bannerbanner
Как приручить дракона – 2
Как приручить дракона – 2

Полная версия

Как приручить дракона – 2

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Бурова, – сказал я. – Сядь на бордюрчик, посиди, а то ты уже не Бурова, а совсем Зеленова.

– Спа-а-асибо… – Девчонка и вправду была не в порядке. – У Марьванны та-а-какие духи, просто кошмар, если честно.

Она уселась на беленый бордюр и прикрыла коленки юбкой, пытаясь выглядеть пристойно. С зеленым лицом эта пристойность казалась откровенно вымученной. Наконец и Марьванна сориентировалась, и один из мальчишек побежал за медсестрой, и родители засуетились – у кого-то была вода и даже наштырный спирт. Игнатова довольно быстро привели в порядок. Бурова, видимо, отдышавшись от зловонных марьваннских духов, тоже вскоре пришла в себя. Не беда – бывает. Подростки!

– …йа сиводня учи-ница,Ф первый клас и-ду учица!И ска-жу йа в эта-а-ат де-е-ень…Што учица мне ни ле-е-ень!

– Премиленькая первоклассница, у которой не хватало восьми или десяти зубов, на крыльце-трибуне наконец домучила стих и сорвала бурю аплодисментов.

Эстафету подхватил лопоухий мелкий шкет в очках. Он выдернул из рук ведущей микрофон и радостно завопил так, что колонки начали фонить и хрипеть, а дети помладше – затыкать ладонями уши:

– Ланьсе мы иглали в сколу,Но законцилась игла!Нам завидуют сиводня-я-я…Даскалята са двала!!!

И тоже сорвал аплодисменты. Хлопали, кажется, потому, что он наконец утих.

– Слово предоставляется Ингриде Клаусовне Гутцайт, директору школы! – В неравной борьбе ведущая отвоевала микрофон у мелкого. – Прошу вас, Ингрида Клаусовна.

И похлопала. Все тоже похлопали – чуть более бодро и чуть менее жидко, чем Такому-то Такомутовичу.

Директор у нас, как ни крути, далеко не дура. Даже наоборот: Гутцайт – умная женщина и хваткий руководитель. Она долгим взглядом осмотрела свое воинство, которое на жаре постепенно теряло остатки боеспособности и в большинстве своем имело тот самый бледный вид. Даже – бледно-зеленый.

– В добрый путь, дорогие друзья! Удачи в новом учебном году! Проходите в учебные классы! – сказала Ингрида Клаусовна и сделала царский жест рукой.

И овацию сорвала ничуть не меньшую, чем первоклашки. Те, у кого с собой были цветы – побежали дарить цветы, и я снова порадовался, что не классный руководитель и вообще имею шансы прикинуться шлангом в этот период и сойти за случайного посетителя. Может, я чей-то папа или старший брат? Зачем мне цветы дарить? Хорошо, что меня никто пока толком не знал, потому что мужчина с цветами выглядит довольно нелепо, согласитесь. Есть, конечно, исключение – если он идёт эти цветы кому-то дарить, но мне их дарить решительно некому. Даже гипотетически.

Все двинули в школу, ну, и я – последним. Почему? Да потому, что на часы посмотрел: линейка закончилась на пять минут раньше, чем по расписанию должен прозвенеть звонок с урока, а впереди еще – пятнадцать минут перемены… Кабинет у меня открыт, пусть старшеклассники там освоятся, проникнутся произошедшими в нем переменами, заинтересуются странными словами на доске, вообще – всей обстановкой… Может, сломают что-нибудь, например. А через десять секунд после того, как прозвенит звонок на урок – появлюсь я.

Весь рыжий, бородатый и в костюмчике.

* * *

ДАДАХ! – ляпнула дверь за спиной, и я ворвался в кабинет.

Десятиклассники подскочили со своих мест и теперь пожирали меня глазами. Ух, страшновато… «Раз-два-три…» – Я по старой привычке дождался, чтобы на три секунды в кабинете установилась тишина, а потом взмахнул рукой:

– Здравствуйте, десятый класс, садитесь. Меня зовут Георгий Серафимович, и я к вам всерьез и надолго. Буду вести у вас обществоведение, историю и географию.

Десятый класс, как и одиннадцатый в моей прежней жизни – это уже серьезные люди. Выпускники. Они тут самые главные, в этой школе, самые крутые. Большие, красивые парни и девушки. Им море по колено и горы по плечо. Правда, стоит этим уверенным и взрослым людям выпуститься из школы и прийти на первый курс колледжа или университета, как снова по неведомому волшебству они превратятся в напуганных цыплят, но пока – пока все у них в порядке.

– Какой у нас сейчас предмет? – спрашиваю.

– Общество! Обществоведение… – откликается несколько голосов посмелее.

– «Общество»? А что такое общество? – продолжаю делать вид, что веду с ними непринужденную беседу.

Черноглазый пацан с задней парты – крупный, мощный – хмыкает:

– Это – люди, понятно…

– Любые люди? Какие угодно люди? Только люди? – закидываю вопросами я.

– Ну, мыслящие существа. Нелюди, понятно, тоже, – смелеет девочка с розовыми волосами. – Которые вместе.

– Ладно… Люди, которые стоят на электробусной остановке – это общество? – На самом деле я сильно нервничал, но – виду не подавал. Расхаживал по кабинету, беседы с ними беседовал, рукой размахивал. Вторую, правда, в карман сунул, чтобы совсем дирижера не косплеить.

– Нет! – откликается тот самый Кузевич, чемпион по многоборью. – Они случайно же собрались на остановке. И недолго там стоят. Значит – не общество. Класс – общество, спортивная команда тоже… Где у каждого своя роль и все связаны между собой долгое время, вот!

– То есть для появления общества должны сформироваться устойчивые долговременные связи и появиться распределение ролей, да? От-ли-чно! – Жестом фокусника открываю доску, и они видят всю эту мешанину из слов, с факелом, фонарем, спичками, аптечкой и прочими сигнальными ракетами. – Теперь представьте: вы все, весь ваш класс, летит на воздушном шаре, или там – на дирижабле, над океаном. Шторм, буря, шар порвался, из него выходит воздух, вам нужно долететь до берега – до него километра два, там необитаемый остров. Нужно облегчить корзину, за пять минут выбросить лишнее. Давайте, быстро, быстро надо решать, а то утонете все! Что бросаем?

После полуминутной заминки понеслось:

– Ляшкова бросаем, он самый толстый! – орали наиболее маскулинные.

– На фиг нам противогаз? – возмущался единственный снага в классе.

– Бутыль с водой кидаем! – предлагал Ляшков.

– Себя кидай, вдруг там пресной воды нет? – парировал Кузевич.

Знаете, как могут орать двадцать четыре десятиклассника? Вот так они и орали друг на друга, раздухарились. А я смотрел и замечал: Кузевича слушают, но он не очень инициативный. Черноглазый пацан на последней парте – его Вадим зовут – явно имеет группу поддержки из четырех парней из небогатых семей, они вместе стебутся над толстым Ляшковым в очках, но тот спуску им не дает, не фрик ни разу, довольно умный, веселый. Из девчонок явно выделяются две подружки: одна с розовыми, другая с голубыми волосами – интеллектом не блещут, но очевидно – активистки, артистки и все такое. А вот отличница Анастасия Легенькая, которая с Кузевичем флаг поднимала, помалкивает и больше на меня смотрит, чем на одноклассников.

В какой-то момент этот самый Ляшков выскочил к доске и, прислушиваясь то к одному, то к другому мнению, принялся вычеркивать вещи из списка. Наконец спустя шесть минут на доске было вычеркнуто все, кроме спичек, радиоприемника и сигнальной ракетницы.

– Вот! – утерся вспотевший Ляшков и измазал лоб в мелу. – Нормально? Спички – чтоб костёр зажечь, согреться, сигнал подадим ракетницей, ну, и радиоприемник… Тоже сигнал подадим, в эфир. Кто-то нас да заберет!

– Сигнал передаётся передатчиком, – подала голос Легенькая. – Но музычку ты послушать сможешь, Юра.

– Блин, – расстроился Кузевич. – Это я затупил, а не Ляшков. Приемник… Передатчик. Вот засада! Георгий Серафимович, так что, нормально мы долетели?.. Мы ж и без передатчика, в принципе, в порядке будем!

– Не-а, – сказал я. – Вы все утонули, пока ругались. Шесть минут прошло. Буль-буль.

Класс загудел раздосадованно. Им явно не хотелось «буль-буль».

– А в чем смысл всего этого? – спросила умненькая Легенькая. – Получается, вообще не важно, что вы написали на доске? Могли написать вместо ракетницы и мачете, например, футбольный мяч и яблочную пастилу? Это какой-то ваш приемчик, манипуляция?

– О-о-о-о, – обрадовался я. – У нас претендент на десятку. На первом же уроке, надо же! Точно – поставлю, только доведите ваше умозаключение до конца. Итак, госпожа Легенькая, зачем я это сделал? Зачем эта игра?

– Вы хотели показать, что у нас нет согласия в классе. Что у нас не общество, а племя диких обезьян, – выдал Вадим, опережая одноклассницу. – Это мы и без вас знаем, нам классуха постоянно так говорит.

– И ошибается. Отличный у вас класс. Вон сколько ярких личностей! Но! Помните, что сказал господин Кузевич… Иван, да? Про распределение ролей? Вот! Именно этого вам и не хватает. Кто-то должен брать на себя ответственность, а остальные – отдать ему или им часть своей свободы, делегировать полномочия, чтобы в кризисной ситуации не сделать буль-буль… А теперь, господа и дамы, открываем свои тетради и записываем нашу первую тему… Какую?

– Государство! – выкрикнул с последней парты Ляшков.

– Ты че, толстый, самый умный? – возмутился Вадим. – Откуда ты знаешь?

– Он в учебнике первый параграф посмотрел, – подала голос молчавшая до этого низенькая бровастенькая барышня, которая сидела рядом с Ляшковым. Наверное – кхазадка. – И умничает теперь.

– И правильно умничает. Нынче у нас эпоха информационная, можно чего-то не знать, главное – быстро понять, где найти! – усмехнулся я, и озадаченный класс примолк. Воспользовавшись паузой, я быстро стёр с доски все каракули, вооружился мелом и скомандовал: – Ну что, открываем тетрадки и записываем тему: «Происхождение государства». Число, месяц, год – на полях. А пока пишете – слушайте, а я буду говорить…

Я вдохнул побольше воздуха. Какое же счастье, что этот мир – Твердь, и мой – Земля, всё-таки были очень похожи! Не как близнецы, конечно, но как братья – точно. И многие базовые вещи тут и там оказались идентичны или очень схожи.

– В семнадцатом веке от Рождества Христова жили-были два философа: Гоббс и Локк… – эти двое тут тоже были авалонцами, правда, Гоббс, кажется, гномом, а Локк – эльфом, но это неточно. – Гоббс говорил о том, что все жители нашего мира – самые настоящие негодяи, по определению. И их нужно друг от друга защищать. А Локк утверждал, что все мы – существа доброжелательные и общительные, и у нас отлично получается договариваться. Так возникли две теории происхождения государства…

В общем, нормально урок прошел. С огоньком. Когда прозвенел звонок, девочка с голубыми волосами удивлённо огляделась и проговорила:

– Что – всё? Почему всегда так: если интересно, то быстро кончается? У-у-у-у, а щас математика… – И это было для меня лучшей наградой. – А к вам «бэшки» придут.

– Не сметь рассказывать десятому «бэ» про воздушный шар! – погрозил им пальцем я.

– Пусть тоже сделают «буль-буль», – заржали пацаны. – Расскажете потом, сколько им времени понадобилось, чтобы утопиться? Уложились они или нет?

– Расскажу, – улыбнулся я. – Давайте идите страдать на математику. Встретимся скоро, может быть, даже завтра, у нас с вами четыре урока в неделю, ещё успею вам надоесть.

Фокус был в том, что никто никогда не укладывался. За пятнадцать лет моего стажа – ни разу, ни один класс не собрался с мыслями за пять минут. Зато у меня всегда имелся рабочий инструмент, чтобы раскочегарить народ, вывести ребят на эмоцию и понять, кто из них что собой представляет в коллективе. Очень удобно!

Впереди оставалось всего каких-то три урока. И совещаловка, куда без нее?

3. Заземление

Воду р-р-раз – и отключили. Была – и нет! Час, два, три… Все нет и нет! Вечернее время, люди приходят с работы, хотят принять душ, приготовить еду. Ан нет!

Несмотря на печальную ситуацию в сфере коммунального хозяйства Вышемира, по матерщине соседей я понял, что такое безобразие – вырубать воду без предупреждения – произошло впервые. Меня-то подобными мелочами не испугать: переодевшись в тенниску и джинсы, я закинул на плечо сумку с полотенцем и кое-чем еще и решил зайти в магазин купить питьевой водички на запас, потом – догулять до турничков и искупаться в реке. Если ночью водопровод заработает – отлично, и душ приму еще. А если нет – всяко свежее буду, чем после линейки, уроков и странной совещаловки.

На лестнице я столкнулся с мадам Зборовской и всей командой Евгеньевичей. Четыре ребенка – это сила! Старшие мальчики явно младшего школьного возраста, меньшие девочки – дошколята. Одна в садик ходит, наверное, в старшую группу, малышка в коляске сидит, пустышку обсасывает со всех сторон.

– Давайте я вам хоть транспорт спустить помогу, – предложил я.

– Спасибо, но нет. Пусть вон мои мужчины справляются, – твердо улыбнулась соседка и достала дочку из коляски. – Не расслаблялись – нечего и начинать. Хватайте, чего стоите?

Все-таки она была красивой женщиной, несмотря на четыре беременности. Статная, светловолосая, высокая, не худая и не толстая – такая как надо. Талия, бедра, грудь – все при ней! Повезло журналюге! Или не повезло, или – сам повез, четверых детей вообще попробуй вывези! Пацаны примерно семи и девяти лет ухватили коляску и, спотыкаясь, избивая себя пластмассовыми и железными деталями, пачкая колесами и путаясь в тряпичной обшивке, храбро поперли ее вниз. Однако, достойный пример воспитания!

– Мы пойдем на пляж, – сообщила Зборовская. – Хорошо – сентябрь теплый, так хоть искупаемся. Женя звонил, сказал – авария на подземном коллекторе. У моста через железную дорогу провал в дорожном полотне семь метров глубины, все стоки вытекают наружу, потому весь город, у кого центральная канализация, будет без воды минимум часов шесть еще, пока проблему не решат. Сейчас он материал в газету готовит, и вроде как в Сети будут размещать, но кто у нас тут в Сети что читает? Разве что молодежь… А газета – завтра. Люди ничего не понимают, злятся… Ладно – кто в частном доме, у них септики, скважины, колодцы у многих. А квартиры?

Газета тут была мощной силой. Тираж – тысяч двадцать, не меньше. Не привыкли люди в земщине к интернетам, да и скорость связи тут такая, что заплачешь, пока статью с семью фотками подгрузишь. Про видео и говорить не приходится… Тем более – не у всех «Яблочковы», как у меня. Самая популярная линейка компьютерной техники – «Алдан», у большинства – пятой модели, но встречаются и четвертые, и третьи, а там вообще седая древность, на уровне в двухмерного «Марио» погонять. Тут у них, правда, не водопроводчик Марио бегает, а некий абстрактный Опричник монстров топчет, но суть та же. Потому – газеты, радио и телевидение крепко держат позиции в земских городах, формируют общественное мнение. Выписывают прессы много, вон – в нашем подъезде почтовые ящики по утрам лопаются.

Пацаны как раз дотащили коляску и теперь выпихивали ее в двери подъезда. Я придержал створки и зашагал к магазину за питьевой водичкой. Очередь там была капитальная, брали всё, что можно пить: бутилированную, минеральную, лимонад, пиво, соки. А еще – соль, спички, гречку. Похоже, это в подкорке у нашего народа: в любой непонятной ситуации затариваться солью, спичками и гречкой. Типа – лишним не будет.

– Пракляцце на Вышемире! – уверенно вещала неопрятная бабка. – То Радзивил нас прокляу! Таму, што трэба было пад яго руку…

– Говно из канализации полезло – так сразу и магия? Обязательно – проклятье? – спорил с ней дядька в очках. – Мы в земщине, сударыня, у нас чудес не случается, ни плохих, ни хороших. Это Вышемир, тут скука смертная!

– А амнистия? – парировала толстая тетка в соломенной шляпе. – А кто бандитов спалил месяц назад в хмызняке? Это что – тоже скука смертная? А психические эти, которые теперь по улицам шатаются? Вон главный инженер у коммунальщиков шею свернул, когда в пьяном виде по лестнице спускался, на прошлой неделе. Это что – тоже совпадение? Там ни один начальник не выживает! Город зарос, в джунгли превращается, ворон уже больше, чем людей, и собак бродячих – больше, чем ворон! Я слышала, что в Зверинце какого-то алкаша уже псы эти обглодали! А вы – «не случается»! Точно говорю: надо всем нам в церковь идти и каяться, каяться, молиться и каяться! Тогда нас Господь простит и все наладится.

– Вот и кайтесь, – отрезал дядька. – А я к сыну в Минск перееду. Давно пора.

– А подтопления? – влез благообразный дедушка с палочкой. – Я тут живу семьдесят шесть лет и никогда не видел, чтобы участки у вокзала топило. Паводок – это вдоль Днепра всегда было! А в этом году по весне лягушки у людей под кроватями квакали! Нечисто дело, что-то не так, точно вам говорю. Или власти наши земские что-то в природе нарушили, или то злонамеренность какая-то колдовская… Я вам говорю: надо нам в сервитут переходить и всем миром решать вопросы! То ли магов нанимать, а может – частное агентство, чтобы разобралось и ревизию провело, что у нас вообще происходит и кто виноват! Может – кибургеров! У них компьютер вместо башки, всё посчитают-вычислят! Это не наши вахлаки!

В итоге мне досталось две полторашки «Ессентуки». Воду давали по три литра в одни руки, дожили! Вода – дефицит, на Полесье! Какой кретин поспиливал колонки по городу? Надо вместо квартиры хатку себе покупать, скважину бурить и ручной привод к ней. И лампу керосиновую. И печь-буржуйку! И ружье, это само собой разумеется.

Город раз за разом оказывался не готов к накрывающим его бедам. Об этом говорили повсюду, на каждой лавочке и каждом перекрестке. Люди материли отсутствие воды, нерасторопность земского руководства, бессилие коммунальных служб. Грозились голосовать против нынешнего «земского предводителя», поддержать кого угодно, хоть бы и Рыбака или даже каких-нибудь магнатских клиентов, которые загонят город в кабалу к аристократам – только бы уже бардак закончился.

Два или три раза я замечал откровенных сумасшедших, или – кликуш, как их тут звали. Одна закутанная в тысячу платков женщинка размахивала руками и что-то выкрикивала напротив здания милиции, другой – сутулый дядечка, моргающий всем лицом, – остановился посреди проезжей части, на светофоре, и что-то шептал губами и возюкал в воздухе перед собой пальцем, как будто чертил математические формулы на доске. Машины сигналили, водители ругались – он не обращал внимания, явно занимаясь гораздо более важными делами.

В общем – впечатление от прогулки выдалось гнетущее. И я сам не заметил, как ноги понесли меня к церкви. Столько раз грозился и собирался, а ни разу так и не зашел. Суета!

– А ОНО, МОЖЕТ, И СЕЙЧАС ТЕБЕ НЕ НАДО? – коварным тоном спросил дракон. – ТЫ Ж ВРОДЕ НА ТУРНИЧКИ СОБИРАЛСЯ? А ЕСЛИ НА ПЛЯЖ ПОТОРОПИШЬСЯ – ТО СМОЖЕШЬ ЗАЦЕНИТЬ ФИГУРУ ЗБОРОВСКОЙ. ИНТЕРЕСНО, А ПОД ПЛАТЬЕМ ОНА ТАКАЯ ЖЕ ЛАДНАЯ, КАК КАЖЕТСЯ? КАК ДУМАЕШЬ? ПОСЛЕ ЧЕТЫРЕХ РОДОВ?

Я продолжал его игнорировать. Он меня здорово подставил с этим огненным дыханием, мог хотя бы предупредить, скотина! Да и такие предложения – типа попялиться на многодетную замужнюю соседку, пусть она и симпатичная, – весьма сомнительного свойства. Зараза, однако, а не дракон.

Так что я решительно свернул с Земской улицы в церковные ворота. Прихожане разбили тут настоящий парк: много высоченных кленов, детская площадка, дорожки, скамеечки, какой-то выложенный диким камнем прудик, в котором медленно, с чувством собственного достоинства, плавал выводок черепах… Сама церковь представляла собой большую византийскую базилику, белую, с полусферическими куполами и золотыми четырехсторонними крестами. Скромно, но впечатляюще.

Никакого разделения на православие и католицизм тут не произошло, правда, существовали целых двадцать патриархатов по всей Тверди – со своими особенностями богослужебной и богословской практики – и огромное количество маргинальных сект, но формально христианство было единым. Римский папа оставался обычным патриархом, таким же, как Александрийский папа, Константинопольский, Русский, Аравийский или Скандинавский патриархи. Реформации как таковой не случилось – по большей части потому, что главное требование Мартина Лютера не имело смысла: тут и так служили на национальных языках. На гномском шпракхе? На эльфийской ламбе? Латинском? Греческом? Галльском? Что угодно.

По сути, двадцать патриархий и разделялись по языковому принципу. Так что сейчас я находился в Вышемирском соборе Русского патриархата. Никому и в голову не приходило писать таблички с уточнениями типа «римско-католическая», «древлеправославная» или «евангельских христиан-баптистов».

Это было непривычно, но, в общем-то, внушало уважение.

На церковном крыльце я замер, взявшись за массивную дверную ручку. Дракон внутри шевелился, но молчал, так что я отворил дверь и шагнул внутрь. В нос ударил хорошо знакомый запах ладана, в голове на секунду потемнело, но я вдохнул поглубже и прошёл в притвор.

В храме было тихо, откуда-то с хоров звучал голос псаломщика, отдающийся эхом под церковными сводами. Расписанные стены и потолки представляли собой неплохую иллюстрацию местной библейской и церковной истории. Довольно странно было видеть среди святых незнакомых персонажей явно гномских бородатых статей или – с эльфийскими ушами, или даже – клыкастых орков!

В общем и целом тут все напоминало православную церковь, разве что у стен имелось несколько рядов скамей – примерно на четверть площади храма, не больше. Я присел на одно из таких сидений, сунул сумку под ноги и замер на несколько секунд, наслаждаясь атмосферой тишины и какого-то особого умиротворения.

Впереди и слева, у самого иконостаса, какой-то высокий мужчина в военной форме и с офицерскими погонами беседовал со священником. Бородатый невысокий батюшка однозначно принадлежал к народу гномов! Я не очень хорошо пока разобрался в религиозных заморочках кхазадов, но христианство никогда не делало различий по расе и национальности, и христианский принцип «не будет между вами ни эллина, ни иудея, ни эльфа, ни орка, ни раба, ни свободного» тут тоже соблюдался, раз я наблюдал перед собой этого широкоплечего бородача в чёрном подряснике с серебряным крестом на груди.

– …сотня человек летит на воздух и погибает! А он смеется, обрекая их на смерть одним движением руки! – горячо говорил офицер. – Моя вера пошатнулась, отец Клаус. Я всю жизнь служил в земских войсках, и мне не доводилось в бою пересекаться с магами, но теперь… Это ведь настоящая дьявольщина! Как Господь терпит магов, отец Клаус? Они ведь почти всесильны, мы – жалкие насекомые, ничтожества перед мощью магии…

– «Всесильны»? – хмыкнул священник в бороду. – Как бы не так. Маги смертны, и разве мага не может бросить жена? Разве одарённые не спиваются и не превращаются в рабов дурмана? Или, может быть, магов не сбивают машины, или их не может придавить упавшим деревом, или – они не болеют Черной Немочью, когда все их чародейские ухищрения ничего не стоят? А разве одномоментный удар батареи реактивных систем залпового огня не может, как ты выразился, «поднять на воздух» гораздо больше, чем сотню человек? Так что же, оператор РСЗО – тоже дьявольщина?

– Не понимаю, к чему вы клоните, отец Клаус… – моргнул офицер. – Мне всегда казалось, что церковь и маги, мягко говоря, являются соперниками…

– Соперниками в чем, Степан? Господь – не старичок на облачке, который летает над Твердью и пускает молнии в провинившихся! – усмехнулся батюшка. – Не рыночный фокусник и не министерский маг… Он – Создатель и Творец всего сущего, и мы ощущаем Его присутствие и Его любовь во время меняющихся обстоятельств жизни! Когда мы голодны и неимущи – Он пошлёт возможность заработка, когда одиноки – с нами случится нежданная встреча, если чувствуем себя бессильными – найдётся тот, для кого наша помощь бесценна! Главное – видеть эти обстоятельства, пользоваться ими и благодарить за них Бога. Маги так же подвластны Господу, как и каждый из нас. Они плачут, страдают, умирают, радуются, любят и грустят. Да, их талант способен принести горе и разрушения. Но Оппенгеймер, Улам и Теллер разве были магами?

– Ядерная бомба? – удивился военный. – Какое это имеет отношение…

– Они были физиками-ядерщиками, – воздел палец к небесам отец Клаус. – И теперь у людей есть доступ к дешёвой и обильной атомной энергии. И ядерная бомба, которой можно испепелить целые города. Но ты ведь не будешь объявлять всю физику дьявольщиной из-за этого? Хотя силы, которые пробудили физики – невероятно мощные и непостижимые для таких убогих чад Божиих, как мы с тобой.

– Вот только что-то я давно не видел, чтобы маги сделали что-то полезное для людей… – Было видно, что офицер колеблется. – В отличие от физиков. Они могут только порабощать, уничтожать, жечь…

– Степан! Ты суслика видишь? – внезапно спросил батюшка.

– Какого суслика?.. – вытаращился военный.

– Нет, нет, это я о своем… Я что хочу сказать? В сервитут съезди, например. Или в юридику, пусть даже и к Волк-Ланевским или Козелл-Поклевским. Посмотри, что делают маги для людей – и хорошее, и плохое. Вот как раз у тебя отпуск – соберись и съезди, а потом вернёшься и мне расскажешь. Тебе сколько лет? Сорок? Сорок пять? А только задумался над этими вопросами? Из земщины ты за деревьями леса не видишь… Давай иди сюда, я прочитаю разрешительную молитву, и Господь простит тебе твои грехи и твои сомнения… И вот тебе епитимья – съездить в Мозырь и в каждом храме там поставить свечу. Между храмами ходить пешком! Вот пока будешь ходить – и поймёшь кое-чего.

На страницу:
2 из 5