Момент Бабочки

– Зачем вам это? Мне же было… Э-э… Тринадцать лет!

– Для полноты картины, – сухо пояснил Леонид.

– Извините, – вмешалась Мария. – Марк Максимович, я понимаю, что для вас многие вопросы кажутся или чересчур личными, или оскорбительными, но нам действительно необходимо собрать максимальное количество сведений, чтобы составить наиболее полную и правдивую картину.

from [1] to [-9]

За окном, слегка помутневшим от возраста, под порывами ветра качала поредевшей золотой шевелюрой старая липа – давняя жительница Васильевского острова. Летом в её пушистых раскидистых ветвях прятались голосистые птички и надоедливые насекомые, но сейчас, с наступлением осени, всё переменилось. Задорный щебет перестал докучать по утрам, вторжение комаров и мошек экстренно свернулось, а сама липа изрядно погрустнела и будто бы схуднула. Теперь она служила плодовитым производителем лоскутков для броского пледа, коим укрывалась земля.

Сквозь изношенный уплотнитель в гостиную со свистом проникал уличный холод, и по причине отсутствия тепла в батареях – коммунальные службы вновь оказались не готовы к отопительному сезону – в комнате было зябко, как в древней усыпальнице. Однако тринадцатилетний Марк не придавал значения ни низкой температуре, ни мерзкому монотонному звуку. Даже забитый нос не вызывал у него недовольства. Во-первых, частые и длительные побывки у бабушки принудили парня адаптироваться к специфическим условиям обитания в полуторавековом доме. А во-вторых, всё внимание подростка поглощал светящийся экранчик, где по пёстрому игровому полю с множеством лампочек и аляповатых предметов оголтело носился серый шарик.

Вопреки суждениям взрослых, Марк не любил пинбол. Для него эта игра являлась скорее антидепрессантом, дозой успокоительного, иногда снотворного, но никак не способом убить время. Пинбол и сильнейшая тревога шли рука об руку, будто закадычные друзья или неразлучные любовники.

На сей раз он играл, чтобы приглушить жжение в груди, спровоцированное кипучим варевом из неопределённых чувств. Парень попросту не понимал, что именно ощущает, не смог бы объяснить, да и не пытался разобраться.

Мама тем временем негромко переговаривалась с бабушкой на кухне. Точнее, не переговаривалась, а что-то настойчиво втолковывала, чего уж греха таить. И пожилая Наталья Николаевна, добрая душа, всегда покладистая и стремящаяся угодить окружающим, – смиренно поддакивала, участливо вздыхала и вставляла дурацкие интеллигентские фразочки.

«Я понимаю».

«Да-да, конечно, что ж поделаешь?»

«Это жизнь, доченька, я понимаю и нисколько не обижаюсь».

«Человек ищет там, где лучше. Максимчика только жалко, но ничего уж не поделаешь».

Обрывки разговора беспорядочно влетали в подростковую голову, словно насекомые в открытую форточку. Однако далеко не каждый такой фрагмент доходил до сознания Марка, потому что тот раздражённо отмахивался от них, концентрируясь на экране.

– Главное, не дай ему пойти по стопам папаши, – проникновенным голосом сказала мама, когда серый шарик проскочил точнёхонько между флипперами.

Марк шёпотом, чтобы его никто не услышал, выматерился.

– Уж лучше в офисе сидеть или в лаборатории какой-нибудь, чем ползать в земле и рыть окопы.

Гостья, скорее всего, не понимала, сколь возмутительно и вульгарно звучат подобные речи. Если обращение на «ты» тактичная Наталья Николаевна годами сносила безропотно, то когда её пропавшего, наверняка погибшего сына величают папашей, а тяжёлый труд, которому он посвятил последние дни, похабно высмеивают…

Впрочем, на то она и интеллигент, чтобы вспыхнуть да смолчать. Чтобы ни единым словом не обнаружить степень собственного негодования. Какой смысл толковать о рамках приличия с невежей? Тревожить попусту! Кроме того, бабушке, небось, неловко было обсуждать эти темы, в особенности судьбу внука, когда тот сидел за стенкой. Лично Марк поначалу испытывал нешуточный дискомфорт, так и хотелось выкрикнуть: «Эй! Аллё! Куриные мозги! Я вообще-то здесь!»

Примерно через полгода после того, как пришла похоронка, мама дошла до точки. Она решила бросить всё и, собравшись чуть ли не в один день, уехала за границу залечивать душевные раны. Заботу о единственном сыне Татьяна препоручила безотказной свекрови, причём мнение самого подростка женщину, по-видимому, не интересовало – подумаешь, час до школы на метро добираться, не помрёт. В их квартире близ Большой Невки она ему жить не позволила и вообще, как выяснилось позже, безуспешно выставила её на продажу. Вдове, вероятно, казалось, что главное в текущей ситуации – закрыть финансовый вопрос, и с этой задачей она частично справилась, ведь денег от государства их небогатой семье привалило немало. Говорят, человеческая жизнь бесценна, но папина жизнь цену почему-то обрела.

Из путешествия мать вернулась холодной и отчуждённой, но долго о причинах такой перемены сыну гадать не пришлось: вскоре она вновь покинула его. Впоследствии подобные отъезды стали нормой, Марк даже сбился со счёта: в какой из квартир он проживает дольше, какую следует считать домом – родительскую или бабушкину?

Однако нынче Татьяна превзошла сама себя, ибо прилетела лишь на пару недель, дабы завершить дела и покинуть Россию. Безвозвратно. Оставалось-то всего ничего: сбагрить уступчивой свекрови ненавистного сыночка да решить судьбу недвижимости. Чем женщины за стенкой, собственно, и занимались.

«Как они могут спокойно рассуждать об этом? Совсем деревянные! Одни деньги на уме! Бабло, собственность, делёжка!» – недоумевал парень. Кипучее варево из неопределённых чувств норовило вырваться наружу то ли в виде рвоты, то ли в виде слёз. Сдержаться Марку помогали частые и нервные движения флипперов, бьющих по шарику, да пронзительные космические звуки, что раздавались при ударе снаряда о мишени.

Бабушка, к слову, оказалась не столь мягкотелой, как считал внук на протяжении всей дальнейшей жизни, ведь снохе так и не удалось убедить её в целесообразности продажи новой квартиры. И теперь они говорили о ремонте, выручке за аренду, будущей передаче Марку материнской доли. А подросток, уловивший финальную часть диалога, твёрдо решил, что никогда не будет жить в квартире родителей! Не нужны ему подачки! От этой тупой суки тем более! Пусть катится на все четыре стороны! Дура! А он уж как-нибудь сам перекантуется!

Шарик, медленно катившийся по полю, упал на слингшот и под неожиданным углом ухнул в дрейн. «Game over!» – высветилось на экране. Марк опять выматерился – жёстко, словно в компании пацанов, и гораздо громче, смелее, нежели в предыдущий раз.

Разговор на кухне тем временем оборвался. Послышались шаги матери. На душе у парня похолодело, в груди завибрировало от предчувствия ссоры. Сейчас курица ощипанная начнёт его лечить, мол, ругаться нехорошо, бла-бла. Выглядели подобные нравоучения всегда так нелепо, будто проповедь сифилитички о необходимости беречь девственность.

Татьяна перешагнула порог комнаты. Глаза Марка, утомлённые длительным воздействием экрана, пытались сфокусироваться на старой липе за окном. Одинокий листок, из последних сил цепляясь за ветку, трепыхался на ветру.