь скрыть охватившую меня дрожь, поздоровалась.

Он наклонился так близко, что я разглядела седину в его щетине, и с участием спросил:

– Вас тут не обижают?

– Нет, – ответила я, а сама думала про себя: «Обижают. А ты даже не вспоминаешь обо мне».

Вскоре он пригласил нас с Петром Борисовичем на ковер.

III

Я смотрелась в зеркало пудреницы, когда в кабинет вошел Тюк и объявил, что в 12:00 нужно быть в приемной главы, тот нас вызвал. Времени подрисовать косметическим карандашом брови – они сегодня получились немного разной формы – уже не было. Оставалось надеяться, что глава не заметит изъяна.

Нужно успокоиться и подготовиться.

Выпила стакан воды. Перечитала начало третьей части «Идиота» Достоевского: «Поминутно жалуются, что у нас нет людей практических; что политических людей, например, много, генералов тоже много; разных управляющих, сколько бы ни понадобилось, сейчас можно найти каких угодно, – а практических людей нет…». Поскольку тема была актуальной и сейчас, я задумала в нужный момент поддержать разговор и рассказать главе о своем наблюдении, взятом из книги великого писателя. Перед такой аллюзией он точно не устоит!

По пути в приемную Петр Борисович шепнул мне:

– Аглая, только не выступайте со свойственными вам инициативами. А то на наш отдел повесят кучу дополнительной работы и будут больше спрашивать.

Его манера избегать лишней работы меня подбешивала.

В приемной секретарь велела нам подождать.

Вслед за нами зашла Пирожкова. Она резко нахмурила брови и сквозь зубы ответила на приветствие. Мы с Петром Борисовичем переглянулись. В воздухе повисло напряжение. Мы так и сидели насупившись, пока не явились другие участники совещания. Среди них была та прыщавая ассистентка, которую я видела на выступлении главы в исследовательском центре. Она прошла к кофемашине и, щурясь на окружающих, приготовила себе кофе.

Минут через пять из кабинета вышел Морозов. Секретарь спешно напомнила ему, что нужно подписать срочные документы. Он стал подписывать, стоя перед стойкой секретаря.

Пирожкова преобразилась, будто стала стройнее, лицо мягче, брови подпрыгнули вверх, глаза расширились, оказалось, что она может улыбаться. Присутствие главы озарило ее лицо, она проворковала нежно:

– Лев Михайлович, у меня к вам есть один вопрос, можете меня принять? – Вот стерва! Она кокетничала!

Глава, глядя ей прямо в глаза многозначительным взглядом, ответил:

– Вам, Ольга Васильевна, я отказать не могу.

И они прошли в его кабинет, Пирожкова светилась от счастья.

«Она по уши в него влюблена». Я надеялась, что он ей всего лишь подыгрывает. Мелькнула мысль, что она может сказать про меня какую-нибудь гадость.

Когда удовлетворенная Пирожкова покинула кабинет, секретарь пригласила нас. Мы вошли и заняли места за переговорным столом. Лев Михайлович представил присутствующих.

Прыщавая ассистентка Тамара оказалась его советником. Я обалдела и опомнилась, когда он дошел до меня, заметно смягчив тон:

– Аглая, наша новая сотрудница. Перспективный специалист, учится в аспирантуре у самого профессора Абрамова, – говорил он это медленно, пронзительно глядя мне прямо в глаза. В этом взгляде, слишком долгом для простого представления, читалось больше, чем разрешали правила приличия.

Он, такой строгий с другими, ко мне проявлял мягкость – почти нежность. «Неужели он испытывает ко мне чувства?!» – невольно подумала я. Сердце бешено застучало, а внутри все сжалось от противоречий. «Разница в возрасте, он женат, что подумают обо мне коллеги… – обрывки мыслей метались в голове. – Но его взгляд… В нем тонуло все, сомнения, даже голос Татьяны Леонидовны, настойчиво звучавший в памяти: «Аглая, держись!»»

Затем глава обратился к советникам с издевкой:

– Берите с нее пример.

Советники переглянулись. Один из них – Василий Пяткин, глянул на меня искоса. Теперь точно запомнит. Я запомнила его красивый бархатистый голос, вот уж никогда бы не подумала, что такой голос может быть у такого некрасивого человека.

На совещании также присутствовали два заместителя главы, два начальника отделов, связанных с обучением, и приглашенные эксперты.

Морозов решил провести с нами мозговой штурм на тему построения современной системы подготовки кадров. Он попросил нас озвучить идеи и предложить пути решения всяких сопутствующих проблем.

Его взгляд скользнул по лицам присутствующих, выискивая смельчаков. Все молчали.

Тогда глава обратился к каждому по отдельности. Сперва – к своему заместителю Филиппу Федоровичу Перову. Тот процитировал Ницше. Речь его сводилась к мысли о том, что человек будущего – это сверхчеловек. Универсальный специалист, психологически неуязвимый, с жаждой созидать. Глава кивал, будто слушал симфонию.

В этот момент я полностью изменила свое мнение о Перове. В приемной он произвел впечатление неприятного маньяка, который буквально пожирал взглядом мою фигуру. Теперь же в очках с толстыми линзами он казался таким мудрым.

– Хорошо сказали, Филипп Федорович. – Глава обратился к своим советникам: – А вам есть что сказать?

Те молчали. После небольшой паузы глава махнул на них рукой и дал слово сидящему дальше от Тамары второму заместителю – Полищуку.

Все это время я собиралась с мыслями, чтобы, когда дойдет мой черед, сказать что-то, что не разочарует главу и покажет мой профессионализм. Заглянув в блокнот, попыталась вспомнить фразы из «Идиота», но мысли не вязались. Я позавидовала красноречию Филиппа Федоровича. Он ни разу не запнулся. Я же от волнения могла все забыть. На бумаге получается, а вслух – будто теряю память. Пара фраз пришли на ум, и я их записала.

– Что скажете вы, Аглая? – обратился ко мне глава. Голос его снова прозвучал мягко и призывно.

Скрывая мандраж, я пыталась выглядеть уверенно, когда произнесла:

– Не всегда дисбаланс кадров7 обусловлен дефицитом. Могут быть другие причины для дисбаланса. Рынок труда – это система, в которой протекают динамические процессы. И в каждую единицу времени эти процессы могут быть на разных стадиях перестройки, адаптации экономики к меняющимся условиям.

Петр Борисович пытался меня остановить, показывая жестами окружающим, что не стоит меня слушать. Мне надоело, что он постоянно меня одергивает и выставляет глупой, я хотела наконец доказать всем, что я не идиотка.

Глава же смотрел на меня с пристальным интересом и внимательно слушал:

– Что же вы предлагаете, Аглая? – спросил он, указывая рукой Тюку, чтобы тот не мешал мне.

– Я могу провести анализ рынка труда за длительный период, чтобы показать динамику процессов, о которых я говорю.

– Мы можем опубликовать на сайте ваш анализ.

Я засветилась от счастья, но поймала на себе недобрые взгляды советников главы, которые намеревались что-то добавить или возразить.

– Можете собрать команду и провести собственное исследование, – добавил Лев Михайлович.

Тюк кашлянул.

Я посмотрела испуганно на главу. Он засмеялся.

Советники, перебивая друг друга, начали говорить. Лев Михайлович остановил их и обратился ко мне:

– Вам есть что добавить, Аглая?

– Нет, я закончила свою мысль.

И только тогда он передал слово другим выступающим. Обсуждение продолжилось.

После совещания ко мне подошли советники и с видом школьников, заискивающих перед учителем, задавали вопросы:

– Как думаете, Аглая, как можно измерить кадровый дефицит8? – выражая большую заинтересованность, спросила Тамара.

– У вас ведь уже есть какие-то наработки? – подхватил Василий почти подобострастно, хотя я раньше не занималась изучением структуры рабочих мест.

«Неужели они и вправду приняли меня за большого эксперта?!» – подумала я и торопливо ответила:

– Можно изучить, что происходит в отдельных территориальных кластерах, которые город активно развивает. А потом уже переносить выработанный опыт на всю экономику, – голос внезапно предательски осип.

– А какие именно методы использовать при расчетах? – не унимались советники.

– Это было бы слишком амбициозно – пытаться ответить на этот вопрос сейчас, – выкрутилась я и поспешила сбежать от них.

В этом разговоре напрягало еще вот что: Василий не сводил глаз с моих бровей, а ведь я так и не успела их поправить.

Возвращаясь в свой кабинет после совещания, зашла в отдел документооборота передать на регистрацию подписанный документ из приемной главы.

У стены рядом с дверью стоял мужчина. Я не видела его, когда вошла. Поэтому какое-то время, делая копии документов и вспоминая прошедшее совещание, не замечала, что за мной кто-то наблюдает.

Наконец заметила его. Высокий, одетый во все черное, он пристально меня разглядывал. Его темные глаза излучали опасность, он был мрачен и красив. Передо мной стоял вылитый наш глава только в молодости.

Я растерялась и поспешила уйти.

IV

За Аглаей наблюдал Игорь. Он работал у Пирожковой и был наслышан о новенькой. Недавно в курилке Ольга Петровна рассказала ему про самонадеянную девицу из отдела Тюка:

– Пришла без приглашения, еще и нагло улыбалась. Понаписала какую-то чушь. Я указала ей на ошибки, так она начала со мной спорить! И корчит из себя умную. Хвасталась, что учится в аспирантуре!

Когда-то смиренно выдержав грозный характер Пирожковой, Игорь довольно быстро перешел в разряд ее любимчиков. В глубине души он понимал, что Пирожкова воспринимает его как сына, но втайне мечтает о нем, как старая дева о муже или любовнике. Намереваясь занять ее должность, он был внимателен к ее словам.

В тот момент он смотрел на Аглаю и думал: «Я покажу тебе твое место».

Он видел перед собой девушку, которая не выходит из дома без макияжа, тратит много времени на прическу и утренние сборы, носит неудобную обувь на высоком каблуке. И все это, чтобы казаться окружающим не той, кем она является на самом деле. Она казалась ему с ног до головы лживой. Такой же фальшивой, как его бывшая, изменившая с другим.

Дойдя до своего кабинета, он нашел страницу Аглаи в популярной соцсети и начал было изучать снимки и посты. Но его отвлекло входящее сообщение. Написала коллега Алина: «Ты еще не обедал?» Игорь уже потерял интерес к Алине, но еще не придумал, как от нее отделаться. Ответить решил потом.

Вернулся к странице Аглаи, изучил ленту с публикациями. В одних постах были ссылки на исследования, чтение которых вызывало у него крепкую зевоту. В других – снимки из интернета с аудиозаписями любимых исполнителей. На одном из таких снимков мужчина читал книгу девушке, доверчиво склонившейся к нему. Аглая писала что-то глубокомысленное. Публикация, в которой приводились выдержки из докладов ООН, завершалась строками: «Деятельность, идущая от сердца, объединяет людей вокруг общих идей, чтобы сделать мир лучше».

Самыми интересными оказались снимки Аглаи в купальнике – отдыхала где-то на пляже. Внимательно их рассмотрев, он пришел к выводу: «Сделала себе продающий профиль. Пытается выехать на внешности», – и отложил телефон.

V

Дверь в кабинет распахнулась. Тюк на мгновение замер в проеме, словно оценивая свою территорию. Затем двинулся к кофемашине, остановился и не спускал глаз с моего монитора.

Глядя на то, как я выполняю задание, которое поручил Морозов на совещании, сказал:

– Нам платят не за факультативы, – и напомнил об отчете, – сроки поджимают!

Я подумала: «Он точно видит во мне конкурента. И глава зачем-то сказал на совещании, собрать команду для исследования. Тюку наверняка это не понравилось. Теперь будет еще больше придираться».

Решила, что, если мне предложат место Тюка, я откажусь. Было бы некрасиво по отношению к нему. Он меня сюда привел, я не могла с ним плохо поступить. После совещания была уверена, что для хорошего специалиста найдется и другое место. К горлу подступил ком, я растрогалась от этих мыслей.

На экране телефона появилось уведомление. Игорь Кораблев из отдела Пирожковой добавился в друзья в социальной сети. Взглянула на аватарку – а ведь это он разглядывал меня тогда в отделе документооборота.