Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

– Мария Дмитриевна через час впала в агонию. Она мучилась, не в силах вытолкнуть плод, а потому я вмешался. Я стоял так, чтобы она меня не замечала, и подсказывал Томилину.

– Но он не врач! – вскрикнул Феликс, вскочив с кровати и сразу же упав обратно из – за колена. – Он не врач… как вы позволили…

– На чаше моих весов был выбор: либо мои принципы, либо жизнь Маши… Марии Дмитриевны, – сразу поправился Аристарх, подобравшись. – И как вы думаете, что выберет порядочный человек?

– Жизнь…

– Именно. Я подсказал Томилину, как сделать надрез, а потом помог Марии подтолкнуть плод – и она родила первенца. А второй вышел сам через двадцать минут, так как было проще. Зашивал ее тоже я сам. И выхаживал тоже – сам! Не думайте, что я настолько ненавижу Марию, чтобы убить заражением крови.

– Я ничего не думаю, – заметил Феликс. – Просто слушаю. И понимаю: вы кинулись ночью не оттого, что вам приказала Шелохова.

– Можете потешаться надо мной, сколько угодно, господин Ланской, – строго сказал Аристарх, обернувшись к врачу. – Я любил очень сильно Марию Дмитриевну. Но понимал: мы не ровня. Она – дочь промышленников и дипломатов, дочь и наследница всего состояния Шелоховых наравне с Александром. А я? Кто я такой?

Феликс промолчал, так как вспомнил о своей Жизель. Любимая и обласканная дочь профессора Академии Столицы и врача при королевском госпитале. Ей готовили лучшие партии, сватали самых богатых и красивых, с блестящими будущим и репутацией… а она предпочла интерна из медицинской военной академии, у которого за душой был лишь диплом об окончании лекарского факультета и два года практики в туберкулезном диспансере…

Что он мог предложить? Ничего. А она все равно пошла за ним: сбежала из дома, поступила в Столице в университет – и поддерживала их неофициальный брак стипендией и деньгами родителей, которые те посылали из жалости к нерадивой дочери.

– Однако, мы разговорились, – заметил Аристарх. – Полежите час, отдохните. О еде я распоряжусь.

– Последний вопрос.

– Давайте.

– Проводите меня к Лидии? – Феликс, опираясь на прутья кровати, встал и, хромая, доковылял до двери, поравнявшись с Аристархом. – Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.

– Думаю, она скоро сама к вам придет.

– В каком смысле?

– Утром она пришла в себя, а за час до вашего приезда уже одевалась, так как узнала, что господин Драгоновский поехал в город – вас искать.

Феликс ничего на это не ответил, а молча дошел обратно к кровати и, ощущая, как охлаждающий раствор, намазанный на кожу в районе растяжения, начинает обезболивать. Мышцы уже ноют не так сильно, а стоять можно около пятнадцати минут без дискомфорта.

И это время Феликс использовал, чтобы побродить по комнате и изучить ее досконально.

Обставленная достаточно дорогой деревянной мебелью, отполированной до блеска, с огромным платяным шкафом, в котором удобно было бы хранить не то что костюмы, и стоявшим у окна дубовым рабочим столом с резными узорами на боках и выдвижных ящиках. Листы бумаги были с печатью дома Шелоховых, как и стеклянная чернильница с золотой крышкой.

Перья лежали в одном из ящиков для удобства гостей, а рядом пудра для сушки текста и промокашка.

Феликс не удержался и, достав одно из перьев, самое неприметное, макнул его кончик в чернильницу и, расписав один лист и привыкнув к наконечнику и его кляксам, стал записывать события последних дней, чтобы ничего не забыть. Так ему было проще анализировать.

Начав писать и увлекшись процессом использования пера, которым Феликс давно не пользовался, он не сразу заметил, как скрипнула дверь, а затем стукнула о дверной косяк, закрывшись.

Доктор обернулся, думая, что к нему пришли либо хозяева, либо Киприан, но нет.

В комнату вошла Лидия. Напуганная, с трясущимися руками и бледной кожей. Казалось, она еще сильнее похудела за один вечер, и оттого Феликс, не взирая на больную ногу, подошел к ней, обнял за плечи, а потом прижал к себе.

Лидия была холодной, словно снежная королева, однако ее ладони, которые легли на его спину, оказались горячими. Как и пальцы, сжавшие жилет и рубаху в комки.

– Все хорошо, – спокойно заметил Феликс. – Все хорошо.

– Что они сделали с вами? – слишком трагично уточнила Лидия, посмотрев на лицо доктора.

– Ничего. Просто… немного подержали в подвале.

– В подвале?! С крысами и пауками?!

– Ну… крыс там не было, наверное… а пауки меня не трогали.

– Мне сказали, вы сбежали ночью.

– Да, скальпель помог, – усмехнулся Феликс. – Как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо. Аристарх помог. Он очень хороший доктор.

– Не сомневаюсь.

Феликс усадил Лидию на кровать, и она выдала ему все, что успела подслушать.

После того, как Феликса оттащили в подвалы, ее и Киприана отдали в дом, чтобы Аристарх их осмотрел и вынес вердикт. Киприану повезло, он пришел через час в сознание и сразу разобрался с Шелоховой по – своему, поэтому и Лидии повезло: ей выделили гостевую комнату, куда принесли лекарства и вызвали доктора.

– Госпожа Шелохова очень строгая, – продолжила Лидия, пока Феликс записывал остатки своих выводов на листке, – она приказала лежать тихо и не выходить из комнаты. Даже охрану приставила. И, вы только представьте, отобрала мой револьвер. Помните? Вы мне дарили…

– Помню. Она вернет, Киприан все уладит.

– О, господин Драгоновский тут так злился, – она еле улыбнулась, вспоминая утро. – Я аж из комнаты услышала, как они с Шелоховой ругались в кабинете. Он такими словами ее покрывал, что я подумала его выкинут из дома.

– Пусть попытаются, – под нос сказал Феликс, – я на это полюбуюсь.

Через десять минут в комнату заявился и сам виновник обсуждения.

Драгоновский был злым, как сто собак, однако в его действиях прослеживалась некая ленивость, словно он о чем – то договорился, но при этом условия его крайне не устраивали.

– Ну что, каторжанин, – обратился он к Феликсу, – иди говори с Шелоховой. Она желает тебя видеть.

– А мое желание учитывается?

– Нет. Пошли. Лида, останься тут и перепиши вот этот текст от моего лица, – Киприан отдал Лидии записку, а потом снял кольцо – печатку и вложил в другую ладонь девушки. – Запакуешь, вынесешь и «случайно» обронишь в коридоре. Не смей ни останавливаться, ни оглядываться. Веди себя стандартно.

– Ловушка? – уточнил Феликс.

– Ну пора уже хоть что – то делать. Тем более, что кулон у тебя!

Киприан первым подошел к двери, чтобы выйти, но Феликс, на минуту задержавшись, вдруг вытащил из кармана кулон и, сунув в кулак Лидии, тихо шепнул:

– Если что – беги с ним. Не потеряй только, бога ради.

– Хорошо.

Девушка прижала кулон к груди вместе с листком от Киприана – и осталась одна в комнате, а Феликс и Киприан, пройдя по старому темному коридору, где не горела ни одна лампа, направились по знакомому Феликсу маршруту – к кабинету, который не так давно ему показывала Таня.

Только на сей раз портьеры были плотно сдвинуты, на столе горели две керосиновые лампы, а на кожаном диване и шкафу у правой стены были надеты белоснежные чехлы, словно в помещении давно никто не появлялся – и исключение было сделано для гостей.

При этом Феликс сразу посмотрел на камин: угли тлели, но ни золы, ни грязи на задней стенке камина не было. Следовательно, как подумал Феликс, камин был растоплен максимум утром. Да и в самом кабинете было достаточно холодно, что, однако, не мешало Шелоховой оставаться в одном домашнем платье с наброшенной на плечи черной шалью.

Если вчера ночью Феликс увидел эту старуху и его слегка передернуло от отвращения, то в тот момент, когда она обернулась и посмотрела на доктора, Ланского пробрала мелкая дрожь. Это была некая помесь отвращения и ужаса, словно Феликс увидел облезшую крысу с выпученными глазами с мелкими сосудами в уголках, а также крючковатым носом и искривленными мерзкой самодовольной улыбкой сухими серыми губами.

И не платье, ни украшения ситуацию не спасали. Даже свинцовые белила, которые использовала старуха, чтобы скрыть часть морщин, не помогали Феликсу перестать видеть перед собой что – то мерзкое, а не просто старого человека.

– Господин Драгоновский, – прокряхтела Шелохова, сделав шаг к нему и доктору. – Что ж вы не следите за своими подчиненными? Приехали, кричат у меня во дворе, а мои дорогие мальчики, преподавая им урок, потом страдают от плетей.

– Госпожа Шелохова, оставим обмен колкостями, – терпеливо парировал Киприан. – Вы виноваты, просто признайте это. Как минимум – перед Ланским, а как максимум – перед вашим сыном.

В этот момент лицо старухи перекосило от злобы и удивления, после чего она обошла рабочий стол, встала перед Киприаном и Феликсом, скрестив руки на груди, и уточнила:

– Что вы имеете в виду? Объяснитесь.

– Легко. Сегодня ночью, волею судьбы, вы заперли доктора Ланского в своем подвале. Мы прибыли, если верить помощнице доктора, в районе десяти утра – и с этого времени мой коллега не ел и не пил. А благодаря вашим охранникам и дворецкому – он оказался с ранением в подвале.

– Не преувеличивайте, – попросила елейно старуха, явно успокоившись. – Мои мальчишки просто напомнили нарушителю, где должно держать язык.

– Что ж, воля ваша, но это мы тоже оспорим, – съязвил Драгоновский. – Так вот, мой коллега остался в подвале до часу ночи. И, конечно, физиология и любопытство взяла свое.

– Чего? – шепнул Феликс.

– Он потянулся к вашим немногочисленным закруткам, – не обращая внимания на шипение доктора, продолжил Киприан. – И, вот беда – беда, уронил банку. Наверное, от измождения.

– Убью, – шикнул Феликс, сжав кулак в карманах брюк.

– Баночка разбилась. Варенье разлилось. А внутри варенья был… как думаете что?

– Что? – спокойно, не дрогнув ни одним мускулом, уточнила старуха.

– Кулончик вашей внучки, Тани Шелоховой, убитой пятого дня! – выпалил Киприан, сделав три шага вперед и оказавшись рядом с дамой. – А теперь, госпожа Шелохова, у меня есть все основания подозревать вас в убийстве вашей внучки.

– Да вы слышите себя, Киприан Кириллович?! Я?! Свою Танюшу?! Да вы, верно, бредите?! Доктора позвать?

– Хотел бы я бредить, да вот беда – доказательства указывают на вас.

– Безумство!

– А вот и нет, – вдруг подал голос Феликс.

И Киприан, и Аглая Тимофеевна уставились на него с недоумением.

Но доктор продолжил:

– Таня умерла от отравления свинцом и ртутью. Причем, ее травили систематически. То бишь, она должна была находится очень близко к источнику яда.

Феликс молниеносно протянул руку к старухе, тронул ее подбородок и, легонько проведя пальцем, показал Киприану белый отпечатанный слой пудры на подушечке.

– Свинцовые белила. Крайне токсичные и опасные. Но почти все дамы высшего света используют их для фарфорового блеска кожи. Насколько я помню, внучка гостила у вас почти неделю до смерти?

– Да помилуйте! – вдруг воскликнула Шелохова. – Разве я мазала ими внучку?!

– Не мазали. Этого не нужно. Но наверняка обнимали или были рядом, когда Таня тренировалась в чистописании, – заметил Феликс. – Обычно бабушки и учат детей писать и читать. А учитывая, что у вас есть дерево с яблоками для благовоний, ваш трюк можно было провернуть вообще легким способом. Вы же так сделали с Анастасией Смоловой?

И вдруг лицо старухи исказилось ужасом.

И Киприан сразу понял: Феликс попал в точку. Да и Ланской, увидев эффект, вдруг бросился в обход стола и, подойдя к портьере, услышал сзади громыхнувший звук, словно упала табуретка, а затем – распахнул шторы.

Дерево с позолоченным стволом, хрустальными каплями и яблоками с отверстиями у корешков стояло на своем месте, сияя в лучах дневного солнца. От безделушки шел противный металлический аромат, а также Феликс сразу увидел, что вокруг отверстия остались мелкие крошки свинцового порошка. А что было внутри яблок – даже не хотел выяснять.

– Таня была права…

– Пустите меня, Драгоновский! Пустите! – вопила за спиной Феликса старуха. – Вы ничего не докажете! Я использовала дерево для благовоний! Они лежат в шкафу!

Феликс тут же посмотрел на белый чехол и, кивнув на него, с ехидством уточнил:

– В этом?

– Да!

– И как их доставать?

– Поднять чехол, расстегнуть и…

– Столько действий, чтобы достать пакетик трав? – елейно уточнил Феликс. – Для человека вашего возраста нагнуться должно быть проблематично. А звать слуг – хлопотно. Да и обычно, если благовониями пользуются часто, то держат их в месте, куда можно засунуть руку без проблем. Например…

Феликс подошел к столу и, выдвигая ящики, обнаружил то, что искал. Небольшую пудреницу, в которой обычно хранились белила. Однако в этой старуха Шелохова решила спрятать убийцу своей внучки и невестки.

Пакетики со свинцом, а также две ампулы с ртутью – это все Феликс поднял в руке и показал Драгоновскому. И Киприан, заломив Шелоховой руку сильнее, уточнил:

– Ну что, чистосердечное, Аглая Тимофеевна, или попросим доктора провести экспертизу?

– Да что ты говоришь, – вдруг рыкнула старуха.

И в этот момент Феликс увидел, как ручка двери опустилась, и в помещение молниеносно ворвался дворецкий, держащий в руках револьвер.

Киприан обернулся, но прикрылся Шелоховой, а вот Феликс не успел.

Лишь мгновенная реакция спасла доктора от пули в сердце.

Однако ампулы с ртутью и пакетики со свинцом выпали из простреленной руки и, рухнув на паркет, раскрылись. Пакетики от удара разломились и высыпали содержимое, а ампулы, лопнув при соприкосновении с деревянными полами, выпустили свои смертоносные капли.

Мгновенно в комнате распространился удушающий аромат, в котором послышались звуки борьбы, цокот каблуков Шелоховой, а также крик Драгоновского и последовавший за ним выстрел.

– Стоять! – рявкнул Киприан убегающей в коридор Аглае Тимофеевне.

– Кир!

Феликс швырнул ему под ноги уцелевшую ампулу и пакет, после чего, прижавшись к шкафу, закусил от боли губу. Пуля вошла в плечо, но явно не насквозь, так как тепло разливалось только под рубахой спереди.

– Уходим! – рявкнул Киприан, подобрав улики и потащив за собой Феликса.

– Не так быстро…

Дворецкий возник у них на пути так неожиданно, что даже готовый ко всему Киприан сначала опешил, а потом, отдав улики Феликсу, вытолкнул доктора из кабинета и принял удар.

Старик оказался искусным мастером ближнего боя и не уступал Киприану в силе, однако и Феликс, выскочив в коридор, успел увидеть, как ткань платья мелькнула в коридоре вблизи лестницы.

И, превозмогая боль, достал свой револьвер и, бросившись за старухой, вдруг увидел, как Шелохова, спустившись в холл, оказалась в кольце офицеров. Это были не ребята из ее охраны, а как раз присланные из Дельбурга жандармы в синей форме, желтыми эполетами и белоснежными лентами на фуражках.

– Уведите ее и людей из особняка! – крикнул Феликс сверху. – В кабинете распылен яд!

И жандармам не потребовалось иного приказа. Они взяли Шелохову под руку, надели на запястья металлические браслеты и вывели брыкающуюся старуху на улицу. За ней последовали все слуги: от кухарки до дворника.

А через минуту из кабинета послышался истошный вопль старика – дворецкого, после которого его тело оказалось выкинутым в коридор и оставлено у стенки, словно старая тряпичная кукла.

Киприан выбежал из кабинета и, закрыв двери, прокашлялся. После чего направил дуло револьвера на пошевелившегося дворецкого и заявил:

– Вы арестованы. Именем Канцелярии, я…

И в следующую секунду старик, словно шаолиньский монах, тренировавшийся в технике боя всю жизнь, извернулся на полу, сделал Киприану подсечку и, повалив парня на пол, схватил за горло, протащил до конца коридора и, стукнув о деревянные ставни окна, начал стискивать обеими руками горло Драгоновского.

Феликс, не взирая на боль в плече, бросился на помощь Киприану, как вдруг увидел, что Драгоновский, достав из – под рукава рубахи небольшой клинок, резанул по щеке и шее дворецкого, тем самым высвободившись из хватки.

Однако старика было не остановить царапинами.

Поэтому Феликс, больше не выжидая, выстрелил.

И попал дворецкому прямо под левое колено, чему невероятно обрадовался, ощутив, как горит огнем плечо и как заныла его собственная коленка. Феликс на мгновение потерял координацию в движениях, и этого хватило, чтобы организм подвел. Правая, опорная, нога подкосилась – и Феликс, осев на пол, увидел, как Киприан, толкнув дворецкого в сторону от доктора, отнял у Ланского револьвер и выстрелил еще раз.

Только на сей раз попал во вторую коленку.

Дворецкий взвыл проклятиями, а после – пополз к валявшемуся на паркете револьверу Киприана, который ранее выбил после подсечки. Но и тут не успел.

Нежная девичья рука в черной перчатке подхватила оружие и направила в лоб старику.

– Двинешься – убью, – прошипела как кобра Лидия, бросая Киприану металлические кольца наручников, схваченные у жандармов. – Господин Драгоновский, закончите арест, пожалуйста.

– С превеликим удовольствием.

Киприан сразу завел руки дворецкому за спину и сковал запястья наручниками, а Лидия, увидев Феликса, прижавшегося к стене и тяжело вдыхавшего воздух, сразу подбежала к нему и, расстегнув жилетку, увидела на рубашке алое пятно и дырку от пули.

– Господин Феликс, – Лидия сразу достала свой платок и, приложив к ране, прижала его правой рукой доктора. – Подержите. Сейчас я позову доктора.

Она было кинулась за Аристархом, но ее остановил, схватив за локоть, Киприан. Он грозно посмотрел сначала на нее, потом на вошедших жандармов, которые забрали корчащегося от боли в простреленных ногах дворецкого.

– Господин Киприан, Феликс…

– Успокойся.

Он оставил Лидию в покое, после чего подошел к Феликсу и, протянув руку, помог доктору подняться, подставив после этого плечо, чтобы Ланскому было проще снискать опору.

– Повезем в Огарев, – заявил строго Драгоновский. – Пуля тоже доказательство, поэтому домашним лекарем мы не обойдемся. Нужно, чтобы и Феликс не мучился, и пуля оказалась как можно скорее у полиции. А лучше – в Канцелярии.

Феликс слушал Киприана, а сам пытался собрать мысли в кучу. То ли он надышался свинцом, то ли пуля была чем – то смазана, но сознание начало туманиться. Несмотря даже на то, что Аристарх, когда Феликса вывели на улицу, к машине, оказал первую помощь, перебинтовав плечо и зафиксировав руку, Ланского начало трясти.

Он почувствовал себя как грешник, опущенный в котел с кипятком. Все тело горело, словно его каждую секунду обливали расплавленным оловом, легким не хватало воздуха, хотя Киприан открыл окно, пока ехали до Огарева, а Лидия постоянно смачивала платок Киприана в воде и обтирала мокрое от пота лицо Феликса.

В какой – то момент Феликс понял, что больше не может держаться за реальность – и закрыл глаза, не услышав ни крика Лидии, ни остановившего машину Киприана, который попытался привести парня в чувство.

Лес… опять этот чертов лес… с лысыми черными деревьями, которые тянутся костлявыми ветвями, словно пальцами, к серому небу, по которому плывут белые облака.

Феликс с трудом поднялся с земли, покрытой осенними листьями, и осмотрелся.

Татьяна сидела неподалеку от него, наблюдая за силуэтами в туманном лесу. Феликс присмотрелся – и сам увидел, что среди белой дымки виднеются силуэты Александра и Анастасии, которые играют с точной копией Татьяны.

– Папа… мама…

Девочка, сидевшая рядом с Феликсом, попыталась заплакать, но призраки не умели этого делать, а потому ее лицо просто исказила гримаса боли, а над лесом пронесся душераздирающий вопль, в котором Ланской почувствовал чувство вины.

– Мы арестовали ее, – произнес осторожно Феликс. – Она ответит за твою смерть.

– Нет, – вдруг крикнула Татьяна, вскочив на ноги и обежав Феликса спереди. – Она убила маму! Маму! Слышишь?!

– Маму?.. То есть тебя…

И вдруг левое плечо Феликса обожгло так, что он закричал.

Боль пронзила настолько неожиданно, что ему пришлось осесть на колени и, на несколько секунд приникнув к земле, с трудом поднять голову. И увидеть, как за спиной Тани вновь возник тот самый незнакомец в маске и красном плаще, который натянул перед горлом девочки золотую цепочку кулона – и начал стягивать кожу на шее Шелоховой.

Феликс попытался вскочить, чтобы остановить убийцу, но адская боль в плече не дала. Она пригвоздила доктора к земле, заставив лишь наблюдать.

– Помоги!.. помоги!..

Голос Тани начал звенеть набатом в голове. И Феликс, сколько ни закрывал уши, не мог избавиться от крика девочки. Он проникал сквозь ладони в самый мозг, задерживаясь на подкорке, а потом, спускаясь по позвоночнику, начинал искриться где – то в сердце, царапая его словами девочки, которую убивают на глазах у доктора.

– Помоги!.. Убей его!.. Мне страшно!.. Папа!.. Мама!..

– Замолчи… хватит… прошу!..

– Помоги!..

– Не могу…

– Помоги!

– Хватит!..

Кошмар кончился быстро.

Феликс очнулся от собственного голоса, который эхом отразился от голых стен палаты. Ланской тяжело вдохнул свежий воздух, пахнущий спиртом и хлоркой, а затем упал обратно на мокрую подушку, почувствовав острую вспышку в левом плече.

Отдышавшись и закусив губу от боли, Феликс поморгал, чтобы привыкнуть к тусклому освещению, а также осознать, где он и сколько примерно времени. И оба вопроса были удовлетворены почти сразу: зеленые гладкие стены, белый потолок, скрипучая советская кровать с проседающим матрацем – сеткой, блестящая в лунном свете капельница с раствором, а также стоявшие на тумбе рядом с кроватью миска с выглядывающими окровавленными кусками ваты и бинтами, не оставили у Феликса сомнений о его местонахождении – больница.

Вопрос времени доктор сам для себя решил тоже просто: за высоким окном не было полоски рассвета, значит, время точно где – то до шести утра. А учитывая, что звезды на черном небосводе было видно хорошо, Феликс решил сам для себя, что очнулся он глубокой ночью.

Пошевелив правой рукой, куда была вколота капельница, Феликс осторожно приподнялся, чтобы крикнуть врачей, дабы принесли обезболивающее, но некие высшие силы в эту ночь оказались к нему более снисходительны.

Не прошло и минуты, как створчатые двери приоткрылись – и внутрь вошла Лидия. Она скользнула в палату так быстро, что даже не сразу заметила, что пациент уже не без сознания.

Прикрыв двери и чуть не выронив какой – то пергаментный пакет, Лидия обернулась к Феликсу и сняла свой капюшон, на котором виднелся снег. Девушка прошла в палату и, увидев, что Феликс пристально смотрит на нее, все – таки выронила пакет.

По полу раскатились в разные стороны апельсины и яблоки, но Лидии было плевать. Она бросилась к кровати Ланского и, присев перед Феликсом, посмотрела в замученное лицо медика с нежностью, на которую, как считал парень, были способны только юные леди, готовые на все, только бы защитить тех, кто им дорог.

– Господин Феликс… слава богу!

Она вдруг взяла его за руку, и Феликс не стал отталкивать, хоть и запрещал это раньше. Он успокаивал себя простой вещью: Смерть не придет за Лидой, так как ничего между ними нет. Ни она, ни кто – либо другой не заменит Феликсу утраченную Жизель.

Лидия просидела так минут пять, пока Феликс, здоровой рукой, не попросил девушку подняться и пересесть на край постели. Он не мог наблюдать долго картинку, как девушка сидит чуть ли не на коленях даже не перед иконой, а просто перед обычным доктором.

– Лида…

– Господин Феликс, как вы? Как плечо?

– Ужасно, – честно признался доктор. – Врачи есть?

– Вам плохо?! – испугалась Лидия. – Мне Аристарх сказал, что после операции вас может тошнить, так как велика вероятность сепсиса.

– Только этого не хватает, – выдохнул со злобой Феликс. – Но нет, мне просто нужно обезболивающее.

– Секунду, я принесу. Только не отключайтесь, прошу вас.

Лидия не обманула. Она вернулась так быстро, что сон, который внезапно атаковал Феликса, отступил. Девушка принесла и ампулу, и даже где – то раздобыла шприц в запечатанной упаковке.

– Сколько? – уточнила девушка, надевая перчатки и вскрывая шприц.

Феликс протянул руку, и Лидия дала ему ампулу.

Доктор быстро прочитал надпись и дозировку, после чего мысленно прикинул, сколько в нем килограммов после последней медкомиссии, и назвал цифру Лидии. Она подчинилась и, приподняв рубашку, тихо шепнула:

– Простите, но будет больно.

– Потерплю.

Лидия ввела иглу – и Феликс, скривившись, простонал проклятие Шелоховой. Несколько секунд в предплечье творился ад, так как холодное лекарство растекалось к прооперированному плечу, зато через пять минут Феликс уже смог спокойно лежать и даже слушать Лидию.