Искажённая реальность

Метаясь по лесу какими-то зигзагами из-за того, что навигация работала из рук вон плохо, я всё же нащупала верное направление к дороге. И побежала уже почти по прямой, периодически сверяясь с картой, тыкая пальцем в экран.

На бегу, уже в совсем тёмном лесу, каждый раз, заглядывая в телефон, я буквально ослеплялась. И из-за этого чуть не врезалась в деревья, чудом успевая увернуться в последний момент.

«Он же может идти за мной… А может, он уже услышал меня и бежит где-то сзади? Как мне к нему подключиться? Хотя тогда я перестану бежать. Но… или же… Кажется, я как-то делала это там, около моста».

Даже при полном изнеможении, которое я ощущала ещё недавно, я бежала, не сбавляя темп. Адреналин так сильно ударил в голову, что я даже не останавливалась передохнуть, и я продолжала бежать, игнорируя все преграды на своем пути. Стремительно пробиралась через поваленные стволы и густой подлесок.

Ноги несли меня сами по себе, причем с такой скоростью, с какой я никогда в жизни не бегала. Я чувствовала, как напряжены все мышцы в ногах, острая боль пронзала их, но даже это меня не останавливало. Мне было до ужаса страшно за свою жизнь, я бежала, даже не оборачиваясь.

Вот уже вдали что-то мерцало, тусклый свет пробивался сквозь деревья.

«Неужели это трасса? – я потянулась к телефону, но тут же рука остановилась. – А вдруг он меня нашёл? А вдруг он на машине? Или знает короткий путь? А если я сейчас достану телефон, меня сразу станет видно, по светящемуся экрану».

Я начала всматриваться в темноту, пытаясь различить хоть что-то впереди. Больше никакого света я не видела. Теперь меня терзали сомнения, что это вообще могло быть. Но я всё же решилась достать телефон и свериться с картой, точнее, с тем расплывчатым пятном, которое смог загрузить интернет в этой глуши.

Взглянула на экран и поняла: я и вправду немного сбилась с маршрута и теперь бежала вдоль дороги, параллельно ей. Стоило немного повернуть вправо – и вот она, спасительная твердая поверхность под ногами.

Я уже на обочине. Стою, тяжело дыша. Ноги свело судорогой, и я просто рухнула на землю, на засохшую придорожную траву и щебень, пытаясь отдышаться.

Теперь оставалось только лечь здесь и умереть. Трасса была пуста, ни одной машины не проносилось мимо.

«Куда идти дальше – непонятно, а убийца где-то рядом. Похоже, это конец».

Такого со мной ещё никогда не случалось. Я вслушивалась в каждый звук, в каждый шорох, боялась даже дышать и периодически задерживала дыхание. Сердце ускорилось, казалось, вот-вот выскочит из груди, пробьет дыру в грудной клетке. И я просто лежала на обочине, не в силах пошевелиться.

Тут опять в глазах потемнело…

…Я снова он, убийца. Только сейчас он на берегу, а значит, не гонится за мной. Правда, в другом месте, не в том, где был Федя.

Он идёт к реке, гравий очень громко хрустит под его ногами. Там что-то лежит, едва различимое в темноте. Он светит фонариком, луч выхватывает из мрака бледное пятно и большую копну черных кудрей.

«Боже мой! Неужели это Женя? Самая смелая из нас, которая никогда ничего не боялась… А тут её бездыханное тело лежит на берегу, как выброшенная рыба».

Я не верила своим глазам, внутри всё сжалось от ужаса, к горлу подступил ком. Голова её неестественно вывернута, словно сломана шея, а на её светлой футболке – сквозная дыра, из которой явно вытекала кровь.

«Та, которая теперь живёт вместо неё, оказалась такой же смелой и не оставила ей ни единого шанса выжить. Не то что я, трусиха. Нашли кому дать оружие в руки».

Он переворачивает её несколько раз, пиная ногой, как пинал Федю. И тоже сталкивает в реку, отталкивая тело подальше от берега большой палкой.

Она плывёт дальше по течению, медленно покачиваясь на волнах.

«Покойся с миром, любимая подружка! Я буду скучать», – подумала я, и на этих словах в глазах снова потемнело….

…Но в этот раз я не вернулась обратно на обочину, я просто отключилась. Силы окончательно оставили меня. И, видимо, то, что убийца ещё где-то у реки, дало мне небольшую передышку.

Опасность миновала. Мозг требовал отдыха. А может, это был просто обморок, вызванный переутомлением.

Глава 12. Водитель

Меня разбудило постороннее вмешательство в мой сон. Кто-то сильно тряс меня за плечо.

Я открыла глаза и едва не вскрикнула от страха.

Надо мной нависал огромный, бородатый мужик с густыми, желтыми усами, как и всё, что росло у него на голове. Его ручища казалась в несколько раз больше моей. Он сжимал ею моё плечо, тем самым причиняя мне боль.

Стоило мне открыть глаза, как он разжал пальцы рук. Я, потеряв опору, больно рухнула спиной на щебенку, которой была отсыпана обочина.

– Ого, живая! – возрадовался он. Его басовитый голос был под стать владельцу. Такой же крупный и громогласный. – Я уж подумал, тебя машиной сбили да бросили тут, на дороге.

– Живая? – в полном непонимании происходящего, держась за ноющий ушиб на спине, я начала подниматься. С тревогой огляделась по сторонам.

– Дитё, ты откуда тут взялась то? И чего на дороге разлеглась? – продолжил он, аккуратно присаживаясь на корточки рядом со мной.

– А? Я? – я не знала, что ответить.

– Неужели совсем охмелела? – задумчиво разглядывал он меня. А потом шумно втянул воздух носом.

– Нет, – быстро выпалила я.

– Может, тебе помощь нужна? Может, к врачам тебя показать? – продолжил бородач уже более ласковым голосом.

– Я не знаю, – пробормотала я, не понимая, чего он от меня хочет.

– Так темень же на дворе, а ты тут, на обочине. Ни дров, ни лучины, а холод не тетка.

Его круглое лицо, сначала показавшееся мне зловещим из-за густой растительности, теперь, наоборот, казалось очень добрым и приветливым.

– Я с моста упала, – промямлила я.

– Упала она… – задумчиво произнёс здоровяк и протянул мне руку. – Пошли, в моей повозке всё-таки теплее. – помогая мне подняться, приговаривал: – Сидит под елью, дрожит, озноб её пробирает, – он помог мне встать на ноги, буквально приподняв двумя руками за плечи.

Только тогда я обратила внимание, что рядом стоит заведённая машина. Старенький, дребезжащий джип, синего цвета. Он освещает нас тусклым светом фар.

Я помешкалась. Не была уверена, что хочу идти куда-то с незнакомым мужчиной. Хотя, несмотря на свои огромные размеры, он внушал гораздо больше доверия, чем этот белобрысый маньяк, без остановки убивающий людей.

– Смелость города берёт, – сказал он и осторожно подтолкнул меня к машине. – Давай хоть до дома довезу, а то задерёт ночью тебя тут зверьё местное.

– Нет у меня дома, – уже почти шепотом ответила я. И из глаз тут же покатились слезы. Мне стало так горько от этих слов. Ведь такова была моя реальность в тот момент.

– Нет дома? Вот так клюква! – он задумчиво поправил бороду. – Может, к родителям тебя отвезти?

– Нет таких, – соврала я, понимая, что, скажи я сейчас правду, он просто решит, что я сумасшедшая.

– Ох, дитя, молодая, да ранняя, – причитал мужик. – Все вы по молодости совсем не цените жизнь. Поехали со мной, дам тебе ночлег. Утро вечера мудренее, там посмотрим, как тебе помочь.

Он призывающе открыл пассажирскую дверь своей машины и вопрошающе обернулся на меня.

Всё ещё дрожа от страха, холода и пережитого, я неловко забралась на высокое сиденье. Одежда на мне была всё ещё влажная, а ночью в наших краях могло и подморозить. Тем более где-то недалеко, у реки шарился маньяк. Оставаться на обочине было куда опаснее.

Я никогда раньше не садилась в машины к незнакомым людям. И вообще не любила незнакомых людей.

«О чём говорить с незнакомым человеком? О погоде? Но нам предстоит ехать вместе, столько о погоде не поговоришь. Эх, если бы был сейчас рядом Федя! – послышался мой внутренний голос. – Он бы точно нашел, о чем поговорить с этим бородачом. Федя вообще легко сходился с людьми, а я что? Я привыкла к своему магазинчику, к знакомым лицам там, а с чужими мне и слова не вымолвить.

А если этот мужик тоже маньяк? Меня же даже некому защитить. Убьёт – и никто этого не узнает. Вот оно странное ощущение, что ты вроде уже и не ты. Ведь дома, вместо тебя, уже есть кто-то и прекрасно живёт твоей жизнью…»

– Дитя, зовут-то тебя как? – басовитый голос водителя прервал мои размышления.

– Наташа, – зачем-то продолжила я врать.

– Ох, Наташа, имя-то какое красивое! Получается, не приняла тебя река? Что было, то прошло, быльём поросло, – рассуждал он, когда вырулил с обочины на трассу. Он то ли пытался поддержать разговор, то ли хотел что-то понять для себя.

– Заметно? – ответила я вопросом на вопрос, пока не понимая, что же он себе там надумал.

– Ох, да каждый год тут такие, как ты, у этой реки. Не все, конечно, выживают, кого-то и в мешках увозят. Что же вы, бабы, такие дурные?

Слово «мешки» резануло слух, и перед глазами снова встала жуткая картина: завод, затопленный водой, багровой от крови, и десятки тел, покачивающихся на поверхности. Весь этот ад наяву. Убийца с вынесенными мозгами… Все эти картины снова стояли перед глазами: и Федя, и ребята – ещё живые. От этих мыслей слёзы потекли из глаз. Больше я ничего не смогла ему ответить, только что-то буркнула себе под нос.

– Что ты, девица, рыдаешь? – тем временем продолжил он, периодически, отворачиваясь от дороги, чтобы посмотреть на меня. – Мужиков, что ли, в мире не хватает? С дураком свяжешься – сам дурак будешь. А потом прыгают они с мостов из-за дураков этих. Вон мой-то Ванька – хороший, жену свою любит и ценит, – показал он пальцем на фотографию парня с девушкой, приклеенной в пластиковой рамке на приборной панели. – Будет и на твоей улице праздник. Просто подождать надо. Молодка ещё совсем, чтобы с жизнью-то прощаться. Вон смотри: природа каждую весну оживает снова и снова, и жизнь продолжается. А в могилу ещё успеешь, бог заберёт, когда надо будет.

«Какой бог такое, как случилось сегодня, допустит?» – пронеслось у меня в голове, и от этого стало так обидно, до слёз. Я просто разрыдалась. Каждое его слово, возможно, и правда, но от них почему-то становилось всё больнее и больнее.

– Полно тебе плакать! – пытался он смягчить свой бас при обращении ко мне. – Это всё телевизор ваш виноват! Воспитал непонятно, что из детей, психика-то не окрепшая! А они вам всякие ужастики показывают – вот потом так и происходит. А раньше-то все на сказках росли, да уму разуму набирались. Придумали тут телевизоры эти!

Джип для водителя казался маловат, ему приходилось наклонять голову вперёд, чтобы не касаться потолка макушкой. Но его желтые волосы, длиннее чем обычно носят мужчины, всё равно наэлектризовались и прилипли к не менее желтому потолку. Водитель с машиной слились в единое целое. Тем временем его громкий голос не утихал.

– Переночуешь сегодня у нас, дом большой, да и Ванькина комната пустует. А завтра – с новыми силами в новую жизнь. И увидишь, она будет гораздо интереснее прежней.

Бородач что-то ещё говорил про жизнь, про свой дом, про Ваньку, но я уже не слушала. В ушах стоял шум, а перед глазами – пелена. В голове роились тысячи вопросов: «Что же теперь делать? Как дальше жить? Куда податься? Как жить иначе, не так, как я привыкла? Без друзей, без родных, без любимого…»

Облокотившись головой на стекло, я пыталась унять слёзы. Шум мотора, бубнящий голос водителя, мелькающие за окном темные силуэты деревьев, усталость и стресс взяли своё. Немного согревшись в кабине, я тут же отключилась. Сон снова забрал меня к себе.

Он не был спокойным и глубоким. Мне снилось, как я гоняюсь за собой с пистолетом, как Федечка оживает, лёжа на берегу, и просит, чтобы я подала ему руку. А у самого в спине – синяя дыра от пули. Я тянусь к нему, а он уплывает по реке, с вытянутой рукой, всё дальше и дальше. И смотрит на меня… этим взглядом. Взглядом маньяка, с его чёрными глазами.

Всё, что случилось за день, смешалось в одну сумбурную, невообразимую кучу. И крутилось как на повторе в моей голове.

Глава 13. Дом

Толчок от внезапной остановки машины вырвал меня из беспокойного сна. Я приподнялась, огляделась по сторонам. Туман в голове: отчаяние, безысходность, и полное непонимание происходящего: «Что происходит? Где вообще я?»

Лёгкий шок сменился ошеломляющим осознанием: «Не дома, не в тёплой постели, и Феди рядом нет. Я бросила его на берегу реки. А этот маньяк отправил его дальше плыть… Никто его теперь даже не похоронит», – лавина тревожных мыслей обрушилась на меня.

– Где я? – спросила хриплым спросонья голосом, пытаясь рассмотреть что-нибудь в окне, но вокруг была только тьма.

– Проснулась? – улыбнулся в ответ бородач. – Долго ли, коротко ли, до дома добрались.

И вправду, фары освещали массивный деревянный забор, а за ним – деревянный дом с резными наличниками на окнах. Крыша дома, крытая дранкой, гармонично сочеталась с резным декором, сглаживала острые края. Издалека создавалось впечатление, что она, вовсе, мягкая.

В одном из окон горел свет. Кто-то, выглянул и тут же исчез.

– Вон жена моя, Марфа, уже бежит встречать. Не робей! Выходи. Чего в машине сидеть-то? – настойчиво предложил водитель покинуть его автомобиль.

Я не с первого раза открыла дверь машины. С трудом слезла с высокого сиденья. И тут же с громким звуком по щиколотку увязла в грязи.

«Явно деревенька не из близких. Должно быть, я проспала часа два, не меньше. Надо бы узнать, который час, – подумала я, потянувшись за телефоном. Но, увы, экран остался предательски черным. – Видимо, аккумулятор всё же сел.

Наверняка, он мне рассказывал, куда мы едем, а я всё проспала. Вот дура-то а! Теперь я ещё и неизвестно где нахожусь. Отличное продолжение этого безумного дня!

А спросить то уже неудобно. Некрасиво получится, если он мне всё это уже говорил. Ладно, завтра разберусь, когда буду от сюда выбираться. Вроде он на маньяка не похож. Да и переночевать предложил, и денег не просит, вроде бы… если и это я тоже не пропустила мимо ушей».

Проваливаясь всё глубже в грязи с каждым шагом, я раздосадованная побрела за ним к воротам. Он был в резиновых сапогах, так что ему эта грязь и грязью не казалась.

– Марфа, голубушка, утопленницу подобрал на трассе. Накорми её, да спать уложи, – сказал мужчина, как только жена открыла калитку. Его голос гулко разнёсся по пустой улице.

Марфа, поправляя цветастый платок на голове, кивнула мужу и направилась ко мне. Свет фар, скользя по её лицу, высветил глубокие складки вокруг глаз и рта, подчеркивая острые черты лица. Серые глаза, глубоко посаженные, смотрели прямо на меня с пронзительной внимательностью.

– Как зовут тебя, дитя Божье? – спросила она ярким и теплым голосом, в котором чувствовались одновременно строгость и забота.

– На… – тут я с ужасом поняла, что совершенно не помню, какое имя назвала её мужу. В голове мелькнуло какое-то нелепое «Настя», но я тут же отбросила эту мысль. – Наташа, – выпалила я, надеясь, что угадала.

«Имя-то какое-то… обычное. Совсем не моё. Но слов назад не воротишь. Буду Наташей. Даже не понимаю, почему я соврала. Всё же доброта людская пугает. Не привыкли мы к такому. Город воспитывает по-другому, учит никому не доверять».

– Я Марфа Ивановна. Будем знакомы, – улыбнулась она.

Улыбка осветила морщинки вокруг глаз Марфы, словно лучики, выхваченные из тени лет. Она протянула мне свою руку, крепкую, мозолистую, как кора старого дерева. Её ладонь была тёплой. На ногах у неё, как и у мужа, надеты резиновые сапоги, и грязь ей была нипочём. Тогда как мои кроссовки безнадёжно утопали в липкой жиже.

Марфа, жестом указала следовать за ней и направилась к калитке. Свет фар теперь скользил по её спине, высвечивая темные складки простого платья, и длинную, туго заплетенную, коричневую косу с проседью, спускающуюся до пояса.

Меня всё не покидала навязчивая мысль: «как я могла проспать всю дорогу и оказаться теперь в этой глуши, неизвестно где?»

– Очень дитя напуганное. Ты на неё с расспросами не набрасывайся, – строго, но с теплотой в голосе, сказал хозяин машины, чьё имя я так и не удосужилась спросить.

«Да что со мной сегодня такое? Иду в дом к людям и даже имя хозяина не узнала».

Я следовала за Марфой, а бородач остался за калиткой.

Дом был небольшой, одноэтажный, срубленный из тёмного, почерневшего от времени бруса. Снаружи брёвна ничем не были обшиты, обнажая грубую текстуру дерева, потрескавшегося от морозов и летнего зноя.

Перед дверью лежал самодельный металлический коврик – железный каркас с натянутой на него ржавой сеткой. Марфа ловко вытерла о него сапоги, и пошла дальше.

Я попыталась повторить то же самое со своими кроссовками, но то ли навыка не хватило, то ли сообразительности. Грязь упорно не желала отставать.

– Да что ж ты там, дитя, возишься? Проходи уже так, добела не ототрешь, – с лёгкой усмешкой заметила Марфа Ивановна мои нелепые попытки оттереть коричневую жижу. – Проходи, проходи.

– Ну, грязь… – пробормотала я, продолжая скрести обувью по коврику, словно пытаясь высечь из него искру.

– Да что грязь-то? Высохнет. Я всё уберу. Что ты со своей городской обувью поделаешь? Проходи, – настойчиво, но без раздражения, повторила она. И я, понурившись, поплелась по деревянным ступенькам, оставляя за собой предательские коричневые комки и мокрые следы.

«Ну вот, приперлась, как чушка. Мало того, что в дом к незнакомым людям, так ещё и грязи нанесла», – мысленно ругала я себя.

Широкое, скрипучее крыльцо с покосившимися перилами вело к двери, обитой грубыми досками. Она открывала путь в уютный тамбур. В нём, сумрачном и прохладном, пахло сушёными травами и дымом из печи. Из-за двери кухни доносилось тихое потрескивание дров.

Марфа указала на лавку вдоль стены, тем самым приглашая присесть. Следом она велела снять кроссовки. А взамен я получила мягкие, вязаные тапочки, от которых веяло домашним теплом и уютом.

Внутри дом ничем не был обшит. Только брус был гладкий и ровный, как будто пластмассовый. Я из любопытства провела по нему рукой, ощущая приятную прохладу дерева и едва заметные бороздки от рубанка.

– Нравится? Ещё мой прадед Игнатий строил, – от басовитого голоса я аж вздрогнула, едва не подпрыгнув на месте. Оказалось, хозяин уже вошел за мной следом, абсолютно бесшумно.