Полная версия
В один миг всё изменилось. Всё, что было так важно, так дорого, так привычно, исчезло, словно этого и не было никогда. И мир уже никогда, никогда не будет прежним.
Казалось, что я попала в ад. Все события сегодняшнего дня… это уже слишком. Это за гранью реальности.
«Трупы, убийца, полиция, оружие, этот ужас… а в конце всего… в конце всего этого – он, мой Федя. Мой любимый, но бездыханный. Лежит такой… совершенно мёртвый, а кажется… что просто спит. Так крепко спит.
Хочется обнять его, разбудить, и вот сейчас он откроет глаза, улыбнётся… Но нет. Не просыпается. И никогда уже не проснётся».
Ком встал в горле, слёзы снова начали подкатывать к глазам. Настоящие, искренние слёзы, те, которые не спрятать и не остановить. Конечно, слезами горю не поможешь, но осознание того, что его больше нет, слишком больно ранило мою душу.
«Как же так? Ведь он всегда был рядом. Абсолютно всегда. А теперь его нет. Его бледное, холодное лицо, такое родное… – я прикасалась к его лицу, гладила его по волосам, он такой холодный. – Хочется согреть его всеми силами, но теперь мой Федечка в вечном сне. И чем больше думаешь об этом, тем тяжелее становится, но и не думать не получается».
Слёзы лились из глаз сплошным потоком.
«Боль, пустота и страх. Страх перед будущим, перед переменами. Мозг отчаянно сопротивляется, отказывается верить в происходящее. Так хочется проснуться! Но нет. Это не сон, и от этого становится ещё больнее».
Невольно начинаешь вспоминать прошлое. То что было, что мы успели сделать вместе, а чего так и не сделали, что я ему обещала, но так и не выполнила. Все ссоры и обидные слова. Все слова любви, так и не сказанные на прощание.
Понимаешь, что этого уже никогда не исправить. Больнее всего от мыслей о том, о чём мы вместе мечтали. Теперь это никогда не сбудется. Все наши мечты разбились вдребезги, при падении с моста.
Вся жизнь рухнула в один миг. И никак, никогда не сможешь к такому подготовиться заранее.
Смерть – это то, что приходит внезапно и забирает с собой частичку тебя. И всю твою жизнь вместе с любимым человеком.
Слёзы не утихают, полная безысходность, страх, паника, непонимание… Так и хочется закричать, спросить у кого-нибудь:
– За что?!
Просто прокричать в небо:
– ЗА ЧТО? Почему не я?! – а в ответ услышать только собственное эхо, которое издевательски повторяет твои слова.
«Почему я должна прощаться с самым любимым, самым родным человеком? Почему я должна пережить эту невыносимую боль?»
Винишь его, винишь себя, винишь весь мир, но это не помогает, не успокаивает, а делает ещё хуже.
«Больно. Ужасно больно. И это не физическая боль, которую мозг может заглушить всплеском гормонов, это душевная боль. Она разрывает изнутри.
Пустота, оставшаяся от Феди, как чёрная дыра. Вначале всё всасывает внутрь себя, оставляя только оцепенение. А потом – взрывается, разорвав всё тело на мелкие куски, оставив от тебя только фарш. И каждый кусочек болит и плачет».
Всё, что было до этого момента, кажется сказочным сном, а вот смерть… она пробуждает, она реальна, она здесь, она смотрит тебе прямо в глаза и смеётся.
Ты просто рыдаешь и ничего не можешь сделать. Кажется, что только время сможет залечить эту рану, но не сейчас… к сожалению, не сейчас.
Глава 9. Галлюцинации
Мы с Федей оказались на небольшом, пологом участке берега, где было метров пять намытого песка, среди каменистых завалов и зарослей вокруг. Трава, растущая вдоль реки, была уже намного выше человеческого роста, образуя собой плотную зеленую стену, отрезавшую её от всего мира.
Сразу видно, что сюда давно не ступала нога человека – лишь дикие травы, сплетаясь, боролись за место под солнцем. И густой ивняк, склонившийся над самой водой, делал это место глухим и уединенным, скрытым от посторонних глаз.
В воздухе витал сырой, землистый запах, смешанный с горьковатым ароматом прелой листвы и тины.
Шум реки, перетекающей через камни, заглушал все мысли в голове, создавая гнетущее ощущение оторванности от мира. Я словно оказалась на краю земли, забытая всеми. Бесконечный шум усиливал чувство безысходности. Хотелось отойти подальше, спрятаться от этого шума, но плотная растительность отделяла меня от спасительной тишины.
Села на большой камень, чтобы немного просохнуть, пока ещё светило солнце.
Я была одна. Совершенно одна в этом холодном, враждебном мире, наедине со своим горем. На этом заброшенном, Богом забытом берегу.
Немного успокоившись, я попыталась взять себя в руки и начать что-то делать. Искать варианты, как быть дальше. Ведь время неумолимо шло к вечеру. Спешащее солнце уже готовилось попрощаться со мной на сегодня, играя бликами на поверхности воды.
Просидев на берегу уже какое-то время, я снова и снова прокручивала в голове события, предшествовавшие прыжку. Чем больше я думала, тем больше начинала сомневаться, что всё было именно так. Ведь такого просто не могло быть.
«Как я могла находиться в двух местах одновременно? Это же невозможно! Вероятно, на фоне стресса… трупы, оружие, такое море крови даже по телевизору не увидишь, а тут всё вживую, на расстоянии вытянутой руки.
Может, тех, кто за нами гнался, вовсе и не было? Может, мы надышались чем-то галлюциногенным в том здании, и всё это были просто групповые галлюцинации? Или же кто-то и гнался, но мне просто показалось, что они похожи на нас?
Как же тогда объяснить труп Блондина и тут же, рядом, ещё одного, абсолютно живого Блондина? Может, я и вправду вижу призраков? Но как тогда объяснить то, что я видела себя со стороны? Я же не умерла, или умерла?
Такое даже в самых смелых фантазиях не придумаешь, а тут всё было настолько… реально. Но ведь на самом деле этого не могло быть! Наверное, всё-таки в здании были какие-то отравляющие вещества, которые повлияли на мою психику. А я провела в здании дольше остальных.
Постоянная головная боль, наверное, всё-таки последствия отравления. А люди с оружием может были служащими закона, которые тоже много времени провели в здании. И вообще они не собирались нас убивать, а из-за этих галлюцинаций мы просто сами прыгнули с моста».
Мне не с кем было даже поговорить об этом.
«Как же мне сейчас не хватает тебя, Федя!» – прошептала я, рассматривая бездыханное тело мужа. Всё ещё надеясь, что он начнет дышать.
«Я бы сейчас спросила у него, что же это всё-таки было такое. Он бы обязательно нашёл ответ. Спросила бы, что он видел перед прыжком», – и я снова вернулась к мыслям о муже.
Эта боль снова и снова пронзала меня, как остро отточенный нож. Внезапно голова закружилась, а в глазах потемнело…
…Вот я сижу рядом с Федечкой, и мы едем в машине.
Странно… мы все в ней: и Валера, и Женя. Улыбаемся.
«Неужели это рай?» – промелькнуло у меня в голове.
Мы уже подъезжаем к городу. Я узнаю эти места. Дома, мимо которых мы проезжаем, напоминают окраину. Все смеются, что-то обсуждают. Говорят, о том, как хорошо отдохнули у реки, как славно провели время на природе.
«Снова галлюцинации? А где берег? Или… это был сон? Какой же кошмар мне приснился!»
Чтобы не думать об этом жутком сне, я попыталась поддержать разговор, но едва открыла рот, как голова снова закружилась, в глазах потемнело…
…одежда вся мокрая, липнет к телу. Меня бьёт дрожь от холода.
Берег реки.
– Да что же это такое?! – вырвалось у меня с полным отчаянием. – Этого просто не может быть! Я точно схожу с ума.
Рядом лежит Федя… совсем не такой живой, каким он был мгновение назад, сидя рядом в машине. И меня снова захлёстывает волна рыданий. Я оплакиваю своего мёртвого мужа.
«Я просто не понимаю, что происходит. Мой мозг явно издевается надо мной, играет со мной в безумные игры».
Вся одежда насквозь мокрая. А солнце уже норовило спрятаться за деревьями. Полная растерянность, непонимание. И мёртвый муж рядом, на берегу реки.
«Нужно что-то делать. Как избавиться от этих галлюцинаций, я не представляю. Мне нужно обратиться в больницу».
Я посмотрела на свой телефон… то ли его залило водой, то ли он просто разрядился, экран был безжизненно чёрен. Мне пришлось разобрать его на части, отделив аккумулятор. Разложить на берегу, на ещё теплом от уходящего солнца песке.
«Может, хоть что-то высохнет, пока окончательно не стемнело».
Я сняла с себя как можно больше мокрой одежды и развесила её на ветвях кустарника, надеясь, что она тоже хоть немного успеет подсохнуть, пока солнце вовсе не исчезло.
«Сколько же времени мы плыли, если уже закат? Где Валера и Женя? Живы ли они? Или это они настоящие едут в той машине?» – в голове беспрерывно крутились одни и те же вопросы, и ни одного ответа.
«Мы с Федей лежали на берегу этой реки совсем недавно, днём, перед тем как отправиться на этот проклятый завод. Только тогда он был жив. Он был ещё жив… А сейчас его нет. Как же так? Я жива, а он… нет. Его больше нет. Вот он был – и вот его нет». – Это страшное, жуткое осознание, как яд разливалось по моему мозгу.
Но тут снова всё поплыло перед глазами…
…Я еду в машине с Федей. Мы разговариваем, но я… я не управляю собой, не могу ни о чем его спросить.
Я бы умоляла ударить меня по лицу, чтобы я смогла проснуться. Но я как зритель на этой вечеринке, только зритель от первого лица.
На этот раз мы уже подъезжаем к нашему дому. Валера остановился у подъезда, чтобы высадить нас.
Мы попрощались с друзьями. Настроение у нас приподнятое, любимый обнимает меня за плечи, что-то шутит и смеётся. Я тоже смеюсь, хотя ещё совсем недавно рыдала.
Душа разрывается на части от мысли, что этих прикосновений я больше никогда не почувствую. Да и сейчас я ощущаю их как-то притупленно, словно через толстое стекло.
«Я не понимаю, как это возможно: когда ты – это ты, но при этом не управляешь своим телом».
Мы заходим в подъезд нашего дома, поднимаемся по лестнице, в нашу квартиру, где нас встречает наш попугай, весело щебеча от радости. В зеркале прихожей я вижу своё отражение. Я радостная, улыбаюсь, но я нутром чувствую, что это не я. Ни намёка на слёзы, хотя на душе такая тяжесть, что, кажется, ещё чуть-чуть и я не смогу больше этого вынести.
Разуваюсь, прохожу по квартире. Спрашиваю у попугая, как он себя вёл сегодня, не хулиганил ли. Это тело не слушается меня, я не контролирую его.
«Неужели это происходит на самом деле? Неужели какие-то другие «мы» вернулись сегодня домой? Что из всего происходящего – галлюцинации? Я, та, которая «она», которая сейчас на берегу, или та, которая разговаривает с моим мужем, целует его в щеку и собирается готовить ужин? Ведь она ходит по моей квартире. Да кто она вообще такая?!»…
…И снова шум реки. Берег.
Вокруг, словно насмехаясь над моим горем, простиралось безмолвие.
Снова дрожь пробирает от холода. На мне нет практически никакой одежды, холодный бриз от реки заставляет дрожать. Хотя только что мне было тепло и комфортно в моей квартире.
«Я определённо схожу с ума. Мне не в больницу надо, а в психушку прямая дорога», – чувствовала я, как мой разум рассыпается на части.
Схватилась за голову, крепко сжала её руками. Упала на песок и начала кататься по берегу в позе эмбриона. Тихо стоная, как раненый зверь. Я обняла колени и заплакала, а потом меня просто выключило. Заснула прямо там, на берегу реки, в этой позе, практически голая, бессильная и раздавленная.
Глава 10. Мама
Проснулась я, примерно через полчаса, когда солнце уже почти скрылось из виду. Лишь последние лучи ещё касались верхушек деревьев на противоположном берегу.
Я огляделась по сторонам в отчаянной надежде, что сейчас проснусь там – на нашей поляне, ещё до похода на этот проклятый завод, и мы радостно поедем домой.
Но нет. Я очнулась на холодном песке рядом с не менее холодным Федей, который не дышал, и уже всё меньше был похож на себя. Он словно постарел прямо у меня на глазах за пару часов. Кожа его бледнела, приобретая восковой оттенок, и вся сморщилась.
«Похоже, это и есть реальность. И я вовсе не дома, не с живым мужем. Видимо, всё остальное мне просто приснилось».
Больше не желая ничего обдумывать, потому что именно от этого, кажется, и возникают эти ужасные галлюцинации, я начала собирать вещи с берега. Они успели немного подсохнуть, но всё ещё были влажными.
Понимая, что оставаться здесь на ночь нельзя. Собрала разложенные части от телефона. Забрала кошелёк у Феди из кармана его промокших брюк, его телефон, ключи от квартиры – всё, что смогла найти, ощупывая одежду дрожащими руками.
Самое главное – сняла с его лица очки и надела на себя. Они как маленькая частичка его самого, которая мне так была нужна в тот момент. Мне казалось, через них я буду видеть, как он и стану немного ближе к нему, а может быть обрету смелость как у него.
Оттуда нужно было выбираться.
«Но как выбираться, когда не знаешь, где находишься? Надо понять, куда дальше двигаться. И главное – не поддаться панике. Ведь всё может быть ещё хуже. Например, я могу окончательно потерять рассудок от этих ужасных галлюцинаций», – продолжался мой внутренний диалог.
Обняла на прощание мужа и поцеловала его в холодную щёку. Сердце болезненно сжалось в груди, словно его сдавили стальные тиски.
«Как же я могу оставить его здесь, одного, на этом берегу? А вдруг… он проснётся?»
Но сумерки неумолимо приближались, не оставляя времени на раздумья, сгущаясь вокруг, словно живое существо. Я с болью в сердце оставила Федю и отправилась на поиски дороги. Хоть какой-нибудь дороги, ведущей хоть куда-нибудь.
Пробираясь сквозь густые заросли кустарника, царапая кожу о жесткие ветки, я порадовалась очкам на лице, которые защищали мои глаза от растений. Преодолев эту зеленую стену, я наткнулась на едва заметную тропинку. Пошла по ней. Под ногами то и дело попадались острые камни и коварные корни деревьев.
Высокие, мрачные сосны начали тесниться вокруг. В полумраке стволы казались черными, зловещими, словно безмолвные свидетели. В воздухе витал густой, терпкий запах смолы и прелых листьев, смешанный с сыростью земли. Этот запах, обычно такой успокаивающий, сейчас казался удушающим, напоминая о смерти.
В лесу стояла звенящая тишина, прерываемая лишь редким, тревожным криком ворона вдалеке и тихим шелестом ветра в кронах деревьев.
На ходу, дрожащими руками, пыталась собрать свой телефон, соединяя детали онемевшими пальцами. Попытка включить и… о чудо! Он издал звук приветствия, слабо подсветив экраном в сгущающихся сумерках. Я никогда ещё не была так рада включающемуся телефону.
«Хорошо, что он не разрядился. Это как тоненькая ниточка надежды, как шанс на спасение. Я могу позвонить. Но кому… Ну конечно же, маме! – тут же нашел ответ мой мозг – Когда тебе так плохо, когда кажется, что весь мир отвернулся, голос родного человека – это единственное, благодаря чему, можно ощутить, что ты всё ещё кому-то нужен. Тот самый голос, который звучал ещё до рождения, который пел колыбельные на ночь. Голос, который ты знаешь всю свою жизнь, – голос матери.
Именно он может вернуть в чувство, поддержать и дать сил жить дальше. Именно этот голос – моя последняя надежда. Когда ты в полной безысходности и не понимаешь, что вообще происходит, нужно звонить маме. Мама всегда успокоит, поможет и поймёт».
И полная внезапно вспыхнувшей надежды, я набрала её номер, судорожно прижимая телефон к уху. Даже не успела подумать, что я ей скажу.
Тут я услышала его – этот родной голос. Её образ сразу же нарисовался перед глазами. Тонкие губы, растянутые в доброй улыбке. Короткие темные волосы, уложенные в аккуратном каре. Любимый красный фартук, в котором она ходит по дому последние лет пять. Мне тут же захотелось разрыдаться, как маленькой девочке.
– Приве… – но я не успеваю закончить слово, как она уже отвечает:
– Да-да, что-то нас разъединило, – начинает говорить она как ни в чем не бывало, и, как всегда, не давая вставить и слова. – Так вот, я как раз рассказывала, что она мне в этот момент начинает долго и упорно объяснять, сама не понимая, что говорит. Ну, я-то всю жизнь помидоры выращиваю, я…
– Кто эта она? – пытаюсь я вникнуть в суть её рассказа.
– Соседка. Доча, ты меня совсем не слушала? Наверное, уже уснула, а я тут со своими сплетнями… Прости, кому-то же нужно было пожаловаться. Вы, наверное, уже легли, – мамин голос был наполнен разочарованием.
– Мама, ты о чём? – я же тем временем находилась в полном недоумении.
– Так это не связь прервалась, это ты, наверное, уснула. Ну, давай тогда я завтра перезвоню, а то после отдыха на природе всегда так спать хочется, – она слегка растягивала последние слова, чтобы сделать на них акцент, обычно так она прятала свою досаду.
– Эээ… – я не нахожу, что ответить, а мама уже положила трубку.
Тут меня словно молнией пронзает: когда в последний раз я была там, дома, с живым Федей, в своих галлюцинациях, я говорила что-то про маму, что собираюсь ей звонить.
«Да не может этого быть!» – вырывается у меня. Я в абсолютном смятении. Беру и снова набираю её номер.
– Да? Ты что-то забыла сказать? – отвечает мама.
– Мам, а мы с тобой… разговаривали сегодня? – я не придумала, как лучше это сформулировать.
– Ох, доченька, голос у тебя совсем убитый. – с жалостью начала она – Ты ложись спать, а то вопросы у тебя уже странные такие. Мы же проговорили почти час, а ты, этого даже не помнишь, – уже с явным раздражением отрезала она.
– Прости меня, – единственная реакция, когда мать тебя отчитывает.
– Ничего страшного, бывает. Завтра созвонимся, – она кладёт трубку.
В этот момент у меня в глазах снова потемнело…
…Я стою у себя на кухне:
– Федечка, у меня что-то с телефоном. Мы разговаривали с матерью, а тут всё прервалось, и теперь показывает, что нет сигнала сети.
– Сладкая моя, давай завтра будем решать эту проблему. Я уверен мама до завтра потерпит, – его голос выбивает меня из колеи…
…И я снова на тропинке, ведущей куда-то в лес, в неизвестность.
«Это всё шутки моего больного воображения. Это галлюцинации. Этого не может происходить на самом деле. Это всё ложь! Стоп! Я знаю, как убедиться раз и навсегда. Я могу позвонить Феде. Точно. Телефон моего Феди у меня в руке. Он отключился – его залило водой, и не факт, что он вообще когда-нибудь включится».
Ещё раз достала телефон мужа и убедилась, что он выключен. На всякий случай даже вытащила батарейку. После чего набрала его номер, и затаила дыхание.
Пошли гудки…
…И тут снова я – это «она», неконтролируемое моим мозгом существо, которое похитило мою жизнь. Она стоит на кухне и режет хлеб, орудуя ножом так, словно всю жизнь только этим и занималась.
Федя выглядывает из соседней комнаты и спрашивает, зачем я ему звоню. Она тянется к телефону, чтобы посмотреть, как такое вообще возможно, когда нет сигнала сети…
…Я снова я. Резко сбросила звонок, чуть ли не выронив телефон на землю. Гудки прекратились.
Стоя посреди какого-то леса, в сгущающейся темноте, я просто замерла, пытаясь переварить всё увиденное.
«Неужели это не галлюцинации? Не может же быть, что всё это правда, что там, у нас дома, есть другие «мы», те самые… как бы мне ни хотелось это признавать, те, которые гнались за нами с оружием по мосту».
Вся картина вдруг сложилась в единое целое, словно пазл, над которым я билась так долго, вдруг собрался сам собой.
Весь мой мир рухнул.
Как будто кто-то украл твою жизнь, а ты просто смотришь на неё со стороны.
Как будто ты больше не нужен этому миру, и тебя просто выбросили на помойку. Как списанный инструмент. В какую-то глушь, на берег этой сраной реки.
Как будто твой профиль в социальных сетях кто-то взломал и теперь ведёт его вместо тебя. А ты беспомощно за ним наблюдаешь.
Как будто твоя жизнь – это просто фильм, который ты смотрел, а сейчас его перемотали на титры.
Как будто мир развалился на параллельные вселенные, и каждая из них идёт своим чередом. Только ты остался не в той вселенной, ещё хуже, где-то между ними.
Как будто ты невидимый призрак, в поисках того, кто тебя заметит.
«Это невозможно передать словами – это абсолютное жгучее чувство несправедливости. Хочется позвонить матери и накричать на неё за то, что она слушает какую-то не ту девку, самозванку, и верит ей. Накричать и всё объяснить! Но она же всё равно мне не поверит, а ещё, чего доброго, бросит трубку и приедет к нам домой. А там они – двое, хрен пойми кто и откуда появились. Они отняли нашу жизнь. Нашу с Федей счастливую жизнь. И убили его. Да! Именно они убили его!»
От осознания этого меня охватило отчаянное желание броситься в реку, туда, где покоится тело моего Феди.
«Куда мне теперь? Кому я теперь нужна? Брожу тут в каком-то лесу в сумерках… А вдруг меня волки сожрут? Может, просто сесть здесь и умереть с голоду?» – в животе предательски заурчало.
В полной безысходности я опустилась на поваленное дерево, замшелый ствол которого уже начал подгнивать. Не понимая, зачем вообще мне куда-то двигаться дальше, зачем мне жить.
Глава 11. Рывок
«А может, я не просто так выжила?» – спустя какое-то время мелькнула у меня мысль, но мои размышления тут же прервались: в глазах снова начало темнеть. Я даже успела этому обрадоваться:
«Вот, сейчас я снова увижу его, моего мужа, живого и настоящего, насколько настоящим он может быть в этих видениях»…
…Но тут что-то пошло не так. Я иду по берегу реки, очень похожему на тот, откуда я недавно ушла. Иду по песку. Но, кажется, это вовсе не я.
Я вижу свои ноги. Эти ботинки… такие большие, но до боли знакомые. Те самые армейские ботинки почти до колена.
«Господи, неужели я – этот маньяк? Тот самый Рембо, он всё же жив. Какой кошмар! – мысли нервно бегали в моем мозгу, пытаясь вырваться наружу. – Какое-то знакомое место… О, нет! Это же тот самый берег, где я вылезла из воды. Нет! Федечка!!!»
Я снова вижу его, там, где я его оставила. Мне так хотелось закричать.
Вот он, это чудовище, приближается к нему. Он пинает его ногой в бок, проверяя, жив ли Федя.
«Не трогай его, придурок!» – кричу я изо всех сил, но, похоже, Блондин меня не слышит.
«Или я кричу только у себя в голове?»
Он берёт и переворачивает его на живот, приподнимая за плечо. На спине видна разорванная одежда и посеревшее отверстие от пули.
«Вот что я не догадалась сделать – перевернуть его! Его застрелили… прямо в спину».
Блондин берёт и сталкивает его обратно в реку, безвольное тело плюхается в воду.
«Стой, сволочь!!! Куда?» – пытаюсь я докричаться до него, но ничего не происходит. Он продолжает делать то, что делал, – осматривает место, где я была, топчется по песку, глядя на него.
«Если сейчас он найдет мои следы…» – проносится в моей голове. Сердце начинает бешено колотиться, страх разливается по венам, обжигая холодом.
Он оглядывается вокруг, смотрит в ту сторону, куда я ушла. Видит повреждённые кусты, через которые я вылезла с берега. Тут он начал своё зловещее приближение, идя точно там, где пробиралась я. С треском ломая ветки перед собой, словно желая меня напугать.
«Я же совсем недалеко! Он меня сейчас найдет, догонит и убьёт!» – пульсирует у меня в голове. Я слышу стук собственного сердца сквозь пелену видений.
Но тут он останавливается, поворачивается и берёт курс дальше вдоль реки, перпендикулярно моему следу. Что-то рассматривает под ногами, оглядывается по сторонам, выискивает взглядом в сгущающейся тьме.
«Понял ли он, что я жива?»
Внезапно разворачивается и идёт по той самой тропинке, по которой шла я.
Режущая боль пронзает голову.
В глазах снова потемнело…
…Я резко вскочила с дерева, и рывком бросилась бежать дальше в лес, как можно дальше от речки, прочь от этого ужасного места.
«Где-то точно должна быть дорога!» – билось у меня в голове.
Сил почти не осталось, но нужно бежать, подальше от этого маньяка.
«Бежать. Бежать! Бежать!!»
Бежала по лесу, не чувствуя своих ног от напряжения, продираясь сквозь колючие кустарники.
«Только бы понимать, куда бежать. Телефон! Телефон вроде ещё жив, – я нажала на кнопку и включила экран телефона, не сбавляя скорость. – Загрузить карту… Где я? Где дорога? Интернет, загрузись, работай, пожалуйста!»
На экране расплывчатое изображение, смутно напоминающее очертания карты, трудно различимое из-за плохого интернета.
«О! Я вижу дорогу. До неё ещё, наверное, пара километров… И я бегу не туда… Точно не туда. А нет, может быть и туда», – стрелка на карте несколько раз меняла свое направление из-за помех от деревьев. Хаотично дергаясь из стороны в сторону, прыгала по экрану.
