Пес царский

– Ты слышал? – прошептал один из лакеев, голос его дрожал от волнения. – Говорят, что кто-то уже близко.

– Да, – ответил другой, его тон был полон угрозы. – Мы должны быть наготове. Императору стоит знать, что в его собственном дворце не все спокойно.

Паша почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Невидимая угроза нависала над всеми, кого он знал и любил. Он не мог просто оставаться в стороне и ждать, пока опасность настигнет их. Он должен был что-то сделать. Но в его голове, заполненной детскими страхами и неопределенностью, не было слов, чтобы выразить свои мысли.

«Настя, проснись! Нужно что-то делать!» – мысленно закричал он, смотря на её мирное лицо. Он хотел растолкать её, чтобы она поняла, что грозит им. Он чувствовал себя беспомощным, как будто его собственная жизнь, обращенная в тело собаки, была не более чем игрушкой в руках непредсказуемой судьбы.

Паша решительно вернулся к Насте и слегка толкнул её лапой. Она вскрикнула, мгновенно приоткрыв глаза.

– Барсик? Что случилось? – спросила она, сбитая с толку, и её взгляд стал настороженным.

– Нам нужно быть осторожными, – произнес он, хотя слова так и не вышли из его пасти. Он лишь знал, что тревога в его сердце должна быть передана ей.

Настя, увидев его встревоженный вид, быстро села, потирая глаза. – Ты что-то услышал?

Паша кивнул, включая в себя всю свою тревогу. Он знал, что не может всё объяснить, но её глаза, полные доверия, ободряли его. Он ждал её реакции, и в этот момент чувствовал, как страх за её безопасность охватывает его целиком.

– Лакеи говорят о какой-то угрозе, – произнесла Настя, когда поняла, что он хочет сказать. – Надо предупредить отца!

Паша почувствовал, как в его груди разгорается искра надежды. Настя, несмотря на свой юный возраст, уже была готова действовать. Это было не просто желание помочь – это была её смелость, которая подсказала ей, как поступить.

Они оба встали, и Паша, стараясь не отставать, направился к двери. За пределами их маленькой комнаты царила тишина, но в воздухе витало что-то зловещее, как преддверие шторма. Он обернулся к Насте, и их взгляды встретились – в них была решимость и страх, но также и понимание, что они должны быть вместе, чтобы справиться с надвигающейся угрозой.

– Мы не одни, – уверенно произнесла Настя, словно отвечая на его молчаливый вопрос. – Мы справимся вместе.

И с этими словами они вышли в темный коридор, где каждый шаг сотрясал тишину, словно предвестник чего-то ужасного. Паша чувствовал, как его сердце бьется в унисон с её смелостью, и вместе они шли навстречу неизвестности, готовые противостоять тому, что ждало их в тени.

Утреннее солнце только начинало подниматься над горизонтом, заливая улицы Санкт-Петербурга мягким светом, как будто природа сама пыталась загладить тревожные предзнаменования. Паша и Настя вышли на улицу, и в воздухе витал тот особый дух, который только и мог заставить забыть о страхах и сомнениях. Паша, теперь в теле собаки, старался не думать о том, что его ждет в этом новом мире, и просто следовал за Настей, чувствуя, как из его груди постепенно уходит холод.

– Смотри, ты не один! Мы все вместе! – ободряюще произнесла Настя, щелкнув пальцами, когда они пересекли улицу, полную задумчивых прохожих. Она указывала на небольшую стайку уличных собак, которые, казалось, наслаждались утренней свободой. Паша почувствовал, как в его сердце зародилась искорка надежды.

Настя, полная энергии, начала подзывать к себе одну из собак. Она была милой и пушистой, с ушами, свисающими по бокам. Паша наблюдал, как Настя наклонилась и, протянув руку, ласково погладила ее.

– Это Луна, – сказала она, и свет в её глазах засиял, как будто они с собакой были старыми друзьями. – Не бойся, Паша, они не кусаются.

Паша, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке, шагнул дальше, решив попробовать подружиться с этими существами, которые, казалось, были полны жизни и свободы. Он осторожно подошел к Луне, обнюхал её, и, к своему удивлению, нашел ее запах приятным – в нем не было ничего тревожного, только свежесть утреннего воздуха и легкая сладость от недавней прогулки по траве. Он не знал, как это объяснить, но в этот момент почувствовал, что может быть частью чего-то большего.

– Кто ты на самом деле, Барсик? – вдруг пронеслась в его голове мысль, как холодный ветер, прерывающий теплое утро. Вопрос о его настоящем «я» снова вернулся, и Паша не мог от него избавиться. Он пытался понять, кто он в этом новом теле. Сколько времени пройдет, прежде чем он забудет о своей прежней жизни?

– Паша, смотри! – Настя потянула его за собой, когда одна из собак, более смелая, чем остальные, прыгнула к ним, обхватив Пашу лапами. Это было неожиданно, и он вздрогнул, но вскоре почувствовал, как страх начинает отступать. Собаки, казалось, были полны дружбы, и, ободренный Настей, он ответил на приветствие, виляя хвостом, как будто это было совершенно естественно.

– Ты видишь? Они принимают тебя! – радостно воскликнула Настя, и её улыбка растянулась на всё лицо. – Мы просто должны быть собой!

Паша не мог не улыбнуться в ответ, хотя внутренний конфликт продолжал терзать его. Он не мог забыть о своей прежней жизни – о друзьях, о школе, о том, как он мечтал стать пионером. Но что это всё значило сейчас, когда он стоял на краю новой реальности, среди собак, которые тоже искали тепло и понимание?

– Настя, – произнес он, и его голос звучал хрипло, как будто он еще не привык к тому, что говорит. – Я… я не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть о том, кто я был.

– Нам не нужно забывать, – ответила она, глядя ему в глаза с такой искренностью, что Паша почувствовал, как его сердце наполнилось теплом. – Важно помнить, что мы можем быть теми, кто мы есть сейчас. И ты – мой друг.

Паша вновь посмотрел на стайку собак, которые весело играли друг с другом. Они были свободны от забот о прошлом и будущем, просто наслаждаясь моментом. И в этот миг он понял, что, возможно, эта новая жизнь открывает перед ним двери, о которых он даже не подозревал. Он мог быть не просто Барсиком, а чем-то большим – другом, защитником, существом, не знающим границ.

Свет утреннего солнца заливает улицы, и Паша, не осознавая этого, начинает делать шаги к своему новому «я».

Подвал дворца встретил их влажным дыханием древности. Плотные стены, обитые старым камнем, казались живыми, словно шептали о тайнах, которые хранили на протяжении веков. Настя включила фонарик, и его луч пронзил темноту, высвечивая пыльные уголки, полные паутины и мусора. В воздухе витал запах сырости и старинной бумаги, который заставлял сердце Паши биться быстрее. Он чувствовал, как в этом месте время остановилось, а жизнь, казалось, замерла в ожидании.

– Смотри! – Настя потянула его за собой, указывая на деревянный сундук, который выглядел так, будто мог обрушиться от одного лишь прикосновения. – Давай откроем!

Паша неохотно согласился, хотя в глубине души его радовало то, что они делали это вместе. Они приподняли крышку, и внутри обнаружили старые вещи – ржавые инструменты, пожелтевшие письма и, наконец, газету с треснувшими краями. Настя осторожно достала её, и Паша увидел заголовок: «Революция на пороге. Зачем нам эта борьба?»

– Почему это произошло? – спросила Настя, её голос дрожал от волнения. – Почему так жестоко?

Паша, ощутив, как его собственные воспоминания зашевелились в голове, лишь покачал головой. Он не знал, что ответить. Все эти идеалы, что преподавали в школе, казались ему теперь лишь иллюзией. В этой газете он видел живые свидетельства страха и отчаяния, людей, которые боролись за свои жизни, но в итоге теряли всё.

– Я не знаю, Настя, – произнес он, хотя его внутренний голос бушевал, пытаясь выразить ту невыносимую тяжесть, что давила на его грудь. – Но это часть истории.

Настя внимательно посмотрела на него, и в её глазах он увидел понимание. Её доброта и искренность словно обволакивали их, создавая невидимую связь между ними. Паша вспомнил свои мечты о пионерском будущем, о том, как хотел изменить мир. Но теперь, когда он видел эту газету, ему становилось ясно, что жизнь не так проста, как ему казалось.

– Ты думаешь, мы можем изменить что-то? – спросила она, исследуя его лицо взглядом, полным надежды.

Паша опустил глаза, погружаясь в свои мысли. Внутри него бушевала буря: страх, гнев, неопределенность. Он чувствовал, как его связь с прошлым становилась все более запутанной. Бороться за идеалы – это одно, а осознавать, что эти идеалы могут причинять боль – совсем другое.

– Я не знаю, – произнес он наконец, и его голос стал тихим, как будто он боялся, что даже звуки могут нарушить эту хрупкую тишину. – Но я хочу понять.

Настя кивнула, не отрывая взгляда от старой газеты. Она перевернула её, и на обратной стороне были фотографии – лица людей, которые когда-то жили, мечтали и страдали. Каждый взгляд, каждая история казались ей живыми, как будто они могли говорить с ней из далекого времени.

– Может, мы сможем найти ответы здесь, – произнесла она, полная решимости. – Мы можем узнать больше о тех, кто жил до нас, о том, как они боролись.

Паша вздохнул, ощущая, как его сердце наполнилось тревогой и надеждой одновременно. В этом старом доме, полном тайн, он начал осознавать, что его собственная история переплетается с историей этих людей. Он не был просто Барсиком – он стал частью чего-то большего.

– Давай найдем больше, – сказал он, и его голос зазвучал с новой силой. – Давай узнаем, что произошло.

В этот момент, стоя среди старых вещей и забытых историй, Паша почувствовал, как его прошлое и будущее начинают соединяться. Он не знал, что ждет их впереди, но одно было ясно: он не одинок. У него была Настя, и вместе они могли открыть двери, о которых раньше даже не мечтали.

Свет пробивался сквозь листву, играя на влажной земле, где росли цветы, словно нежные крошки радости, распускающиеся в утреннем солнце. В воздухе витал тонкий аромат жасмина, смешиваясь с прохладой разгорающегося дня. Паша, превращённый в собаку, носился по саду, радостно прячась за кустами, где Настя, смеясь, искала его, как будто он был самым ценным сокровищем. Их дружба расцветала, как и цветы вокруг.

– Барсик, Барсик! – весело позвала она, присаживаясь на мягкую траву, чтобы не упустить момент. Она прижимала к себе свернутую газету, словно это было что-то важное.

Паша, услышав её голос, выпрыгнул из-за куста, виляя хвостом, и с радостным лаем бросился к ней. Он чувствовал, как в груди разгорается нечто большее, чем просто дружба. Это была связь, которую он не мог объяснить – связь с этим миром, с Настей и даже с тем, кто за ними наблюдал.

Николай II стоял в тени грандиозного дуба, его взгляд остался прикованным к игре детей. Он улыбнулся, наблюдая за беззаботностью Паши, забывая на мгновение о своих заботах и ответственности. «Как же просто вы выглядите», – подумал он, ощущая, как это невинное время, проведенное в саду, позволяло ему ненадолго отвлечься от тяжести короны.

Император, уставший от политических интриг и предательства, шагнул ближе, и его голос, когда он заговорил, был мягким, как утренний ветер.

– Как вы проводите время, маленькие? – спросил он, опустившись на корточки, чтобы быть на одном уровне с Настей и Пашей.

Настя, не ожидавшая появления царя, чуть залилась краской, но быстро собрала мысли. – Мы ищем ответы, ваше величество! – произнесла она с искренностью, которая удивила даже её. – Ответы о том, как жили люди до нас.

Паша, стоя рядом, почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он взглянул на царя, и на мгновение между ними возникло что-то общее – понимание, о котором он даже не смел мечтать.

– А ты, Барсик, что ты думаешь об этом мире? – Николай II, обращаясь к нему, немного наклонился, словно хотел заглянуть в его собачье сердце.

Паша знал, что не может ответить словами, но в его глазах читалось много. Он хотел сказать, что этот мир полон загадок, что в нем есть что-то прекрасное и страшное одновременно. Он зашевелил ушами, как будто пытался найти ответ в воздухе.

– Я… я пытаюсь понять, кто я, – произнес он едва слышно, будто боялся, что этот вопрос может разрушить хрупкое спокойствие. Внутренний конфликт терзал его: он был Барсиком, но также был Павлом, и обе эти сущности тянули его в разные стороны.

Царь, глядя на него, почувствовал, как его собственные сомнения отошли на второй план. Он вспомнил себя, когда был молод – полным надежд, но не знающим, какой путь выбрать. Взгляд Николая II стал более открытым, как будто он искал в Паше отражение своих собственных тревог.

– Иногда, чтобы понять, нужно просто быть. Просто жить, – тихо произнес он, как будто это был не совет, а убеждение, которое сам себе повторял.

Настя, прислушиваясь к их разговору, почувствовала, что на её плечи ложится больше, чем просто детская игра. Она не была просто дочерью лакея. Здесь, среди цветов и солнечного света, она начала осознавать свою силу, способную изменить ход событий.

– Давайте узнаем больше! – с воодушевлением произнесла она, вновь поднимая газету. – Мы можем исследовать это место, узнать о тех, кто пришел до нас и как они боролись за своё будущее.

Паша, слушая её, почувствовал, что его собственная борьба за понимание становится частью чего-то большего. Он не мог вернуться назад, но мог стать тем, кто изменит хотя бы что-то в этом мире.

Свет утреннего солнца стал ярче, и в этом саду, полном тишины и счастья, Паша осознал, что не одинок. У него была Настя, у него были надежды, и, возможно, даже сам император, который мог понять его. Вместе они могли открыть двери в будущее, о котором раньше только мечтали.

Ночь на Рождество окутала дворец таинственным волшебством. Большой зал, украшенный сверкающими гирляндами и живыми еловыми деревьями, напоминал сказочный мир, где свет свечей мягко отражался от позолоченных стен. Праздничные звуки – смех, мелодии рождественских песен, треск бубенчиков – создавали атмосферу радости и веселья. Но в сердце Паши, переполненном тревогой, всё это казалось лишь маской, скрывающей надвигающуюся бурю.

Он нервно пробежал по залу, его маленькие лапы скользили по гладкому мрамору. Паша не знал, как передать свои чувства Насте, которая с изумлением наблюдала за танцами и играми лакеев, но в её глазах он видел искренность и доверие.

– Что с тобой, Барсик? Ты ведёшь себя странно! – спросила она, наклонив голову вбок, её светлые волосы мягко колыхались, словно в ответ на его панику.

Паша виляя хвостом, издал низкий, настойчивый лай, который, казалось, был единственным способом выразить его волнение. Он метался между лакеями, пытаясь уловить запахи, которые могли бы натолкнуть его на мысль о том, что надвигается опасность. Словно в ответ на его беспокойство, в воздухе проскользнуло что-то зловещее – незримая тень, которую никто не замечал.

– Нужно уйти отсюда! – прошептал он про себя, но слова застряли в горле, и только его глаза, полные страха, блестели в свете свечей.

Настя, видя его беспокойство, начала терять уверенность. Она опустила руки, сжимавшие её платье, и подошла ближе к своему пушистому другу. – Паша, если что-то не так, скажи мне. Мы можем уйти, я не против, – произнесла она, и в её голосе звучали нотки решимости, которые заставили Пашу замереть.

Сердце Паши забилось быстрее. Он не мог позволить, чтобы её хрупкость подверглась опасности. Он подскочил, подбегая к двери, и обернулся, словно призывая её следовать за собой. Лакеи, весело переговаривающиеся и смеющиеся, не замечали, как всё вокруг начинало меняться.

Незаметно для всех, в тени, стоял Виктор – анархист, его холодные глаза скользили по залу, и в них, казалось, скопилась вся ненависть к этому миру, где радость была лишь маской для угнетения. Он знал, что его время пришло, и что за праздником кроется нечто большее – его опасные планы были готовы к реализации.

В этот момент Паша, почувствовав нарастающее напряжение, прокрался ближе к Насте, её невинность вызывала у него желание защитить её любой ценой. Он знал, что они должны уйти. Но как объяснить это девочке, которая лишь хотела веселиться?

– Настя, оставайся рядом со мной, – в его глазах читалась неподдельная тревога, и, хотя он не мог говорить, он надеялся, что она поймёт.

Настя, глядя на него, вдруг почувствовала, что её жизнь в этом дворце стала чем-то большим, чем просто служением. Она глубоко вздохнула, оглядываясь на танцующих лакеев, и её сердце наполнилось решимостью. – Давай, Барсик, я с тобой! – произнесла она, и в её голосе прозвучала смелость, которой она сама не осознавала.

Паша, почувствовав поддержку, бросился к выходу, настойчиво подзывая её за собой. Настя последовала за ним, и в этот момент, когда они покидали зал, их образы слились в одно – два друга, готовых встать на защиту друг друга. Впереди их ждали неведомые опасности, но они были готовы противостоять им вместе, даже если это значит бросить вызов всему, что казалось незыблемым.

В этот момент они не просто уходили из зала праздников, они шагали навстречу своему будущему, полному вопросов и решений.

На улице перед дворцом царила странная атмосфера. Ночь на Рождество, казалось, должна была быть полна волшебства, но вместо этого воздух наполнялся тревожными шепотами. Густая тьма разрывалась от резких криков анархистов, собирающихся под высокими воротами, как стайка безумных воробьёв, готовых к атаке. Луна, едва пробивавшаяся сквозь облака, отражала холодные лучи на мраморных колоннах, придавая им зловещий вид.

Паша, обернувшись к Насте, почувствовал, как его сердце колотится, словно в нем сидел зайчонок, готовый к бегству. Он знал, что она не должна быть здесь, среди этой угрозы, но слова застряли у него в горле, как застрявшая кость. Он мог лишь настойчиво смотреть на неё, надеясь, что его тревога будет понята.

– Барсик, что ты делаешь? – с беспокойством в голосе спросила Настя, присев на корточки рядом с ним. Она обняла его, и в этот момент он ощутил тепло её маленькой руки на своей шершащей спине.

Нужно действовать. Паша знал это, как знал, что мир вокруг него полон опасностей. Он вдруг осознал, что его роль теперь не только в том, чтобы выжить, но и в том, чтобы защищать. Защищать Настю, которую он так сильно любил, хоть и не мог выразить этого словами. Смешение инстинкта и решимости заполнили его, и он, вздохнув, рванулся прочь, направляясь к выходу.

– Я должен защитить тебя! – пронеслось в его мыслях, хотя он не мог произнести это вслух. Взгляд Насти, полный непонимания и нежности, только подстегивал его решимость.

Настя, почувствовав перемену в его настроении, встала, и, собравшись с духом, сказала: – Давай, Барсик, я с тобой! Её голос звучал уверенно, и в этот миг она превратилась из испуганной девочки в настоящую подругу, готовую к действию.

Они выбежали на улицу, и Паша, обернувшись, заметил, как группа анархистов, выглядывающая из-за угла, начала двигаться к воротам. Сердце его забилось ещё быстрее. Он знал, что времени осталось совсем мало. Паша призвал Настю за собой, и они вбежали в тень, укрываясь от ярких фонарей дворца.

– Что мы будем делать? – спросила она, глядя на него с надеждой и страхом.

– Нам нужно найти Николая, – ответил Паша, собрав все силы, чтобы не выдать своего волнения. – Он должен знать об этом.

Пока они спешили по узким улочкам, Паша не мог избавиться от мысли: как же они оказались в таком странном месте? Он, советский пионер, и она, дочь лакея, в мире, который казался одновременно знакомым и чуждым. Но что-то внутри него менялось. Он понимал, что именно сейчас он может стать чем-то большим, чем просто жертва обстоятельств.

Мимо них пробегали лакеи, уставшие от праздника, и даже не замечали, как двое детей, один из которых был собакой, пробираются мимо. Паша и Настя услышали шум – громкие голоса анархистов, которые обсуждали детали своего плана, не подозревая, что их замысел уже на подходе к разоблачению.

– Мы должны быть осторожны. Если они поймут, что мы знаем о них, – шепнула Настя, и в её голосе послышалась решимость.

Паша кивнул, и они, укрываясь в тенях, направились к главному входу во дворец. Он чувствовал, как его роль меняется. Он больше не просто наблюдатель, он – защитник, готовый бороться за тех, кого любит. Впереди их ждали неведомые опасности, но они были готовы противостоять им вместе. И в этом единстве, в этой собачьей решимости, они нашли свою силу.

Главный зал дворца, где еще недавно царила атмосфера праздничного веселья, сейчас напоминал поле битвы. Огни рождественской елки, переливавшиеся золотыми и серебряными огоньками, стали мрачными свидетелями хаоса. В воздухе витал запах горелого воска и паники, как будто само Рождество отвернулось от этого места, оставив лишь тени.

Паша, несмотря на свою собачью форму, чувствовал, как в его груди разгорается огонь. Он осознавал, что должен защищать Настю, её нежный взгляд полон страха. Анархисты, не знавшие пощады, рвались в зал, их крики и ругань звучали, как гремящие трубы войны.

– Это не твой мир, псина! – выкрикнул Виктор, главный анархист, его голос звучал резко и пронзительно, как нож, рассекающий тишину. Он шагал вперед, его глаза горели ненавистью, а в руках блестела пуля, готовая к действию.

Паша ощутил, как его сердце колотится в унисон с шумом, исходящим от нападающих. Он знал, что не может быть просто зрителем, что должен остановить эту волну разрушения. Он прыгнул вперед, вставая между Настей и Виктором, его шерсть вздыбилась, а зубы обнажились.

– Уйди, Паша! – воскликнула Настя, её голос пронзился в его сознание, но он не мог отступить. Он не был просто собакой; он был ее другом, её защитником.

– Но я не просто собака! – эти слова крутились в его голове, но они оставались невысказанными, как будто кто-то запретил ему произнести их вслух. Вместо этого он зарычал, готовый броситься в бой.

В этот момент Николай II, стоявший в тени колонн, наблюдал за происходящим. Он чувствовал, как его старые идеалы рассыпаются на глазах, как песок сквозь пальцы. В этом хаосе он увидел нечто большее, чем просто борьбу за власть – он увидел преданность, настоящую человечность, за которую стоит бороться.

– Паша! – крикнул он, но его голос потерялся в громе. Он понимал, что его величие не в власти, а в том, что он может сделать для других, и сейчас он чувствовал, как это понимание пробуждает в нем старые чувства.

Настя шагнула ближе к Паше, её маленькое тело напоминало хрупкую свечу, горящую в бурю. – Мы не можем позволить им разрушить всё, – её голос был тихим, но в нем звучала решимость, которая удивляла даже её саму.

Паша обернулся к ней и увидел, как её глаза горят от страха и смелости. Он не знал, на что способен, но чувствовал, что должен это выяснить. Он медленно, но уверенно стал к ней ближе, словно бы становясь её щитом.

Виктор, увидев, как они стоят плечом к плечу, усмехнулся. – Два детских сердца, – произнес он с презрением. – Вам не победить!

Но в этот момент Паша ощутил внутри себя прилив силы. Он знал, что это не просто борьба с анархистами; это борьба за то, во что он верил, за дружбу, за то, что с каждым мгновением становилось ему дороже. Он вспомнил все те моменты, когда Настя поддерживала его, когда она смеялась и радовалась, когда он был просто мальчиком, а не существом, запертым в теле собаки.

– Не смей трогать её! – рычал Паша, готовясь к прыжку. В этой решимости он ощутил, как его сущность наполняется силой, которую невозможно было объяснить. Это была не физическая сила, а сила любви и преданности.

Анархисты начали наступать, но в эту тёмную ночь, когда казалось, что надежда угасает, в сердце Паши разгорелся огонь. Он был готов рисковать всем, чтобы защитить то, что стало для него важнее всего.

В этот момент он понял: настоящая сила кроется не в могуществе, а в человечности, в способности быть рядом, поддерживать и защищать. И он больше не собирался отступать.

Утро раздвинуло тьму, и первые лучи солнца пробились сквозь трещины в оконных рамах дворца. Разрушения, оставленные после ночного нападения, казались особенно суровыми на фоне этого нового дня. Грязь, стекло и обломки мебели разлетелись по залам, когда-то полным торжественной музыки и смеха. Теперь же только тишина, нарушаемая потрескиванием веток и шорохом случайно упавших предметов, напоминала о том, что здесь когда-то царила жизнь.

Паша, по-прежнему находясь в теле собаки, стоял рядом с Настей, его верной подругой. Она прижала его к себе, словно искала в этом жесте утешение. Её маленькие руки обнимали его, и в этот момент Паша почувствовал, как её тепло сливается с его внутренним миром, полным смятения и надежды.

– Мы справимся, Паша. Вместе, – тихо произнесла Настя, её голос был полон решимости, даже несмотря на обстановку вокруг.

Паша взглянул в её глаза и увидел там отражение своего собственного смятения. Он понимал, что это утро не станет простым. Разрушения, как и страх, были теперь частью их жизни. Но в то же время в нём росло что-то новое, что-то, что не позволяло ему отступить. Внутри него пробуждалось чувство, которое он не мог игнорировать. Он больше не боится быть тем, кто он есть.