Карьера по-русски

Карина Риет

Карьера по-русски

Все персонажи и события в данной книге вымышлены, любые совпадения с реальной жизнью случайны.

– Что есть истина?

Понтий Пилат, Евангелие от Иоанна, гл. 18, с. 38

Часть первая

I

Стекло автобуса, затянутое слоем серой дорожной пыли, напоминало размытый акварельный рисунок. Прижимая к груди папку с резюме, я переживала, как отреагируют коллеги на мой уход. Наверное, обидятся или осудят. Сквозь мутное окно виднелись мельтешащие силуэты прохожих. Представила, что среди них – мой начальник Вячеслав Николаевич. Его крупные очки в роговой оправе сползли на кончик носа, седые брови возмущенно приподнялись, и вот он уже говорит: «Аглая, мы от тебя такого не ожидали!»

Но больше всего меня волновали мысли о предстоящем собеседовании в Службе трудовой активности, или, как ее называют у нас – СТА1. Я отпросилась с работы, чтобы поехать туда. В дороге бубнила про себя: «Только бы не растеряться и не забыть сказать что-нибудь важное».

СТА расположена в историческом центре Петербурга, где тени имперского прошлого скользят по гранитным набережным. В двух шагах – Сенатская площадь, над ней вздыбился Медный всадник – чудо инженерной мысли. Я вспомнила, что скульптура имеет всего три точки опоры – ноги коня и его хвост; а постамент высечен из гранитной глыбы весом в 1 500 тонн! Но всадник остался на площади, а я поехала дальше.

Напротив сидела девушка и косо поглядывала на меня. Это, наверное, из-за того, что сегодня плохо выгляжу. Хотела выглядеть строже, не накрасилась, только тональный крем нанесла. Обычно пользуюсь тушью, румянами и помадой – прячу лицо под безупречной маской красоты, так проще – никто не догадается, что внутри все сжимается от тревоги. Но сегодня пришлось пожертвовать своей привлекательностью.

Что я скажу на собеседовании? Открыла записную книжку и быстро записала: «Я решила сменить работу, потому что хочу развиваться в профессии и применять свои знания, полученные за время учебы в аспирантуре. Мне кажется, в СТА есть все возможности для этого. Ведь диссертация, которую я пишу, близка к профилю деятельности службы.» Вот так и отвечу, если спросят.

Я вышла из автобуса на Площади Труда и направилась к Английской набережной. По пути любовалась панорамой зданий Васильевского острова на другом берегу Невы.

У парадной2 ощутила волнение – как будто пустота образовалась в животе. Это место моей будущей работы. Место, где я смогу сделать что-то действительно важное.

II

Кабинет будущего начальника располагался на третьем этаже почти в самом конце коридора рядом с уборной. На двери табличка – «Петр Борисович Тюк».

Я вошла. За столом, придвинутым ближе к двери, сидел маленький круглый человек с ничего не выражающим взглядом. За спиной Петра Борисовича оставалось слишком много пустого пространства, поэтому казалось, что кабинет слишком велик. У одной стены темнел шкаф, у противоположной – равный по высоте серый металлический сейф и несколько стульев, на которых бог знает с каких времен лежали кипы пожелтевших бумаг.

Петр Борисович задал несколько вопросов. От волнения у меня сбилось дыхание. Я хватала воздух ртом, но не могла как следует выдохнуть. Пытаясь это скрыть, делала короткие паузы, из-за этого речь прерывалась. Я краснела, бледнела, запиналась… Господи! Да кому я такая нужна! Как он терпел все это? Я бы уже себя выгнала!

Но мне повезло: Петр Борисович был в хорошем настроении и доброжелательно ко мне расположен, поэтому волнение быстро прошло. Из разговора стало ясно, что он одобряет мою кандидатуру. И я наконец смогла дышать ровно.

После короткой беседы мы отправились знакомиться с сотрудниками отдела, моими будущими коллегами. В соседнем кабинете сидела полногрудая крупная женщина в возрасте – Валентина Геннадьевна.

Я огляделась. Вдоль стен стояли громоздкие шкафы, набитые толстыми папкам. На тумбах рядом с ними расположились обмотанный проводами чайник и кофемашина с латинскими буквами на панели.

– Вот ваше будущее рабочее место, Аглая, – указал на стол у окна Петр Борисович.

В следующем помещении сидели две сотрудницы – Татьяна и Елена. Когда мы вошли, они подняли головы от мониторов, перестав отбивать ритм по клавиатуре.

Серый жилет Татьяны с множеством карманов, ее очень строгое лицо (особенно римский нос) напомнили Анатолия Вассермана3. Недавно слушала его лекцию про социализм и капитализм.

Елена же казалась ее полной противоположностью. Она встретила меня лучезарной улыбкой. Как пел крошка Енот из одноименного мультфильма: «От улыбки станет всем светлей».

Петр Борисович оставил меня ненадолго с сотрудницами, а сам пошел узнавать, может ли нас принять глава СТА.

Татьяна и Елена сразу же начали меня расспрашивать.

Я отвечала заученными фразами, отполированными до блеска: «Благодарю за вопрос», «Считаю целесообразным», «Вы правы». Уже рисовала в голове галочку – идеально, без сучка! – когда Елена, словно заметив подвох в безупречном тексте, вдруг сказала:

– Почему ты так общаешься?

Я сконфузилась.

– Как – так?

– Ты с коллегами на своей нынешней работе так же так разговариваешь? – продолжила она.

– Да, – колеблясь, ответила я.

Она посмотрела c изумлением – мне стало не по себе.

К счастью, вернулся Петр Борисович с вестью, что глава может нас принять. Я нырнула в широко распахнутую им дверь, как в спасательный портал из мира неловкости.

III

После длинного узкого коридора мы спустились по белой мраморной лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой.

На минутку представила себя голливудской звездой, но опомнилась: я высококвалифицированный специалист, я не ищу работу, она у меня уже есть. Я здесь по приглашению, между прочим. Меня пригласил Петр Борисович.

Это в СТА ищут специалиста, а значит, мне нужно перестать нервничать.

Сначала мы оказались в приемной, где за секретарским столом сидела изумительной красоты женщина. Ее темные длинные шелковистые волосы были собраны в хвост. Она поднялась с места, показав, как стройна ее талия, как длинны ноги, как идут ей джинсы клеш. Я не могла отвести взгляд, тогда как Петр Борисович был абсолютно бесстрастен.

Уверенной походкой она вошла в кабинет директора, чтобы уточнить, готов ли он нас принять.

Через минуту нас пригласили.

Когда мы вошли, в кабинете никого не было. В стене напротив входа я увидела еще один дверной проем, ведущий в другое помещение. Мы сели за большой лакированный стол из красного дерева. На толстой столешнице, соединенной с рабочим местом главы, отражался силуэт Петра Борисовича, севшего напротив меня. На столе главы лежало мое резюме, а рядом – блюдце с курагой и миндалем.

Спустя несколько минут в дверном проеме, ведущем в соседнюю комнату, возникла массивная фигура – на пороге стоял сам глава, его исполинский рост впечатлял.

Он опустился в кресло за своим столом, медленно переведя взгляд на нас – его глаза прятались под тяжестью век.

Под его холодным взглядом подумала, что лучше бы я накрасилась.

Петр Борисович нас представил. Через паузу глава СТА – Лев Михайлович Морозов – внезапно начал, обратившись ко мне:

– Ну и что вы тут делаете? Зачем пришли? Не думайте, что должность у вас в кармане! Я все про вас выясню через свои каналы, и вы еще пожалеете, что посмели здесь появиться! Ясно вам?! – грозным тоном, не давая вставить слово ни мне, ни Петру Борисовичу, ускоряясь, говорил глава.

В это время страх охватил меня, руки задрожали, в животе начался трепет волнения. Вместе с тем ситуация показалась нелепой: ведь сами позвали и ругаются.

От себя не ожидая, я хихикнула.

На секунду глава показался растерянным и снова продолжил подозрительным тоном:

– Почему вы смеетесь? И смотрите мне прямо в глаза? Вы что, не боитесь?!

Сердце в этот момент так билось о грудную клетку, что я прикусила правую щеку, чтобы боль отвлекла от волнения.

Вместе со страхом нарастало возмущение от такого приема, и я изо всех сил удерживала себя, чтобы не отвести взгляд, так как это производило на него какой-то еще непонятный, но явно положительный эффект.

Петр Борисович, покорно опустив глаза, попытался сказать, что меня порекомендовали. Но глава его прервал:

– А тебе я слово не давал! – казалось, он удержался, чтобы не назвать его каким-нибудь оскорбительным словом.

Морозов все время перебивал Петра Борисовича на полуслове, будто его реплики – мусор, который надо вынести побыстрее.

Глядя на мое резюме, он продолжил:

– Вы учитесь в аспирантуре. Кто ваш научный руководитель?

– Семен Дмитриевич Абрамов, – пытаясь скрыть волнение, произнесла я.

Глава переменился в лице, резко поднялся и вышел, чтобы сделать звонок известному ученому-экономисту— профессору Абрамову.

Пока Морозов отсутствовал, я пыталась представить, что ему скажет профессор. И решила, ни за что не соглашаться на такую работу, если со мной будут общаться как с Тюком.

Вскоре Морозов вернулся в совершенно ином настроении. Он велел Петру Борисовичу покинуть кабинет. Тот смиренно поспешил уйти.

Его покорность вызвала у меня отвращение.

Речь главы, обращенная ко мне, была уже сдержанной.

– Чем бы вы занимались, если бы вам не нужно было работать? – спросил он.

– Вышла замуж и стала многодетной мамой, воспитывала бы детей, – это первое, что пришло мне на ум вместе с детским стишком:

«Я – маленькая девочка

И в школу не хожу.

Купите мне сандалики —

Я замуж выхожу!»

Про стих я, конечно, ничего не сказала.

От моих слов он слегка пошатнулся назад, видимо, ответ произвел на него впечатление.

– Ваша фигура не позволяет рожать много детей. У вас узкие бедра, – продолжил он медленным бархатистым голосом, будто провоцируя. Я собралась с духом и ответила, тщательно подбирая слова:

– Поскольку я не могу себе позволить не работать, надеюсь, что смогу совмещать семью и профессиональную деятельность. Я хочу иметь детей.

Его глаза слегка расширились:

– Сколько вам лет? – Что это? Он выразил растущую заинтересованность?

– Двадцать шесть, – ответила я.

– У вас нет кольца. Почему вы еще не замужем?

– Я развелась.

– В чем была причина?

– Не сошлись характерами.

– Долго терпели его характер?

Почувствовала, как глаза наполняются слезами. Прикусила щеку еще раз, чтобы отвлечься на боль и прогнать неуместные эмоции. Но слезы не уходили, одна капля потекла по щеке. За ней другая. Я не понимала, почему плачу, но мне уже нечего было скрывать. Похоже, я притворялась целой, пока трещины во мне расходились, как узоры на морозном стекле.

Дав мне время успокоиться, он спросил:

– Три последние книги, которые вы читали?

– «Экономика добра и зла» Томаша Седлачека, «Искусство любить», «Быть или иметь» Эриха Фрома, – старательно перечислила я.

Он ухмыльнулся:

– Думаете, о жизни можно узнать из книг?

– Я могу прочитать, что думают о ней великие люди.

– Когда вы начали свой трудовой стаж?

– В двадцать один год, когда окончила университет.

– Почему вы до этого не работали? – с некоторой претензией продолжил он.

– Я работала, но неофициально, это были подработки летом.

– Что вы делаете на своей текущей работе?

– Анализирую рынок труда и другие социально-экономические процессы.

– Вы можете сделать карьеру, у вас подходящий возраст, чтобы начать, – продолжил он после некоторой паузы. – Вы красивая молодая женщина, – не переставая смотреть мне в глаза, говорил он. – У вас будут поклонники. Здесь они у вас появятся. Не поддавайтесь.

Его слова звучали одновременно как симпатия мужчины к женщине и как благословение на мои будущие свершения. Мне оказали большую честь.

В завершении разговора глава связался с секретарем и вновь пригласил войти Петра Борисовича, чтобы сообщить об одобрении моей кандидатуры.

После встречи нужно было вновь подняться в кабинет Тюка за моими вещами. Пока мы шли, я улыбалась и, наверное, выглядела как блаженная. Он сказал:

– Вы долго общались со Львом Михайловичем. Все прошло хорошо?

– Да! Он задавал вопросы, я на них отвечала, – радостно сообщила я.

В своем кабинете Петр Борисович как будто маску сбросил – нахмурился и сказал, что беседа с главой еще ничего не значит, все может поменяться. Окончательное решение будет принято на следующем этапе – не факт, что мою кандидатуру утвердят.

Предстояло еще одно собеседование в присутствии комиссии из нескольких представителей СТА и двух приглашенных экспертов.

На пути к выходу я зашла в уборную, хотела взглянуть на себя в зеркало. Глава назвал меня привлекательной, а я без косметики.

У зеркала стояли две высокие девушки. Заметив их надменные взгляды, я рванула к двери, даже не решившись проверить, не осталось ли на щеках следов от недавних слез.

Несмотря на слова Петра Борисовича, домой ехала в эйфории и еще долго вспоминала о нашем разговоре с главой СТА.

IV

Петр Борисович сидел неподвижно в своем кабинете и размышлял.

На улице стемнело. Часы показывали 18:26. Тени от искусственного света падали на его пухлые щеки и вытянутый нос – он напоминал волка, ужаленного пчелой. Тишину иногда нарушал скрип офисного кресла.

Петр Борисович был не в настроении и не хотел ехать домой. Жене сказал, что у него еще занятия со студентами.

Пятью минутами ранее из его кабинета вышла девушка, которая понравилась главе СТА.

Положение Тюка было шаткое. Он тревожился, что Аглаю могут поставить на его место: «Кто меня еще возьмет на такую должность? Везде нужны связи, везде очередь желающих. На что я буду содержать семью?! Жена меня изведет. Надо держаться за место зубами!»

Размышления Петра Борисовича прервал звонок Татьяны Леонидовны – это она порекомендовала ему Аглаю, когда он поделился, что ищет сотрудника.

– Как прошло собеседование? – спросила Татьяна Леонидовна.

Он рассказал, что Аглая понравилась главе и, скорее всего, через время тот заберет ее на место своей секретарши. Он знал, что Татьяна Леонидовна передаст его слова Аглае, поэтому специально сказал про секретаршу, чтобы эта идиотка, как он про себя ее назвал, даже не вздумала рассчитывать на его место.

Петр Борисович хотел все тщательно обдумать. Его отдел был укомплектован из опытных, но совсем не амбициозных сотрудников. С ними проблем не было, пока не ушла на пенсию Мария Федоровна, на ее место он и искал замену.

Он позвонил матери. Рассказал о собеседовании Аглаи у главы: как тот грубо с ним разговаривал при ней, и что она ему, кажется, понравилась.

– Избавиться от этой протеже не представляется возможным, велика вероятность, что она меня подсидит.

– Петя, сбивай ей самооценку, постоянно сбивай, и эта дура сама себя потопит, вот увидишь, – командным голосом посоветовала мама.

Петр Борисович решил, что она плохого не посоветует.

Их разговор прервала уборщица. Петр Борисович не знал, как ее зовут, но всегда замечал, что полы она моет плохо: «Видно же, что не старается», – каждый раз с раздражением думал он.

Заметив, что совсем потерял чувство времени – на часах уже было 20:23 – он засобирался домой. Выключил компьютер, надел кепку, достал из шкафа серое полупальто, повязал шарф, взял портфель и вышел. Нужно было еще дойти до машины, а парковка за квартал от здания СТА, чтобы коллеги не завидовали. Им он говорит, что ходит пешком.

V

Я вернулась домой в веселом расположении духа.

Первым же делом позвонила своему научному руководителю и поблагодарила его за положительный отзыв. Он обрадовался и пожелал успешной работы.

Весь оставшийся вечер не могла оторваться от зеркала. Я думала о нарядах, которые буду носить, когда устроюсь в СТА, и о впечатлении, которое буду производить на своих будущих коллег. Доставала то, что было в шкафу, подвергая наряды критике. Некоторые были отброшены. На смену им я решила приобрести новые.

За примеркой меня и застал звонок Татьяны Леонидовны.

Я рассказала вкратце, как глава СТА был груб вначале и расположен ко мне в конце разговора.

– Ты ему понравилась, Аглая. Держись. Он будет тебя испытывать. Ни за что не сдавайся, иначе быстро потеряет к тебе интерес, – сказала Татьяна Леонидовна. – Если продержишься, он возьмет тебя к себе помощником.

На выходных я купила на все свои деньги несколько офисных нарядов для будущей работы. Ничего, до зарплаты продержусь с кредиткой. Она часто меня выручает.

Я больше не переживала, что могу расстроить нынешних коллег. Мне хотелось поскорее пройти конкурс и поступить на работу в СТА. Все мои мысли были об этом.

На следующий день обнаружила среди рассылок в электронной почте анонс выступления Морозова в одном научном центре.

Я не могла пропустить такое событие.

VI

В небольшом зале для семинаров собралось от силы два десятка человек. Лев Михайлович опаздывал к началу своего выступления. Подобно фанатам на концерте рок-звезды, я была готова ждать его часами и предвкушала, что приятно его удивлю своим присутствием.

Специально к этому дню выпрямила волосы и как следует накрасилась – хотела предстать в совершенно ином образе, отличном от того, который он видел на первой встрече. Представляла, как он придет и глянет на меня, такую совершенную: в новом идеальном платье, с прической и восхитительным макияжем – что я ему скажу, если он заговорит со мной?

Для других гостей был совершенно обычный день. Мужчины и женщины, сосредоточенные лица и седые отросшие стрижки, которые давно пора обновить.

«Зал могли бы выделить больше и гостей еще пригласить. Человек такой величины ведь не каждый день выступает», – осматривая аудиторию, думала я.

После короткого ожидания в зале появился он вместе с молодой прыщавой ассистенткой. Она была в очках и в напряжении держала брови приподнятыми. От этого на лбу проступали толстые линии морщин. Ассистентка подошла к техническому специалисту и шепотом что-то объясняла, передав какой-то маленький предмет, очевидно, флешку с презентацией. На ее сапогах были пятна от еще не высохшей грязи. Одним словом – кошмар! Ассистентка не выдерживала критики.

Лев Михайлович приступил к докладу. Он рассказал, что хочет выстроить систему кадровой подготовки, которую, в отличие от действующей, назвал эффективной.

Первым же делом я начала фотографировать слайды презентации, выведенные на большой экран. На что он почти сразу сделал строгое замечание, обращенное в зал: «Фотографировать не нужно. Все материалы будут доступны на сайте». Я сразу же спрятала телефон, расстроившись, что огорчила его.

Глава обратил внимание, что один из слайдов презентации появился на экране не в тот момент, когда это было нужно. Он грозно взглянул на ассистентку. Та мигом рванула, спотыкаясь о ноги присутствующих, к стойке техника. Специалист, до этого равнодушно листавший слайды, встрепенулся и одним движением вернул все на место. Лев Михайлович продолжил.

Он верил, что ключ к эффективной подготовке кадров лежит в слаженном альянсе между образованием и бизнесом, под бережным присмотром государства.

Он говорил: «Представьте город как большой рынок, где главный товар – это человеческий труд. На этом рынке образовательные учреждения выступают как искусные ремесленники, формирующие мастеров будущего, а предприятия – как заказчики, жаждущие найти именно тех профессионалов, которые помогут им процветать.

Если учебные заведения точно знают, какие специалисты нужны сегодня и завтра, они смогут готовить их более целенаправленно. Это напоминает танец, где каждый партнер знает свои шаги: одни учат, другие принимают на работу, и все двигаются в ритме изменяющегося мира.

Однако этот танец требует баланса. Образовательные учреждения соревнуются между собой за право создавать самых востребованных специалистов, словно художники, стремящиеся создать шедевр. А предприятия конкурируют за внимание этих талантливых выпускников, предлагая им лучшие условия работы. Люди же, в свою очередь, стараются стать теми самыми звездами, которые будут желанны на этом рынке, выбирая лучшее образование и совершенствуя свои навыки.

Государство здесь играет роль судьи на соревновании, обеспечивая справедливость и честность игры. Его задача – создать такие правила, чтобы каждый участник мог развиваться и достигать своих целей, не нарушая прав других. Таким образом, вся система становится двигателем прогресса, где каждый находит свое место, и вместе они строят более светлое будущее для всех.»

В выступлении Льва Михайловича прозвучала важная мысль: образование и бизнес не могут договориться напрямую, поэтому нужен посредник. «А кто этот посредник? И чьи интересы он будет преследовать? – задумалась я. – Неужели интересы тех предприятий, которые готовы заплатить больше? Государство должно способствовать созданию условий, где цели образования и производственные нужды гармонизируются без денежного давления одной из сторон».

Не осмелившись поднять руку, я так и не высказалась.

Завершив выступление и ответив на вопросы присутствующих, глава попрощался сначала со всеми, потом с некоторыми отдельно и удалился, не обратив на меня внимания.

VII

После выступления Лев Михайлович поехал домой на своем внедорожнике. В этот день он отпустил служебный автомобиль с водителем и предпочел рулить сам. В пути он думал о прошедшем Экономическом форуме, который ежегодно проводится в Санкт-Петербурге.

Ему причиняли беспокойство воспоминания о недостаточном уважении со стороны организаторов форума, поскольку те не предоставили возможность выступить.

Мир, по его мнению, был слеп: не замечал его стального ума, способного выковать порядок из хаоса, превратить прах в сущее. Власть – не привилегия, а право, выстраданное в горниле амбиций. Он жаждал ее, как пустыня ливня, и готов был вырвать зубами, если потребуется. Его решения были резкими, как удар клинка, жестокость – рациональной, а принципы – нерушимыми. Компромиссы он не терпел, а нерешительность или робость в других клеймил как признак умственной ущербности. Такое «слабоумие», как он это называл, вызывало в нем лишь презрение, и прощать такие недостатки он не собирался никому. Однако его раздражала несправедливость: на Экономическом форуме, по его наблюдениям, трибуну доверяли тем, кого он считал посредственностями, в то время как его собственному голосу – голосу стратега и деятеля – так и не дали прозвучать.

Жизнь Льва Михайловича большей частью была посвящена борьбе за власть – достижение и сохранение. Борьба добавляла специй ко вкусу жизни. Теперь же настал совершенно иной период. Период, как он называл, затишья.

Морозов считал, что за затишьем следует болото старости. И, если в свои пятьдесят пять лет не сделать львиный рывок и не совершить что-нибудь по-настоящему значимое в карьере, болото грядущей старости его засосет. Это был второй предмет его беспокойства.

Решение он видел в создании проекта грандиозного масштаба:

– Вот тогда я смогу по-настоящему развернуться и укрепить свое влияние. – Блеск фар проезжающей мимо машины мелькнул в его левом глазу ярким огоньком, как и эта мысль.

Идею для своего проекта он почерпнул на Экономическом форуме еще в прошлом году. Создатели форума, в свою очередь, почерпнув идеи на Всемирном экономическом форуме4 в Давосе, рассказали участникам о четвертой промышленной революции.

Четвертая промышленная революция – это переход промышленности на цифровые технологии, чтобы все работало быстрее. За счет автоматизации5 и искусственного интеллекта6 компании сокращают расходы, увеличивают прибыль и могут конкурировать на мировом уровне. Страны и целые регионы, внедряющие такие технологии, укрепляют свое влияние в мире.

Но для тех, кто не успевает за переменами, ситуация становится угрожающей. Отстающие предприятия и государства теряют рынки, экономики слабеют, а ресурсы постепенно переходят под контроль более развитых игроков. Здесь выживают только те, кто успевает адаптироваться к новым правилам цифровой эпохи.

Инновации не только влияют на производство, они стали неотъемлемой частью жизни современного человека. С одной стороны, они освобождают время от рутинных задач и обеспечивают нам комфорт. С другой стороны – предъявляют другие требования к нашим умениям и способностям. Древние счетоводы вели учет с помощью глиняных табличек, затем появились счеты, на смену которым пришел калькулятор. Современный же бухгалтер должен уметь работать с автоматизированными системами учета, которые оперируют терабайтами информации, – требования к его навыкам изменились.