Смертный цветок

Он изучал ее лицо, отмечая темные круги под глазами и то, как ее щеки, казалось, впадали с каждым вздохом. Он знал, что она боролась, что она толкала себя к краю, но он не знал почему. И он был полон решимости выяснить. Не дать ей умереть измором.

Леда застыла, разрываясь между тем, чтобы рассказать, что после увольнения со старой работы у нее не осталось ни копейки, и между тем, чтобы помалкивать в обществе начальства. Ведь Гадес ясно обозначил, что он начальник, а не друг.

– Нет, все в норме, – заверила она оптимистично, выкинув в урну пустой стаканчик. – Пойду разберу старые букеты, – она протиснулась мимо Гадеса, стараясь его не задевать, потому что у нее отчего-то складывалось впечатление, будто бы она могла запачкать кого-то настолько богатого и независимого своими мещанскими руками. Гадес наблюдал, как Леда прошла мимо него, ее плечи были напружинены и непреклонны. Он чувствовал исходящее от нее волнами напряжение, и он знал, что она что-то скрывает. Но он также знал, что дальнейшее обсуждение этого вопроса приведет только к еще большему сопротивлению и обороне с ее стороны.

Пройдя в павильон, Леда опустилась на колени, приподняв фартук и закатав рукава рубашки. Пара прядей волос выбились из хвоста, и она распустила волосы ненадолго, решив его пересобрать. Солнечный свет через стеклянные двери очертил ее силуэт, пока она старательно собирала новый пучок, стоя на коленях и что-то бормоча нечленораздельно себе под нос. Что-то о несправедливости жизни и чизбургерах. Он последовал за ней в главный павильон, его взгляд был прикован к ее силуэту, когда она стояла на коленях на полу, ее темные волосы ниспадали на плечи, как гладкие атласные ленты. Он не мог не заметить, как свободно сидела на ней одежда, как ключицы и ребра начинали выступать под кожей, подсвеченные солнечным светом. Было ясно, что она не заботилась о себе, и это беспокоило его.

Музыка в одном наушнике отвлекала ее от невеселых мыслей, Леда хотела бы подавить свой голод усилием воли, но человеческая физиология работала немного не так. Поэтому живот протяжно предательски урчал всякий раз, как она морщилась и старалась разогнуться.

Гадес вздохнул, проводя рукой по своим темным волосам и обдумывая варианты. Он знал, что не может заставить Леду довериться ему, но он также знал, что не может стоять в стороне и смотреть, как она страдает. В его голове начала формироваться идея, как помочь ей, не переступая ее границ и не заставляя ее чувствовать, будто он пытался контролировать ее жизнь или совать свой длинный красивый нос не в свое дело.

Гадес к ней, его шаги были мягкими по полированному полу. Он присел на корточки рядом, убедившись, что между ними сохранялось почтительное расстояние. Когда она подняла на него широко раскрытые настороженные глаза, он слегка ободряюще улыбнулся ей.

– Леда, – тихо произнес он низким и нежным голосом. – Я знаю, что ты сказала, что все в порядке, и я не хочу навязываться… Но я также знаю, что ты через многое прошла в последнее время, и я хочу убедиться, что все правда хорошо.

Он сделал паузу, вглядываясь в ее лицо в поисках каких-либо признаков понимания или принятия. Когда она не отвергла его предложение сразу, он продолжил.

– Что, если я принесу тебе ужин сегодня вечером, после того, как мы закончим? Ничего особенного, просто что-нибудь простое и питательное.

Глаза Леды расширились, пока руки методично завязывали пучок на затылке. Закончив, она склонила голову в бок, как заинтересованный кот.

– Это предусмотрено корпоративной этикой? – иронично спросила она, облизнув губу из-за сухости во рту. Солнечный свет застилал павильон, отбрасывая лучи на их фигуры на коленях у ваз с цветами.

Брови Гадеса слегка нахмурились от резкого, ироничного тона Леды. Он слышал скрытую нотку подозрения и недоверия в ее голосе и знал, что она настороженно отнеслась к его внезапному проявлению доброты. На самом деле, он не мог винить ее. На ее месте он мог бы чувствовать то же самое – такое внимание со стороны начальства было крайне подозрительным, особенно для смертных. В подземном мире с этим было как-то попроще.

– Нет, не предусмотрено, – сказал Гадес с намеком на ироничное веселье в его богатом, глубоком голосе. – Но опять же, я никогда не был тем, кто строго следует правилам. Особенно, когда дело доходит до заботы о людях, которые усердно работают на меня.

Он слегка откинулся назад, его высокая фигура все еще сидела на корточках рядом, когда он встретился с ней взглядом своих пронзительных фиалковых глаз. В них была теплота, искренность, которая противоречила его суровой внешности, и Леда почувствовала, как в ее груди вспыхнуло что-то похожее на искру надежды. Или изжога. Тут трудно разобрать.

– Послушай, Леда, – мягко сказал Гадес, понизив голос до более интимного тона. – Я знаю, что мы знакомы не очень долго, и я знаю, что иногда могу показаться… напрягающим. Но я искренне забочусь о твоем благополучии. И если для меня принести тебе что-нибудь перекусить – способ заставить чувствовать тебя комфортно, то я это сделаю.

Он сделал паузу, тщательно обдумывая свои следующие слова.

– Я делаю это не для того, чтобы быть милым или завоевать твое расположение. Я делаю это, потому что так правильно. И я надеюсь, что однажды ты это поймешь.

Гадес протянул руку и нежно убрал выбившуюся прядь волос с лица Леды, заправив ее за ухо. Его пальцы на мгновение задержались, касаясь нежной кожи щеки, прежде чем он отстранился.

– Я буду здесь до закрытия, – сказал он, вставая и отряхивая свои темные брюки. – А потом я принесу тебе что-нибудь поесть. Договорились.

Леда до конца рабочего дня заняла себе разборкой старых букетов: она копалась в усохших стеблях и начавших умирать бутонах – задумчиво откладывала одно от другого в разные чашки, раздумывая, куда это можно потом применить.

Изредка она чувствовала на своей спине изучающий взгляд Аида, но предпочитала не вступать в открытый разговор, слишком неловкая и смущенная случившимся.

Воздух в магазине пропитался запахом цветов, Леда чувствовала, как язык лип к нёбу из-за голода и сухости во рту. Желудок перестал урчать, но периодически неприятно ныл, и каждый раз она закатывала глаза, убеждая себя, что люди во времена войны жили хуже, а брать просрочку на помойках в ее планы не входило даже после увольнения.

Гадес был занят весь оставшийся день, обслуживая клиентов и расставляя цветы, и все это время не спускал глаз с Леды. Он заметил, как она погрузилась в работу по сортировке увядших букетов, сосредоточенно нахмурив брови, когда тщательно отделяла стебли от увядающих цветов.

Он также заметил, как она, казалось, напрягалась каждый раз, когда он смотрел в ее сторону, ее плечи напрягались, а движения становились немного более торопливыми. Гадес тихо вздохнул, понимая, что она все еще чувствует себя неловко и неуверенно по поводу его предложения и его намерений.

По мере того как день клонился к концу, и последние покупатели покидали магазин, Гадес начал закрываться. Он повесил табличку на двери в положение "Закрыто" и выключил свет в главном выставочном зале, оставив только мягкое свечение гирлянд, которые он повесил для создания уютной атмосферы. Гирлянды – простая человеческая услада, которой люди украшали все, что можно было и нельзя: теплые маленькие огоньки на тонкой медной проволоке, сплетенные проводами и узлами электричества – будь Гадес богом света, он был бы больше заинтересован в такой приблуде. Ну а так она просто дополнительно добавляла очарования его магазинчику.

Затем он направился в подсобку, где обнаружил Леду сидящей за маленьким столиком, обхватив голову руками. Он видел усталость в ее позе, то, как поникли ее плечи и выгнулась спина. Он медленно приблизился к ней, не желая напугать.

– Леда, – мягко сказал он, нежно кладя руку ей на плечо. – Ты в порядке? Ты весь день бегала, как лесбосская белка.

Он изучал ее лицо, отмечая темные круги под глазами и то, как слегка ввалились ее щеки. Он знал, что она была измотана, как физически, так и эмоционально, и почувствовал укол вины за то, что не сделал больше, чтобы помочь ей раньше.

– Давай я принесу тебе что-нибудь, – сказал Гадес низким и успокаивающим голосом. – Обещаю, это будет что-то простое и питательное. И не беспокойся о том, что это покажется странным или неэтичным – я просто хочу убедиться, что о тебе позаботятся.

Леда наблюдала, как Гадес скрылся в главном павильоне, вскоре созвякал колокольчик на двери – она осталась в тишине магазина совершенно одна.

Было странно. Было дико странно – Леда чувствовала себя глупым, маленьким, ни на что не способным ребенком, за которым собирались присмотреть. И это чувство не было приятным – в конце концов, она сама была виновата в своем плачевном финансовом состоянии, а значит, она сама должна была позаботиться о нем и о том, что съесть на ужин.

Пока она ковыряла пальцем деревянный стол, смотря в наполированную поверхность и наматывая на палец второй ладони прядь волос, в раковине методично капала вода. Надо было закрутить кран плотнее после помывки тряпок для цветов.

Леда подумала, что у нее еще было время встать и уйти – в конце концов все вещи сегодня у нее лежали в карманах, а не в рюкзаке, а значит, она точно ничего не смогла бы забыть. Глянув на наручные часы, Леда вздохнула. Было 18:15. Гадес ушел минут пятнадцать назад, а значит, отправился куда-то в соседний квартал, раз его не было так долго. Хотя, может, в булочной была очередь? Она вспомнила соблазнительный запах свежих булочек с утра в маленьком переулке, живот свело от голода, она сглотнула, причмокнув сухими губами. Нестерпимо хотелось есть. Каким бы суровым человеком ты ни был, голод был способен подкосить тебя в любую минуту жизни – нужно было быть готовым к такому повороту сюжета. Ну или к тому, где твой начальник убегает до ближайшей кафешки, чтобы купить тебе чего-нибудь перекусить.

Леда вздохнула, растирая виски, чтобы успокоиться – разболелась голова. Не то чтобы смертельно, но было очень неприятно ощущать тянущую боль в висках.

Она решила, что сейчас отправится домой, а завтра извинится и соврет, что у нее появились дела. Ну не может взрослая женщина не иметь еды в доме – это смешно, правда?..

Леда со вздохом поднялась из-за стола, убрала наушники в карман и направилась ко двери магазинчика, одергивая брюки.

На полпути она остановила себя, осознав, что нельзя оставлять магазин не закрытым и без присмотра – иначе Гадес потом устроит ей взбучку (ведь он уже сделал это за гораздо меньшее). Боже, Леда, почему ты такая глупая?!

Пришлось остаться в главном павильоне в окружении цветов. Она выдохнула, смотря в стеклянные двери с надеждой на возвращение Гадеса.

Он вернулся примерно через тридцать минут, держа в руках крафтовый пакет из ближайшей греческой таверны. Аромат теплого хлеба, пикантного мяса и зелени разнесся в воздухе, когда он ногой захлопнул за собой дверь. Он нашел Леду точно там, где он ее оставил, сидящей в павильоне, обхватившей руками голову.

– Леда, – позвал он, его низкий голос эхом отозвался в опустевшем магазине. – Я вернулся. Надеюсь, ты голодна.

Он поставил пакет на стол перед ней, шурша бумажными стенками звучно и призывно. Затем он выдвинул стул и сел напротив нее, его высокая фигура поместилась со смехотворным скрипом деревянного стула.

– Я принес нам сувлаки, – он залез в сумку и вытащил длинный сверток, похожий на рулет. – Это греческое фирменное блюдо – мясо, приготовленное на гриле, завернутое в лаваш с соусом цацики. Я подумал, что для начала это может стать хорошим и сытным блюдом. На первое.

Гадес развернул один из свертков и, подмигнув, протянул Леде, его фиалковые глаза изучали ее.

– Попробуй, – мягко сказал он. – Обещаю, это лучше, чем выглядит.

Он наблюдал, как Леда колебалась, ее взгляд метался между предложенной едой и его лицом. Он мог видеть конфликт в ее глазах, внутренний спор, бушующий за этими поразительно голубо-серыми радужками. Он знал, что она горда, и знал, что ей трудно смириться с мыслью о принятии помощи.

Гадес тихо вздохнул.

– Послушай, Леда, – он посерьезнел. – Я знаю, для тебя это странно. Я знаю, тебе не нравится чувствовать, будто тебе нужна помощь. Но, пожалуйста, просто съешь что-нибудь. Тебе необходимо поесть, а мне нужно знать, что я как твой босс делаю все верно.

У Леды звучно заурчал живот.

– А-а-а, ладно! – она аж подпрыгнула на месте, взяв в руки один из свертков – она надеялась, что Гадес не слышал, как урчал ее живот. Почему-то это показалось ей странно смущающим. – Спасибо, Лорд Гадес, – буркнула она куда-то в сторону и тут же заткнула себе рот питой, чтобы не болтать лишнего и не наболтаться на раздражение Гадеса в очередной раз.

Она не ела уже пару дней, так что ей и хлеб с чесноком бы показался вкусным – пита была хороша: богатый вкус пропеченного на гриле жирного стейка, свежий лаваш и хрустящие овощи в жидковатом, ароматном соусе. За несколько искрометно больших укусов, как уменьшенная версия тиранозавра, Леда расправилась с едой и стряхнула крошки с рубашки.

Он не смог удержаться от тихого смешка при виде восторженной реакции Леды на еду, звук заурчал у него в груди. Он был рад видеть, что она ест с таким аппетитом, даже если ее манеры были немного… неподобающими. По крайней мере, она наконец-то позаботилась о себе.

– Спасибо, было славно, – она долго подбирала слово, но вскоре остановила выбор на "славно". Потому что именно так можно было описать эту ситуацию – славная.

Неловко похлопав себя по бедрам и подумав, что хотя бы сегодняшний день будет сытым, Леда глянула на Гадеса, не зная, что сказать.

– Рад слышать, – довольно хмыкнул он с ноткой веселья в глубоком голосе. – Отрадно знать, что тебе понравилось.

Он наблюдал, как Леда доедала остатки сувлаки, ее прежняя вялость, казалось, исчезала с каждым кусочком. Когда она закончила, Гадес подвинул через стол еще один сверток.

– Вот, ешь, – подбодрил он. – Тебе понадобится энергия, если ты собираешься продолжать работать на меня.

Гадес откинулся на спинку стула, снова подмигнув, его высокая фигура занимала больше места, чем казалось возможным в тесном помещении. Он изучал лицо Леды, пока она колебалась, затем неохотно взяла вторую порцию.

– Послушай, Леда, – кашлянул Гадес, и в его голосе появились более серьезные нотки. – Я хочу, чтобы ты знала, что тебе не нужно стесняться принимать помощь. Всем иногда нужна рука помощи, и в этом нет ничего постыдного. На самом деле, это признак мудрости – знать, когда попросить о том, что тебе нужно, уметь показать свою слабость.

Он помолчал, тщательно обдумывая свои следующие слова.

– Я повидал много людей на своем веку и понял, что гордость – непостоянная хозяйка. Она может завести тебя на трудный путь, если ты позволишь ей. Не разрешай этому управлять тобой, Леда. Не со мной.

Гадес протянул руку и слегка коснулся ее руки, его длинные пальцы коснулись костяшек и сухожилий. В его прикосновении было тепло, нежная сила, от которых Леда почувствовала себя странно непринужденно. Она посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами, в которых читалась неуверенность, но больше читался вызов.

Она недолго раздумывала, затем принялась за вторую питу, стараясь не смотреть на Гадеса: обычно она не любила есть перед кем-то, но раз сейчас другого выхода не было, приходилось молча жевать, беспечно поглядывая в потолок, и стараться, чтобы соус не закапал чистую рубаху.

– Не знала, что вы кормите бездомных, – с набитым ртом пошутила она и пожалела о своей глупой шутке тут же: вряд ли бы Гадес оценил такой саркастичный юмор.

В тишине Леда быстренько дожевала питу и слизнула каплю соуса с пальца, не заметив такую же каплю соуса в уголке губ. Из-за долгого голода чувство насыщения словно пришло сразу же, в животе приятно потяжелело, по затекшим мышцам тела разлилось тепло.

Гадес издал низкий, рокочущий смешок над попыткой Леды пошутить, в уголках его фиалковых глаз появились легкие морщинки. Он оценил ее усилия, даже если шутка показалась немного… неуместной. Возможно, усталость и голод притупили ее обычное остроумие.

Он, не совсем обескураженный этим комментарием, наклонился немного ближе к Леде. Его взгляд смягчился, когда он протянул руку с салфеткой и осторожно промокнул уголок ее рта, вытирая капельку соуса. Его прикосновение задержалось на мгновение дольше, чем было строго необходимо, и его голос понизился до более мягкого, интимного тона.

– Леда, – прошептал он. – Я не рассматриваю тебя как объект благотворительности. Я вижу в тебе трудолюбивого человека, пережившего трудные времена. Есть разница, и важно, чтобы ты это понимала. Я делаю это не из жалости или обязательств. Я делаю это потому, что… ну, потому что хочу.

Взгляд Гадеса скользнул вниз, к губам Леды, задержавшись там на мгновение, прежде чем он взял себя в руки и снова посмотрел ей в глаза. Он почувствовал незнакомое волнение в груди, тепло, которое не имело ничего общего с душным воздухом вокруг, пропитанным запахом цветов всех мастей и легким ароматом жаренного мяса.

– Но не будем о грустном, – заявил Гадес, выпрямляясь на своем стуле. Он снова полез в пакет и вытащил маленькую коробочку без опознавательных знаков. Леда напряглась. – Вот, десерт тоже за мой счет. Лукумадес – они похожи на маленькие жареные пончики, обычно пропитанные медом и посыпанные сахарной пудрой. Идеальное завершение нашего импровизированного застолья.

Гадес приглашающе протянул коробочку ей, его глаза с вызовом сверкнули.

– Что скажешь, Леда? Готова к сладкому завершению ужина?

– Немного нечестно получается, если учитывать, что ела только я, – справедливо возразила она, но ее рука все равно потянулась к коробочке: потому что голод не тетка, а пончики, пропитанные медом (Леда была в этом уверена) могли насытить ее на сутки вперед.

– О-о-очень приторно, – она сунула один пончик из теста в рот, прежде слизнув с него сахарную пудру. Внутри оказался сладкий засахаренный мед, пахнуло прополисом и свежим лугом.

Леда неловко дожевала пончик и подняла взгляд на Гадеса, чувствуя себя неловко:

– Знаете, Лорд Гадес, довольно неловко набивать щеки в одиночестве, как хомяк, пока на тебя смотрит твой начальник.

Она сглотнула и причмокнула губами, слизнув сахарную пудру с уголка губ.

Гадес не смог удержаться от теплого, искреннего смеха в ответ на комментарий Леды, звук эхом разнесся по маленькой комнате. Он откинулся на спинку стула, его высокая фигура доминировала в простом интерьере подсобки, подчеркнутая крохотным креслом и казавшимися мизерными бутонами цветов повсюду. Он провел рукой по губам, пытаясь скрыть довольную улыбку.

– Что ж, я совсем не возражаю, – пророкотал он. – На самом деле, я нахожу это довольно… очаровательным. Нечасто мне удается разделить трапезу с кем-то, кто ценит хорошую еду так же сильно, как я.

Он потянулся через стол и достал из коробочки один из сладких лукумаде, протягивая его Леде.

– Вот, возьми еще. Я настаиваю. И не беспокойся о излишней скромности – мы все здесь взрослые люди.

Взгляд Гадеса снова скользнул к губам Леды, сахарная пудра покрыла мягкие изгибы и очерченную купидонову ямку. Он почувствовал внезапное, непреодолимое желание наклониться ближе, смахнуть сладкую пыль большим пальцем. Но сдержался, не желая переступать никаких границ.

Гадесу пришлось признаться самому себе, что он наслаждался этим неожиданным моментом общения со своей сотрудницей. Леда оказалась восхитительным сюрпризом – резкой, остроумной и со скрытой уязвимостью, которая затронула что-то глубоко в нем. Он поймал себя на том, что хотел узнать больше о женщине, скрывающейся за колючей внешностью, о той, кто боролся с жизнью с такой яростной решимостью даже перед лицом невзгод.

Но сейчас он просто восхищался простым удовольствием от совместного угощения и теплотой их неловких улыбок. Прошло много времени с тех пор, как Гадес позволял себе проникаться таким простым, человеческим моментом, подобным этому. И он обнаружил, что жаждет большего.

Леда выдохнула с тихим "Оуф…" и взяла пончик из руки Гадеса, толкнув его в рот. Но, чтобы не оставаться в долгу, она достала из коробочки еще один шарик из теста и, аккуратно сжимая его пальцами, протянула Гадесу.

– Хотя бы один, – жалобно пискнула она, ее брови встретились на переносице.

Ей отчаянно хотелось не чувствовать себя неловко в присутствии Гадеса, в конце концов, она убеждала себя, что он простой человек, тоже занимался тем, чем занимались все – спал, ел, трахался и (о боже) срал.

Гадес посмотрел вниз на предложенный лукумейд, удивление на мгновение промелькнуло на его красивом лице, прежде чем сменилось медленной, довольной улыбкой. Он протянул руку и нежно обхватил сладкое угощение своими длинными, изящными пальцами, его кожа слегка коснулась кожи Леды. Короткий контакт послал неожиданную искру сквозь нее, заставив остро ощутить жар, исходящий от его прикосновения – она быстро убедила себя, что это было от стыда и ненавязчиво легкого чувства вины.

– Ну, как я могу отказаться от такого заманчивого предложения? – пробормотал Гадес с намеком на дразнящее веселье в его богатом, глубоком голосе. – Знаешь, в Греции считается, что отказываться от угощения – плохая примета.

С этими словами он наклонился вперед и приоткрыл губы, позволяя Леде положить лукумейд ему в рот. Его глаза поразительного фиалкового цвета встретились с ее глазами, и между ними повисло мгновение интимной связи. Высунув язык, Гадес поймал крупинку сахара на нижней губе, а затем прикрыл рот, и его губы изогнулись в кошачьей довольной улыбке.

– М-м-м, восхитительно, – мурлыкнул он, проглотив, наслаждаясь сливочным вкусом теста. – Стоило того, чтобы задержаться на работе, верно?

Он позволил своему пристальному взгляду пройтись по настороженному лицу Леды, отмечая, как порозовели ее щеки, как ее глаза заискрились новообретенной теплотой. Он почувствовал волнение в груди, тоску по простым прелестям дружеского общения. Посейдон был прав – снова погрузившись в мир смертных, он что-то возродил в себе, и обнаружил, что жаждет большего.

Леда торопливо дожевала пончик и встала из-за маленького стола, отряхивая сахарную пудру с брюк и рубашки, небрежно измявшихся за долгий рабочий день.

– Мне пора домой, – объявила она, слизывая с губы засахаренный мед. – До завтра, Лорд Гадес, – прочистив горло кашлем, добавила она.

Проверив уведомления в телефоне бегло, она неловко улыбнулась, кивнула Гадесу и направилась из подсобки в главный павильон, чтобы выскользнуть из магазина.

Он медленно встал, его высокая фигура поднялась со стула с отточенной грацией, говорившей о многовековой практике. Он разгладил перед своей темной рубашки у пуговиц, рукава которой все еще были закатаны до локтей, как и тогда, когда он работал бок о бок с Ледой. Его фиалковые глаза следили за ее движениями, задержавшись на том, как ее волосы отразили свет, когда она повернулась, чтобы уйти.

– Подожди, – тихо позвал Гадес, и в его глубоком голосе прозвучала неожиданная теплота. – Пока ты не ушла… Могу я проводить тебя?

Он обошел стол, сократив расстояние между ними за несколько длинных шагов. Гадес остановился, его высокая фигура возвышалась над маленькой Ледой. Он засунул руки в карманы своих темных брюк – небрежный жест, который почему-то выглядел совсем не так, – и слегка склонил голову на бок.

– Уже поздно, и улицы могут быть… небезопасны, – объяснил он, и в его тоне послышались покровительственные нотки. – Я настаиваю на том, чтобы проводить тебя до машины. Считай это частью своего пакета льгот для сотрудников.

Уголки губ Гадеса приподнялись, игривая улыбка озарила его красивое лицо. В глазах мелькнуло озорство, молчаливое приглашение разделить шутку. Но под этим скрывалось что-то еще – искреннее беспокойство, вновь обретенное желание присматривать за женщиной, так сильно завладевшей его вниманием.

– Что скажешь, Леда? – пробормотал Гадес, протягивая руку. – Окажешь мне честь проводить тебя в целости и сохранности до авто? Обещаю, я не буду кусаться… если ты меня об этом не попросишь.

Его улыбка стала шире, шутка была пронизана намеком на флирт, от которого у Леды по спине пробежали мурашки. Он подмигнул ей, жест был игривым и неожиданным, проблеск харизматичного бога, скрывающегося под безупречным лицом.