bannerbanner
Правдивая история жизни Герберта Аврилакского – ученого, чернокнижника и чародея
Правдивая история жизни Герберта Аврилакского – ученого, чернокнижника и чародея

Полная версия

Правдивая история жизни Герберта Аврилакского – ученого, чернокнижника и чародея

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

Выпускники монастырских и епископальных школ могли сделать блестящую карьеру – наш Герберт был не единственным примером такого рода. Однако, как и во все времена, намного больше было случаев другого рода. Началось это давно. Мы знаем, что даже во времена Карла Великого, когда с подачи императора многое делалось для образования духовенства, встречалось немало клириков, которые, по словам монаха из Санкт-Галленской обители: «отлично читали, даже и без понимания». И во времена Герберта, и намного позднее даже из лучших учебных заведений порой выходили ученики, у которых было крайне слабое знание латинского языка – языка Церкви, науки и международного общения того времени. В одной из немецких хроник рассказывается о Падерборнском епископе Мейнверке (умер в 1036 г.), над которым издевался сам император Генрих II. Зная, что прелат плохо владел латынью, монарх однажды жестоко подшутил над ним: приказал потихоньку подчистить текст заупокойной обедни и убрать первый слог в словах famulis et famulabus («за рабов и рабынь твоих»). Епископ ничего не заметил и во время богослужения епископ произнес рго mulis et mulabus tuis (за ослов и ослиц твоих). Мейнверк тоже не был уникальным в своем роде.


Часть 2. Все пути ведут в Рим

О ‎том,‏ ‎как ‎был ‎основан ‎монастырь ‎св.‏ ‎Жеро

Живописная ‎долина‏ ‎реки‏ ‎Жордан, ‎расположившаяся ‎среди ‎гор‏ ‎Кандаль, ‎располагала‏ ‎к ‎тихой ‎и ‎мирной‏ ‎жизни,‏ ‎наслаждению ‎природой‏ ‎и ‎плодами ‎человеческого ‎труда.‏ ‎Холмы ‎с ‎виноградниками, ‎пшеничные‏ ‎поля‏ ‎и ‎пасущиеся ‎стада‏ ‎скота ‎– ‎вполне‏ ‎мирная ‎картина‏ ‎этого‏ ‎края. ‎Казалось,‏ ‎он ‎был ‎совсем ‎не ‎предназначен‏ ‎для ‎аскетических‏ ‎подвигов‏ ‎и‏ ‎духовных ‎упражнений. ‎В ‎давние‏ ‎времена, ‎когда‏ ‎Галлия ‎превратилась‏ ‎в‏ ‎одну ‎из ‎провинций‏ ‎Римской ‎империи,‏ ‎на ‎возвышенности ‎было ‎построено ‎укрепленное‏ ‎поселение‏ ‎(оппидум), ‎а‏ ‎в ‎долине‏ ‎– ‎вилла‏ ‎Аурелиус ‎и‏ ‎галло-римский‏ ‎храм,‏ ‎остатки ‎которого‏ ‎сохранились ‎до‏ ‎наших ‎дней.

После‏ ‎падения‏ ‎Империи ‎обитатели‏ ‎покинули ‎оппидум, ‎а ‎вилла, ‎судя‏ ‎по ‎всему,‏ ‎была‏ ‎разрушена. ‎Новое ‎укрепленное ‎поселение‏ ‎появилось ‎на‏ ‎склоне ‎между ‎руинами ‎оппидума‏ ‎и‏ ‎виллы. ‎Последняя‏ ‎дала ‎имя ‎новому ‎городку‏ ‎– ‎Аврилак ‎(или ‎на‏ ‎современный‏ ‎лад, ‎Орийяк). ‎Сегодня‏ ‎Аврилак ‎– ‎это‏ ‎небольшой ‎город,‏ ‎но‏ ‎во ‎времена‏ ‎Герберта ‎он ‎был ‎столь ‎крошечным,‏ ‎что ‎Одо‏ ‎Клюнийский,‏ ‎с‏ ‎которым ‎мы ‎еще ‎встретимся‏ ‎на ‎этих‏ ‎страницах, ‎говорит‏ ‎об‏ ‎Аврилаке, ‎как ‎о‏ ‎»городе ‎или,‏ ‎пожалуй, ‎деревне». После ‎крещения ‎и ‎коронации‏ ‎Хлодвига‏ ‎на ‎землях‏ ‎древней ‎Галлии‏ ‎происходило ‎много‏ ‎разных ‎событий,‏ ‎но‏ ‎по‏ ‎счастливой ‎случайности‏ ‎почти ‎все‏ ‎они ‎обошли‏ ‎Аврилак‏ ‎стороной. ‎Если‏ ‎не ‎считать ‎мелких ‎феодальных ‎стычек‏ ‎между ‎сеньорами,‏ ‎жизнь‏ ‎здесь ‎текла ‎мирно ‎и‏ ‎неспешно. ‎Неудивительно,‏ ‎что ‎Одо ‎из ‎Клюни‏ ‎это‏ ‎место ‎больше‏ ‎напоминало ‎деревенскую ‎глушь, ‎чем‏ ‎город.

В ‎IX ‎веке ‎город‏ ‎и‏ ‎округа ‎были ‎пожалованы‏ ‎в ‎качестве ‎поместья‏ ‎семье, ‎возводившей‏ ‎свое‏ ‎происхождение ‎к‏ ‎галло-римской ‎знати. ‎Однако ‎было ‎ли‏ ‎действительно ‎семейство‏ ‎нового‏ ‎владельца‏ ‎благородного ‎происхождения, ‎весьма ‎сомнительно.‏ ‎Нового ‎хозяина‏ ‎Аврилака ‎звали‏ ‎Геральд‏ ‎(или ‎Жеро), ‎а‏ ‎его ‎жену‏ ‎Адальтруда. ‎На ‎одной ‎из ‎возвышенностей,‏ ‎с‏ ‎которой ‎открывался‏ ‎великолепный ‎вид‏ ‎на ‎город,‏ ‎граф ‎построил‏ ‎укрепленное‏ ‎жилище‏ ‎– ‎ныне‏ ‎здесь ‎находится‏ ‎замок ‎Сент-Этьенн.‏ ‎Новым‏ ‎сеньорам ‎Аврилака‏ ‎»принадлежало ‎множество ‎богатств ‎и ‎полные‏ ‎крепостных ‎вотчины,‏ ‎раскиданные‏ ‎повсюду», однако, ‎по ‎уверению ‎Одо‏ ‎Клюнийского, ‎семья‏ ‎была ‎благочестива ‎и ‎вела‏ ‎праведный‏ ‎образ ‎жизни.‏ ‎Другие ‎источники, ‎впрочем, ‎не‏ ‎соглашаются ‎со ‎столь ‎благостной‏ ‎картиной‏ ‎и ‎описывают ‎главу‏ ‎семьи, ‎как ‎вполне‏ ‎типичного ‎для‏ ‎своего‏ ‎времени ‎феодала‏ ‎со ‎всеми ‎достоинствами ‎и ‎недостатками.‏ ‎И ‎сложно‏ ‎сказать,‏ ‎чего‏ ‎характере ‎Геральда ‎и ‎его‏ ‎сына ‎было‏ ‎больше.

Но ‎как‏ ‎раз‏ ‎самое ‎время ‎сказать‏ ‎о ‎наследнике‏ ‎семейства. ‎Отец ‎с ‎матерью ‎назвали‏ ‎его‏ ‎также ‎Геральдом‏ ‎(по-французски, ‎Жеро).‏ ‎Поначалу ‎он‏ ‎прошел ‎вполне‏ ‎типичный‏ ‎для‏ ‎детей ‎аристократии‏ ‎обучение. ‎Как‏ ‎только ‎мальчик‏ ‎освоил‏ ‎чтение ‎Псалтыри,‏ ‎его ‎стали ‎обучать ‎»мирским ‎занятиям»‏ ‎для ‎благородных:‏ ‎натравлять‏ ‎бойцовых ‎псов, ‎стрелять ‎из‏ ‎лука, ‎управляться‏ ‎с ‎соколами ‎и ‎ястребами.‏ ‎И,‏ ‎наверное, ‎стал‏ ‎бы ‎Геральд-младший ‎обычным ‎рыцарем,‏ ‎коих ‎в ‎ту ‎пору‏ ‎уже‏ ‎было ‎немало, ‎но‏ ‎вмешалось ‎Божье ‎провидение.‏ ‎Ребенок ‎надолго‏ ‎заболел‏ ‎и ‎вынужден‏ ‎был ‎оставить ‎физические ‎упражнения.

Болезнь ‎нарушила‏ ‎привычный ‎образ‏ ‎жизни,‏ ‎но‏ ‎не ‎помешала ‎мальчику ‎читать‏ ‎книги ‎и‏ ‎заниматься ‎науками,‏ ‎чему‏ ‎родители ‎даже ‎помогали‏ ‎всеми ‎силами.‏ ‎Они ‎уже ‎свыклись ‎с ‎мыслью,‏ ‎что‏ ‎их ‎наследник‏ ‎не ‎сможет‏ ‎быть ‎воином,‏ ‎поэтому ‎посчитали‏ ‎полезным‏ ‎для‏ ‎его ‎будущей‏ ‎карьеры ‎освоение‏ ‎разных ‎наук.‏ ‎Юноша‏ ‎оказался ‎очень‏ ‎смышленым, ‎талантливым ‎и ‎на ‎всю‏ ‎жизнь ‎полюбил‏ ‎чтение.‏ ‎И ‎хотя ‎выздоровление ‎позволило‏ ‎вернуться ‎к‏ ‎воинскому ‎искусству, ‎юного ‎Жеро‏ ‎тянуло‏ ‎к ‎книгам.‏ ‎Все ‎свободное ‎время ‎молодой‏ ‎человек ‎предпочитал ‎проводить ‎в‏ ‎библиотеке‏ ‎и ‎кругу ‎ученых‏ ‎клириков. ‎Светские ‎развлечения‏ ‎его ‎мало‏ ‎интересовали.‏ ‎Во ‎всяком‏ ‎случае ‎именно ‎так ‎описывает ‎нам‏ ‎детство ‎и‏ ‎юность‏ ‎графа‏ ‎Аврилакского ‎автор ‎его ‎жития.

Если‏ ‎верить ‎Одо,‏ ‎то ‎Жеро-младший‏ ‎принадлежал‏ ‎к ‎той ‎небольшой‏ ‎части ‎общества,‏ ‎которое ‎искренне ‎стремилось ‎к ‎монашеской‏ ‎жизни.‏ ‎Он ‎тайно‏ ‎принял ‎монашеский‏ ‎постриг, ‎сбрил‏ ‎бороду ‎и‏ ‎даже‏ ‎сделал‏ ‎тонзуру ‎(выбритую‏ ‎макушку ‎головы),‏ ‎которую ‎тщательно‏ ‎скрывал‏ ‎от ‎друзей.‏ ‎Епископ ‎тех ‎мест ‎Гаусберт ‎по‏ ‎каким-то ‎вполне‏ ‎прозаическим‏ ‎причинам ‎настоял, ‎чтобы ‎об‏ ‎обращении ‎Геральда‏ ‎в ‎монашество ‎никто ‎не‏ ‎знал.‏ ‎Но ‎от‏ ‎этого ‎уже ‎было ‎недалеко‏ ‎до ‎основания ‎монастыря, ‎что‏ ‎вскоре‏ ‎и ‎произошло. ‎В‏ ‎885 ‎или ‎в‏ ‎890 ‎году‏ ‎сеньор‏ ‎Геральд ‎окончательно‏ ‎решил ‎»всецело ‎предаться ‎служению ‎Богу»‏ ‎и ‎посвятить‏ ‎свое‏ ‎поместье‏ ‎Господу. ‎Для ‎этого ‎граф‏ ‎сначала ‎направился‏ ‎в ‎Рим,‏ ‎где‏ ‎и ‎передал ‎святому‏ ‎апостолу ‎Петру‏ ‎по ‎завещанию ‎свое ‎»имение ‎со‏ ‎всеми‏ ‎доходами, ‎дабы‏ ‎обеспечить ‎полное‏ ‎довольствие ‎монахов,‏ ‎которых ‎он‏ ‎там‏ ‎намеревался‏ ‎собрать». ‎Судя‏ ‎по ‎всему,‏ ‎его ‎владения‏ ‎теперь‏ ‎были ‎защищены‏ ‎папской ‎властью, ‎что ‎можно ‎объяснить‏ ‎не ‎только‏ ‎религиозными‏ ‎мотивами, ‎но ‎и ‎происками‏ ‎соседей.

После ‎возвращения‏ ‎из ‎Рима ‎Жеро ‎наконец‏ ‎начал‏ ‎строительство ‎монастыря‏ ‎рядом ‎со ‎своим ‎замком.‏ ‎И ‎первым ‎делом ‎решено‏ ‎было‏ ‎возвести ‎церковь ‎во‏ ‎имя ‎св. ‎Петра.‏ ‎Из ‎жития‏ ‎графа‏ ‎известно, ‎что‏ ‎церковь ‎построили ‎только ‎со ‎второго‏ ‎раза, ‎так‏ ‎как‏ ‎сначала‏ ‎мастера ‎допустили ‎ошибку ‎или‏ ‎брак. ‎Церковь‏ ‎не ‎сохранилась,‏ ‎так‏ ‎как ‎ее ‎не‏ ‎раз ‎перестраивали,‏ ‎поэтому ‎мы ‎можем ‎лишь ‎представить,‏ ‎как‏ ‎она ‎выглядела,‏ ‎на ‎основании‏ ‎археологических ‎исследований,‏ ‎проведенных ‎на‏ ‎этом‏ ‎месте‏ ‎в ‎середине‏ ‎XX ‎века.‏ ‎Это ‎была‏ ‎романская‏ ‎базилика ‎с‏ ‎полукруглой ‎апсидой, ‎которая ‎повторяла ‎формы‏ ‎церкви ‎св.‏ ‎Климента,‏ ‎построенной ‎отцом ‎графа ‎Геральдом-старшим.

Вообще,‏ ‎с ‎основанием‏ ‎монастыря ‎Геральду, ‎или ‎святому‏ ‎Жеро,‏ ‎как ‎теперь‏ ‎мы ‎будем ‎его ‎называть,‏ ‎сразу ‎же ‎не ‎повезло.‏ ‎Сначала‏ ‎возникли ‎проблемы ‎с‏ ‎возведением ‎храма. ‎Затем‏ ‎основатель ‎обители‏ ‎никак‏ ‎не ‎мог‏ ‎подобрать ‎достойных ‎монахов. ‎Первая ‎попытка‏ ‎окончилась ‎неудачей,‏ ‎так‏ ‎как‏ ‎молодые ‎братья ‎ударились ‎во‏ ‎все ‎тяжкие‏ ‎и ‎воспринимали‏ ‎монашескую‏ ‎жизнь ‎лишь ‎как‏ ‎возможность ‎жить‏ ‎беззаботно ‎и ‎ни ‎в ‎чем‏ ‎не‏ ‎нуждаясь. ‎Возможно,‏ ‎именно ‎с‏ ‎этой ‎историей‏ ‎связано ‎упоминание‏ ‎первого‏ ‎аббата‏ ‎обители ‎св.‏ ‎Петра ‎Адельгария,‏ ‎образ ‎жизни‏ ‎которого‏ ‎сильно ‎разочаровал‏ ‎графа. ‎Геральда-младшего, ‎жаждавшего ‎собрать ‎вокруг‏ ‎себя ‎единомышленников‏ ‎и‏ ‎соратников, ‎такая ‎жизнь ‎не‏ ‎устраивала.

За ‎два‏ ‎года ‎до ‎смерти ‎св.‏ ‎Жеро‏ ‎освятил ‎церковь‏ ‎будущего ‎монастыря, ‎но ‎достойной‏ ‎братии ‎так ‎и ‎не‏ ‎было.‏ ‎При ‎этом ‎графу‏ ‎удалось ‎добиться ‎от‏ ‎королевской ‎власти‏ ‎различных‏ ‎привилегий ‎и‏ ‎освобождения ‎монастыря ‎от ‎налогов. ‎Еще‏ ‎при ‎жизни‏ ‎сеньора‏ ‎Жеро‏ ‎народная ‎молва ‎стала ‎считать‏ ‎его ‎святым.‏ ‎Одо ‎Клюнийский‏ ‎в‏ ‎его ‎житии ‎перечисляет‏ ‎множество ‎чудес,‏ ‎совершенных ‎святым. ‎После ‎смерти ‎графа‏ ‎очевидцы‏ ‎утверждали, ‎что‏ ‎его ‎мощи‏ ‎обладают ‎даром‏ ‎исцеления. ‎Труды‏ ‎Одо‏ ‎Клюнийского‏ ‎еще ‎больше‏ ‎способствовали ‎славе‏ ‎нового ‎святого.‏ ‎»Житие‏ ‎св. ‎Жеро»‏ ‎переписывали ‎во ‎многих ‎монастырях, ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎в‏ ‎далекой ‎Испании. ‎Вскоре ‎все‏ ‎как ‎будто‏ ‎совсем ‎забыли, ‎что ‎изначально‏ ‎монастырь‏ ‎посвятили ‎памяти‏ ‎апостола ‎Петра. ‎Теперь ‎это‏ ‎была ‎обитель ‎братии ‎святого‏ ‎Жеро.‏ ‎Вряд ‎ли ‎монахи‏ ‎были ‎против. ‎Могила‏ ‎графа, ‎на‏ ‎которой‏ ‎происходили ‎чудесные‏ ‎исцеления, ‎находилась ‎неподалеку, ‎привлекала ‎паломников‏ ‎и ‎увеличивала‏ ‎доход‏ ‎монастыря.


Как ‎жили‏ ‎монахи ‎в ‎X ‎веке ‎от‏ ‎Рождества ‎Христова

Когда‏ ‎родился‏ ‎Герберт, ‎со ‎времен ‎первой‏ ‎проповеди ‎Христа‏ ‎прошло ‎более ‎девятисот ‎лет.‏ ‎За‏ ‎это ‎время‏ ‎христианство ‎пережило ‎множество ‎изменений,‏ ‎среди ‎которых ‎одним ‎из‏ ‎самых‏ ‎значительных ‎стало ‎появление‏ ‎монашества. ‎И ‎к‏ ‎первой ‎половине‏ ‎X‏ ‎века ‎монастыри‏ ‎распространились ‎по ‎всей ‎христианской ‎Европе.‏ ‎Поначалу ‎их‏ ‎быстрому‏ ‎развитию‏ ‎способствовали ‎усилившиеся ‎в ‎поздней‏ ‎Римской ‎империи‏ ‎и ‎первых‏ ‎варварских‏ ‎государствах ‎аскетические ‎настроения.

Поначалу‏ ‎европейские ‎монастыри‏ ‎жили ‎по ‎разным ‎правилам ‎и‏ ‎уставам.‏ ‎Но ‎в‏ ‎VI ‎веке‏ ‎в ‎Италии‏ ‎благодаря ‎усилиям‏ ‎святого‏ ‎Бенедикта‏ ‎Нурсийского ‎сформировался‏ ‎монашеский ‎устав,‏ ‎который ‎вскоре‏ ‎был‏ ‎принят ‎монастырями‏ ‎в ‎других ‎областях ‎Европы. ‎Общины,‏ ‎полностью ‎принявшие‏ ‎этот‏ ‎свод ‎правил, ‎составили ‎так‏ ‎называемый ‎орден‏ ‎бенедиктинцев. ‎Бенедиктинский ‎устав ‎был‏ ‎краток,‏ ‎строг, ‎но‏ ‎относительно ‎умерен ‎по ‎сравнению,‏ ‎например, ‎с ‎уставами ‎византийских‏ ‎монастырей.‏ ‎Это ‎способствовало ‎его‏ ‎быстрому ‎распространению ‎в‏ ‎Европе.

Согласно ‎Бенедикту,‏ ‎монашеское‏ ‎сословие ‎уподоблялась‏ ‎военным. ‎Братия ‎монастыря ‎– ‎это‏ ‎»военный ‎отряд»‏ ‎(schola).‏ ‎Сам‏ ‎монах ‎обязан ‎служить ‎»militare».‏ ‎Монастырский ‎устав‏ ‎представляет ‎собой‏ ‎»закон‏ ‎ненарушимый ‎и ‎непреложный,‏ ‎как ‎непреложен‏ ‎закон ‎воинской ‎дисциплины». ‎Устав ‎—‏ ‎это‏ ‎руководство ‎к‏ ‎действию ‎для‏ ‎»воина ‎Господня»,‏ ‎а ‎братия‏ ‎—‏ ‎»воинство‏ ‎Христово». ‎Логичным‏ ‎образом ‎вытекали‏ ‎отсюда ‎различные‏ ‎ограничения‏ ‎для ‎братьев.‏ ‎Им ‎запрещалось ‎без ‎разрешения ‎аббата‏ ‎покидать ‎монастырь‏ ‎и‏ ‎видеться ‎с ‎родными. ‎Монахам‏ ‎предписывались ‎бедность,‏ ‎целомудрие ‎и ‎молчание. ‎Разговаривать‏ ‎разрешалось‏ ‎лишь ‎в‏ ‎крайних ‎случаях.

Настоятель, ‎или ‎аббат,‏ ‎возглавлял ‎монастырь ‎пожизненно. ‎Формально‏ ‎его‏ ‎должность ‎был ‎выборной:‏ ‎согласно ‎правилам ‎аббата,‏ ‎выбирали ‎монахи‏ ‎обычным‏ ‎большинством ‎голосов‏ ‎из ‎числа ‎самых ‎достойных. ‎Выбор‏ ‎монахов ‎утверждал‏ ‎епископ.‏ ‎Помогали‏ ‎аббату ‎в ‎управлении ‎монастырем‏ ‎препозит ‎(приор)‏ ‎и ‎старшие‏ ‎монахи‏ ‎(деканы). ‎Каждому ‎декану‏ ‎поручалось ‎наблюдать‏ ‎за ‎десятью ‎монахами, ‎отсюда ‎и‏ ‎название‏ ‎должности. ‎Хозяйственными‏ ‎делами ‎занимались‏ ‎келарь, ‎эконом‏ ‎и ‎другие‏ ‎должностные‏ ‎лица.

Хотя‏ ‎власть ‎аббата‏ ‎формально ‎была‏ ‎неограниченной, ‎на‏ ‎деле‏ ‎все ‎могло‏ ‎быть ‎по-разному. ‎Многое ‎зависело ‎от‏ ‎личности ‎настоятеля,‏ ‎его‏ ‎происхождения, ‎его ‎отношений ‎с‏ ‎братией, ‎а‏ ‎также ‎с ‎теми, ‎кто‏ ‎мог‏ ‎влиять ‎на‏ ‎жизнь ‎монастыря. ‎Все ‎могло‏ ‎быть ‎совсем ‎иначе, ‎если‏ ‎аббатство‏ ‎давали ‎в ‎качестве‏ ‎пожалования ‎какому-нибудь ‎аристократу‏ ‎из ‎числа‏ ‎приближенных‏ ‎к ‎императорской‏ ‎или ‎королевской ‎особе. ‎Тогда ‎у‏ ‎монастыря ‎появлялся‏ ‎светский‏ ‎аббат,‏ ‎который ‎не ‎управлял ‎обителью,‏ ‎а ‎просто‏ ‎получал ‎с‏ ‎нее‏ ‎доходы. ‎Карл ‎Мартелл‏ ‎– ‎предок‏ ‎Карла ‎Великого ‎– ‎внедрил ‎такую‏ ‎практику‏ ‎в ‎качестве‏ ‎временной ‎меры‏ ‎для ‎вознаграждения‏ ‎военных.

Но, ‎как‏ ‎известно,‏ ‎нет‏ ‎ничего ‎более‏ ‎постоянного, ‎чем‏ ‎временное. ‎К‏ ‎X‏ ‎веку ‎светские‏ ‎аббаты ‎уже ‎стали ‎привычным ‎явлением.‏ ‎Но ‎хуже‏ ‎всего‏ ‎было ‎то, ‎что ‎многие‏ ‎идеалы ‎монашества‏ ‎были ‎позабыты, ‎а ‎устав‏ ‎св.‏ ‎Бенедикта ‎стали‏ ‎считать ‎слишком ‎строгим. ‎Монастыри‏ ‎богатели, ‎получали ‎движимое ‎и‏ ‎недвижимое‏ ‎имущество ‎от ‎королей‏ ‎и ‎сеньоров. ‎Современники‏ ‎жаловались, ‎что‏ ‎монахи‏ ‎и ‎духовенство‏ ‎забыли ‎свои ‎обязанности ‎и ‎не‏ ‎стеснялись ‎своей‏ ‎распущенности‏ ‎и‏ ‎тяги ‎к ‎роскошной ‎жизни.‏ ‎Епископы ‎обзаводились‏ ‎женами ‎—‏ ‎»епископессами»,‏ ‎им ‎подражали ‎священники,‏ ‎которые ‎даже‏ ‎не ‎считали ‎нужным ‎скрывать ‎своих‏ ‎жен‏ ‎и ‎детей.‏ ‎Примерами ‎такого‏ ‎рода ‎пестрят‏ ‎хроники, ‎церковные‏ ‎постановления‏ ‎и‏ ‎другие ‎документы‏ ‎той ‎эпохи.

Упадок‏ ‎церковных ‎нравов‏ ‎последовал‏ ‎за ‎упадком‏ ‎светской ‎власти ‎или ‎шел ‎рука‏ ‎об ‎руку‏ ‎вместе‏ ‎с ‎ней. ‎Церковные ‎должности‏ ‎стали ‎распределяться‏ ‎среди ‎»своих» ‎– ‎владетельных‏ ‎фамилий.‏ ‎Многие ‎епископы,‏ ‎хотя ‎и ‎не ‎все,‏ ‎стали ‎подражать ‎светским ‎сеньорам‏ ‎в‏ ‎повседневной ‎жизни. ‎Они‏ ‎заводили ‎свой ‎двор,‏ ‎увлекались ‎охотой,‏ ‎участвовали‏ ‎в ‎военных‏ ‎стычках ‎и ‎осадах ‎городов, ‎вели‏ ‎разгульную ‎жизнь,‏ ‎открыто‏ ‎заводили‏ ‎семью ‎и ‎даже ‎пытались‏ ‎передавать ‎свои‏ ‎должности ‎по‏ ‎наследству‏ ‎детям.

Епископату ‎подражали ‎и‏ ‎обычные ‎священники‏ ‎в ‎городах ‎и ‎деревнях. ‎Не‏ ‎все,‏ ‎но ‎некоторые‏ ‎тоже ‎обзаводились‏ ‎семьями ‎и‏ ‎также ‎пытались‏ ‎передавать‏ ‎свои‏ ‎должности ‎наследникам.‏ ‎Да, ‎духовенству‏ ‎нельзя ‎было‏ ‎жениться,‏ ‎однако ‎в‏ ‎ту ‎пору ‎церковные ‎постановления ‎регламентировали‏ ‎жизнь ‎священнослужителей‏ ‎не‏ ‎слишком ‎жестко. ‎Наконец, ‎контролировать‏ ‎поведение ‎отдельных‏ ‎представителей ‎церкви ‎было ‎не‏ ‎так-то‏ ‎просто. ‎Желающих‏ ‎делать ‎это ‎было ‎немного.‏ ‎На ‎призывы ‎и ‎упреки‏ ‎отдельных‏ ‎представителей ‎церкви ‎большого‏ ‎внимания ‎не ‎обращали.‏ ‎Только ‎когда‏ ‎во‏ ‎главе ‎епархии‏ ‎оказывался ‎властный ‎и ‎последовательный ‎человек,‏ ‎могли ‎произойти‏ ‎изменения‏ ‎к‏ ‎лучшему.

Миряне ‎тоже ‎не ‎сильно‏ ‎церемонились ‎с‏ ‎духовенством. ‎За‏ ‎примерами‏ ‎далеко ‎ходить ‎не‏ ‎надо. ‎В‏ ‎»Житии ‎св. ‎Геральда» ‎Одо ‎Клюнийский‏ ‎рассказывает‏ ‎одну ‎из‏ ‎таких ‎историй.‏ ‎В ‎одном‏ ‎селе ‎местный‏ ‎священник‏ ‎поссорился‏ ‎с ‎соседями.‏ ‎Что ‎стало‏ ‎причиной ‎ссоры,‏ ‎неизвестно.‏ ‎Одо ‎об‏ ‎этом ‎умалчивает. ‎Но, ‎видимо, ‎обе‏ ‎стороны ‎не‏ ‎хотели‏ ‎уступать ‎и ‎продолжали, ‎как‏ ‎сейчас ‎модно‏ ‎говорить, ‎поднимать ‎ставки. ‎В‏ ‎результате‏ ‎в ‎один‏ ‎из ‎прекрасных ‎дней ‎соседи‏ ‎решили ‎напасть ‎на ‎святого‏ ‎отца‏ ‎и ‎в ‎драке‏ ‎вырвали ‎ему ‎глаза.‏ ‎Как ‎сеньор‏ ‎—‏ ‎а ‎это‏ ‎был ‎Геральд ‎– ‎наказал ‎обидчиков‏ ‎кюре, ‎мы‏ ‎не‏ ‎знаем.‏ ‎История ‎об ‎этом ‎тоже‏ ‎умалчивает. ‎А‏ ‎вот ‎священника‏ ‎будущий‏ ‎святой ‎сначала ‎утешал‏ ‎словесно, ‎»убеждая‏ ‎его ‎быть ‎терпеливым». ‎Но, ‎»понимая,‏ ‎что‏ ‎словесного ‎утешения‏ ‎недостаточно, ‎он‏ ‎передал ‎ему‏ ‎некую ‎церковь,‏ ‎находящуюся‏ ‎в‏ ‎его ‎распоряжении,‏ ‎что ‎торжественно‏ ‎засвидетельствовал».

Вряд ‎ли‏ ‎это‏ ‎был ‎единственный‏ ‎случай ‎такого ‎рода. ‎Время ‎было‏ ‎просто ‎пропитано‏ ‎духом‏ ‎насилия ‎и ‎жестокости. ‎При‏ ‎этом ‎в‏ ‎монастырях ‎дело ‎обстояло ‎не‏ ‎лучше.‏ ‎Конечно, ‎так‏ ‎было ‎не ‎везде, ‎но‏ ‎в ‎документах ‎той ‎эпохи‏ ‎часто‏ ‎можно ‎встретить ‎просто‏ ‎вопиющие ‎примеры ‎непотребств‏ ‎и ‎дурного‏ ‎поведения‏ ‎монахов. ‎Самыми‏ ‎распространенными ‎в ‎их ‎адрес ‎были‏ ‎обвинения ‎в‏ ‎пьянстве,‏ ‎обжорстве‏ ‎и ‎ношении ‎непристойной ‎одежды.

Все‏ ‎тот ‎же‏ ‎Одо ‎Клюнийский‏ ‎в‏ ‎»Житии ‎св. ‎Геральда»‏ ‎пишет: ‎»А‏ ‎тем ‎обжорам ‎и ‎пьяницам ‎из‏ ‎иноческого‏ ‎звания, ‎которые,‏ ‎оправдывая ‎потворство‏ ‎грехам ‎своим,‏ ‎говаривают ‎за‏ ‎кубком,‏ ‎что,‏ ‎мол, ‎Геральд‏ ‎мясом ‎потчевался,‏ ‎а ‎всё‏ ‎равно‏ ‎святой, ‎я‏ ‎заявлю, ‎что ‎само ‎звание ‎обличает‏ ‎их. ‎Ибо‏ ‎мирянину‏ ‎позволяется ‎многое, ‎что ‎не‏ ‎позволяется ‎монаху».

И‏ ‎Одо ‎далеко ‎не ‎единственный,‏ ‎кто‏ ‎укорял ‎монахов‏ ‎в ‎подобном ‎поведении. ‎Но‏ ‎это ‎было ‎еще ‎полбеды.‏ ‎В‏ ‎некоторых ‎обителях ‎монахи‏ ‎брали ‎верх ‎над‏ ‎аббатами ‎и‏ ‎коллективно‏ ‎управляли ‎жизнью‏ ‎монастыря, ‎оказывали ‎давление ‎на ‎решения‏ ‎аббатов, ‎принуждая‏ ‎тех,‏ ‎закрывать‏ ‎глаза ‎на ‎случаи ‎нарушения‏ ‎монашеского ‎устава.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎известны‏ ‎случаи, ‎когда ‎неугодных‏ ‎аббатов ‎прогоняли‏ ‎или ‎даже ‎убивали.

Такая ‎история ‎случилась‏ ‎с‏ ‎Аббоном ‎из‏ ‎Флери. ‎Он‏ ‎был ‎известным‏ ‎ученым, ‎современником‏ ‎Герберта‏ ‎Аврилакского.‏ ‎Некоторое ‎время‏ ‎они ‎даже‏ ‎вместе ‎работали‏ ‎в‏ ‎реймсской ‎епископальной‏ ‎школе. ‎В ‎1004 ‎году ‎Аббона‏ ‎вместе ‎с‏ ‎его‏ ‎соратниками ‎из ‎монастыря ‎Флери‏ ‎направили ‎с‏ ‎инспекцией ‎под ‎Бордо, ‎что‏ ‎на‏ ‎юге ‎Франции.‏ ‎Здесь ‎располагался ‎монастырь ‎Ла-Реоль,‏ ‎который ‎решено ‎было ‎реформировать.‏ ‎Между‏ ‎монахами ‎Ла-Реоля ‎и‏ ‎Флери ‎возник ‎конфликт,‏ ‎который ‎перешел‏ ‎в‏ ‎ожесточенную ‎драку.‏ ‎Аббон ‎кинулся ‎разнимать ‎дерущихся, ‎но‏ ‎получил ‎смертельное‏ ‎ранение‏ ‎копьем‏ ‎и ‎через ‎несколько ‎дней‏ ‎скончался ‎(ноябрь‏ ‎1004 ‎года).‏ ‎Убийцу‏ ‎казнили, ‎но ‎средневековая‏ ‎наука ‎потеряла‏ ‎великого ‎человека. ‎Даже ‎по ‎тем‏ ‎жестоким‏ ‎временам ‎случай‏ ‎был ‎вопиющий,‏ ‎что ‎нашло‏ ‎отражение ‎в‏ ‎хрониках,‏ ‎но‏ ‎в ‎Галлии‏ ‎дела ‎обстояли‏ ‎не ‎так‏ ‎ужасно,‏ ‎если ‎верить‏ ‎хроникам ‎и ‎другим ‎документам ‎той‏ ‎эпохи.

В ‎Италии‏ ‎все‏ ‎было ‎намного ‎хуже. ‎Общий‏ ‎упадок ‎государства,‏ ‎церкви ‎и ‎образования ‎после‏ ‎многовековых‏ ‎войн ‎не‏ ‎мог ‎не ‎затронуть ‎монастырскую‏ ‎жизнь. ‎Здесь ‎были ‎известны‏ ‎случаи,‏ ‎когда ‎монастыри ‎полностью‏ ‎переставали ‎подчиняться ‎своим‏ ‎аббатам ‎и‏ ‎епископам.‏ ‎Такие ‎обители‏ ‎вскоре ‎превращались ‎в ‎преступный ‎притон‏ ‎со ‎всеми‏ ‎его‏ ‎»прелестями».‏ ‎Хорошо ‎вооруженные ‎они ‎занимались‏ ‎грабежами ‎и‏ ‎насилием. ‎Доходило‏ ‎до‏ ‎того, ‎что ‎светские‏ ‎и ‎церковные‏ ‎власти ‎вынуждены ‎были ‎организовывать ‎вооруженные‏ ‎экспедиции,‏ ‎ведь ‎переродившиеся‏ ‎монахи ‎таких‏ ‎обителей ‎не‏ ‎воспринимали ‎словесных‏ ‎увещеваний,‏ ‎а‏ ‎авторитет ‎епископов‏ ‎и ‎папы‏ ‎ни ‎во‏ ‎что‏ ‎не ‎ставили.‏ ‎Впрочем, ‎этим ‎псевдо-монахам ‎было ‎с‏ ‎кого ‎брать‏ ‎дурной‏ ‎пример. ‎В ‎центре ‎католического‏ ‎мира, ‎в‏ ‎Риме, ‎творилось ‎такое, ‎что‏ ‎даже‏ ‎самые ‎отъявленные‏ ‎преступники ‎только ‎удивлялись.

Нет ‎ничего‏ ‎удивительного, ‎что ‎в ‎недрах‏ ‎самой‏ ‎церкви ‎зародилось ‎движение,‏ ‎которое ‎хотело ‎добиться‏ ‎возвращения ‎к‏ ‎истокам,‏ ‎особенно ‎среди‏ ‎монашества. ‎Но ‎это ‎движение ‎не‏ ‎могло ‎появиться‏ ‎ни‏ ‎в‏ ‎Риме, ‎ни, ‎если ‎брать‏ ‎более ‎широко,‏ ‎в ‎Италии,‏ ‎где‏ ‎общество ‎и ‎церковь‏ ‎оказались ‎в‏ ‎глубочайшем ‎кризисе. ‎Центром ‎реформы ‎стало‏ ‎аббатство‏ ‎Клюни, ‎располагавшееся‏ ‎в ‎Бургундии,‏ ‎которое ‎поддерживало‏ ‎тесные ‎связи‏ ‎с‏ ‎Римом‏ ‎и ‎германскими‏ ‎императорами. ‎Здесь‏ ‎еще ‎сохранился‏ ‎дух‏ ‎Каролингского ‎возрождения,‏ ‎интерес ‎к ‎наукам ‎и ‎книгам.

Поддержка‏ ‎светских ‎и‏ ‎церковных‏ ‎властей ‎обеспечила ‎успех ‎клюнийского‏ ‎движения, ‎иначе‏ ‎оно ‎могло ‎бы ‎замкнуться‏ ‎в‏ ‎стенах ‎одного‏ ‎или ‎нескольких ‎близлежащих ‎монастырей.‏ ‎Но ‎аббаты ‎и ‎монашество‏ ‎не‏ ‎ограничивались ‎требованием ‎возвращения‏ ‎к ‎уставу ‎св.‏ ‎Бенедикта ‎и‏ ‎строгому‏ ‎следованию ‎его‏ ‎положениям. ‎Они ‎прекрасно ‎понимали, ‎что‏ ‎изменения ‎в‏ ‎жизни‏ ‎монахов‏ ‎возможны ‎только ‎при ‎строгом‏ ‎контроле ‎и‏ ‎сильной ‎власти.‏ ‎Поэтому‏ ‎клюнийское ‎движение ‎способствовало‏ ‎образованию ‎своеобразной‏ ‎строго ‎контролируемой ‎сети ‎монастырей.

Клюнийцы ‎в‏ ‎первую‏ ‎очередь ‎занялись‏ ‎реформой ‎французских‏ ‎(галльских) ‎монастырей,‏ ‎что ‎вполне‏ ‎понятно.‏ ‎Монастырь‏ ‎в ‎Аврилаке‏ ‎и ‎аббатство‏ ‎Флёри ‎стали‏ ‎одними‏ ‎из ‎первых.‏ ‎Одо ‎– ‎второй ‎аббат ‎Клюни‏ ‎– ‎прибыл‏ ‎в‏ ‎монастырь ‎Флери ‎около ‎930‏ ‎года ‎и,‏ ‎возможно, ‎чуть ‎раньше ‎в‏ ‎аббатство‏ ‎Сен-Жеро. ‎И‏ ‎вот ‎тут ‎самое ‎интересное‏ ‎заключается ‎в ‎том, ‎что‏ ‎клюнийцы‏ ‎в ‎лице ‎Одо‏ ‎создавали ‎не ‎просто‏ ‎отдельные ‎очаги‏ ‎реформы,‏ ‎а ‎целую‏ ‎иерархическую ‎сеть ‎монастырей, ‎где ‎определенная‏ ‎обитель ‎выступала‏ ‎в‏ ‎качестве‏ ‎главной, ‎которой ‎подчинялись ‎более‏ ‎мелкие ‎обители.‏ ‎После ‎реформы‏ ‎аббатство‏ ‎Сен-Жеро ‎стало ‎центром‏ ‎реформы ‎в‏ ‎своей ‎области, ‎ему ‎подчинялось ‎несколько‏ ‎десятков‏ ‎более ‎мелких‏ ‎монастырей, ‎признававших‏ ‎клюнийскую ‎реформу.

В‏ ‎случае ‎с‏ ‎аббатством‏ ‎с‏ ‎Сен-Жеро ‎интересно‏ ‎другое. ‎Мы‏ ‎не ‎знаем,‏ ‎насколько‏ ‎сильно ‎распустились‏ ‎монахи ‎Сен-Жеро. ‎»Житие ‎св. ‎Геральда»,‏ ‎составленное ‎Одо,‏ ‎говорит‏ ‎о ‎том, ‎что ‎вести‏ ‎подлинно ‎монашеский‏ ‎образ ‎жизни ‎готовы ‎были‏ ‎немногие.‏ ‎Графу ‎Жеро‏ ‎до ‎конца ‎своей ‎жизни‏ ‎так ‎и ‎не ‎удалось‏ ‎подобрать‏ ‎братьев ‎для ‎своей‏ ‎обители, ‎потому ‎что‏ ‎не ‎было‏ ‎желающих‏ ‎следовать ‎строгим‏ ‎требованиям ‎графа ‎и ‎устава ‎св.‏ ‎Бенедикта. ‎Возможно,‏ ‎дело‏ ‎было‏ ‎не ‎только ‎в ‎высоких‏ ‎требованиях, ‎но‏ ‎и ‎в‏ ‎личности‏ ‎самого ‎графа. ‎Но,‏ ‎как ‎бы‏ ‎то ‎ни ‎было, ‎после ‎смерти‏ ‎святого‏ ‎Жеро ‎в‏ ‎монастыре ‎все‏ ‎же ‎появилась‏ ‎братия. ‎Другое‏ ‎дело,‏ ‎соблюдали‏ ‎ли ‎они‏ ‎на ‎практике‏ ‎устав ‎св.‏ ‎Бенедикта.‏ ‎Скорее ‎всего‏ ‎нет, ‎потому ‎что ‎когда ‎сюда‏ ‎прибыл ‎великий‏ ‎реформатор‏ ‎из ‎Клюни ‎аббат ‎Одон,‏ ‎то ‎тогдашнему‏ ‎аббату ‎Арнульфу ‎пришлось ‎сложить‏ ‎с‏ ‎себя ‎полномочия.‏ ‎Его ‎место ‎занял ‎Одон,‏ ‎а ‎Арнульф ‎удовлетворился ‎должностью‏ ‎его‏ ‎помощника.

Одон ‎навел ‎строгие‏ ‎порядки ‎в ‎Сен-Жеро,‏ ‎вернул ‎здешних‏ ‎обитателей‏ ‎в ‎рамки‏ ‎строгих ‎правил ‎бенедиктинского ‎ордена. ‎Может‏ ‎быть, ‎именно‏ ‎тогда‏ ‎здесь‏ ‎появились ‎большая ‎библиотека ‎и‏ ‎монастырская ‎школа.‏ ‎Одон ‎успел‏ ‎оказать‏ ‎еще ‎одну ‎неоценимую‏ ‎услугу ‎инокам.‏ ‎Он ‎написал ‎»Житие» ‎графа ‎Жеро.‏ ‎Слава‏ ‎монастыря ‎росла.‏ ‎Теперь ‎о‏ ‎нем ‎знали‏ ‎далеко ‎за‏ ‎пределами‏ ‎Аврилака:‏ ‎в ‎Аквитании‏ ‎и ‎даже‏ ‎Испанской ‎марке.‏ ‎Здешние‏ ‎монастыри ‎и‏ ‎сеньоры ‎весьма ‎трепетно ‎отнеслись ‎к‏ ‎примеру ‎св.‏ ‎Жеро.‏ ‎И, ‎как ‎показали ‎дальнейшие‏ ‎события, ‎это‏ ‎сыграло ‎решающую ‎роль ‎в‏ ‎жизни‏ ‎Герберта.


Легенда ‎о‏ ‎гениальном ‎пастушке

Мы ‎не ‎знаем ‎точных‏ ‎обстоятельств, ‎при‏ ‎которых‏ ‎юный ‎Герберт ‎попал ‎в‏ ‎этот ‎монастырь.‏ ‎Он ‎никому ‎и ‎никогда‏ ‎не‏ ‎рассказывал ‎об‏ ‎этом ‎в ‎письмах, ‎а‏ ‎других ‎надежных ‎сведений ‎у‏ ‎нас‏ ‎нет. ‎Стремительный ‎взлет‏ ‎карьеры ‎этого ‎человека‏ ‎породил ‎несколько‏ ‎почти‏ ‎сказочных ‎легенд,‏ ‎о ‎том, ‎как ‎мальчик ‎из‏ ‎простой ‎семьи‏ ‎добился‏ ‎первых‏ ‎успехов ‎в ‎монастырской ‎школе.‏ ‎Позже ‎похожие‏ ‎истории ‎будут‏ ‎сопровождать‏ ‎почти ‎всю ‎его‏ ‎бурную, ‎полную‏ ‎тревог ‎и ‎опасностей ‎жизнь.

Скорее ‎всего,‏ ‎первые‏ ‎легенды ‎о‏ ‎юности ‎Герберта‏ ‎зародились ‎еще‏ ‎в ‎монастырских‏ ‎стенах.‏ ‎Братия‏ ‎обители ‎св.‏ ‎Жеро ‎гордилась‏ ‎своим ‎воспитанником,‏ ‎который‏ ‎добился ‎столь‏ ‎многого, ‎ведь ‎их ‎бывший ‎собрат‏ ‎стал ‎не‏ ‎только‏ ‎известным ‎ученым, ‎но ‎и‏ ‎сделал ‎большую‏ ‎карьеру ‎в ‎церкви. ‎Весьма‏ ‎возможно,‏ ‎что ‎часть‏ ‎полуфантастических ‎историй ‎появились ‎еще‏ ‎при ‎жизни ‎Герберта, ‎особенно‏ ‎когда‏ ‎его ‎хорошо ‎приняли‏ ‎при ‎папском ‎и‏ ‎императорском ‎дворе.‏ ‎Ведь‏ ‎как ‎иначе‏ ‎объяснить ‎такой ‎успех ‎сына ‎обычного‏ ‎пастуха! ‎И‏ ‎вот‏ ‎о‏ ‎пастухе ‎стоит ‎поговорить ‎отдельно.

В‏ ‎середине ‎XIX‏ ‎века ‎скульптор‏ ‎Жан-Пьер‏ ‎Давид ‎по ‎инициативе‏ ‎местных ‎граждан‏ ‎создал ‎скульптуру ‎Герберта ‎в ‎папских‏ ‎облачениях.‏ ‎На ‎постаменте‏ ‎стоит ‎наш‏ ‎герой, ‎ставший‏ ‎в ‎конце‏ ‎жизни‏ ‎римским‏ ‎папой ‎Сильвестром‏ ‎II ‎во‏ ‎всех ‎регалиях‏ ‎и‏ ‎тиаре ‎главы‏ ‎католической ‎церкви. ‎На ‎гранитном ‎основании‏ ‎изображены ‎три‏ ‎сцены‏ ‎из ‎жизни ‎Герберта: ‎юного‏ ‎пастуха, ‎рассматривающего‏ ‎звезды, ‎архиепископа ‎Реймского, ‎объясняющего‏ ‎ученикам‏ ‎работу ‎маятниковых‏ ‎часов ‎и ‎игру ‎парового‏ ‎органа, ‎и, ‎наконец, ‎папу‏ ‎римского‏ ‎Сильвестра ‎II.

Образ ‎пастуха‏ ‎здесь ‎не ‎случаен,‏ ‎ведь ‎с‏ ‎ним‏ ‎связана ‎одна‏ ‎из ‎удивительных ‎историй ‎появления ‎талантливого‏ ‎мальчика ‎в‏ ‎обители‏ ‎св.‏ ‎Жеро, (а, возможно, и намек на будущую блестящую карьеру Герберта, ставшего не только архиепископом, но и папой римским). ‎Якобы ‎однажды ‎аббат‏ ‎Жеро ‎решил‏ ‎пройтись ‎по‏ ‎округе,‏ ‎где ‎располагались ‎владения‏ ‎монашеской ‎общины.‏ ‎Неторопливо ‎прогуливаясь, ‎аббат ‎увидел ‎удивительную‏ ‎картину.‏ ‎Мальчик ‎лет‏ ‎десяти ‎вместо‏ ‎того, ‎чтобы‏ ‎пасти ‎доверенное‏ ‎ему‏ ‎стадо,‏ ‎занимался ‎наблюдением‏ ‎за ‎звездами‏ ‎через ‎самодельную‏ ‎трубочку‏ ‎из ‎тростника.‏ ‎Картина ‎столь ‎поразила ‎аббата, ‎что‏ ‎он ‎убедил‏ ‎монахов‏ ‎взять ‎мальчика ‎в ‎монастырскую‏ ‎школу.

На страницу:
3 из 6