Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

– Киприан… он просто бог. Довез нас до Огарева за полтора часа, представляете? – она собрала раскатившиеся по палате фрукты и, вымыв, начала нарезать. – Передал вас в эту больницу, сказал мне остаться, а сам убежал на телеграф – в Столицу что – то отправить.

– А Шелоховы? – прокряхтел Феликс.

– Их увезли в Канцелярию Дельбурга. Киприан сказал, что с ними будут разбираться сначала там, потом отвезут в Столицу. Аристарха тоже пришлось отпустить с ними, – вздохнула печально Лидия, – а он так просил остаться с нами. Сказал, что за вами нужен будет уход.

Феликс усмехнулся и, продолжая слушать воодушевленные и слегка приукрашенные эмоциями рассказы Лидии о Драгоновском, об Аристархе, который лично оперировал Феликса, а также о сопротивлявшемся дворецком, который не желал, чтобы его трогали врачи в больнице, через какое – то время вновь задремал.

Пять часов беспамятства прошли в относительной тишине и темноте, так как Таня не приходила, а в больнице особо не существовало ни раннего подъема, ни криков соседей с соседнего двора…

Феликс очнулся, когда за окном занималась заря, вдалеке, может, через квартал, проголосил тихо петух, а за дверью палаты, в коридоре, уже слышался цокот каблуков медсестер и треск тележки, в которой либо возили использованные инструменты, либо медикаменты.

Плечо немного ныло, пробивая колющими вспышками через барьер обезболивающего, но для Феликса эта боль уже не казалась сильной. Больше его волновала здоровая рука, которая затекла, так как на ней лежала голова Лидии. Девушка, видимо, сидевшая целую ночь около Феликса, уснула – и во сне то ли переползла на предплечье пациента, то ли осознанно устроилась на нем. На последнее Феликс сам себе фыркнул: Лида не нарушает договор.

Аккуратно вытащив руку и положив голову девушки на подушку, Феликс посмотрел на тумбу. Там до сих пор стояли нетронутая тарелка с фруктами и пергаментный пакет, перетянутый бечевкой. А внутри оказались…

Феликс сначала даже не понял, как носить такой фасон рубашки, так как она была слишком свободной, с какими – то шнурками по бокам, а также этим ненавистным ему перьевым типом ворота спереди. Зато брюки, на удивление, подошли идеально, сев верхней частью четко по талии, а внизу разметавшись клешем.

– Господи, как это носится? – Феликс одной рукой расправлял рукава и пытался периодически застегнуть пуговицы, но в итоге не вынес этой пытки и зарычал.

От этого звука проснулась Лидия, которая сразу подошла к нему и, еле сдерживая улыбку, осмотрела модель рубашки, которую принес, оказывается, Киприан рано утром из лавки портного, и, припомнив все, чему ее учили в доме, начала аккуратно заправлять ткань в брюки.

– Это издевательство над мужским полом, – комментировал Феликс, смотря на то, с каким проворством работает с рубашкой Лида. – Неужели нельзя придумать свитер или обычную водолазку?

– Думаю, в Столице такое найдется. Но явно не тут, в глуши. Вдохните.

– Зачем? Ай!

Лидия затянула шнурки, дернув их вниз и тем самым стянув рубаху по фигуре Феликса. После чего затянута шнуровку на небольшие бантики, спрятала и их в брюки и после этого, найдя в пергаментных ошметках и новый черный жилет, набросила на Феликса.

– Да, фасон немного не ваш, но ничего. Приедем в Дельбург – я подошью.

– Да черт тебе в слуги! – не выдержал Феликс, осматривая себя в отражении окна. – Я в этом не буду ходить.

– Зря, вам очень хорошо.

– Не начинай. Я тебе не кукла.

Феликс слегка одернул рубаху, поправил лацканы жилетки, после чего попробовал пройтись в этом всем великолепии – и выяснил, что, на удивление, костюм не стесняет его движений. Лидия тоже посмотрела с удовлетворением на доктора, словно заботливая женушка, которая лично подобрала костюм.

– Спасибо, что пальто цело. Где Драгоновский?

– На горе в Караганде!

Киприан появился настолько неожиданно, что даже Лидия подпрыгнула на кровати. Феликс медленно повернулся к Драгоновскому, всем видом показывая, как ему некомфортно находится в данном костюме, в больнице, с ранением в плечо, ибо все это случилось по его милости.

– Миленько…

Киприан был в гневе, но он быстро сменился некоторым отчаянием, которое парень маскировал под елейность, граничащую с ядовитой желчью собственного колкого лексикона.

Феликс сразу понял: что – то случилось. И это явно касается Киприана напрямую, иначе бы этого циника не пробрала бы даже новость о неприятности. Он бы просто занес ее к себе в блокнот и отложил в ящик стола. А тут…

Драгоновский присел на кровать и, опершись на металлическую дугу, проговорил:

– Александра Шелохова отравили.

Глава 12

Глава 7

– Что? – удивились одновременно и Феликс, и Лидия.

– Что – что… Отравили! Сегодня ночью чудом откачали. – повторил Киприан. – Врачи вообще боятся делать прогнозы. А парламент уже потирает руки: кого посадить на место Шелохова.

– Что за яд? – уточнил строго Феликс.

– Опять свинец… он где – то глотнул его или вдохнул. Непонятно.

Феликс на мгновение задумался, а потом вдруг подошел к Киприану и уточнил:

– Довезешь до Дельбурга? Я осмотрю Шелохова. А заодно – комнату, где умерла его супруга.

– Зачем тебе? – удивился Драгоновский. – Призрак снова приходил?

– Именно. И она сказала, что убийца еще на свободе.

– Чего?! – изумился Киприан. – Ты уверен? Получается, что Аглая Шелохова…

– Виновна, – оборвал его Феликс. – Как минимум, в убийстве Смоловой. А что касается ее внучки… Нет, что – то не сходится.

– Но предлагаю об этом поговорить в ином месте, – предложил Киприан. – Ты дотянешь до Дельбурга? Ехать почти шесть часов.

– Дотяну, – уверенно заверил Феликс. – Раз уж Таня мне верит, значит, нужно отыскать этого любителя масок. И кстати, ты говорил тогда утром с купцом. Он тебе рассказал, что…

– Про Сержа в маске? Да. Доложил. А я, уж прости, когда тебя тут оперировали, пошарил по твоим карманам и нашел от него тот самый лист. Красный плащ, маска белая с золотом, интересовался имением Шелоховых – все это я прочел.

– А я смотрю, ты грехи прямо копишь, – фыркнул доктор.

– Поверь, меня три монастыря не отмолят, когда помру, – усмехнулся Киприан. – Ладно, поехали. Завтрак за счет Канцелярии, а потом в Дельбург.

– Сначала в Лурино.

– Чего?! – изумилась Лидия, посмотрев на Феликса.

– Возможно, мы еще что – то найдем.

– Ты совсем ку – ку? – не выдержал Киприан, осторожно взяв Феликса за плечи. – Там все в свинце и ртути. И сейчас туда едут мои из Канцелярии, чтобы избавиться от этой гадости. А старуха, кстати, рассказала на допросе в Огаревском участке, что, мол, ни о каком медальоне не в курсе. И что банку ей подкинули.

– Что за бред? – усмехнулся Феликс.

– Если бы бред. Какое варенье было? Помнишь?

– Да я там что, присматривался… По запаху, вроде, малиной пахло. А там – черт его знает.

– Это и было малиновое. А знаешь, в чем шутка?

– Ну? Удиви.

– В Лурино не растут кусты малины. Вообще нигде. Ближайшая посадка этой ягоды – в Лизовых горах. А сам понимаешь, ехать туда ради такой ягоды – лишняя трата. Да и старуха никого н посылал за ней. У них в саду растет клубника, а на деревьях – вишня и яблоки. Просто не было нужды в малине.

– Тогда да, странно, – протянул Феликс. – Но, может, кто подарил?

– Банку варенья? Одну? – сделал акцент Киприан. – Нет, тут снова несостыковка.

Все трое помолчали, а потом вдруг у Феликса промелькнула в голове мысль, но озвучивать ее он не стал. Человек в маске под именем Серж напомнил Феликсу Сергея Томилина. Но доктор сразу отбрасывал эту мысль, так как не видел мотива. У Томилина не было счетов с Шелоховыми.

А вот у Марии…

– В Дельбург, – заключил Киприан.

***

Дом Шелоховых встретил гостей тишиной, задернутыми шторами, занавешенными картинами, на которых была изображена Анастасия и Аглая Тимофеевна, а также множеством суетящихся слуг, которые метались от одной двери к другой. Одни стирали белье, другие гладили, третьи приносили лекарства, которые назначил доктор, а четвертые – несли на кухню кур и мясо, чтобы у хозяина были силы на борьбу с ядом.

Дворецкий Шелохова, до этого относившийся к Киприану и Феликсу достаточно холодно, заметно ободрился, когда ему передали о приезде молодых людей, а потому сразу спустился к ним и сообщил:

– Очень рад, что вы успели приехать.

– Как господин Шелохов? – сразу спросил Феликс. – Я могу его осмотреть?

– Вы? – удивился мужчина, мельком взглянув на Киприана. И Драгоновский кивнул. – Думаю, его сиятельство не будет против. Пройдемте.

Дворецкий проводил Феликса в другую часть дома, где доктор еще не был. Тут было просторнее, чем в рабочей части, горели персиковые светильники в форме лилий, а также слышались ароматы мыла, шампуня и фруктов. Но самое главное, что услышал Феликс, это запах спирта и хлорки. Значит, с Шелоховым что – то делали.

Спальня князя оказалась просторной комнатой в персиковых тонах, чем – то напоминающая комнату Анастасии Смоловой, только тут пространство было отягощено массивным балдахином багрового цвета, а также в тон ткани подобранной мебелью: шкафами с книгами, гардеробом для одежды, туалетным и рабочим столами, а также фигурами вырезанных из глины атлантов, которые были врезаны в стены между окнами и держали массивные гардины.

Шелохов лежал в кровати, весь бледный, исхудавший до того, что щеки впали, оголив острый подбородок и скулы, а губы посинели, словно у покойника. Сердцебиение было учащенным, как и дыхание, что отчасти успокоило Феликса: организм борется, значит, не все потеряно.

– Ночью он позвал меня, сказал, чтобы звал лекаря, – начал дворецкий, пока Феликс осматривал тело Шелохова в области груди и живота. – Сказал, что сердце болит и дышать тяжело. Я бросился за докторами в госпиталь, а когда мы пришли… его сиятельство уже лежал на полу.

– Его вырвало?

– Да…

– Рвота была с кровью?

– Н – нет… бог миловал…

– Он бредил?

– Да, почти до утра. Говорил все о каком – то человеке в маске и красном плаще… мол, видел его у дома… Только на территорию никого не пускали. Охрана подтвердила.

– Ему промывали желудок?

– Конечно. Его сиятельство так мучилось… мы думали уж, что богу душу отдаст.

– Не… дождешься…

Феликс сразу поднял голову, когда услышал хрип Шелохова.

Дворецкий подскочил к кровати и, заглянув под балдахин, подозвал служанок. Те сразу засуетились, принеся воду, новые компрессы и дав задания на кухню о приготовлении легкого ужина.

Александр, с помощью дворецкого, сел, упершись спиной в подушки и тем самым оказавшись на одном уровне с Феликсом, которому любезно разрешил сидеть рядом, пока Киприан задавал формальные вопросы об отравлении.

– Вы ели что – то необычное? – уточнил Феликс, пока Киприан молчал, вписывая слова Шелохова. – Например, какую – нибудь подарочную продукцию?

– Откуда вы знаете? – удивился Александр. – Мне прислали из Лурино две банки с яблоками. У матери хорошо их засахаривают и потом оставляют в меде настаиваться.

– Вкус был обычный?

– Слегка горьковатый, это, наверное, меня и остановило, – выдохнул Шелохов. – Боже, как голова болит…

– Вас тошнит? – спросил Феликс.

– Да. Ощущение, что кишки жжет.

– Свинец, – подтвердил доктор, смотря на Киприана.

– Что? – изумился сильнее прежнего Александр. – Сначала что, дочку мою, а теперь и меня?! А Настя ведь тоже… не от туберкулеза умерла, да?

Шелохову уже все сообщили, поэтому его состоянию Феликс не завидовал. Мать в тюрьму, сестра далеко, а жены и ребенка уже нет в живых. Феликсу даже страшно было подумать, что бы было с ним лично, если бы он сам такое испытал.

– Вашу дочь убила не мать, – строго заключил Феликс. – Анастасию да, она травила, но не внучку.

– Она же дарила мне это чертово дерево… Потом еще забрала, сказав, что скучает по реликвии. Боже… за что?!

Александр закрыл руками лицо, после чего чуть не зарыдал, если бы Феликс, вовремя не взявший валерианы, не накапал ему в бокал с водой и не отдал. Шелохов выпил залпом и почти сразу пришел в себя, вновь оказавшись в состоянии отвечать трезво на вопросы.

– Вы говорили о человеке в маске, – напомнил Киприан. – Вы его где видели?

– На заднем дворе, у меня окна кабинета как раз туда выходят.

– Как он выглядел? Что делал?

– Высокий, атлетичного телосложения, явно мужчина уже, а не салажонок. Плюс, у него у белой маски золотая кайма. Я хорошо увидел, он стоял прямо под фонарем – и смотрел в мои окна, – Шелохова передернуло, отчего Феликсу пришлось вновь просить слуг воды. – У него брюки черные были… и ботинки… такие… неприметные. В таких ходят на фабриках кочегары…

– На фабриках, – поймал слово Феликс, вновь вернувшись мыслями к Лизовым горам. – Еще что – то?

– Да, – Александр подозвал дворецкого, что – то ему тихо сказал и отослал из комнаты. – С банками пришла записка. Обычно мать ничего не пишет, а звонит мне. А тут – записка, да еще и на такой убогой бумаге. Я знаю, какую использует мать, но подумал, что закончилась или дела в имении ухудшились.

– Были предпосылки? – уточнил Драгоновский.

– Неурожай в этом году по всей округе. Боялся, что и у нее что – то случилось.

Дворецкий вернулся через пару минут с бумажкой на подносе.

Киприан просмотрел ее первым, после чего передал Феликсу. Доктор долго смотрел, но потом вдруг вспомнил рабочий кабинет Томилина, разложенные на столе листы – и припомнил подчерк заместителя директора.

Феликс вздрогнул, и Киприан это уловил, поэтому, оставив записку у врача в руках, заметил:

– Господин Шелохов, если вы не против, записку, как и яблоки, мы заберем на экспертизу.

– Конечно, берите все, что нужно.

– И ответьте на последний вопрос, пожалуйста.

– Говорите, Киприан Кириллович.

– На каком бензине ездит ваша машина? – спросил в лоб Драгоновский.

– На фильтрованном, иногда – на земном, девяносто втором. А что?

– Ничего, спасибо. Вы сняли с себя подозрения.

– Вы в своем репертуаре, господин Драгоновский, – протянул устало Шелохов.

– Работа обязывает. Честь имеем.

– Если желаете, – вдруг взял слово Феликс, – я оставлю свои рекомендации по питанию и лечению. А моя ассистентка присмотрит за вами.

– Отчего такая роскошь? – улыбнулся Александр.

– Я не хочу получить к себе на экзекуцию ваш труп, – четко ответил Феликс.

Шелохов долго думал, как и Лидия, с которой Феликс условился заранее. Конечно, не просто так Ланской отдавал свою верную помощницу в услужение министру, но иного варианта он не видел: ему был необходим человек в доме Шелохова, который бы отвел подозрения от Александра окончательно.

А чиновник, видимо, понимая, что скрывать ему нечего, согласился. Тем более, увидев Лидию, он рассыпался в комплиментах насчет ее внешности, а потом и вовсе приказал приготовить гостиную, где они могли бы отужинать.

– Жигало чертов, – бросил шепотом Киприан Феликсу, пока они исследовали дом Александра.

Слуги за ними особо не следили – им было чем заняться, – а дворецкий оказался занят вечерним мероприятием в гостиной, чтобы шататься за доктором и канцелярской крысой, разрешение на обыск которым дал лично хозяин.

Феликс направился в приемную, откуда, собственно, и началось это дело, а Киприан, как отвечающий за медика, закрыл за ними дверь и, прикрыв ее на щеколду, уточнил:

– Что ты хочешь найти?

– То, что подскажет мне, отчего точно умерла Таня. Точнее – причину, по которой ее убили. Помимо этого, для меня странно, что при Анастасии в спальне стояло дерево из дома Аглаи Тимофеевны, а после смерти – там ничего нет. То есть, бабушка и правда не желала трогать ребенка.

– Или искала более гуманный способ убрать нежеланную внучку…

– Кир.

– Что? Знаешь, сколько я этого уже видел на практике…

Феликс начал вновь осматривать комнату, где умерла Анастасия Смолова.

Тут ничего не поменялось. Даже портреты, которые Феликс уже видел в сновидении, были на месте. И Смолова смотрела с них то в балетной пачке, то в строгом платье, то с животом, то уже с ребенком на руках, то одна, то в объятиях мужа…

Но вдруг Феликс увидел то, за что его взгляд зацепился в видении.

Картина, на которой Смолова изображена еще с беременным животом, а на подоконнике, позади нее, в золотистой россыпи красок выведен силуэт того самого дерева с яблоками.

– Киприан! – крикнул Феликс.

Драгоновский появился через мгновение, посмотрел на картину, после чего снял ее и найденные через пару минут еще две картины, которые доказывали: дерево с отравой стояло у Смоловой почти три года.

– Вот и доказательство, – заметил Киприан. – Феликс, ты никогда не хотел стать ищейкой в Канцелярии?

– Нет уж.

Феликс обошел комнату еще раз, и вдруг его взор упал на статуэтку балерины, которую в видении с собой унесла Мария. И за которой тянулась Таня.

Ланской взял с каминной полки фарфоровую куклу в пачке и, осмотрев, обнаружил в подставке отверстие, закупоренное резиновой заглушкой. Поддев ее осторожно ногтем, Феликс поймал в руку крохотную бумажку, свернутую трубочкой и скрепленную черной лентой.

– Не дом, а какой – то султанский серпентарий, – не выдержал Киприан, увидев еще один тайник.

– Смотри, – Феликс прочел две строчки, после чего показал Киприану и подчерк, и печать дома Разумининых. – Получается, что…

– Только еще его не хватало сюда впутать… Князь Разуминин достаточно видный общественный деятель. Предъявить ему связь с Анастасией Смоловой… Без доказательств меня там убьют, – сразу заметил Киприан, начав думать.

– А нам ему ничего и не нужно предъявлять, – Феликс посмотрел на фигурку балерины и нашел клеймо фарфорового завода Разуминина. – Вряд ли он подарил Анастасии эту статуэтку, чтобы как – то шантажировать. Да и скорее… это она его могла держать на крючке, чтобы брать, к примеру, деньги. Или, на худой конец, чтобы отобрать часть имущества, которое полагается дочери. Скажи, а Шелохов вообще подозревает, что Таня – не его дочь?

– Знает, я бы сказал.

– Чего? – изумился Феликс.

Киприан немного стушевался и, посмотрев в приемную, чтобы убедиться, что их не услышат лишние уши, отвел Феликса к окну и тихо сказал:

– Пять лет назад у нас тут гремели новости: князья Разуминин и Шелохов стрелялись в окрестностях Дельбурга. Скандал был, аж до Столицы донесли. И угадай, кто был секундантом у Шелохова?

– Неужто ты? – с некоторым раздражением спросил Феликс.

– Да. Они стрелялись из – за Анастасии. Разуминин смог каким – то образом проколоться – и его письмо к Анастасии попало на стол к Александру. А тот, уже отец и муж семейства, узнав, что дочь – не его, а жену «соблазняет» любовник уехать к нему в имение и жить там, решил отомстить. Мол, кто выживет, того и Настя.

– Идиоты, боже…

– Да уж, Александр тогда чуть богу душу не отдал, так как получил пулю под ребра, – вспомнил Киприан. – Чудом откачали врачи. А Разуминину тоже «повезло»: в висок пуля попала. Он с тех пор слеп на правый глаз.

– Но зачем Анастасия тогда хранила эту статуэтку? – удивился Феликс. – И почему Мария тогда ею так дорожила? Почему не разрешала трогать ее Тане? По сути – это подарок отца…

Несколько минут оба молчали, а потом Феликсу пришла идея.

Покинув комнату и кабинет, Ланской смог схватить в коридоре проходившего мимо дворецкого. Дав ему поручение и получив утвердительный ответ, Феликс вернулся в комнату и стал ждать. Драгоновский в это время осматривал спальню Смоловой, чтобы понять, отчего лучшие медиумы Столицы не смогли вызвать дух покойной и расспросить о случившейся с ней болезнью.

Вскоре дворецкий привел молоденькую служанку, чуть старше Марии Шелоховой, с рыжими локонами, голубыми глазками и загорелой кожей. Девушка была довольно сговорчивой, а увидев Феликса, который ей явно приглянулся, она прижала ладони к запылавшим румянцем щекам.

– Скажите, вы же служили у Марии Дмитриевны? – уточнил Феликс, сидя со служанкой на диване.

– Да, служила. Кстати, – она протянула руку Феликсу, – Арина. Меня к ней приставили, когда мне было пятнадцать, а ей – девять.

Доктор ответил на рукопожатие, отметив, что кожа у девушки была достаточно мягкой. Значит, ей и правда не поручали тяжелой работы, такой как стирка вещей, готовка или уборка.

– И все года вы были с ней неразлучны?

– Да. Пока она не сбежала.

– Сбежала? – подыграл Феликс, удивившись. – Вышла замуж, вы хотели сказать?

– Нет – нет, она сбежала, – без стеснения продолжила Арина. – Как с его сиятельством, с Александром Дмитриевичем поскандалила, так и уехала.

– А причина ссоры?

– Ну… вообще… – она склонилась, явно показывая, что это информация важная и секретная. И Феликс тоже к ней наклонился, обратившись весь в слух. – Тут замешана персона… высокая…

– Князь? – играя как можно правдоподобнее, уточнил Феликс.

– Ага. Он самый. Слышали о владельце фарфорового завода?

– Да неужели…

– Да, хотя ему уже почти полтинник, но выглядит он так себе ничего, – кокетливо продолжила служанка. – А Мария Дмитриевна так и влюбилась в него. Даже пошла в эту… как ее… балетную школу. Не ела ничего, почти никуда не выходила… все мечтала, что выйдет на сцену и покорит сердце князя.

– А он чего?

– А он… ха! Вы представьте только, барин! Он был, по слухам, влюблен в госпожу Смолову – супругу нашего сиятельства.

– Вот оно как! – изумился Феликс, но уже больше искренне. – А откуда ты знаешь сие все?

– Так это… Мария со мной все обсуждала. Показывала свои балетные пачки, сшитые ею лично костюмы и даже – портрет, который она нарисовала по памяти. А потом, как сейчас помню, стоило только Анастасии Викторовне родить Танечку, как Марию Дмитриевну словно дьявол взял. Она стала злой, раздражительной, била посуду, рвала свои же пачки и платья… Александру Дмитриевичу нервы трепала… ой, мама, что тут было.

– Прошу прощение, а я мог бы осмотреть ее костюмы? – спросил Феликс. – Вдруг что – то уцелело. А то моя ассистентка так любит театр, может, выкуплю что – то.

Киприан выглянул из комнаты с заинтересованной миной, но служанка его даже не заметила, сидя спиной к дверям спальни. Да и думала она сейчас о другом, а Феликс, осторожно показав пальцами, чтобы Киприан не вмешивался, стал ждать решения.

– Хорошо, проведу вас, но только ответственность – на вас, барин. Уговор?

– Уговор.

Арина тут же подскочила и, выпорхнув в коридор, поманила рукой за собой Феликса. Киприан так и остался стоять в дверях спальни с удивленной и непонимающей гримасой, пытаясь сообразить, что задумал доктор, а Ланской тем временем уже направлялся обратно в корпус, где находилась спальня Шелохова.

Не прошло и пары минут, как служанка привела его в комнату, находившуюся в самом конце коридора, через стенку от покоев Шелохова.

Комната Марии отличалась по размерам, однако была соединена с просторным помещением, которое было без обоев, паркета и даже лепнины на потолке. Зато тут было пространство, которое Мария использовала для портретов Разуминина, слепков из глины его бюстов, а также множества манекенов с готовыми костюмами для балета. Вдоль каждой стены стояли громоздкие шкафы, которые не закрывались от ношенных или только что приготовленных к показу публике театральных костюмов.

– Мария хорошо шила, – похвалил Феликс, осмотрев пачку с черными узорами на груди. – Чего не пошла в модельный дом или не организовала ателье?

– Говорила, что делает это только ради Разуминина. А что в нем такого? Вот он, – служанка ткнула пальцем в самый детальный портрет выполненный в стиле штриховки карандашом, – ну вот вы, как мужчина, скажите, красивый разве?

– Да я как – то больше по женской красоте…

Однако Феликс тоже не понял, что нашла такого в сорокалетнем мужчине пятнадцатилетняя девушка.

Разуминин на портрете был крепок в теле, широк в плечах, имел квадратное лицо, подбородок с ямочкой, а также кривой, как у коршуна, нос. Глаза были стандартными, не имели какой – то конкретной формы, однако смотрели, благодаря Марии, со строгостью, за которой притаилась нежность. В памяти Марии, Разуминин имел слегка волнистые волосы темного оттенка и легкие бакенбарды, которые не стремился сбривать.

Конечно, в девичьем восприятии, у сорокалетнего князя не было ни одной морщины, однако Феликс слабо верил, что нарисованный «принц» был таким в реальности.

Служанка также указала на рисунки, которые Мария делала для своих прошлых и будущих выкроек. Феликс взял пару листов, которые были подписаны «Призрак оперы» и стал рассматривать костюмы, которые придумала Мария.

И вдруг ужаснулся: белая маска, красный плащ, черный смокинг – все это воплотилось в эскизе для будущего костюма Призрака… Феликса пробрала дрожь, но потом он успокоился и, показав рисунок служанке, уточнил: