Пес царский

Захар Пастернак

Пес царский

Паша не сразу осознал, что его тело – это нечто иное, чем просто оболочка. Он лежал на холодной, сырой земле заднего двора, а вокруг него бушевала жизнь, полная свирепости и хаоса. Грязь, смешанная с остатками еды, прилипала к его шерсти, а откуда-то доносился резкий запах старого мяса. Он попытался встать, но его лапы не слушались. Вместо привычного человеческого движения, он выбросил переднюю конечность вперёд, и это вызвало бурю эмоций: от ужаса до паники.

"Что со мной? Почему я не могу говорить?" – мысли метались в его голове, но вырвался лишь пронзительный лай. Паша в панике огляделся. Двор был полон агрессивных псов, каждый из которых, казалось, был готов к драке. Они скулят и воют, словно заклинания, угрожая друг другу, и только усиливали его ужас.

"Смотри, кто пришёл! Бродячая шавка!" – голос одного из дворовых псов, огромного кобеля с изрезанными ушами, раздался над остальными. Паша почувствовал, как его сердце забилось быстрее, как трепет перед опасностью. Он стиснул зубы, но вместо того, чтобы произнести ответ, лишь снова испустил лай, который звучал жалобно и неуверенно.

Вокруг него оживала настоящая драма: один пес бросился на другого, в их глазах сверкали искры ненависти, как будто это был бой на жизнь и смерть. Паша, смущенный и испуганный, понимал, что эти существа живут по своим правилам, далеким от его прежнего мира. Он чувствовал себя лишним, как будто его выбросили за пределы привычного существования.

"АААААаааааа!" – раздался голос с заднего двора. Это была девочка, её громкий, неуверенный крик пробился сквозь гул, как луч света. Она стояла на пороге, её светлые волосы развевались на ветру, а глаза, полные заботы, искали его среди своры. Паша заскулил, надеясь привлечь её внимание, осознавая, что только она может помочь ему выбраться из этого безумия.

Девочка подошла ближе, пока остальные псы отвлекались на свою борьбу. "Собачка?!" – её голос стал чуть громче, и её растерянность сменилось волнением. Она наклонилась, чтобы рассмотреть его, и этот взгляд, полон нежности, как будто мог бы пробудить в нём надежду.

"Девочка, помоги мне! Я не знаю, что делать…" – он вновь попытался говорить, но только произнес резкий лай. Внутри него кипела ярость и страх, как если бы он оказался в неведомом ему мире, где всё, чему он учился, вдруг перестало иметь значение.

Паша окинул взглядом двор, полный грязи и глухих звуков, и вдруг осознал – он не должен позволить страху овладеть им. Он посмотрел на девочку, и в её глазах он увидел отражение своего растерянного сердца. В этот момент он почувствовал, что у него есть возможность не просто сдаться, а сражаться за своё место в этом безумном мире.

"Я не буду бродячей шавкой," – прошептал он внутренне, и с этим новым намерением поднял свою голову. Паша готовился к борьбе, не зная ещё, какие испытания ждут его впереди.

Девочка сделала шаг вперед, её сердце колотилось в унисон с шорохом листвы. Задний двор, утопающий в утреннем свете, казался ей неожиданно огромным, как будто она оказалась внутри какого-то волшебного мира, где всё возможно. Она прищурилась, всматриваясь в морду Паши – его густая шерсть была взъерошена, а глаза полны страха и непонимания. В этот момент Настя поняла, что между ними есть что-то большее, чем просто связь между человеком и собакой. Её душа отозвалась на его отчаяние.

– Привет, собачка… Как тебя звать?! – пробормотала она, наклонившись ближе. Её голос был тихим, но в нём звучала тепло и искренность, как мелодия, которая чуть не затерялась в хаосе двора.

Паша, как его звали когда-то, не мог ответить. Вместо слов он только вставил короткий, пронзительный лай, который, казалось, был полон отчаяния. Его внутренний мир, полон смятения и страха, не знал, как передать Насте ту бездну, в которую он провалился.

– Я здесь…. Я буду звать тебя Барсиком, в честь кота бабушки, – прошептала она, – я тебе помогу. Просто не бойся. Меня зовут Настя.

Но в этот момент, словно грозовая туча, появился её отец – крепкий, с суровым лицом и недовольным взглядом. Его фигура на фоне солнечного двора казалась тёмной и угрюмой. Настя почувствовала, как в груди у неё похолодело.

– Настя, убери эту шавку! Она может быть бешеной! – прогремел его голос, как гром среди ясного неба. Он шагнул вперед, и Паша, почувствовав угрозу, отступил назад, зарычав.

– Папа, он не агрессивный! Он просто испуган, – воскликнула Настя, её голос дрожал от страха, но в нём была и решимость. Она знала, что это не просто собака – это её друг, который нуждается в помощи.

– Ты не понимаешь, дочь, – произнёс отец, его голос стал мягче, но в нём всё ещё слышалась угроза. – Эти животные – они опасны. Ты не должна с ними связываться.

Настя, стоя на краю столкновения между отцовским авторитетом и своим стремлением к доброте, почувствовала, как её сердце сжимается. Она не могла позволить, чтобы страх её отца разрушил то, что у неё было с Пашей, даже если сейчас он стал собакой.

– Папа, я… я могу его накормить. Он не хочет нам вреда! – её голос звучал с отчаянием, как будто она пыталась пробудить в нём часть человечности, которую она помнила.

– Настя, – резко произнёс отец, его глаза сверкнули, – если ты не отойдёшь от него сейчас же, я сам с ним разберусь.

Паша, стоя в тени груды мусора, ощущал эту борьбу. Он хотел выть от отчаяния, но вместо этого принял решение. Он не был просто питомцем, который должен подчиняться. Он был Пашей, и, возможно, это всё ещё значило что-то. Он посмотрел на Настю, и в её глазах увидел поддержку, которую не мог оставить без ответа.

– Я не шавка! – как будто в ответ на её чувства воскликнул он, и его лай стал более уверенным, хотя и полным боли.

Настя, почувствовав силу его духа, сделала шаг к отцу, готовая отстоять своего друга. В этот момент двор вокруг них словно замер – даже ветер, казалось, притих, ожидая, чем закончится это столкновение.

– Папа, если он и правда опасен, то я не могу просто оставить его. Я должна быть с ним, – произнесла она, её голос был тихим, но полным решимости.

Настя и её отец стояли в напряжённой тишине, и в воздухе витали вопросы, на которые ни один из них не знал ответа. Паша, зная, что его выживание зависит от их выбора, решил, что он больше не будет просто жертвой обстоятельств. В его глазах загорелась искра надежды, как будто он нашёл в себе силы, о которых даже не догадывался.

В этот момент, в сердце Петербурга, где переплетались судьбы, началась настоящая борьба – не только за жизнь, но и за дружбу, за человечность, которая могла бы спасти их обоих.

На кухне дома Насти царил уютный хаос. Пахло жареным картофелем и луком, а запах был настолько насыщенным, что, казалось, сам воздух обволакивал. Настя, с потёртым фартучком, стояла у плиты, переворачивая картошку на сковороде. Вокруг неё – горы немытой посуды, на столе валялись остатки обедов и неполные кружки. За окном уже начинало темнеть, сгущались тени, и в углах кухни лежали неопределённые формы, напоминая о том, что здесь живут не только люди.

Барсик, который теперь был Пашей, сидел на полу, облокотившись на шкаф. Его взгляд блуждал по комнате, пытаясь найти в ней смысл. "Я не собака! Я – Паша!" – крик души, который так и остался невыраженным, носился в голове, как волны на бурном море. Он наблюдал за Настей, её добрыми, полными искренности глазами, и в этот миг ему стало немного легче. Он не был один – она тоже чувствовала себя одинокой в этом мире.

– Смотри, что у меня есть! – Настя наклонилась к нему, протянула руку с куском картошки, ещё горячего и с корочкой. – Это тебе, мой хороший.

Паша взглянул на угощение, и его собачье тело, несмотря на все внутренние метания, ощутило радость. Он осторожно укусил кусочек, и вкус картошки, пропитанной маслом, заполнил его рот. Настя улыбнулась, её лицо светилось. В этом куске еды, в её дружбе он увидел проблеск чего-то важного – человечности.

– Знаешь, – продолжала она, присаживаясь на пол рядом с ним, – мне тоже бывает очень одиноко. Папа часто занят, а мама… мама работает в других домах. Я иногда думаю, что хорошо бы иметь друга, с которым можно просто поговорить.

Паша вслушивался в её слова, и несмотря на то, что он был заперт в теле пса, он чувствовал, как его человеческая сторона начинает просыпаться. "Что значит дружба для собаки?" – спросил он себя. Он не мог объяснить это ни Насте, ни себе, но понимал, что её слова касаются чего-то глубже.

– Ты не один, я тоже здесь одна, – сказала она, как будто прочитала его мысли. – Может, мы можем быть друг для друга чем-то большим, чем просто хозяин и питомец?

В этот момент Паша вдруг осознал, что его новое "я" может быть достойным. Он не хотел быть просто "Барсиком", он всё ещё был Пашей, и это имя имело значение. На мгновение он забыл о своих страхах, о том, что его мечта о возвращении домой может быть лишь иллюзией. Вместо этого он решил, что может быть здесь, в этой жизни, с Настей, и это тоже будет чем-то важным.

– Я… я не знаю, как это быть другом, – выдохнул он, хотя его голос остался неслышным для Насти. Но в его глазах читалась решимость. – Я не шавка!

Настя, не понимая, что он пытается сказать, наклонилась ближе и погладила его по голове. Это было так просто и так сложно одновременно. Паша вновь ощутил тепло, исходящее от её рук. Он хотел лаять от радости, но вместо этого просто прижался к ней.

– Я буду с тобой, – сказала она, и в её голосе была такая уверенность, что Паша почувствовал, как его печаль немного отступила. – Мы вместе справимся со всем, что нас ждёт.

В этот момент за окном раздались звуки – шум шагов, разговоры слуг, но на кухне, в маленьком мирке, созданном из тепла и дружбы, они были вдвоём, и этого было достаточно. Паша почувствовал, что, может быть, он не потерян окончательно. Возможно, его новая жизнь только начинается, и он не один в этом странном, запутанном мире.

Настя потянула Пашу за собой, и они покинули небольшую кухню, наполненную мягким светом ламп и теплом готовящейся пищи. Дворец, казалось, дышал неутомимой энергией. За стенами, где они находились, раздавались голоса слуг, мимо проходили тени людей, занятых своими делами. Но для Паши этот мир казался не столь сказочным, как он ожидал. В воздухе витал запах пыли и старых камней, а стены, хоть и украшенные позолотой и бархатом, не скрывали следов времени – трещин и потёртостей, которые говорили о том, что даже в этом великолепии есть свои заботы и тревоги.

– Вот, смотри, это наша комната, где мы храним все нужные вещи, – Настя остановилась у двери, которая вела в маленькое помещение, заваленное посудой и тканями. Оно было не так уж и велико, но здесь царила своя атмосфера: запах свежего хлеба, звучание шуршания тканей, которые Настя бережно складывала.

Паша пытался сосредоточиться на её словах, но его мысли метались. Он чувствовал себя как в клетке, где каждый звук, каждый шаг лишь усиливал его чувство подавленности. Он не понимал, как ему вести себя в этом новом мире, где всё казалось так непривычно. Его лапы шлёпали по полу, и каждый шаг отзывался в его голове, как громкий удар колокола.

– Здесь я помогу тебе освоиться, – продолжала Настя, и на её лице блестели искорки оптимизма. – Ты скоро привыкнешь. Это наш дом, не бойся!

«Наш дом», – думал Паша, но в его сердце возникала тоска по прежней жизни, по тому, что он знал. Ему хотелось закричать, пожаловаться на свою судьбу, но он лишь смотрел на Настю, пытаясь найти в её глазах хоть каплю надежды.

– Я не знаю, как быть… Я не собака! – думал он, чувствуя, как его собственные мысли разрывают его изнутри. Он смотрел на Настю, пытаясь передать ей все свои переживания, но в этом мире, полном слов и жестов, его внутренний крик оставался невидимым.

Настя заметила, как его глаза потемнели от страха и непонимания. Она наклонилась ближе, чтобы посмотреть на него, и её рука мягко коснулась его шерсти. В этот момент мир вокруг как будто замер, и Паша ощутил, как её тепло проникает в его сердце.

– Мы вместе справимся со всем, что нас ждёт, – произнесла она уверенно, и в её голосе была такая сила, что Паша почувствовал, как его печаль немного отступила. Он прижался к ней, и это было так естественно, что ему казалось, будто они давно были друзьями.

– Пойдём, покажу тебе, как выглядит зал, где проходят балы, – сказала Настя, вставая и потянув его за собой. Они прошли по длинному коридору, стены которого были украшены портретами людей, чьи лица отражали разные эпохи и настроения. Вокруг раздавались шёпоты и смех, но в этом шуме Паша чувствовал себя изолированным. Каждый звук, каждая нота казались ему слишком громкими, слишком резкими.

Когда они подошли к залу, Настя приоткрыла дверь, и Паша увидел, как свет ламп отражается от блестящего пола, создавая иллюзию движения. Зал был полон людей: кто-то танцевал, кто-то разговаривал, а кто-то просто наблюдал. Но, несмотря на шум и веселье, в воздухе витала некая напряжённость, словно все присутствующие знали, что под этой бесшабашной атмосферой кроется мрак и страх.

– Это место всегда наполнено жизнью, – сказала Настя, указывая на танцующих. – Но не бойся, мы здесь, и я буду рядом.

Паша вновь посмотрел на неё, и на мгновение ему показалось, что он действительно может найти своё место в этом мире. Но мысли о возвращении домой, о том, что он когда-то был просто Павлом Алексеевым, вновь накрыли его, как тяжёлое одеяло. Он понимал, что его новые друзья, эта жизнь, этот дворец не могут заменить его прежнюю реальность.

Но в Насте он нашёл свет. В её уверенности, в её дружбе было что-то, что давало ему силы, когда он чувствовал себя на грани. И хотя страх всё ещё терзал его, он решил, что, возможно, стоит попробовать остаться. Может быть, этот новый мир, в котором он оказался, тоже заслуживает любви и дружбы.

– Я… – прошептал он, хотя никто не мог его услышать. – Я не один.

Тишина коридора была обманчивой. Весь дворец, казалось, замер в ожидании, но в полумраке, где свет ламп медленно пробирался сквозь окна, шепоты лакеев наполняли пространство тревожной энергией. Паша, сидя на холодном, слегка пыльном полу, прислушивался к их разговору, пока его лапы едва касались гладкой плитки.

– Все начнётся на Рождество, ты понимаешь? – произнёс один из лакеев, его голос звучал напряжённо, будто он словно бы сдерживал дыхание.

Паша насторожился. Он знал, что Рождество – это не просто праздник, это время надежд и ожиданий, но что именно должно произойти? С его новой перспективы, как собаки, он не мог понять, какие события могли бы затронуть этот мир.

– Да, но кто знает, как это повлияет на нас! – ответил другой, его тон был полон опасений. – Если они решат действовать… это может быть катастрофой для всех.

Паша приподнял уши, его сердце заколотилось быстрее. Он понимал, что эти лакеи, его новые друзья, могли оказаться в опасности. В этот момент он осознал, что, несмотря на свою собачью форму, он не может оставаться в стороне. Он должен что-то предпринять, даже если его голос не мог быть услышан.

Лакеи продолжали шептаться, их слова были слишком тихи, чтобы Паша мог разобрать каждую деталь. Он осторожно приподнялся на лапах, пытаясь приблизиться к ним, но его присутствие, как всегда, оставалось незаметным.

– Ты слышал про Виктора? – вновь произнёс один из лакеев, и в его голосе Паша уловил страх. – Говорят, он собирает сторонников.

– Это безумие! – отозвался другой, его интонация была полна отчаяния. – Мы не можем позволить этому случиться. Это не только против власти, это против всех нас!

Паша почувствовал, как его охватывает тревога. Он вспомнил о Насте, о её доброте и смелости. Она не должна оказаться в опасной ситуации. Он, собака, не мог сдерживать свои чувства, и в этот момент, осознав, что его судьба переплетена с судьбами этих людей, он решил действовать.

– Лакеи! – будто бы крикнул он, хотя его голос остался в пределах его собачьего тела. Внутри него разгоралась решимость – он должен предупредить Настю, должен сделать всё, чтобы она была в безопасности.

Паша ринулся в сторону, где оставила Настя, уверенно направляясь к дверям, которые вели в зал, где еще недавно царила веселье. Он знал, что не может просто сидеть и ждать. Время поджимало, и каждую секунду его новые друзья рисковали оказаться в опасности.

Коридор, где только что царила тишина, теперь отозвался эхом его шагов. Он бежал, ощущая, как каменные стены дворца сжимают его, но в то же время, каждое движение приближало его к цели. Он чувствовал, что должен найти Настю, предупредить её о том, что его уши уловили в темноте.

Когда он наконец достиг зала, его сердце забилось в такт музыке, звучащей изнутри. Люди танцевали, смеясь, но в их глазах Паша заметил ту же тревогу, что витала в коридоре. Он пробрался сквозь толпу, стараясь не привлекать внимания. Ему нужно было найти Настю, и он не мог позволить себе упустить ни секунды.

– Настя! – тихо позвал он, хотя понимал, что она не услышит. Он продолжал искать её среди танцующих, зная, что время уходит, а Рождество приближается с каждым мгновением.

Утренний свет пробивался сквозь облака, окутывая задний двор дворца мягким золотистым светом. На земле ещё оставались лужи от утреннего дождя, отражая небо и мир вокруг в искажённых картинах. Паша, теперь полностью вписанный в свою новую реальность, стоял на краю двора, его шершавая шерсть слегка мерцала от солнечных лучей. Он наблюдал за группами дворовых собак, которые, словно крошечные воинства, боролись за достоинство и место в этой иерархии.

Четыре или пять псов резво носились по двору, их игривые рычания и лаяние сливались в симфонию, полную жизни и энергии. Паша ощутил, как в его груди поднимается что-то, что он не мог назвать – страх или любопытство? Возможно, и то, и другое. Он не принадлежал этому миру, и это знание давило на него, как тяжёлый камень.

– Эй, новенький! Что ты здесь делаешь? – раздался насмешливый голос. Это был крупный дворняга с вырванным ухом, который, казалось, занимал в этой стае ведущее положение.

Паша, собравшись с духом, поднял голову. Он пытался представить себя смелым и независимым, как эти псы, но его внутренний голос шептал, что он не сможет соответствовать их требованиям. Отправившись на встречу к группе, он понимал, что нужно сделать шаг вперёд.

– Я не собираюсь с вами драться! – воскликнул он, веря, что его слова могут быть восприняты всерьёз.

Собаки остановились, их глаза блеснули недоверием. В воздухе повисло напряжение, как натянутая струна. Затем последовал смех – глухой, грубый. Это был смех стаи, и в нём чувствовалась угроза.

– Ха! А ты и не знаешь, что к чему, да? У нас здесь свои законы, новенький! – произнес другой пес, более мелкий, но не менее дерзкий. Он обошёл Пашу, как будто проверяя, не слаб ли тот.

Паша почувствовал, как его сердце заколотилось. Он не знал, как действовать, и, возможно, этого не должно было быть. Он всего лишь хотел дружбы, но вместо этого наткнулся на их недоброжелательность. Собаки начали сближаться, и он понял, что им не нравится его присутствие. Его старания были тщетны.

Тревога охватила его, и он, не раздумывая, развернулся и побежал. Ноги сами несли его прочь от угрожающих взглядів. Он мчался по двору, чувствуя, как ветер свистит в ушах и как пыль поднимается за его хвостом, оставляя позади все сомнения и страхи. Он мчался к углу двора, где лужи ещё не успели высохнуть, и, проскочив по ним, оставил за собой лишь брызги.

Собачий смех остался позади, но внутри Паши не утихали сомнения. Он врезался в кусты, прячась от прочих. Там, среди листьев и веток, он почувствовал себя в безопасности, но не мог избавиться от мысли, что он не просто собака – он был Павлом Алексеевым, пионером, мечтающим о справедливости и дружбе. Однако сейчас, в этом мире, он был лишь чужаком.

«Что делать дальше?» – бурлил в его голове вопрос. Он не мог просто оставить всё это и вернуться в свою прежнюю жизнь. Он должен был найти своё место, но как? Паша знал, что нужно действовать, и в какой-то момент он вспомнил о Насте. Её добрые глаза, её смех – это было то, что давало ему надежду. Он вдруг понял, что если не сможет вписаться в собачью стаю, то должен найти другую семью, ту, где его примут таким, какой он есть.

Набравшись смелости, Паша выбрался из своего укрытия и снова двинулся в сторону, где остались другие собаки, но теперь он знал, что нужно быть осторожнее. Он не мог позволить себе снова оказаться в ситуации, когда его просто оттолкнут.

– Я найду свой путь, – шептал он про себя, уверенно поднимая голову. – Я не сдамся.

Вечернее солнце медленно опускалось за горизонт, заливая кухонный уголок дворца мягким золотистым светом. Настя, присев на пол, с увлечением разрывала корочку свежего хлеба, аккуратно поднося кусочки к мордочке Барсика-Паши. Паша, с интересом наблюдая за её действиями, чувствовал, как тепло от её доброты растапливает его внутренние барьеры.

– Если бы ты мог говорить, что бы ты мне сказал? – весело спросила Настя, щуря глаза от яркого света. Она прикусила губу, ожидая ответа, как будто ей действительно хотелось услышать что-то очень важное.

Паша молчал, его мысли метались между желанием открыться и страхом быть непонятым. Он знал, что не просто собака, но сейчас каждая попытка высказать свои мысли казалась ему безнадежной. И всё же, в этот момент он почувствовал, как к нему приходит доверие к Насте. Она была его единственным другом в этом странном мире, и он не хотел разочаровать её.

– Я бы сказал, что не собака, а человек внутри, – шептал он про себя, стараясь уловить её взгляд. Он понимал, что в этом мире слова не всегда имеют значение, но искренность чувств может говорить громче любого языка. Настя продолжала угощать его, её голос звучал мелодично, словно нежная музыка, обволакивающая его.

– Знаешь, я мечтаю стать художницей, – призналась она, обмахиваясь от мухи. – Я хочу рисовать такие красивые картины, как в книгах. Чтобы люди смотрели на них и улыбались, как ты сейчас.

Паша, погрузившись в её мечты, вдруг ощутил, как его собственное сердце забилось быстрее. В этом простом желании Насти он увидел отражение своих собственных стремлений – не просто выжить, но и создать что-то значимое, что-то, что объединит людей, даже если он сам стал существом, лишенным слов.

– Я буду рисовать, – продолжала она, не замечая, как её слова наполняли комнату светом. – Я нарисую море и горы, и будет весело! А ты будешь сидеть рядом, как мой верный друг.

Паша закрыл глаза, представляя себе эту картину. Он видел, как Настя, с кистью в руке, создаёт мир, полный красок и надежд, а рядом с ней он, Барсик, её преданный спутник. Это было так просто и в то же время так далеко от его настоящей реальности.

– Настя, – вымолвил он вдруг, плотно сжав губы. – Ты веришь в чудеса?

Она посмотрела на него, чуть приподняв бровь, и на её лице расцвела искренность, которая заставила Пашу почувствовать, что она понимает его больше, чем кто-либо другой.

– Конечно, верю! – с энтузиазмом ответила она. – Я верю, что если очень сильно хотеть чего-то, то это обязательно сбудется.

Словно выслушивая её, Паша поднял голову, ощущая, как в его груди разгорается надежда. Он вспомнил о своих мечтах, о том, что когда-то был человеком с идеалами и стремлениями. Эта дружба с Настей могла стать его путеводной звездой в темноте.

– Значит, я не один, – прошептал он, и в этот момент его страхи начали рассеиваться. Он ощутил, как Настя протянула руку, погладив его по голове, и тепло её ладони разлилось по всему его существу.

– Мы с тобой, Барсик, – сказала она, подмигнув. – И вместе мы справимся с любыми трудностями.

Паша, ощутив её поддержку, понимал, что теперь он не просто должен найти своё место в этом мире, но и сделать так, чтобы Настя могла гордиться своей дружбой с ним. Глядя в её верные глаза, он осознал, что эта связь стала его опорой, и, возможно, именно она поможет ему открыть свои истинные чувства и стать тем, кем он на самом деле является.

– Я не сдамся, – тихо пообещал он себе, вдыхая аромат свежей выпечки и ощущая, как свет вечернего солнца обнимает их обоих. В этот момент, среди уютного кухонного уголка, он наконец почувствовал, что нашел свою семью – ту, которая примет его таким, какой он есть.

Ночь окутала дворец своим таинственным покрывалом, и лишь редкие лучи луны пробивались сквозь окна, оставляя на мраморных полах причудливые тени. Паша, свернувшись у ног Насти, время от времени поднимал голову, прислушиваясь к звукам, которые пробуждали в нем тревогу. Девочка тихо храпела, а её лицо, освещенное мягким светом, казалось таким мирным. Паша позавидовал её спокойствию, которого ему не хватало.

Внезапно в коридоре раздались шорохи – шаги, шепот, и ещё что-то, что заставило его сердце забиться быстрее. Паша встал, осторожно отодвинувшись от Насти, и направился к двери, стараясь не разбудить её. Он прижался к щели, прислушиваясь.