
Полная версия
Идеальный дуэт. Кода
Я хотела, чтобы Ноа захотел, чтобы я осталась.
– Это за мной, – пробормотала я.
Мы оба знали, что это за мной.
Попроси меня остаться.
Ноа наконец встретился со мной взглядом, в его зеленых глазах больше не было той рисковой искорки, которую я так полюбила.
– Хорошо тебе долететь.
Мое пляшущее сердце жестко остановилось. Боже… Я была дурой, если думала, что это может закончиться как-то иначе.
– Береги себя, Ноа. Если тебе что-то понадобится…
– Я знаю, – сказал он. Ноа затушил сигарету носком ботинка. – Я…
Он не договорил. Я ждала, что он скажет что-то еще, нервно теребя рукава своей туники и видя, как вращаются шестеренки у него в голове.
Прошу, поговори со мной.
– Вы готовы ехать, мисс?
Водитель «Убера» стоял возле машины, придерживая открытую пассажирскую дверцу. Я решительно выдохнула.
Мне пора было покидать Нью-Йорк. Снова.
– До свидания, Ноа.
– Да, – кивнул он, прочищая горло и делая шаг назад. – Увидимся.
Что-то промелькнуло в его глазах – нечто, напомнившее мне о прежнем Ноа. Нечто, из-за чего я вообще и решилась приехать в Нью-Йорк.
Но я плохо подгадала время. Нечего мне было здесь делать спустя сорок восемь часов после смерти его жены. Я просто подумала, что, может быть – может быть, – я была нужна Ноа.
Но… что ему было нужно, так это время. Время, чтобы погоревать; время, чтобы исцелиться. Ему была нужна его семья, а я уже давным-давно исключила себя из этого уравнения.
Я смотрела, как его удаляющийся силуэт направлялся обратно к дому.
Тысячи извинений щекотали мой язык, но я прикусила его, чтобы их удержать. Я сказала достаточно… Я сделала достаточно.
После того, как я отметилась на стойке регистрации в аэропорту и нашла себе место, где можно посидеть и потосковать в ожидании, что кто-то откажется от билета на ближайший рейс, мой телефон начал вибрировать.
Ноа.
Ответила я быстро.
– Алло?
Удар сердца.
– Привет, Челси.
Сэм?
Моя рука легла мне на грудь, когда пульс вдруг ускорился.
– Сэм… ты в порядке?
– Не знаю, – сказал он. Его тихий голос был угрюмым и полным противоречивых чувств. – Ты снова уезжаешь?
Снова.
Боже, я действительно напортачила. Сэм только что потерял человека, который практически заменил ему мать, а тут вдруг я примчалась в его жизнь и тут же выскочила, когда он был ранимее всего.
– Ох, Сэм, мне так жаль, – тихо прошептала я. – Я сделала ошибку, прилетев. Я волновалась о тебе и твоем папе.
– Ты можешь остаться, если хочешь, я не собирался от тебя убегать.
Мои глаза застили слезы, которые я так долго сдерживала.
– Я хочу остаться, я правда хочу. Но я – не то, что твоему папе сейчас нужно. Я сделаю все только хуже.
– Хуже уже некуда, – пробормотал Сэм.
Я закрыла глаза, и слезы пролились.
– Ты ведь позаботишься о папе, правда?
– Да.
– Сэмми, я хочу, чтобы ты знал, что я всегда рядом. Моя дверь всегда открыта. Пожалуйста, звони мне в любое время, если понадобится поговорить.
– Ладно.
И вдруг я вновь очутилась на больничной койке одним небывало теплым декабрьским днем.
«Я люблю тебя».
Эти слова так и не слетели с моих губ. Я помнила, как держала Ноа за руку, пока мы втроем тесно прижимались друг к другу на крохотной больничной койке. В то мгновение я чувствовала себя переполненной эмоциями; чувствовала, что меня любят самой чистой любовью на свете. Я чувствовала себя так, словно нашла свою семью… свой дом.
Дом – там, где сердце, и я боялась, что мое сердце навсегда останется в Нью-Йорке.
– Я скучаю по тебе, Сэм, – выдавила я, двумя пальцами стирая из-под глаз потеки туши. – Передай папе, что мне жаль.
– Ладно, – повторил он.
Я закрыла глаза, пытаясь найти еще какие-то слова. Слова получше. Сэмюэль Хейз перенес больше душевных травм за свои короткие десять лет, чем большинство людей переносят за всю жизнь. Тот жизнерадостный, невинный мальчик, которого я полюбила и которого стала буквально обожать, выглядел таким потерянным. Он был слишком юн, чтобы быть настолько сломленным. Я переживала о том, что Сэма ждали впереди еще более мрачные дни, и мне было нужно, чтобы он знал, что я всегда буду на связи, если вдруг понадоблюсь ему.
– Пожалуйста, пообещай, что позвонишь мне, если тебе когда-нибудь станет слишком грустно. Я всегда буду твоим другом, – попросила его я.
Последовала долгая пауза, прежде чем дрожащий голосок Сэма эхом отозвался в трубке.
– Обещаю.
Прошло три часа, а я так и не встала со своего жесткого, тесного кресла в зале ожидания аэропорта. Я подтянула колени к груди и смотрела, как разные люди вплывают и выплывают из поля моего зрения. Им всем нужно было куда-то попасть, кого-то увидеть. Их всех буквально по ту сторону посадочного терминала ожидали великие приключения и новые воспоминания.
Но у меня ничего такого не было. Самые теплые мои воспоминания останутся позади, в городе, который все еще преследовал меня, словно призрак, день за днем.
Я просто возвращалась к той жизни, которую сама выбрала.
* * *НоаЯ сидел рядом с матерью и отцом в гостиной со своими потрепанными нервами и каким-то гулким ощущением в костях. Моя нога беспокойно дрыгалась перед самодельным журнальным столиком, который Бет несколько месяцев вручную изготавливала в нашем гараже.
В голове промелькнул образ ее, стоящей на коленях, шкурящей древесину кусочком наждачной бумаги. Она была покрыта глянцевым блеском пота и брызгами алебастровой краски марки «Шервин Уилльямс».
– Почему бы нам просто не купить стол? – поинтересовался я, улыбаясь, и сунул руки в карманы, стоя у подножия ступенек гаража.
Она смахнула упавшую ей на глаза прядь волос цвета шампанского.
– А зачем нам его покупать, если я могу сделать сама? – возразила она, подмигнув.
Я не стал спорить. Я никогда не спорил.
Мы никогда не спорили.
И долгое время я находил этот аспект наших отношений странным. Любовь ведь должна обжигать и разъедать. Она должна пожирать все наносные слои и опалять нежную сердцевину, сокрытую внутри.
Я поднял голову и моргнул пересохшими веками, когда мать начала трещать о гробах из красного дерева с ящичками для памятных вещиц.
– Тебе разве не кажется, что это будет славно, Ноа? – поинтересовалась она. Ее черные как смоль ногти царапнули по вееру брошюрок разных похоронных бюро.
Сэм забрал своих братьев наверх, порисовать и помастерить поделки, пока я пытался прояснить мучительные частности похорон моей жены. Я с каменным лицом уставился прямо перед собой и промямлил что-то в знак согласия.
– Медь тоже выглядит потрясающе, как тебе кажется? – продолжала она.
Мой отец прочистил горло:
– Люси, да ему все равно, пусть гроб будет хоть из бриллиантов, хоть из папье-маше. Выбери какой-нибудь, и поехали дальше.
Она постучала своим костлявым пальцем по одному из дизайнов и поджала губы.
– Что ж, славно. Тогда возьмем этот.
Я вздохнул, откидываясь на спинку дивана. Мой отец был прав. Меня ни в коей мере не интересовали ни внешний вид гробов, ни цветочные композиции, ни выбор поставщика провизии. Все, что меня волновало, – это как пережить еще один день и убедиться, что мои дети пройдут через все это с минимальными душевными травмами и шрамами.
Бет умерла. Было без разницы, пускай ее гроб хоть в розовый горошек покрасят, от этого она станет не менее мертвой. А учитывая тот факт, что семья Бет вверила мне полный контроль над деталями поминальной службы, то я был бы вовсе и не против остановиться на розовом горошке.
Родителей Бет оповестили вскоре после страшной находки. Они жили в Сан-Диего и собирались прилететь на поминальную службу по своей дочери. Бет никогда не была близка с родителями – она воспитывалась в строгой религиозной семье, которая резко воспротивилась идее Бет о том, чтобы покинуть Калифорнию и начать новую жизнь на другом конце страны. Когда она забеременела вне брака от мужчины, не желавшего иметь ничего общего с ребенком, ее родители и вовсе фактически отреклись от нее. Я никогда не встречался ни с ее матерью, ни с отцом и как-то не горел желанием делать это сейчас. Какая-то часть меня почти хотела настоять на розовом горошке по той единственной причине, что он их наверняка выбесит.
– Милый, а кто там приходил?
Металлический голос моей матери перебил поток моих мыслей. Я потер ладонями ткань своих потрепанных джинсов, когда воспоминание о неожиданном визите Челси пронзило меня, словно попавшая точно в цель пуля.
Да чтоб я знал.
– Кейден сказал, что приходила красивая девушка, – намекнула мне мама. – Твоя подруга?
Мне не хотелось об этом говорить. Мне вообще ни о чем говорить не хотелось.
Мои родители встречались с Челси на вечеринке в честь возвращения Сэма домой шесть лет назад, но они не знали, что между нами произошло. Они не знали, что она перевернула мою вселенную с ног на голову и раскрутила вокруг ее оси. Они не знали, что мой обласканный критиками альбом «Дуэт» был практически весь написан о Челси Комбс и о том, как она пропустила мое несчастное сердце через мясорубку. Они не знали, что я больше года отвергал предложения Бет сходить на свидание, потому что не мог выкинуть из головы глаза-океаны Челси.
Я месяцами пытался с ней связаться – месяцами, и все без ответа. Это было ужасно: жить в подвешенном состоянии, цепляясь за надежду, что она вернется, и при этом зная, что она этого не сделает. Она велела мне двигаться дальше. Она велела мне снова найти любовь.
Она высказала прозрачней некуда, что возвращаться не собирается.
А будучи отцом маленького мальчика, я должен был ставить его нужды выше всего.
Даже если бы Челси вернулась – смог бы я когда-нибудь поверить, что она не уедет вновь? Смог бы я дать ей доступ к моему сердцу после того, как она с такой легкостью его предала?
Нет… я бы не смог так с собой поступить. Только не снова.
Я бы не смог поступить так с Сэмом.
Прочистив горло, я взглянул на мать.
– Никто, – наконец ответил я.
Боже, да какое там никто.
Часть меня была в бешенстве из-за того, что я позволил ей сесть в тот «Убер».
Часть меня была в бешенстве из-за того, что я был в бешенстве.
Что-то до сих пор сидело во мне, глубоко зарытое и скрученное кривыми корнями, что все еще цеплялось за Челси. То, что между нами было, было мощным. Эпичным. Я уже давно смирился с тем, что эти чувства, возможно, никогда не сотрутся до конца. Челси оставила свой след, словно ребенок, нацарапавший свое имя на сыром цементе.
– Мне нужно на воздух, – выпалил я. Быстро встав с дивана, я уронил на пол декоративную подушку.
Моя мать встала следом за мной.
– Тебе что-нибудь нужно, милый? Чай? Что-нибудь поесть?
– Мне просто нужно покурить.
– Ох, Ноа, это такая дурная привычка…
– Не сейчас, Люси, – оборвал ее мой отец.
Я сжал пальцами свою переносицу и вздохнул.
– Что бы ты ни выбрала… – Я взмахнул пальцем в сторону брошюр, рассыпанных по журнальному столику. – Меня все устроит.
Проковыляв через гостиную, я поспешил выйти на переднее крыльцо. Я оперся бедром о кирпичную ограду и вытащил сигареты из заднего кармана, моя тревога отступала по мере того, как легкие наполнял дым. Мой взгляд задержался на краю подъездной дорожки, где Челси сидела в ожидании такси. Она пересекла всю страну, чтобы убедиться, что я в порядке. Я не знал почему. Мы даже ни разу не обменялись сообщениями более чем за три года.
И все же… я ощутил такое же желание позвонить ей. Тот же самый инстинкт связаться с ней.
Я выбросил сигарету в кусты и шаркнул подошвой по ступеньке крыльца, стирая Челси Комбс из своих мыслей.
Я прошел по подъездной дорожке к почтовому ящику, периферийным зрением обшаривая окрестности на предмет мерзавцев-папарацци. Горизонт вроде бы был чист, так что я сунул руку в почтовый ящик и вытащил целую пачку рекламок и коммунальных счетов. Пока я просматривал рекламу и конверты, мой взгляд упал на листок бумаги, вырванный из блокнота на пружинке. Я сунул стопку бумаг под мышку и развернул помятый листок.
«Ты забрал мое, так что я заберу твое».
Мою кожу закололо от тревоги. Синие чернила пересекали листок бумаги злыми, неверными штрихами. Я перечитал эти слова дюжину раз, врезая их в свой мозг и аккуратно укладывая на полочку.
Эти слова станут моим топливом.
Эти слова станут моим способом выжить, потому что наконец-то… я узнал.
Теперь я знал, кто убил мою жену.
Глава 5
Один год спустя
ЧелсиЯ стерла капельку пота со лба тыльной стороной ладони, оставляя на волосах лимонно-желтое пятно. Я была в настроении. Это было настроение такого рода, когда ты запоем смотришь передачи про ремонт по HGTV[3], одновременно листая Pinterest и добавляя мелкие украшения для дома в свою корзину для покупок на Amazon.
Два месяца назад я решила выкупить ту квартиру в кондоминиуме, которую снимала. Мне захотелось пустить корни на юге Флориды.
Как только статус недвижимости сменился на аренду с правом выкупа, я ухватилась за эту возможность. Я никогда прежде не имела склонности совершать меняющие всю жизнь покупки, не проконсультировавшись со всеми, с кем когда-либо пересекалась, и не гугля все «за» и «против» до ломоты в пальцах.
Однако я просто поняла, что это – правильное решение. Я любила свою квартиру на две спальни. Я любила все ее тысячу сто квадратных футов[4], от солнечной кухоньки с обеденным столом до очаровательного балкончика с яркими ящиками для цветов и сказочными видами на океан. Это был мой собственный кусочек рая. Это было физическое доказательство того, что я вернула себе контроль над своей жизнью. В то время как моя старая квартирка в Нью-Йорке символизировала тот факт, что я пережила Иэна Мастерсона, мое новое жилье в кондоминиуме обозначало то, что я пережила саму себя.
Раздалось мурчание Мисти, и старая кошка обернулась вокруг моих лодыжек. Я в ужасе посмотрела вниз, заметив, что это животное наступило в желтую краску и оставило миниатюрные отпечатки лап по всему полу гостиной. Я застонала, сдувая с глаз небрежную прядку волос, и наклонилась, чтобы взять на руки заляпанную краской кошку.
– Ох, Мисти. Давай тебя почистим. – Я отнесла Мисти на кухню и вытерла ей лапы над раковиной влажным бумажным полотенцем.
Когда я опустила кошку обратно на пол, мой взгляд прошелся по стопке почты, лежащей на кухонной стойке.
В ответ на меня уставился последний номер журнала People, и от его обложки мой желудок сделал сальто.
«Ноа Хейз: от сенсации «Стоп-кадра» до подозреваемого в убийстве».
Я перебрала стопку почты, вытаскивая из нее разные желтые журналы, все с одинаковыми титульными историями.
«Убил ли Ноа Хейз свою жену?»
«Ноа Хейз: любящий отец или жестокий убийца?»
«Неужели любимая рок-звезда Америки – хладнокровный убийца?»
В моих венах закипел гнев, и я швырнула журналы в мусорку. Меня затошнило.
Я пристально следила за жизнью Ноа через соцсети и новостные заголовки в течение всего прошедшего года. Полиция так и не нашла подозреваемого в убийстве Бет, поэтому они обратили свое внимание на самого Ноа Хейза. По всей видимости, в алиби Ноа оставалось временно́е окно, за которое никто не мог поручиться.
Они полагали, что он ушел с бейсбольного матча своего сына, чтобы хладнокровно заколоть свою жену, пока двое его детей ждали в машине. А потом он средь бела дня съездил домой, чтобы сменить свою покрытую кровью одежду, и всему этому не было никаких свидетелей.
Это была полная чушь.
Но из нее получались великолепные заголовки.
У них ничего не было на Ноа. Ни орудия убийства, ни подозрительных запросов в интернет-поисковиках, ни записей телефонных разговоров, ни сообщений свидетелей. А пока узколобые копы в Управления полиции Джерико превышали служебные полномочия, решив во что бы то ни стало извалять имя Ноа в грязи, настоящий убийца все еще разгуливал на свободе.
Прислонившись к стойке, я стиснула ладонями гранитную столешницу с такой яростью, что костяшки побелели.
Ноа позвонил мне один раз за этот прошедший год. Всего один. Это было примерно через месяц после того, как я совершила свое унизительное путешествие в Нью-Йорк и очутилась у него на пороге.
– Ты услышишь кое-что обо мне в новостях. Это все неправда. Мне просто важно, чтобы ты это знала, – сказал он мне. Он звучал по-другому – изнуренно и измученно. Изнуренный и измученный незнакомец. – Они думают, что я убил ее, Комбс.
Меня тогда затошнило от ужаса.
Я находилась на винном фестивале с Томасом, Эльзой и ее парнем на месяц, засунув палец в ухо, чтобы заглушить музыку джаз-банда и пьяное хихиканье подруги.
– Ноа… я надеюсь, ты знаешь, что я никогда не поверю во что-то подобное.
Мой голос прозвучал визгливо на фоне шума фестиваля, и Ноа замолчал.
– Ты в порядке? – мягко спросила я. Я выпустила руку Томаса и спряталась в кабинке биотуалета, чтобы хоть мгновение побыть в тишине и отчетливо его слышать. – Я волнуюсь о тебе.
Последовала долгая пауза, прежде чем Ноа ответил:
– Просто пообещай мне, что не поверишь ничему, что услышишь.
– Ну конечно, я обещаю. Ничто в целом свете не заставит меня поверить, что ты вообще смог бы сделать нечто подобное.
Я услышала, как он вздохнул на другом конце линии, возможно, от облегчения. Возможно, просто потому, что устал.
– Челси… Кажется, я знаю, кто это сделал.
По моей коже пробежал холодок, который затем глубоко впитался в кости.
– Кто?
– С Девоном кое-что случилось прямо перед его смертью, и я…
С Девоном?
Голос Ноа затих, не окончив фразу. Я помнила, что взглянула на телефон, чтобы проверить, не оборвался ли звонок.
– Ноа?
– Неважно, – сдал назад он. – Спокойной ночи, Челси.
– Ноа, погоди. Что там с Девоном?
Линия оборвалась. Я смотрела на свой мобильник почти целую минуту, пытаясь переварить то, что сказал мне Ноа. Когда гул фестиваля понемногу снова просочился в мое сознание, я моргнула, грудь моя тяжело вздымалась и опадала из-за панических вдохов. Я отправила ему в сообщении знак вопроса, но он так и не ответил.
До сих пор.
Эльза заколотила в дверь уборной, ее мелодичный голос был сдобрен подтруниванием и чрезмерным количеством красного вина.
– Челси Кооооомбс! Выходи, выходи, где бы ты ни пряталась!
Я вернулась к своим друзьям, спрятав тревогу за фальшивой улыбкой.
– Простите. Друг звонил.
Томас приподнял бровь, как будто бы догадавшись, что я что-то скрываю.
– Все в порядке, красавица?
Нет. Я разрываюсь между тем, чтобы снова вернуться в жизнь моей прежней страсти, и тем, чтобы позволить ему страдать в одиночестве за двенадцать сотен миль отсюда.
Я выбрала последнее, все еще отчаянно стыдясь своей последней неуклюжей попытки его утешить. Каждый день я спрашивала себя, правильный ли сделала выбор.
Прошло совсем немного времени, и журналисты начали стучать уже в мои двери, надеясь, что у меня есть какая-нибудь инсайдерская информация об этом убийстве, – рассчитывая нацепить на меня ярлык некой подлой любовницы. К счастью, в моем углу ринга имелось несколько совершенно потрясающих людей, которые прекрасно понимали, что не стоит верить интернет-таблоидам.
А еще был Томас.
Большую часть этого года мы «встречались на минималках», как любила это называть Лиза. Было несколько свиданий, немного держания за руки, а сверх того еще и капелька сексуального напряжения. Однажды вечером, несколько месяцев назад, все дошло до жаркого сеанса обжиманий на диване в моей гостиной.
Я запаниковала на полпути ко второй базе.
Это не потому, что меня не привлекал Томас. Причина была лишь в том, что я нашла абсолютно невозможным позволить себе оказаться настолько уязвимой перед другим мужчиной. Поцелуи вели к сексу, а секс вел к отношениям, а отношения вели к разбитому сердцу.
Эльза дразнила меня как-то днем, когда мы сидели в патио местного кафе.
– Со сколькими мужчинами ты была? Ну, типа, с пятью? – смеялась она.
Я спрятала глаза за своей гигантской чашкой кофе.
– С тремя, – тихо пробормотала я.
Эльза чуть не выплюнула свой капучино на столик бистро.
– Ох, маленькая моя. Нам непременно нужно тебя ошлюшить! Ты еще молода. Ты горяча. Наслаждайся жизнью, милая.
– Ну знаешь, двое из них были знаменитостями. Мне за это полагаются бонусные баллы? – пошутила я.
– Полагаю, их можно начислить, – ответила Эльза с хитрой ухмылкой. – А как насчет Томаса? У этого мужчины терпение святого. Ты же знаешь, что ему до смерти хочется… как там говорится? Трахнуть тебя?
Я вжалась в спинку своего стула. Покидая Нью-Йорк, я не намеревалась когда-либо встречаться с другим мужчиной, не говоря уже о том, чтобы прыгать к нему в постель. Меня вполне устраивало быть одной. В конце концов, именно это я и принесла в жертву. Я отказалась от своего единственного шанса на любовь Ноа Хейза, чтобы оградить его от моего пути разрушения. Следовательно, мне было уготовано прожить одинокую жизнь в воздержании, в то время как Ноа преследовал меня, будто Призрак Прошлого Рождества[5].
Вот только… теперь всегда было Рождество.
Мои размышления прервал стук в дверь, и я спрыгнула со стойки. Я чуть не споткнулась о Мисти, когда старая кошка поспешила забиться под диван. Открыв парадную дверь, я улыбнулась Лорел, управляющей моего жилого комплекса…
А потом чуть не упала в обморок при виде того, кто стоял с ней рядом.
– Мисс Комбс, я хотела проводить этого молодого человека к вам наверх. Он сказал, что он ваш друг и что ему отчаянно нужно с вами поговорить, – опасливо объяснила Лорел.
Во рту у меня пересохло.
– Эм… да. Да, конечно. Он может войти.
Лорел кивнула.
– Очень хорошо. Доброго дня, мисс Комбс.
Лорел исчезла в конце коридора, а я начала собирать мысли в кучку. Я шагнула в сторону, чтобы мой гость мог войти, и не отрывала от него изумленного взгляда.
– Сэм.
Сэм вошел в мою квартиру с написанной на лице робостью. Он выглядел усталым и грязным.
– Ты сказала, что твоя дверь всегда открыта, – заявил он.
– Я… – Я выглянула в коридор, пребывая в состоянии шока и высматривая Ноа. – Сэм, а где твой отец?
– Я… Я приехал один.
– Что? – недоверчиво спросила я.
– Мой папа не знает, что я здесь. Пожалуйста, не злись, – взмолился Сэм.
Медленно моргая, я прижала указательные пальцы к вискам, чтобы комната перестала вращаться. Одиннадцатилетний Сэмюэль Хейз стоял у меня в гостиной, проехав множество штатов, в то время как его отец – обвиняемый в убийстве – сидел дома, вероятнее всего, сходя с ума от волнения за пропавшего сына.
Я ничего не забыла?
– Сэм, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал твердо, но вместе с тем нежно. – Я очень рада, что ты почувствовал, что тебе будет вполне комфортно у меня в гостях, но мы должны позвонить твоему отцу. Он, наверное, уже ищет тебя с поисковыми отрядами. – Я вынула телефон из кармана и принялась искать номер Ноа.
– Ты не понимаешь! – перебил меня Сэм. – Ты нужна папе. Ты должна вернуться в Нью-Йорк.
Я вскинула голову.
– Что?
– Только ты можешь ему помочь, – настаивал Сэм. – Прошу тебя.
Сделав глубокий вдох, я подвела Сэма к своему дивану.
– Сэмми, почему ты просто не позвонил мне? Как ты вообще сюда попал?
Маленький мальчик теребил в руках край своей голубой рубашки поло. Он перекинул ноги через подлокотник дивана и впился взглядом в пол.
– Мне нужно было уехать. Я больше не мог находиться в том доме. Мне в нем так грустно, – признался он, поднимая на меня глаза, которые с каждой нашей встречей все больше и больше напоминали глаза Ноа. – Я сел на поезд.
Во мне бурлило столько вопросов. Я потянулась к руке Сэма и повернулась к нему.
– Расскажи мне, что происходит, – тихонько подсказала я, проводя большим пальцем по костяшкам его руки.
Сэм снова опустил глаза и сглотнул.
– Мой папа одержим тем человеком, который убил Бет. Он говорит, что знает, кто это сделал, и что это все его вина. Он вечно пьет этот гадкий виски. Он постоянно оставляет нас с няней, чтобы пытаться отыскать этого злодея. Кажется, он вообще не спит. Со мной он почти не разговаривает. – Сэм вздохнул, качая головой. – Вокруг дома все время какие-то странные люди, и камеры, и полицейские. Ребята задирают меня в школе, потому что думают, что папа поднял руку на Бет. Ты же знаешь, что он этого не делал, правда, Челси?
На моих глазах выступили горячие слезы, сердце болело все больше с каждым тоскливым ударом.