Смертный цветок

Гадес почувствовал, как его брови слегка нахмурились, когда Леда опровергла его обвинение в ревности. Он чувствовал, как прилил жар к ее щекам, видел, как она избегала его взгляда, снова занявшись цветами. Он знал, что задел ее за живое, но не был уверен, как интерпретировать реакцию.

– Нет? – он растерялся, в голосе промелькнула нотка замешательства. – Тогда в чем дело, Леда? Потому что я видел, как ты смотрела на нас, как изменилось выражение твоего лица, когда Салея попыталась поцеловать меня. Ты как будто что-то увидела… И вся ситуация показалась тебе неестественной.

Гадес сделал шаг ближе к Леде, его высокая фигура нависла над ее дрогнувшим силуэтом. Он мог видеть, как слегка дрожали ее руки во время работы, как ее шея и щеки покраснели глубоким, красноречивым румянцем.

– Возможно ли, что ты находишь Салею … лишенной этого? – его голос был низким и задумчивым. – Я имею в виду, что она не кажется тебе подходящей для кого-то вроде меня? Потому что, должен признать, твоя реакция вызывает у меня любопытство, Леда.

Гадес протянул руку и нежно коснулся плеча девушки, его пальцы коснулись мягкой ткани ее рубашки. Он почувствовал, как она напряглась под его прикосновением, и понял, что ему нужно действовать осторожно.

– Скажи мне, что бы ты сделала, если бы была на месте Салеи? – прошептал он едва слышно. – Ты бы бросилась ко мне так безрассудно, так страстно? Ты бы хотела, чтобы я … взял тебя?

Слова Гадеса были смелыми, почти чересчур смелыми. Но он ничего не мог с собой поделать. В Леде было что-то такое, что привлекало его, что заставляло хотеть понять ее на более глубоком уровне. Он знал, что это неправильно, но не мог отрицать влечения, которое испытывал к ней.

Леда взвизгнула, когда услышала неуместные слова Гадеса – ее лицо и уши покраснели еще сильнее, она почувствовала жар в груди. Жар обиды от того, что он решил, будто был ей интересен – она вдруг явственно ощутила себя на месте Салеи, которую упрекала мысленно пару минут назад в том, что та пыталась взять то, что ей не принадлежало. Но ведь Леде тоже не принадлежало ничего из того, что находилось в этом магазине. И никого.

Она отшатнулась, прижала выбранные цветы к груди, рывком заправила прядь волос за горящее ухо и затараторила:

– Меня ваша личная жизнь. Не. Интересует. Лорд. Гадес, – почти по слогам проговорила она и тут же бросилась в главный павильон, лишь бы не сгореть со стыда. В висках панически стучало.

На ее удачу (и несомненное облегчение) в магазин зашло несколько молодых парней, глазами рыскавших в поисках подходящих букетов.

– Чем я могу вам помочь? Здравствуйте, – Леда торопливо подошла к молодежи: они оценили ее глазами, как один из букетов, представленных на витрине, и обменялись неловкими, но многозначительными взглядами.

– Нам нужен букет для нашей бабули, – сказал один из них, который был выше и крепче остальных.

– Какие цветы она любит? – спросила Леда, хотя ее лицо все еще было красным, а голова все еще была занята словами Гадеса, буквально звеневшими в ушах.

Гадес наблюдал, как Леда убежала от него, прижимая цветы к груди, как щит. Он мог видеть румянец на ее коже, то, как она волновалась и заикалась при ответе. Он явно задел за живое своими смелыми словами и сожалел, что заставил ее чувствовать себя так неловко.

Но когда он наблюдал, как она бросилась помогать молодым людям, вошедшим в магазин, он не мог не почувствовать укол … чего-то. Разочарования? Сожаления? Замешательства? Он не был до конца уверен. Все, что он знал, это то, что не хотел, чтобы Леда чувствовала то же самое, не хотел, чтобы она думала, что он какой-то хищник, пытающийся воспользоваться ею.

Гадес тихо вздохнул, проводя рукой по своим темным волосам, обдумывая свой следующий шаг. Он знал, что должен извиниться, чтобы все исправить. Но он также знал, что ему нужно поосторожничать, не позволить своему интересу к ней затуманить его рассудок.

Гадес глубоко вздохнул и направился к главному павильону, его широкие шаги сокращали расстояние между ними. Он слышал, как Леда разговаривала с молодыми людьми, ее голос все еще слегка дрожал, но в остальном был профессиональным. Он восхищался ее преданностью работе, ее стремлением убедиться, что каждый клиент останется доволен покупкой и сервисом.

– Извините, – подошел он, его глубокий голос прорвался сквозь болтовню молодых людей. – Прошу прощения, что прерываю, но мне нужно ненадолго поговорить с моей сотрудницей. Я верну ее чуть позже.

Гадес жестом пригласил Леду следовать за ним, ведя ее в тихий уголок магазина. Он повернулся к ней, его фиалковые глаза изучали, пока он пытался подобрать правильные слова.

– Леда, – обратился он, его голос был низким и искренним. – Я хочу извиниться за свои предыдущие комментарии. Я перешел границы.

Леда неловко вжалась в угол стен, спасительно прижимая к груди цветы, которые не успела выложить.

Молодые люди с интересом оглядывали ее открытые ноги и серьезное лицо Гадеса, перешептываясь между собой. Леда успела задаться вопросом, почему в магазине никто не носит бейджики – это была отвлекающая тупая мысль, которая заставила ее нервно улыбнуться. Вроде той, из разряда «А ты любил бы меня, если б я была ядовитой древесной лягушкой?».

А дальше улыбка с ее лица испарилась, как только смысл сказанных Гадесом слов обжег ее и без того красные уши – вот уж тяжело было поверить в то, что мужчина (такой успешный и с виду холодный) извинялся просто за то, что имел неосторожность сказать (даже не сделать!) что-то, задевшее женщину.

В двадцать первом веке в такое было поверить трудно, поэтому глаза Леды округлились настолько сильно, что она стала похожа на детский слайм в виде мультяшной жабки, на который со всей силы надавили детские ручки.

– Все в норме, – хрипло призналась она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более честным. – Это не проблема. Вы просто оговорились, – то ли она пыталась убедить в этом Гадеса, то ли себя.

Гадес видел недоверие в широко раскрытых глазах Леды, то, как она цеплялась за цветы, как за спасательный круг. Он знал, что ей было трудно принять его извинения, возможно, она подумала, что это какой-то трюк или шутка. Но это было не так. Он действительно имел в виду то, что сказал.

– Нет, Леда, – возразил он низким и твердым голосом. – Я не ошибся. Я имел в виду каждое сказанное слово, и я знаю, что заставил тебя чувствовать себя неловко. Это не входило в мои намерения, и я искренне сожалею.

Гадес сделал шаг ближе к Леде, его высокая фигура возвышалась над ее маленькой фигурой. Он видел, как она прижалась спиной к стене, словно пытаясь увеличить расстояние между ними, насколько это было возможно. Но он не мог винить ее. Он был слишком дерзок. Слишком похож на бога, которым он был раньше.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я испытываю к тебе величайшее уважение, Леда, – голос Гадеса слегка смягчился. – Ты ценный член моей команды, и я никогда не хотел сделать ничего, что могло бы поставить тебя в неловкое положение или поставить под угрозу наши профессиональные отношения.

Гадес на мгновение замолчал, мысленно подбирая следующие слова.

– Но я также хочу быть честным с тобой, – продолжил он, сверля ее своими непреклонными глазами. – Я не могу отрицать, что между нами есть… связь. Что-то, что привлекает меня к тебе, что заставляет меня хотеть понять тебя на более глубоком уровне. Но я также знаю, что я твой работодатель и что я несу ответственность за поддержание определенного уровня приличия и профессионализма.

Гадес протянул руку и нежно коснулся руки Леды, чувствуя тепло ее кожи под кончиками пальцев. Он знал, что ему нужно быть осторожным, не позволить влечению к ней затуманить его разум, сбавить обороты, пока его не занесло в петлю этих странных эмоций. Но он также знал, что не мог игнорировать свои чувства, то, как она, казалось, относилась к нему в ответ.

Леда по инерции отшатнулась назад еще дальше и стукнулась затылком о стену с тихим шипением.

– Все в норме. Я клянусь! Все. Отлично, – процедила она, выскользнув из угла, где ее зажали, и направившись к покупателям. Гадес наблюдал, как Леда поспешила прочь от него, отчаянно пытаясь увеличить расстояние между ними, погрузившись в работу. Он мог видеть, как ее глаза расширились от шока, как ее щеки покраснели еще сильнее.

Ей срочно нужно было отвлечь себя работой – этим она и занялась: ей даже не пришлось особо уговаривать молодых людей, ждавших ее консультации, в демонстрации сбора букета для их бабули.

Леда разложила на прилавке цветы собранных лилий и пионов и принялась раскладывать их в кусок упаковочной бумаги с тихим шуршанием.

Пока молодые люди задавали ей отвлеченные вопросы, пытаясь флиртовать, Леда пыталась затоптать неприятное жжение в груди и носу, словно ее организм против ее воли собирался излиться слезами.

Ее руки эффективно и быстро паковали букет, но потом Леда одернула себя и стала собирать его медленнее, чтобы провести побольше времени в компании покупателей, нежели Гадеса.

На ее счастье сразу за довольными ушедшими парнями дверь снова распахнулась, но на этот раз уже вошла компания девушек – они, несомненно, предпочли консультироваться у Гадеса, а Леда тем временем заняла себя монотонным раскладыванием свертков упаковочной бумаги. Гадес услышал, как смех и болтовня стихли, сменившись болтовней новой группы покупателей. Он поднял голову и увидел группу молодых женщин, их глаза уже были устремлены на него с хищным блеском. Он замечал подобные взгляды раньше, испытывал их бесчисленное количество раз за свою долгую жизнь. Но по какой-то причине это не произвело на него такого эффекта, как раньше.

Она краем уха слышала хихиканье девушек, их флирт по отношению к Гадесу, и в эти секунды Леда неосознанно шуршала пленкой громче, чтобы ничего не слышать и не забивать и без того полную голову.

Он тихо вздохнул, в отчаянии потирая виски. Он ненавидел видеть Леду такой неловкой, такой расстроенной. Это никогда не входило в его намерения. Он всего лишь хотел выразить свои чувства, свое замешательство по поводу той связи, которую он ощущал между ними. Но теперь он мог видеть, что пошел по ложному пути, что переступил черту, которую не должен был пересекать.

Гадес наблюдал, как Леда возилась с молодыми людьми, ее руки двигались быстро и умело, пока она собирала цветы и заворачивала их в бумагу. Но он видел, как слегка дрожали ее пальцы, как она, казалось, заставляла себя сосредоточиться на поставленной задаче. Он чувствовал смятение внутри нее, конфликт между желанием сохранить профессионализм и неспособностью игнорировать то, что он заставил ее чувствовать.

Гадес снова обратил свое внимание на женщин, с вежливой улыбкой слушая их хихиканье и кокетливые комментарии. Но его мысли были далеко, его мысли были поглощены воспоминанием о потрясенном выражении лица Леды, о том, как она цеплялась за цветы, как за спасательный круг.

На удивление (и облегчение) Леды в магазин следующие пару часов заходили исключительно женщины – и все они (чему Леда не удивлялась) предпочитали компанию Гадеса.

Леда не была против – она занялась сортировкой цветов в подсобке, слушая смешки и веселые голоса девушек.

В голове, дай бог, брякалась обезьяна с цимбалами – Леда не могла объяснить, что она чувствовала. Смесь ее эмоций была похожа на тартар – сырой, с майонезом, еще и рыбой воняет. Это было странно. Неприятно, подозрительно и, плюс ко всему, до дичи раздражающе.

После четырех часов вечера дверь магазина хлопнула, Леда услышала, как собравшиеся вокруг Гадеса девушки ахнули. А затем она услышала клацанье каблуков, и паззл сложился – Салея. Ну, разумеется. Великая помощница красивого бизнесмена.

Леда со смешком слушала, как Салея в считанные минуты разогнала толпу женщин вокруг Гадеса, и это настолько позабавило ее, что она не смогла сдержать ироничный смешок.

– Лорд Гадес, – Салея взяла Аида под руку и повела в кабинет. – У меня к вам вопрос от поставщиков упаковочной бумаги. Они хотят знать… – взгляд Салеи упал на Леду, когда она вела Гадеса к кабинету.

Салея и Леда переглянулись – первая явно была настроена не очень дружелюбно, хотя обычной спеси в ней не было. Видимо, из-за того, что Леда увидела вчера.

– Выйди в зал, – строго рявкнула Салея, заводя Гадеса в кабинет и закрывая за ними дверь.

Леда подумала, что много чего «интересного» могло происходить за закрытыми дверями этого идиотского кабинета, но озвучивать свои мысли не стала – какой здравый человек, не желавший потерять работу, станет озвучивать то, что его босс свихнулся, а его помощница готова раздвинуть перед ним ноги в любое время? Вот и Леда не хотела вылететь с дымом из задницы.

Она послушно вышла в зал, обтирая руки о фартук, и ее снес шквал просьб сотворить по букету для каждой дамы, с которой до этого беседовал Гадес.

Леда со вздохом принялась за работу, попутно отвечая на вопросы "А он женат?" и "У него есть девушка?" монотонным "Знать не знаю".

Гадес почувствовал, как его захлестнуло чувство неловкости, когда Салея провела его в кабинет, сжимая его руку крепче, чем это было необходимо. Он чувствовал исходящее от нее напряжение, то, как натужно натянулось ее тело. Он знал, что что-то не так, что была причина ее внезапного желания поговорить с наедине.

Как только дверь со щелчком закрылась, Салея повернулась к нему лицом, ее глаза сузились, а губы сжались в тонкую линию. Гадес видел, как вздымалась ее грудь, как прерывисто она дышала. Что-то определенно было не так.

– Салея, – Гадес выдохнул низким и обеспокоенным голосом. – Все в порядке? Ты выглядишь… взвинченной.

Салея издала резкий смешок, недоверчиво качая головой. Гадес мог видеть, как в ее глазах вспыхнула смесь гнева и ревности, опасное сочетание, которое он видел слишком много раз прежде.

– О, я в порядке, – ее голос сочился сарказмом. – Мне просто интересно, почему Вам захотелось выставить меня полной дурой на глазах у половины женщин города.

Гадес нахмурился, на его острых чертах отразилось замешательство. Он понятия не имел, о чем говорила Салея, понятия не имел, как он выставил ее дурой. Он был слишком сосредоточен на Леде, слишком поглощен собственными мыслями и чувствами, чтобы обращать внимание на что-то еще.

– Салея, – гаркнул Гадес твердым и непоколебимым голосом. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я не сделал ничего такого, из-за чего ты могла бы чувствовать себя глупо. Теперь, пожалуйста, скажи, что у тебя на уме, чтобы мы могли обсудить это, как взрослые люди.

Гадес знал, что ему нужно было быть осторожным, чтобы не позволить интересу к Леде затуманить его разум. Но он также знал, что избавиться от истерик Салеи просто так не удастся – слишком долго он ее знал.

– Почему ты флиртуешь со всеми этими смертными?! – вздернулась она, еле скрывая отвращение в голосе. Ее ладони сжались в кулаки, на сколько позволяли длинные красные ногти.

В кабинете было густо от напряжения – Салея сегодня выглядела раздраженнее, чем обычно.

Пусть Гадес был богом смерти, пусть она была всего лишь нимфой, которая осталась с ним после сошествия богов на землю, все равно Салея чувствовала себя идиоткой каждый раз, когда Гадес (пусть и не намеренно) тыкал ей в лицо тем фактом, что она никогда – никогда – не узнает его любви.

И от того неприятнее было наблюдать, как он флиртовал с посетителями магазина – особенно неприятно было при этом знать, что все эти смертные, даже не знавшие божественного происхождения Гадеса, ни на секунду не отпечатывались в его голове. Но ее, Салею, он даже таким флиртом не удостаивал. Это выбешивало больше всего.

– У вас есть новенькая, чтобы заниматься людьми в зале, Лорд Гадес, – почти выплюнула Салея, чувствуя, как под кожей кипел гнев. – Пусть делает свою работу. Она ведь за этим сюда устроилась?

Салее не нравилась Леда – ни ее вечно настороженное лицо, ни ее саркастичный подход к беседам, ни ее напускная послушность, лишь бы избежать конфронтаций с Гадесом.

О да – Салея видела, как Гадес смотрел на нее. Может, думала она, дело было в том, что девчонка напоминала ему Персефону. А может, дело было в том, что она пока была единственным обитателем магазина, которого Гадес не успел смутить насмерть.

Салея фыркнула, смахнув прядь волос с щеки и поправив вырез своей костюмной жилетки, откуда от гневного дыхания немного выбилась ткань идеально-белой накрахмаленной рубашки.

Гадес глубоко вздохнул, потирая виски в попытке унять нарастающую головную боль. Обвинения и ревность Салеи были не только необоснованными, но и утомительными. Он всегда ясно давал понять о своих чувствах и природе их отношений, или их отсутствии. Салея была его помощницей, не более. Он никогда не давал ей никаких оснований полагать, что между ними могло быть что-то еще.

– Салея, – он вздохнул низким и твердым голосом. – Я не вижу причин для ревности. Я просто делаю свою работу, веду бизнес и вежлив со своими клиентами. Я не понимаю, как из-за этого можно беситься.

Гадес мог видеть гнев и разочарование в глазах Салеи, то, как ее руки были сжаты в кулаки. Он знал, что она всегда питала к нему чувства, на которые он никогда не отвечал взаимностью. Но он также знал, что не мог нести ответственность за ее эмоции, не мог контролировать то, что она чувствовала.

– Что касается Леды, – продолжил Гадес, тщательно подбирая слова. – Она новый сотрудник, и я делаю все возможное, чтобы помочь ей освоиться и чувствовать себя комфортно в коллективе. Вот и все.

Гадес знал, что его интерес к Леде был чем-то большим, чем то, что он преподносил Салее. Но он также знал, что не смог бы объяснить это Салее, не смог бы выразить словами сложную смесь эмоций и воспоминаний, которые Леда пробудила в нем.

– Салея, – его голос слегка смягчился. – Я понимаю, что временами ты можешь чувствовать себя незамеченной или недооцененной. Но мне нужно, чтобы ты верила, что мои действия всегда мотивированы тем, что лучше для бизнеса и для тех, кто на меня работает.

Гадес мог видеть скептицизм в глазах Салеи, то, как ее губы были сжаты в тонкую линию от раздражения.

Салея схлопнула губы, подавив приступ гнева. Ей хотелось сорваться. И она точно знала, на кого она хотела выплеснуть все свое раздражение – на Леду.

Не только за то, что пока по работе к ней нельзя было придраться, но в основном за то, что Гадес так тепло о ней отзывался.

– Все ясно, Лорд Гадес, – холодным голосом сказала Салея. – Если вы так доверяете своей новенькой, то рекомендую вам пойти и признаться ей в том, что вы бог.

Слова повисли в воздухе, как грудь старой женщины – мягко, ненавязчиво. И притом некрасиво.

Салея зыркнула на Гадеса, не скрывая своей злости – может, у него и было больше сил, как у магического существа, но драться она тоже умела. И, конечно, отвергнутая и взбешенная, сейчас с удовольствием сразилась бы с ним тоже. Но первым делом она бы занялась Ледой – ее длинный язык, подковыристые комментарии, в которых чувствовался едва заметный подтекст даже тогда, когда Салея просто слушала… Это вымораживало настолько, что скрипели зубы.

Гадес тяжело вздохнул, потирая затылок, когда почувствовал исходящее от Салеи напряжение. Ее ревность и гнев были осязаемы, и он чувствовал, как тяжесть негодования давит на него. Он знал, что ему нужно осторожно подходить к этой ситуации, искать способ разрядить напряжение, прежде чем оно усилилось бы еще больше.

– Салея, – Гадес начал твердым, но нейтральным голосом. – Я понимаю твое разочарование, но я должен попросить тебя довериться моему суждению в этом вопросе. Леда – ценный член нашей команды, и я не намерен подвергать опасности ее положение или ее доверие.

Гадес мог видеть скептицизм в глазах Салеи, то, как крепко были сжаты ее челюсти. Он знал, что она не была удовлетворена, что у нее все еще были сомнения относительно его намерений. Но он также знал, что не мог позволить ее действиям и эмоциям диктовать его собственные.

– Что касается раскрытия моей сущности Леде, – продолжил Гадес, слегка понизив голос. – У меня нет ближайших планов на этот счет. Я верю в то, что отношения должны развиваться естественным образом, и я не хочу пугать или ошеломлять ее правдой слишком рано.

Гадес знал, что за его колебаниями было нечто большее, чем просто желание быть осторожным. Он также знал, что ему нужно было разобраться в своих собственных чувствах, прежде чем он смог бы ожидать, что Леда примет их. Он не мог спешить с признанием, не узнав сначала, чего он действительно хотел, чего надеялся достичь, раскрыв свою тайну.

– Сейчас, – в его голосе появились нотки окончательности. – Мне нужно, чтобы ты сосредоточилась на своей работе и предоставила управление мне. Я не потерплю никаких дальнейших вспышек гнева или обвинений, ты поняла?

Глаза Салеи вспыхнули от гнева, руки все еще были плотно сжаты в кулаки по бокам, но в ее взгляде мелькнул намек на неуверенность.

Она рыкнула, наморщив свой маленький хорошенький носик – ее внешность в моменты гнева менялась с божественно красивой на злобную, алчную, мелочную и почти человеческую. Ведь Салея так презирала людей.

– Понятно, – рявкнула она, развернувшись на каблуках и покинув кабинет.

В зале Салея заметила толпу людей вокруг прилавка, для которых Леда проводила показательный сбор букета – сдержав приступ гнева, Салея заставила себя покинуть магазин быстрыми шагами.

Леда подняла глаза, оторвавшись от букета на короткий миг, чтобы заметить, как из стеклянных дверей вылетела Салея, чуть не сбив кого-то из посетителей у выхода с ног.

Леда почувствовала неприятный холодок по спине – испарина в ложбинке груди стала липкой и мерзкой – словно с уходом Салеи все внимание Гадеса должно было переключиться на нее.

Она успокаивала себя мыслью о том, что это был ее последний день перед двумя выходными – ей было так радостно знать, что завтра она никуда не будет торопиться, весь день сможет провести в кровати в объятиях подушки, не стиранной две недели. Из-за отсутствия порошка, разумеется, а не потому, что Леда была жуткой свининой.

Закончив букет и сорвав легкие аплодисменты от посетителей, Леда пробила его, приняла плату и попрощалась с покупателями. В магазине стало тихо. Она подумала, что если сейчас по залу, пища, пробежит мышь, то это будет слышно в каждом уголке магазина.

Гадес вышел из своего кабинета с задумчивым и слегка обеспокоенным выражением лица. Он надеялся избежать конфронтации с Салеей, но ее ревность и гнев усложнили дело. Он знал, что ему нужно будет внимательно следить за ситуацией, чтобы убедиться, что она не обострится еще больше и не поставит под угрозу гармоничность его бизнеса.

Выйдя в павильон, полный людей, Гадес увидел, что Леда закончила работу с покупательницей, ее руки ловко нанесли последние штрихи на гармоничный букет. Он почувствовал вспышку восхищения ее мастерством и преданностью делу, но также и укол беспокойства из-за того, как Салея отзывалась о ней.

Гадес приблизился к стойке, его широкие шаги сократили расстояние между ними. Он почувствовал прохладу мраморного пола под ногами, услышал нежный шелест листьев и лепестков в тишине магазина, когда толпа спешно покинула зал. Солнечный свет падал через стеклянные двери, заливая полароидные фотографии позади лучами и попадая на оставшиеся цветы кругом. Пахло ирисами, которые Леда до этого ловко крутила в букет.

– Леда, – начал Гадес низким и нежным голосом. – Я приношу извинения за любой дискомфорт, который Салея могла причинить тебе ранее. Обычно она не такая… сложная.

Гадес сделал паузу, вглядываясь в лицо Леды в поисках каких-либо признаков огорчения. Он знал, что слова Салеи были резкими и обвиняющими, и он хотел убедиться, что Леда не была обеспокоена ими.

– Пожалуйста, – продолжил он, его голос немного смягчился на пару тонов. – Не позволяй ее действиям или словам повлиять на твою работу здесь. Я очень доволен твоими стараниями и твоей преданностью обязанностям.

Гадес мог видеть, как глаза Леды встретились с его, ее взгляд был ясным и твердым. Он почувствовал прилив восхищения ее хладнокровием и профессионализмом перед лицом вспышки гнева Салеи.

– Я ценю ваше понимание, – мягко улыбнулась она уголком губ. – Я здесь для того, чтобы усердно работать и вносить свой вклад в успех магазина. Я не позволю ничему отвлекать меня.