Шипы Помнят Кровь

– Да, Клодия, – наконец ответил отец. Его голос звучал немного озадаченно. Смешанно с чем-то вроде… облегчения?

– Будут ли они активно задействованы в ритуале? – продолжила я, чувствуя, как дрожат руки от напряжения, но не могла остановиться. Мой ум цеплялся за эти детали, за символы, которые всегда интриговали меня в книгах, но казались далекими от реальности. Моя душа тянулась к знанию, даже если оно было знанием их мира.

На лице матери медленно появилась улыбка. Сначала легкая, затем чуть более широкая, теплая. Улыбка, которую я видела так редко. Улыбка облегчения, которая делала ее моложе и добрее.

– Мы обсуждали это с твоим отцом и Главой Кёниг, – сказала она. – Было решено задействовать их силу. Это сделает союз еще более крепким и защищенным.

Отец кивнул и посмотрел на меня совсем по-другому – не как на проблемную дочь, которая не вписывается в их мир, а как на кого-то, кто, возможно, наконец-то проявляет понимание, кто разделяет их интересы и готов стать частью их мира.

Разговор перешел к другим деталям церемонии – расположению гостей, особенностям ритуальных движений, символике одежды. Я продолжала задавать вопросы, проявляя интерес, к моему собственному удивлению. Каждая деталь, связанная с Орденом, с его традициями, с его символами, казалась теперь не просто частью нежеланного брака, а частью мира, который Эмилиан выбрал. И это меняло все.

Остаток дня прошел в той же суете. Я участвовала в подготовке, но чувствовала себя сторонним наблюдателем. Лица мелькали, голоса сливались в единый гул. Я видела Эмилиана несколько раз издалека. Я поймала его взгляд через толпу, и он слегка улыбнулся улыбкой, предназначенной только для меня.

Несмотря на суету, мы с Эмилианом нашли несколько кратких минут, чтобы поговорить наедине. Он поймал меня, когда я возвращалась с кухни. Его рука осторожно коснулась моей, и он отвел меня в тихий уголок коридора, куда не доносился общий шум.

– Ты как? – спросил он. Его глаза были полны беспокойства и нежности. – Не слишком тяжело?

– Немного, – призналась я. – Но… я справляюсь. День очень насыщенный. Много гостей.

– Знаю. И для меня не легче. Но помни… – Его пальцы сомкнулись вокруг моей кисти, передавая тепло. – Этот шум, этот свет… последние отсветы старого очага. Завтра же мы зажжем наш собственный. В нашем доме. Вместе.

Жар ударил в щеки, окрашивая их румянцем, который я тщетно пыталась скрыть.

– Я говорила с родителями, – сказала я. – О церемонии. О знаках на камнях. И они были удивлены.

На его лице появилось широкая улыбка, искренняя и теплая, которая делала его лицо совсем другим.

– Клодия, это дар… Ты видишь в этом не просто долг рода, не печать слепой традиции. Ты чувствуешь ту силу, что связывает кровь нашу с землей и временем этого края. И то, что ты стремишься понять это, принять… что избираешь это частью своего пути… – Голос его дрогнул от сдерживаемой радости. – Это дороже всех корон и сокровищ, что мир копил веками.

Мы постояли так несколько минут, держась за руки в тишине, прерываемой лишь отдаленным шумом гостей.

– Мне пора идти, – наконец сказал он, словно нехотя. – Обязанности зовут. Последняя ночь перед…

Он не закончил, но я поняла. Последняя ночь его прежней жизни. Моей прежней жизни.

– Иди, – сказала я, сжимая его руку в ответ. – Увидимся завтра. У камней.

Он улыбнулся мне, прощаясь взглядом, и быстро пошел по коридору, исчезая в потоке гостей и слуг.

Наконец наступил вечер. Гости ужинали. Пир был шумным и обильным. Длинные столы были уставлены серебряной посудой, кубками, блюдами с дичью, пирогами, фруктами. Запах еды и вина наполнял огромный зал. Я сидела за столом рядом с матерью, стараясь следовать всем правилам приличия – улыбаться, кивать, отвечать на редкие вопросы. Мои родители выглядели довольными, даже немного расслабленными. Они принимали поздравления, а их лица светились гордостью. Их дочь, которая всегда казалась им чужой, наконец-то проявила интерес к их миру, к их традициям. Их планы осуществлялись. Они видели в этом подтверждение правильности своих решений. Эмилиан сидел за другим, более почетным столом, рядом со своими родителями и отцом, в окружении других Глав и старейшин Ордена.

Позже, когда пир закончился и гости разошлись по своим комнатам, я, наконец, смогла уйти в свою комнату.

Я закрыла дверь, чувствуя тяжесть этого дня. Завтра все изменится. Я стану женой Эмилиана. Я покину Дом Ордена и перееду в наш дом.

Я подошла к окну. Ночь была тихой, морозной. Звезды ярко светили на чернильно-черном небе. Лес Кадавер стоял темной стеной на горизонте. Его очертания были чуть видны на фоне звездного неба и белого снега, покрывающего землю.

Именно там, у самой границы леса, где тени были особенно густыми, я увидела движение. Едва уловимое, быстрое. Черная рябь на фоне снега, слишком правильная для ветра, слишком плавная для животного. Мое сердце мгновенно сжалось. Это было оно. Ощущение взгляда, пронзающего тьму и расстояние, настигло меня, пригвоздив к месту. Холодное, сосредоточенное внимание, направленное прямо на мою комнату и на меня. Наблюдатель.

Несмотря на внезапно вернувшийся страх, я почувствовала жгучее желание понять. Увидеть. Кто это? Почему он здесь? Почему снова появился именно сейчас, когда моя жизнь так стремительно меняется? Я знала, что внизу дом полон гостей, все заняты подготовкой к завтрашнему дню, шумом пира и разговорами. Меня не заметят. Всего на минуту. Выйти. Увидеть.

Не раздумывая больше, я быстро встала. Накинула на домашнее платье теплое зимнее пальто, завязала шнурки на сапогах. Бесшумно подошла к двери, прислушалась. Изнизу доносился приглушенный гул голосов. Аккуратно приоткрыла дверь и выскользнула в холодный коридор. Прокралась по лестнице, избегая скрипучих ступеней, и вышла в прихожую. Она была пуста, только дальние голоса доносились из гостиной.

На цыпочках я подошла к входной двери. Она была массивной, тяжелой. Осторожно повернула ручку, открыла ее, впуская в прихожую резкий, морозный воздух и скрип снега снаружи. Тихонько выскользнула наружу, закрыв дверь за собой.

Мороз тут же укусил за щеки и нос. Снег под сапогами громко скрипел. Казалось, его слышно на всю округу, заглушая даже отдаленный гул из дома. Я поежилась и, стараясь двигаться бесшумно, направилась к стене дома, где располагались окна моей комнаты. Я встала прямо под ними, глядя вверх на темные окна, за которыми горела свеча, отбрасывая дрожащий свет. Я чувствовала себя глупо, стоя в ночи под своими окнами, но ощущение взгляда все еще было здесь, витало где-то в воздухе, едва ощутимое, но настойчивое.

Я огляделась. Двор был пуст, только тени от деревьев лежали на снегу. Все казалось обычным для зимней ночи. Мороз крепчал, заставляя кутаться в пальто.

Именно тогда я услышала их. Шаги.

Тихие. Мягкие. Едва слышные сквозь скрип снега под моими собственными ногами и завывание ветра в ветвях деревьев. Тук… Тук… Словно кто-то шел по снегу, но почти не оставляя следов, не ломая хрупкую корочку наста, которая так громко скрипела под моими сапогами. Те самые шаги, которые я слышала тогда в запертом магазине. Неправильные. Нечеловеческие.

Шаги раздались со стороны леса Кадавер, с границы участка, где я видела движение. Они не приближались ко мне напрямую, но двигались вдоль края деревьев, словно кто-то обходил дом, изучая его, или привлекая мое внимание.

Мое любопытство, смешанное со страхом, пересилило инстинкт самосохранения. Я должна увидеть. Должна узнать. Неужели он ждет там?

Я повернулась и осторожно, стараясь двигаться бесшумно по снегу, направилась к краю участка, где начиналась стена деревьев. Сделала несколько шагов вглубь рощи, под сень темных, припорошенных снегом елей, где тени были еще гуще, где свет из окон дома почти не проникал. Морозный воздух здесь был еще холоднее, пахло хвоей, снегом и… чем-то еще, необъяснимым, диким, запахом, который я уже научилась ассоциировать с его присутствием.

Шаги умолкли. Наступила абсолютная тишина, нарушаемая только моим прерывистым дыханием и отдаленным шумом из дома. Я стояла, прислушиваясь, вглядываясь в темноту между стволами деревьев, ожидая увидеть его.

И увидела.

Не его самого. Но его знак.

Прямо у корней старой ели, где снег лежал ровным, нетронутым покровом, лежали они. Две розы.

Ярко-алые. На фоне ослепительно белого снега их цвет казался почти невыносимым, кричащим, зловещим. Две розы. Не одна. Я медленно подошла ближе, чувствуя, как по коже бегут мурашки, как сердце бешено колотится.

Это было очень странно. Незнакомец никогда не оставлял больше одной розы одновременно. А тут… лежали две. Не просто две.

Одна роза была такой же, как и все остальные – совершенная, алая, свежая, будто только что срезанная. Но вторая…

Вторая роза была тоже алой, но ее лепестки были помяты, кое-где порваны. А на самом бутоне, на нескольких лепестках, были темные, почти черные пятна.

Кровь.

Свежая, темная кровь. Она не была моей. Я не проливала крови сегодня. Это была… другая кровь. Кровь, которой была запачкана роза, лежащая на девственно белом снегу.

Я протянула дрожащую руку к чистой розе. Двадцать первый укол. Двадцать первое напоминание о связи. Приближаясь, я почувствовала знакомое, острое предвкушение. Это был не просто страх перед болью; это стало чем-то другим. Каждая встреча с розой, каждый укол шипа стал… ритуалом. Ужасным, да, но в то же время приносящим резкое, пронзительное ощущение, которое прогоняло оцепенение, делало меня живой. Нечто вроде извращенного удовольствия, сильного, нездорового всплеска чувств, смешанного с болью. Я знала, что это неправильно, знала, что эти ощущения пугают, но не могла отрицать их силу.

Мои пальцы коснулись стебля, и острый, тонкий шип тут же нашел мою кожу. Двадцать первый. Острый укол. Боль. Но не просто боль. Жаркая волна прокатилась по руке, по всему телу, резкий, пронзительный ток, почти экстаз, смешанный с ужасом. Моя кровь, ярко-алая, вырвалась из крошечной ранки на пальце и капнула на снег.

Прямо рядом с окровавленной розой.

Моя кровь, теплая и алая, смешалась с холодной, белой чистотой снега и темной, почти черной кровью на лепестках второй розы. Это было ужасающее зрелище. Моя жизнь. Его знак. Чужая кровь. Все слилось в единое, зловещее пятно на девственной белизне.

Я стояла, глядя на две алые розы – одну совершенную, другую окровавленную моей кровью и чужой – и чувствовала, как вся моя хрупкая, только что обретенная надежда рушится, разбиваясь на мелкие осколки, как стекло на морозе. Две розы. Это не был подарок. Это было послание. Более темное, более сложное, более зловещее, чем все предыдущие.

Все это снова накрыло меня, вытесняя мысли о доме и об Эмилиане. Это было напоминание о том, что я связана с чем-то другим. С чем-то опасным. С чем-то, что не собиралось оставлять меня в покое, даже когда моя жизнь, казалось, налаживалась.

Я не знала, что означают две розы. Что означает кровь на одной из них. Но слова из древней книги пронеслись в голове: осторожность, жертва, месть. Теперь к ним добавились новые, пугающие оттенки, связанные с моей собственной кровью и с этой странной, темной связью, которая проявлялась даже через боль. Две розы… как выбор? Как два пути? Одна в крови… как указание на жертву, которая уже была принесена? Или на ту, что еще предстоит? На какую жертву? Чья кровь на второй розе?