Момент Бабочки

Прочие члены команды тоже находились здесь, но перемены в наружности Марка ускользнули от их внимания. Они беззлобно перешучивались и, в отличие от него, вообще не испытывали дурных чувств. Наоборот, сейчас коллег больше всего занимало глуповатое выражение лица Николая, совмещавшее вроде бы взаимоисключающие эмоции – испуг и восхищение.

Стройная сотрудница отдела кадров эффектно сошла с Бумсланга и остановилась на одной из верхних ступенек. Её губы тронула вежливая улыбка. Экономным и эстетичным движением руки, на какое способны лишь незамужние девушки, она указала на переговорку, где нового сотрудника дожидались будущие товарищи.

Фасад «Кейптауна» был выполнен из стекла, прозрачного в центре и мутноватого по периметру, благодаря чему окружающие всегда видели, занята ли комната. Стену напротив входа украшал сложнейший барельеф, чьим автором являлась известная петербургская художница-скульптор родом из многострадальной Рожавы. Её прекрасное творение позволяло почувствовать себя Гончаровым в период экспедиции на фрегате «Паллада».

– Это Мыс Доброй Надежды, – прокомментировал Марк вместо приветствия.

Два чёрных длинных истукана, словно стражи побережья, стояли в углах помещения по обе стороны барельефа и жуткими безжизненными бельмами смотрели сквозь вошедшего. Боковые стены покрывал искусственный мох. Он, казалось, впитывал излучаемый лампами свет, отчего деревянные уродцы выглядели устрашающе. Из скрытых под потолком колонок над их головами доносилось тихое журчание воды и музыкальный щебет птиц.

В центре переговорной комнаты, как водится, стоял массивный чёрный стол. Его широченные опоры походили на основания фонарных столбов, а поверх, на тонком металлическом каркасе, лежала уникальная столешница со встроенным дисплеем, служившая окном в богатый подводный мир. В этом виртуальном океанариуме проживало около четырёх тысяч обитателей, включая скатов, акул, черепах и даже пингвинов. Поведение каждой особи и их взаимодействие друг с другом контролировал специальный алгоритм, который разработали в далёкие времена для совершенно иных целей тогдашние сотрудники НТЦ.

– Это… прямо… эстетический оргазм! – глухим голосом описал степень своего потрясения Николай.

В его движениях чувствовалась странная нервозность. Не волнение перед знакомством с новым коллективом, типичное для данных обстоятельств, а именно нервозность. Какая-то неправильная, неуместная. Будто ему не давал покоя страх провала. Совершенно глупый, надо заметить, учитывая, что все этапы отбора были уже пройдены.

Вообще, внешне новичок не походил на опытного технического специалиста, коим безусловно являлся. Он напоминал скорее средневекового менестреля-романтика с тонкой душевной организацией: лицо – как у подростка, взгляд – мечтательно блуждающий, разве что лютни для полноты образа не достаёт. Однако в действительности на долю Николая выпало немало тягот, о чём одинаково ярко свидетельствовали и бледный тонкий шрам на левой скуле, и место рождения, указанное в паспорте.

– Самый дорогой оргазм в мире! – повёл огромными плечами Олег Фомин. Его объёмные усы шевельнулись, точно толстый щетинистый червь.

– Ладно, – поднялся со стула Марк.

Роль официального лидера команды нередко предполагает исполнение удручающих для любого интроверта обязанностей, когда ради достижения цели приходится жертвовать желаниями и задвигать собственные ощущения куда подальше.

– Господа, представляю вам Николая. Новый «лепидоптеролог» нашего Центра, – произнёс старший инженер-математик, невольно улыбнувшись.

Малоизвестное слово с забавным созвучием и не очень приличной коннотацией укоренилось среди коллег после новогоднего корпоратива. Сотрудники отдела бионических технологий бросили его смеха ради, намекая на научное название чешуекрылых насекомых, то есть бабочек, и соответствующий раздел энтомологии, их изучающий. Шутка прижилась, поскольку вскоре в IT-инфраструктуре НТЦ для тестирования новых математических моделей был создан закрытый кластер с необычным именем «lepidoptera».

– Николай, со мной и Андреем Нестеровым, – большой палец коротко клюнул в направлении выхода: где-то там, в офисном лабиринте, располагалось рабочее место менеджера проекта, – ты уже имел удовольствие познакомиться на собеседовании, теперь настала очередь знакомиться с остальными.

Всякий раз, разговаривая с незнакомыми или малознакомыми людьми, он использовал эту дурацкую манеру речи, не допускающую даже общепринятых сокращений и упрощений. «Господа, представляю вам», «имел удовольствие», «настала очередь знакомиться». Как однажды съязвил Ильдар, его коллега и давний товарищ, «сия лексика слух добрых сударей коробит шибко».

С другой стороны, благодаря наличию подобных странностей, Марк становился более предсказуемым и понятным. Если он употребляет своё знаменитое обращение «камрадес» и говорит, например, «разраб» вместо «разработчик» или «собес» вместо «собеседование» – это верный признак его доверия к присутствующим.

– Олег, – мощный, как скала, обладатель ницшеанских усов встал и протянул Николаю ладонь размером со сковороду. Дружелюбное рукопожатие завершилось специфической улыбкой. Чтобы привыкнуть к такой, понадобится время.

Следующим нового участника команды поприветствовал уже упомянутый Ильдар – чернявый мужчина в бордовой рубашке с длинным рукавом, под которой угадывалось крепкое, поджарое тело. На смуглой физиономии, где минутой ранее гарцевала усмешка, теперь застыла маска строгой отчуждённости.

– Саша, – небрежно отозвался круглолицый лысеющий тип с брюшком под толстовкой, едва до него дошла очередь. Со стула он не поднялся, просто кивнул, но после того, как Николай подошёл сам, вынужденно подал руку.

Спустя минуту, когда знакомство состоялось и все присутствующие расселись вокруг стола-аквариума, Марк разъяснил Николаю, что в день выхода нового сотрудника в их организации принято проводить неформальные встречи. Ради сплочения обогатившегося коллектива.

– Ограничений по формату мероприятия нет, поэтому мы можем придумать что-нибудь или просто поболтать. Но для экономии времени и сил я предлагаю воспользоваться случайной игровой механикой. Как раз потестируем нового бота. Согласны?

Возражений не было.

– Ламия, запусти проектор, – обратился к офисному виртуальному ассистенту Марк.

– Яволь, капитан, – женский голос слегка приглушил журчание воды и щебет птиц.

С потолка вдоль одной из моховых стен медленно сползло белое полотно, после чего с противоположной стороны вспыхнуло чёрное око оптического прибора, замаскированное под проплешину в искусственном зелёном покрытии.

– Ламия, запусти навык «Умный фасилитатор».

– Яволь, капитан, – прозвучал ответ.

И тут же голос ассистента сменился приятным мужским баритоном:

– Здравствуйте. Меня зовут Павел. Сегодня я буду фасилитатором на вашем мероприятии. Скажите, какого рода встречу вы намереваетесь провести?

– Знакомство.

НТЦ, в силу секретности своих разработок, принадлежал к числу закрытых предприятий, что не на шутку усложняло выбор ПО для внутреннего пользования. В отечественном цифровом контуре наличествовало немало продуктов, подобных «Ламии», но они так или иначе ориентировались на потребительский рынок, а значит – не удовлетворяли критериям службы безопасности. Более того, в мире не существовало виртуального ассистента, способного безболезненно интегрироваться в комплекс сложной научной аппаратуры, которой располагал НТЦ. Поэтому ещё лет десять назад руководство озаботилось данной проблемой и объявило технологический конкурс на создание прототипа программного агента.

В перспективе при проведении научных исследований и инновационной деятельности обучаемый электронный болван, помимо прямого рабочего взаимодействия с пользователем-учёным, должен был снизить влияние человеческого фактора на результат. А в самых смелых фантазиях – обнаруживались и такие – ему надлежало вообще заменить собой научную комиссию.

Победителем памятного конкурса объявили команду магистров из Национального исследовательского университета, разработавшую алгоритм с говорящим названием «Афина».

– Выбран тип встречи: «Знакомство». Назовите, пожалуйста, количество участников.

– Четверо.

Эволюция «Афины» в «Ламию» не отняла много времени. Имя богини мудрости, военной стратегии и тактики пришлось не ко двору, ибо оказалось из-за своей тривиальности слишком распространённым. Так что дальнейшее развитие технологии происходило уже под иным брендом и обеспечивалось, увы, иными людьми. Печально, но успех «Ламии» не связан с её создателями, он состоялся благодаря открытию на базе НТЦ одной из мощнейших в стране кузницы кадров. И только. Анонсированная публичная версия, к примеру, не имела ничего общего с прототипом – в ней не осталось ни строчки кода из него.

– Четыре участника, – зафиксировал голосовой помощник.

Что же до простеньких дополнительных модулей вроде «Умного фасилитатора», то их созданием обычно занимались студенты из «Школы подготовки молодых специалистов», практиканты государственных вузов да сами сотрудники, заинтересованные в обкатке новых технологий. Требования к подобным проектам намеренно занижались, поэтому ждать от них чего-то грандиозного точно не стоило.

– Далее вам нужно назвать свои имена. Внимание! Каждый участник должен сам назвать своё имя, используя конструкцию: «Привет, меня зовут Павел». Это необходимо для запоминания ваших голосов.

На проекционном экране тем временем возникла таблица, число строк и столбцов в которой равнялось количеству участников. Сверху, над шапкой, тянулась бледная надпись «Ответы», а сбоку – «Вопросы». Заголовки, изначально пустые, заполнялись именами присутствующих по мере того, как те по очереди представлялись.

– Пожалуйста, внимательно прослушайте регламент встречи. В случае необходимости вы можете задавать уточняющие вопросы либо запросить повторное воспроизведение.

– Какой душный бот, – с ухмылкой заметил Николай. – Его случайно не в налоговой писали?

– В Министерстве обороны, – ответил Ильдар.

Новичок испуганно замер и с недоверием покосился на коллегу, но по лицу последнего неясно было, шутит он или говорит серьёзно. Кажется, первые подозрения, покамест подспудные, возникли у Марка именно в тот малозначительный момент. С чего бы Николаю так странно реагировать на упоминание федерального органа?

Предложенный Павлом формат встречи оказался всего-навсего недовикториной. Скучной и примитивной. Члены команды по кругу задавали друг другу беззубые вопросы, как правило, о личных интересах и предпочтениях, а притихший «фасилитатор» лишь следил за временем да закрашивал в таблице ячейку за ячейкой. Продолжалось это унылое действо до тех пор, пока под слоем цифровой краски не скрылась вся рабочая область таблицы.

Само мероприятие полностью выветрилось из памяти Марка, за исключением двух последних минут, когда Николай озвучил ему свой вопрос. Как и предыдущие, заданные другим участникам, тот оказался элементарным по форме, но крайне непростым по содержанию. Возникало стойкое ощущение, будто новичок выделывается и такими пассажами набивает себе цену.

– Какие произведения искусства и культуры оказали наибольшее влияние на твою судьбу? Назови не менее трёх.

«Искусства и культуры? А конкретнее? Речь о музыке или литературе? Или о живописи? Или о театре? Как насчёт памятников и архитектуры? И вот… прямо на судьбу?» – пронеслось в голове Марка, но он вовремя спохватился и придержал рвущийся наружу поток слов. Согласно правилам игры никто не мог требовать уточнений. «Как понял, так и отвечай. Как сформулировал, так и получай», – провозгласил Павел при объявлении регламента. По мнению разработчиков «Умного фасилитатора», столь строгий подход, видимо, должен был разнообразить убогие посиделки пользователей.

– Ну-у, наверное, – растягивая слоги, промолвил старший «лепидоптеролог», – «Бесы» Достоевского. Это раз. «Эроусмит». Автора не помню. Это два. И три…

Возникла пауза. Николай со снисходительным прищуром наблюдал за тимлидом, чьи судорожные попытки ухватить разбегающиеся мысли явственно отражались на физиономии. Но вдруг Марк хлопнул себя по лбу и, просияв, воскликнул:

– Ну конечно! Как я мог забыть? Редьярд Киплинг. Стихотворение у него есть. «Заповедь». Читать исключительно в переводе Лозинского!

goto [-7]: «Антагонист»

Марк, подобно большинству молодых представителей его профессии, не любил просыпаться рано и оттого на работу являлся едва ли не в обеденное время. Однако претензий со стороны руководства по этому поводу никогда не поступало, так как слишком позднее начало трудового дня с лихвой компенсировалось столь же поздним завершением. Обычная картина: повелители клавиатур и цифр засиживаются до глубокого вечера, выходят на улицу, а за их спинами щёлкает замок входной двери, гаснет свет, и здание бизнес-центра погружается во тьму.

У такого распорядка, при всех его минусах, имелось одно бесспорное преимущество, из-за которого лично Марк ни в какую не желал перекраивать свой режим. Он готов был на любые жертвы и ухищрения, лишь бы не участвовать в увлекательном урбанистическом шоу под названием «час пик». Даже в исключительные дни, когда у инженера-математика имелись какие-то вечерние дела, он стремился покинуть офис заблаговременно, дабы избежать встречи с самой отвратительной особенностью крупных городов. Ему совсем не улыбалось толкаться в метро или со скоростью улитки пробираться сквозь глухие автомобильные заторы.

Но 29 мая 2042 года – в незабываемую для лидера команды «лепидоптерологов» дату – привычный хитроумный манёвр сорвался из-за череды мелких неприятностей.

Сперва неоправданно затянулась встреча, потом вдруг прихватило живот. Роботакси, как назло, не смог подобраться к месту посадки и, сообщив об отсутствии безопасного маршрута, подло отменил заказ. Вызывать «умную карету» в другую точку уже не имело смысла – шоссе, проспекты да улицы начали заполняться машинами. Увы, Марку пришлось воспользоваться подземкой, ибо в противном случае до места назначения он добирался бы полтора-два часа.

Пока сердитый инженер-математик потел и толкался в метро, традиционная петербургская хмарь эволюционировала в мелкий дождь, что сопровождался настойчивыми порывами холодного ветра. Подобные условия никого не приведут в восторг, вот и Марк, оказавшись на поверхности, был раздосадован очередной напастью.

Он двигался по линиям Васильевского острова быстрым шагом, иногда переходя на бег. Но это его не спасло – «лепидоптеролог» сильно промок и озяб. Настроение, и без того мрачное, испортилось окончательно. В середине груди, где обычно концентрировались раздражение и злоба, образовался плотный, колючий, затрудняющий дыхание комок.

В одном из старинных домов неподалёку от Смоленского кладбища, ещё более древнего, чем некоторые окрестные постройки, – проживала его бабушка семидесяти шести лет от роду. Её винтажная квартирка обладала странным, воистину мистическим свойством: на первый взгляд казалось, будто она выпала из общего временного потока и два десятка лет существовала вне деструктивного воздействия оного. Этакий осколок прошлого в мире настоящего; крошечный фрагмент истории, заблудившийся в темпоральном хаосе. Чувство ирреальности возникало у Марка всякий раз, когда он переступал высокий, покрытый ржавыми пятнами порог, но гнусная фантасмагория уже не пугала и даже не удивляла – просто имела место. Что-то вроде давнишней болячки, на которую не обращаешь внимания.

– Добрый вечер, молодой человек, – тихо поприветствовала внука Наталья Николаевна. Невысокая, пожилая, она изрядно похудела за годы патологического затворничества и нерегулярного питания. – Как добрался?

Её неизменная интеллигентная манера речи с щепоткой безобидной иронии не доставила гостю удовольствия. Коснувшись шнурка на кроссовке, он бросил на бабушку сердитый взгляд из-под насупленных бровей и мстительно съязвил:

– Здрасьте, немолодая дама. Вплавь.

Однако женщина словно не заметила ехидства и невозмутимо, как по алгоритму, выдала следующее высказывание, сотканное поломанным мозгом из лоскутов сумбурных мыслей.

– А я уже и не ждала. Смотрю в окно. Дождь какой мерзкий, собака! Вот и думаю: значит, уже не придёшь. И не жду совсем.

Марк никак не прокомментировал её слова. Да и что тут скажешь?

– Как Вика? – после короткой паузы поинтересовалась бабушка. – У неё какой месяц-то? Седьмой?

– Нормально Вика, – пробурчал внук, продолжая, словно пса на привязи, удерживать рвущееся наружу раздражение. – Последний у неё месяц. Девятый. Постоянно спрашиваешь!

Обувь он небрежно бросил у двери.

– Какой?! – женщина округлила глаза. – Так это ж… Ух! Скоро!

Бессчётное количество раз Марк в три шага преодолевал узкую полутёмную прихожую и останавливался у входа в гостиную. Бессчётное количество раз натыкался взором на рамку с пожелтевшей фотографией отца в военной форме. Бессчётное количество раз сосредотачивался на траурной ленте в правом нижнем углу. Ленте, поблёкшей от времени.

Эта ровная посеревшая полоска – единственная деталь, которая помогала ему взломать защиту собственного разума и разрушить неизбывный мираж. Якорёк реальности в мире фантомов и химер.

Иллюзия таяла постепенно, подобно снегу на видео при ускоренном воспроизведении. Краски тускнели. Исходящие от люстры лучи света смещались в холодный спектр. От неровных стен отклеивались уголки архаичных обоев. Лохматился и ветшал горчичный диван. Далёкие дни, когда они с отцом приезжали в гости к бабушке, а окружающий мир был ещё открытым и благосклонным, жадно поглощала безликая вечность. Следом за ними отправлялись в чёрную бездну юношеские годы, символом и неотъемлемой частью коих служило портретное фото на полке.

Марк резко отвернулся и направился в кухню, суровым тоном осведомившись на ходу:

– Таблетки пила?

Риторический вопрос, ведь два раза в день Наталью Николаевну навещает сиделка, чтобы проконтролировать приём препаратов и провести медицинские тесты. Однако Марк ничего не мог с собой поделать: пребывая в дурном расположении духа, он превращался в злобного придиру и хватался за любой мало-мальски веский повод для упрёка или обвинения.

– Как не пила? – вздрогнула пожилая женщина, предчувствуя бурю. – Пила!

Пока внук пересчитывал таблетки в упаковке и сверялся с таблицей приёма лекарств, она продолжала лепетать что-то. Но Марк, как бы цинично это ни звучало, уже привык к её бестолковому кудахтанью и не обращал на него внимания.

– Вижу, действительно пила, – примирительно проворчал он через минуту.

– Ну вот! Слава богу! От ума отставишь! – Наталья Николаевна расслабилась и сутулой тенью прошаркала за спиной гостя в направлении окна. – Ух, опять дождь идёт! Посмотри-ка! Мерзкий до чего, собака!

Марк поднял на бабушку тяжёлый, гневный взгляд – не на неё саму, конечно, а на обстоятельства, чьим физическим воплощением она являлась. На грёбаные биологические законы. Но хорошо, что Наталья Николаевна не видела реакции внука, иначе бы тот измучился потом от угрызений совести.

На бабушкином затылке под поредевшими грязно-серыми волосами по-прежнему виднелся яркий рубец, оставшийся после операции. То была реальная возможность спасти бедную женщину, вырвать её искалеченную душу из лап хитроумной смерти. Однако смелые надежды, увы, пока не оправдались, что приводило Марка в ещё большую ярость.

– Я потому и не ждала тебя. Посмотри что! Как льёт! Собака!

А ведь ему нелегко далось это решение. Одно дело – работать с чужими людьми, с кем тебя ничто не связывает, и совершенно другое – подвергать такому испытанию родных. Вот уже полтора года недугом Натальи Николаевны безуспешно занимались первоклассные специалисты. Сиделка, выделенная при содействии НТЦ, и чип в мозге исправно поставляли им новые сведения для анализа. Марк тоже обильно снабжал коллег аудиозаписями их с бабушкой бесед, но всякий раз с грустью констатировал отсутствие прогресса.

Впрочем, столь же плачевно дела обстояли и с другими пациентами. Если так пойдёт дальше, то крайне перспективный метод лечения нейродегенеративных заболеваний будет признан провальным, после чего исследования неминуемо закроют. Тогда Марку придётся наконец признать, что хозяйка этой старенькой квартиры никогда не вернётся в мир живых; что она давно умерла, хоть и неясно, в какой конкретно час. Глупо отрицать, но ныне вместо неё бродил меж старых кирпичных стен нелепый призрак, странное существо, беспардонно присвоившее обрывки чужих воспоминаний. Сломанный биоробот, чьи когнитивные функции считались безвозвратно утраченными. Во всяком случае пока.

– Чай будешь? – максимально дружелюбно спросил Марк.

Наталья Николаевна ничего не услышала и потому промолчала.

– Ау!

Она опять вздрогнула, затем развернулась – слишком резко для своих лет и своего состояния. Сухонькое тело чуть повело в сторону, но женщина, к изумлению внука, без труда вернула потерянное было равновесие и, хвала небесам, устояла.

– Чего пугаешься-то, господи! – гость вздохнул с укоризной, направленной прежде всего на самого себя. – Чай, говорю, будешь?

– Да. Давай! – охотно согласилась бабушка и вновь вернулась к созерцанию усилившегося дождя. – Ты посмотри! Вот собака!

Сквозь плотно сжатые зубы Марк выпустил воздух и взялся за приготовление напитка сомнительного качества, ибо у Натальи Николаевны, как водится у впавших в детство стариков, чай имелся только в пакетиках.

Через десять минут они сидели в гостиной с кружками в руках. Перед ними на журнальном столике красовалась раритетная пиала с засохшим печеньем, которым хозяйка решила попотчевать внука. На правом подлокотнике дивана светился планшет, куда Марк в ходе разговора периодически подглядывал и, водя по экрану белым стилусом, вносил некие записи.

Беседа их начиналась вполне безобидно, с малозначимых комментариев о делах насущных. Но совсем скоро, благодаря простейшим уловкам сотрудника НТЦ, они сосредоточились на событиях минувших дней. Естественно, основным рассказчиком являлась Наталья Николаевна, тогда как Марк лишь направлял её мысль осторожными уточнениями либо вопросами.

– А ты в каком году ездила туда? – продолжал он свой странный допрос.

– Куда? – вынырнула из трясины задумчивости подуставшая бабушка.

Внук пригубил тёплой жидкости, позволяя рассосаться вновь набухшему в середине груди комочку раздражения, и коротко уточнил:

– На юг.

– Ну как не ездила-то? – задрала подбородок женщина. Дряблая кожа на её шее натянулась, подобно мятой ткани. – Ездила. С тобой ездила. Не помнишь что ли?

Марк поставил кружку на столик и стилусом начертал на экране планшета несколько слов. Чёрная линия змеилась по белой поверхности дисплея вслед за наконечником.

– Я про вашу поездку на машине.

«Стоит ли ей подбрасывать дополнительные маркеры? Или сама справится?» – гость пожевал губами, взвешивая все за и против. Однако ответа так и не последовало, поэтому он отринул колебания и добавил сухих дровишек в тлеющий костерок её памяти:

– С дедом, папой и… дядей.

– А-а-а! – радостно протянула Наталья Николаевна. – Да-а! Хорошо съездили!

Внук поморщился и еле слышно пробурчал:

– Господи боже мой.

Никто в здравом уме никогда не назвал бы ту трагическую поездку хорошей. Младший сын бабушки, тринадцатилетний Андрей, попал тогда под машину, ударился головой при падении и вскоре скончался. Куда уж лучше, правда?

Видимо, мужчинам в их семье на роду было написано умирать на чужбине. Сначала дядя, потом через восемнадцать лет папа. Да и самому Марку придётся однажды обнаружить себя, старого и больного, в другой стране, даже на другом континенте.

– В каком году-то? – вернулся он к ключевому вопросу.

– Дай-ка подумать, – хозяйка всмотрелась в фотографию на полке. – Максимчик пропал в каком году? В двадцать третьем? Или в двадцать втором? Когда война-то началась?

Теперь помощи от внука женщина ждала напрасно, тот молча наблюдал за её лишённым статичности выражением лица. Оно постоянно менялось, перетекало из одного состояния в другое, словно зацикленная анимация с использованием визуального эффекта плавной трансформации – так называемого морфинга.

– Погоди-погоди. Сейчас вспомню, – бабушка, как не выучивший стихотворение ребёнок, пыталась отсрочить миг неизбежного разоблачения.

Брови Марка с каждым ударом сердца всё ближе сползали к переносице, но он продолжал молчать.

– Ровно пять лет прошло с моря, когда сообщили, что… – Наталья Николаевна запнулась. – Когда Максимчик пропал. Это я хорошо запомнила. Мы ездили… Когда? В тот год ещё метро взрывали!

– Бабушка, – ровным голосом прервал её внук, растратив последние капли терпения. – В две тысячи семнадцатом мы ездили на море с родителями. Мама, папа, я и ты в качестве няньки. Мне тогда четыре года было.