Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

Короткое видение, в котором ему на шею набрасывают цепочку от кулона, так остро врезалось в память, что парень сначала даже попытался снять невидимые путы, закинутые на шею. Но потом обнаружил лишь цепочку с крестиком, которую никогда сам не снимал.

После, немного успокоившись, Феликс поднял голову.

Он посмотрел на расплывшееся бурой массой забродившее малиновое варенье и вдруг увидел, как полоска света, которая уже стала красной, коснулась чего – то сияющего.

Феликс сначала даже не поверил, а потом, выудив платок и скальпель, аккуратно поддел застежку цепочки – и вытащил из ягод и желе тот самый кулон, которым Таню душил неизвестный в его видениях.

Призрак Тани пошел рябью, словно изображение в отражении воды, и Феликс, кивнув девочке, поблагодарил. Шелохова – младшая в то же мгновение испарилась, а Феликс, отерев украшение платком, спрятал его в карман, чтобы потом отдать Киприану.

Солнце давно зашло.

Наступила, как понял Феликс, ночь. За ним не пришли, значит, не особо и нужен был. Сквозь щели в подвал задувал ледяной ветер с реки, а также проникали запахи с кухни: пахло курицей с овощами, южными специями и чаем.

У Феликса уже готовы были кишки свернуться в узлы, но он терпел.

Пошарив по карманам и отыскав забытую пачку с жвачкой, Феликс с радостью распаковал одну пластину и сунул в рот, чтобы хотя бы еще на пару часов обмануть организм.

Феликс долго ждал хоть каких – нибудь вестей, но увы – про него действительно забыли, как о провинившемся крестьянине. Поскольку последние два часа Феликс сидел на ледяных ступеньках, вся пятая точка и бедра заледенели и затекли. Коленка, под которую ударили, ныла все сильней от холода, а остальные мышцы уже крутило от переохлаждения. Пальцев ни на руках, ни на ногах Феликс почти не чувствовал, как и ушей, которые кололо от мороза.

Варенье на полу замерзло, однако его аромат все еще витал по подвалу, однако доктор не решился трогать остаточную консервацию – один бог знает, какие его ждут сюрпризы внутри банок. Ему тут только тараканов и кишечной палочки не хватает.

В итоге, когда снаружи стало совсем темно, Феликсу надоело просто сидеть в подвале и умирать от холода и голода. Он решил все – таки объясниться с хозяйкой – и отогреться хотя бы в соседнем постоялом дворе, но никак не остаться в каком – то погребе.

Достав свой скальпель, Феликс поднялся к дверям и стал осматривать механизм. И каково же было его удивление, а потом разочарование в самом себе, когда замок, удерживающий его неизвестно сколько в сырости, оказался обычной деревяшкой, которую распилить острым лезвием было делом трех минут, а если поддеть – то тридцати секунд.

– Дурак и кретин, – выругался сам на себя Феликс, расправившись с задвижкой за минуту.

В щель доктор увидел, что охраны рядом нет – да и кому он нужен, – поэтому, толкнув дверь, Феликс выбрался на улицу, глотнул воздуха и, присмотревшись к хорошо освещенному двору, удивился, что вся охрана стояла вдалеке, за изгородью сада.

Феликс быстро перебежал к дереву, осмотрелся и, припрятав скальпель в рукав пальто, стал осматривать кирпичную стену забора. Если бы ни зима, он бы легко зацепился и перелез, но лед и обмерзшие парапеты легко бы помешали.

И деревьев, как назло, было маловато.

Тогда Феликс, осмотревшись, направился в обход дома.

Ноги уже откровенно сводило судорогой, но доктор старался ступать тише, чтобы не привлечь внимания охраны.

На боковом фасаде усадьбы было всего два стрельчатых окна. Одно явно было из коридора, а вот второе, на первом этаже, сияло теплым светом, не было задернуто портьерой, отчего Феликсу было крайне удобно из тьмы смотреть, что творится внутри.

И Феликс не преминул воспользоваться шансом.

Он подкрался, спрятался в заснеженных кустах и увидел, как в гостиной встретились тот самый дворецкий и старуха Шелохова. Таня ее показала Феликсу даже в лучшем свете. То, что увидел доктор, больше походило на ожившую мумию: кожа обтянула скелет, спину сгорбило, волосы были спрятаны под париком, а кожа на руках сморщилась и покрылась пятнами до того, что сделала Шелохову похожей на шарпея. Шарпея с когтями, как у ястреба – нестриженные заостренные ногти слегка напугали Феликса.

Жестом старуха приказала дворецкому удалиться, а сама, обернувшись к окну, чуть не поймала взглядом Феликса, который успел пригнуться – и спрятать макушку в снежной шапке кустов.

А когда он поднял голову – света в гостиной уже не было, а взгляд Феликса зацепился за решетчатую калитку, овитую сухими заснеженными ветками винограда. Дверь для прислуги!

Не думая и не сомневаясь, Феликс юркнул к калитке, зацепился руками за верхние зубцы, поставил ноги – и через пару минут уже был свободен.

Приземлившись в переулок, Феликс быстро выбрался на главную улицу Лурино, прошел по заметённой снегом тропинке через небольшой лес – и попал в городок.

Лурино было больше деревней, построенной вокруг усадьбы Шелоховых, однако со временем здесь появились небольшие лавки с едой и тканями, а также множество других крестьянских и купеческих семей, которые подписали договор с Аглаей Тимофеевной.

А поля тут позволяли творить многое…

Феликс спустился в городок, обрадовался, что погода безоблачная – и луна освещает ему дорогу, а затем, отыскав постоялый двор, отдал почти три цены за одноместный номер с ванной и горячим ужином.

Купец, державший двор для гостей, оказался довольно сговорчивым, а за лишние две сотни купюрами принес Феликсу в номер домашнее вино, а также чистые полотенца и заметил:

– И часто же стали баре заезжать сюда.

– Часто? – удивился Феликс, расстегивая рубаху. – А что, до меня тут кто был?

– Да вот, буквально, пять дней тому назад, объявился какой – то барин. Все в плаще да маске ходил. Говорил, дескать, ожог наполовину лица, потому маску и носит, чтоб ни баб, ни малышей не пугать.

– Вот как, – Феликс сразу вспомнил видение. – А не знаешь, с какой целью заезжал?

– А вы чегось интересуетесь? – купец провел двумя пальцами по коричневой бороде и улыбнулся. – Али работаете на Канцелярию?

– Боже упаси, – Феликс чуть не прыснул, – я причислен к врачам.

– Да ладно?! – купец вдруг подскочил к Феликсу и, склонившись, заглянул в самые глаза. – Барин, не брешешь?!

– Не брешу, – подражая его лексикону, повторил Ланской.

– Ой барин… барин…

Купец вдруг достал отданные десять минут назад купюры за вино и полотенца, после чего протянул руку к Феликсу и попросил:

– Заберите. Только, молю, помогите нам.

– Что такое? – Феликс мысленно проклял свой язык.

– Дочь моя… старшая… захворала. Вот уже третий день не встает. Голова, говорит, болит. И есть не ест. Уже мать не знает, чегось ей давать.

– Проводи.

Мужчина тут же провел Феликса по темному коридору на третий этаж, где находились комнаты хозяев. У купца, как выяснил впоследствии Феликс, было трое детей: старшая дочь и двое мальчишек – близнецов. И если последние болели раз в пятилетку, то старшая девочка не вылезала из простуд.

– Горячую воду мне дайте, пожалуйста. И приготовьте чай, – сразу приказал Феликс, войдя в комнату к больной.

– Марфа! Слыхала! Что – что! Иди воду кипяти! Барин приказал! – крикнул на жену купец.

Феликс осторожно вошел в комнату, где из освещения была лишь керосиновая лампа, стоявшая на тумбочке около кровати больной, а воздух оказался гуще, чем в любой заболоченной местности с торфяниками летом.

Повсюду витал аромат гноя, словно в помещении делали перевязки, но не проветривали, в углах под потолком вновь висела паутина, а сама кровать, стоявшая у стены, оказалась со старым скрипучим матрацем и покрывшимися оранжевым налетом железными прутьями.

Рыжеволосая девочка с курносым носиком, зелеными глазками и бледной кожей лежала на боку, тяжело дышала и кашляла так, что у Феликса сжалось сердце. Он не имел никогда своих детей, но всегда хотел, а потому больные малыши становились для парня некоторыми страдальцами, долг перед которыми он поклялся выполнить в любых условиях.

– Ну, что у нас тут, – Феликс присел рядом на край кровати. – Привет, я доктор. Как тебя зовут? – Ланской начал было осмотр, как вдруг девочка пискнула и готова была заплакать. – Не бойся, ты чего… я не сделаю больно. Только осмотрю, выпишу лекарства – и сразу уйду.

Девочке на вид было лет десять, однако в ее глазах Феликс видел некоторую рассудительность. Она думала, анализировала, проверяла доктора, чтобы принять решение: верить или нет.

– Дай ручки, я быстро посмотрю.

В этот момент в комнату вошел отец и, увидев, что девочка не слушается, прикрикнул:

– А ну – ка живо встала! Ишь удумала… мало того, что слегла, так еще и доктору противится.

– Погодите, не кричите. Это ребенок, – остановил Ланской. – Воду принесли?

– Конечно, вот!

Он указал на дверь – и Феликс с нескрываемы удивлением пронаблюдал, как тучная дама, лет тридцати, заносит в комнату сначала табурет, а затем ставит на него массивный тазик с водой. При этом ее муж, стоявший ближе к Феликсу, держит в руках поднос с графином воды и какими – то мешочками, от которых веет травами.

Феликс начал стандартный осмотр: горло, нос, глаза, кожа. Послушать девочку через стетоскоп не было возможности, так как кейс остался в машине Киприана, но в целом, даже по горлу, Феликс почти сразу вынес вердикт:

– ОРВИ, обычное явление зимой, – улыбнулся Ланской. – Теплое питье, если есть – мед с молоком. Питание желательно вареное, чтобы не нагружать организм. Если достанете куриный бульон – будет вообще шикарно.

Феликс все это говорил, а сам мысленно просил прощение у всего сообщества врачей. Однако он понимал: в такой глуши никакой аптеки нет, поэтому выписывать рецепты на таблетки бессмысленно. А вот обычными вещами, которыми некогда выхаживали его самого, пренебрегать не стоило.

Да и болезнь была не настолько серьезна, чтобы бежать обратно в усадьбу к Шелоховым, пробираться через забор, охрану, искать машину и красть собственный кейс с инструментами и препаратами.

– И все? – удивилась мать.

– Ну да.

– А как же уколы и все такое? – удивился супруг.

– Во – первых, у меня их нет, – успокоил взволнованных родителей Ланской. – А во – вторых, при простуде и температуре до тридцати восьми можно обойтись и без уколов. Вы главное больше ее поите, не против ее воли, конечно, и окно приоткройте хоть на полчаса. Тут дышать нечем, вот она и глотает собственные бактерии.

– Что глотает? – уточнил с искренним непониманием купец.

Феликс лишь вздохнул и, дав еще раз рекомендации в более упрощенной форме, покинул бы комнату девочки, как вдруг мужчина, выбежав следом, сказал:

– Вы другой, барин, нежели тот пришлый.

– Пришлый? Прошлый? – Феликс уже клевал носом от усталости, поэтому цеплялся за слова, пытаясь собрать их в кучу и выстроить предложение. – Вы о том, кто приезжал пять дней назад?

– Да – да. В маске который.

– Скажите, а как он представился? – Феликс потянул руки вверх, тем самым разминая мышцы.

– Представился Сержем. Сказал, из Столицы приехал. Говорит, мол, природу вашу буду изучать.

– Студент? – устало предположил Феликс.

– Да не, не похож. Наверное, какой профессор ваш тамошний.

– Братец, давай так, – Феликс вернул ему две купюры, – есть листы и перья в доме твоем?

– Разумеется, барин. Подать?

– Нет. Иди, распиши мне: во сколько тот прибыл, как звался, во что был одет. Может, приметы особые запомнил. Внизу листа поставь свою подпись и фамилию. А утром я заберу. Уговор?

– За дочку, барин… хоть с собаками тебе его достану.

– Ну и славно.

Купец ушел – и до утра Феликс ни его, ни супругу, ни детей не слышал. Поэтому, немного успокоившись и растеряв последние силы, Феликс рухнул на достаточно мягкую и чистую постель, укрылся одеялом – и, зарывшись носом в подушку, потерялся в сумраке сновидений…

Глава 11

Глава 6

Но и утром ему не дали выспаться.

Первые петухи во дворе проголосили в районе восьми, дети выбежали, чтобы поиграть в снежки, а родители стали кричать на них, чтобы были тише.

Феликсу досталась комната не со стороны солнца, а потому сквозь окна пробивал тусклый утренний свет, который не бил по глазам, а мягко ложился на кровать, переливаясь как в калейдоскопе из – за заиндевевших окон.

Доктор сначала отвернулся к стенке и укрылся с головой одеялом, желая еще немного подремать, так как чувствовал: сил нет на то, чтобы просто встать и пойти умыться, – но ему и в таком мизере отказала сама жизнь.

Так как голоса во дворе стали громче.

И Феликс, чуть ли не злобой встав с кровати и завернувшись в одеяло, подошел к окну и, выглянув во двор, с невероятной радостью обнаружил стоявшего перед крыльцом Киприана.

Драгоновский стоял ровно, его одежда была выглажена, а на шее имелся белоснежный платок, прикрывавший недавно перенесенную аллергическую реакцию.

Феликс не слышал, что конкретно уточнял Киприан, но увидел, как парень быстро вошел в дом купца, с разрешения хозяина, разумеется, а через пару минут уже стучался в двери комнаты доктора. И Ланской, не без облегчения, открыл и увидел обеспокоенного Драгоновского, влетевшего в комнату, словно смертоносный дым.

– Слава богу! Феликс! – Киприан схватил доктора за плечи и тряхнул. – Что с тобой сделала Шелохова?! Где держала?! Ее охрана молчит, как партизаны, а сама карга вообще не желает говорить без, как она выразилась, «потенциального пострадавшего».

– Пострадавшего? – усмехнулся Феликс, подавив зевок. – Скорее – потерпевшего.

– Они с тобой что – то делали? – строго уточнил Киприан, и его глаза запылали огнем.

– Нет. В подвал кинули, к забродившему варенью, – Феликс сам улыбнулся тому, что сказал, а вот у Киприана еще сильнее помрачнели радужки глаз. – Как Лидия? С ней все хорошо?

– Да. Я приказал приставить к ней охрану, а их медик, закончив со мной, принялся вчера ночью за нее. Сказал, что все будет хорошо. Поехали, – он потянул Феликса к двери, – Шелохова ждет тебя, как доказательство действий ее замечательных мальчиков – охранников.

– Дай хоть пальто взять…

Драгоновский так быстро потащил Феликса к припаркованной рядом с воротами двора машине, что выбежавший следом купец чудом успел остановить Киприана и, поклонившись, всучить Феликсу сложенный лист бумаги, а также собранный супругой завтрак.

– Совсем ведь не завтракали, барин, – заботливо отметил купец. – А тут списочек того, что вы вчера истребовали.

– Благодарю, – Феликс положил все в машину, после чего попросил у Киприана ручку, оторвал от чистой половины листы ровный кусок и написал данные Канцелярии и свое имя с фамилией. – Вот, возьмите. Если что, пишите сюда. Мне передадут вашу просьбу.

– Так вы… вы…

– Что? – удивился Феликс, увидев, как побелел купец.

– Так вы… от его превосходительства… Графа Шефнера?!

– Я служу у него, да, а что тут такого?

– А мы вас… в такой номер… да еще и…

Купец готов был провалиться сквозь землю, стянув с головы свой картуз и прижав его нервно к груди.

Киприана это скорее забавляло, так как он привык к такому поведению крестьян, далеких от Столицы, а вот Феликсу данная ситуация не понравилась. Он спокойно подошел к мужчине и, опустив его руку с картузом, посмотрел купцу в глаза.

– Все в порядке, не переживайте. Я – простой человек, как и вы…

– Убийца! – вдруг рявкнул купец, выбросив бумажку. – Ланской! Пособник Кукловодов!

И тут у Феликса что – то оборвалось внутри.

Сердце пропустило удар, после чего он увидел, как мимо него бесшумно прошел Киприан. Драгоновский приблизился к купцу и, сунув тому в ладонь два золотых кругляша, строго прошептал:

– Коли хочешь жить спокойно – рот закрой.

– Ваше сиятельство…

– Ты приказа не слышишь? – Киприан положил еще один золотой в руку купца. – Никакого доктора тут не было. А у тебя остановился просто барин, отбившийся от основной группы.

– Слушаюсь. – купец поместил картуз на голову, и с ужасом взглянул на понурившего голову Феликса. – Так вот вы какой, барин…

– Пшел отсюда, – вдруг зло гаркнул Киприан, положив руку на кобуру с револьвером.

И купца как ветром сдуло в дом.

– А ты, – Киприан взял под локоть Феликса, – иди садись в машину. Благодетель нашелся, – Драгоновский поднял из снега выброшенный клочок бумаги, который Феликс отдал купцу, – раздает он свой номер всем подряд.

Феликс не ответил.

Молча сел на пассажирское, дождался, пока Киприан заведет машину – и стал наблюдать, как проносятся мимо низкие старые домики городка, а затем – как мимо мелькают заснеженные стройные березы, чьи ветви покрылись тонкой коркой инея.

По дороге к усадьбе Шелоховых доктор все рассказал Киприану, отчего у Драгоновского к концу маршрута уже не было приличных слов для диалога с Аглаей Тимофеевной, однако его выдержка и дипломатическая дрессура не дали эмоциям взять вверх.