Монологи сердца

Но… сегодня – хотелось поделиться. Хоть капельку. Чтобы напомнить: у каждой из них есть свои ниточки, которые связывают и тянут – порой в разные стороны.

– А теперь ты, – сказала Нина, чуть склонив голову. – Леонид. Парк. И…?

Клара даже отодвинулась от стола, с интересом подалась вперёд:

– Ну-ну. Только не вздумай утаить плед! Мы уже знаем, что был.

Мария рассмеялась – с тем самым вздохом, с которым вспоминают нечто неожиданно приятное.

– Ладно. Рассказываю.

Она сделала паузу. И – как будто взяла в руки воспоминание, отряхнула от пыли и положила его на стол между подругами.

– Мы встретились у фонтана. Он пришёл с пакетом. Я, как приличная женщина, подумала: принес бутерброды. А он достаёт оттуда – два пледа. Один – мягкий, в клетку. Другой – однотонный, серый.

– А зачем два? – перебила Клара.

– Слушай дальше, – Мария улыбнулась. – Один – для меня. А второй он аккуратно разложил на скамейку. Сказал: «Вы не должны сидеть на чём попало».

Подруги прыснули со смеху.

– Я уже там почти влюбилась, – продолжила Мария. – А он ещё добавил: «Я уважаю ваш костюм. Даже если он под пальто».

– Ну он вообще… артист, – покачала головой Нина. – И стиль, и текст. Ты уверена, что он не бывший ведущий утренней телепередачи?

– Я уверена, что он просто – воспитанный. А таких, простите, как перчаток в стиле бурлеска: днём с огнём не сыщешь.

– И как вы провели время? – с ноткой настоящего интереса спросила Клара.

– Гуляли. Говорили. Он рассказывал про молодость, про жену. Про внуков. А потом сказал, что дома у него – стоит распечатанная моя фотография со сцены.

– Что?! – вскрикнула Клара. – Он её повесил?

– Пока нет, – хихикнула Мария. – Но если купит магнит с моим лицом и прицепит к холодильнику – я подумаю, что это серьёзно.

Нина смеялась. Но смеялась не просто над шуткой. Она смотрела на Марию с теплом, почти с сестринской гордостью.

– Ты знаешь, – сказала она тихо. – Мне кажется, ты наконец встретила того, кто не боится… тебя. Тебя всю. И с фартуком, и с сценой, и с тишиной.

Мария кивнула.

– Я не знаю, что будет дальше. Но сегодня он сказал: «С вами рядом всё как будто… легче. Даже тишина не пустая».

– Звучит как начало чего-то хорошего, – улыбнулась Клара.

– Или как окончание одиночества, – добавила Нина.

Мария не ответила. Только взяла кружку, и чай внутри показался теплее.

На столе почти не осталось печенья. В кружках – чай уже стал тёплым, но никто не спешил пить. Смех всё ещё витал в комнате – не как звук, а как состояние.

Нина вытянула ноги вперёд, положив плед на колени.

– Девочки, вы понимаете, что мы устроили себе праздник. Без торта, без свечей, но с чувствами, от которых теплее, чем от любого шампанского.

Клара подкинула:

– И главное – без мужчин, которые лезут советовать, как правильно заворачивать плед.

– Или как не выставлять себя на сцене, – добавила Мария. Обе посмотрели на неё, и они рассмеялись втроём.

Потом Нина взяла кружку и чуть приподняла:

– Давайте поднимем тост. За то, что мы умеем быть. Не женами. Не матерями. Не вечно нужными. А – просто собой. И что этого… достаточно.

– И за то, – сказала Клара, – что даже если всё пошло не так – мы всё равно найдём, где купить новый фартук. С блёстками.

– И за то, – подхватила Мария, – что даже если нас бросили, забыли, не позвонили, мы всё равно выйдем в свет. С платком, с осанкой. И с достоинством.

Чашки коснулись друг друга – негромко. Но достаточно.

Потом – обычные вещи. Сложили салфетки. Клара помогла Марии унести тарелки на кухню, Нина собрала фото. Разговор уже был спокойным, без ярких фраз, но с тем светом, который остаётся после главного.

Клара ушла первой.

– Меня завтра на УЗИ, – сказала она, надевая пальто. – Нет, не радуйтесь. Не беременна. Просто профилактика.

Они засмеялись.

Нина осталась ещё на пару минут. Выходя вместе с Марией в подъезд, задержалась у двери.

– Ты знаешь… – сказала она, чуть повернувшись. – Ты мне всегда казалась сильной. Но сейчас – ты… счастливая.

Мария не ответила сразу. Она смотрела, как фонарь на улице отражается в окне соседнего дома.

– Я просто… разрешила себе быть живой. И знаешь, Нина… Это не страшно. Это – вкусно.

Они обнялись. Тихо. Без слов. И в этом объятии было всё: прожитые годы, несказанные обиды, непрошеные прощения, и главное – любовь. Та, которая не требует доказательств. Потому что уже есть.

Мария закрыла дверь. Осталась наедине с тихой, светлой тишиной. А Нина шла по улице, закутавшись в шарф, и думала о том, что когда у женщины есть подруга – даже тишина в квартире звучит мягче. Потому что где-то рядом смеются две чашки. И ждёт ещё один вечер.

Эпилог

Они всё так же ходили на бурлеск. С перьями, с накидками, с боевым настроением и неизменным термосом с чаем в раздевалке. Мария – с достоинством, отточенной походкой и новой помадой, которая стала её личным талисманом. Нина – с привычной лёгкой сумкой и искренней улыбкой, как у школьницы, которая всё ещё немного боится сцены, но уже знает, что может сиять. Клара – с заявленным девизом «Я женщина, и мне это не надоело». Она честно объяснила домочадцам, что устала быть только их «мамой», «няней» и «дежурной по стирке». Теперь она тоже – участница. Со своими танцами, своими ошибками и своим блеском.

Леонид, поначалу восхищённый, со временем стал… немного ревновать. Он намекал Марии, что, может быть, бурлеск – это уже пройденный этап. Что женщинам с таким светом не стоит так часто выходить в общество – мало ли кто ещё заметит.

Мария слушала. Кивала. Улыбалась. А потом шла на занятие. Потому что она могла быть и любимой, и собой – одновременно.

Нина съездила к Анне. Привезла лак, пирожные и парочку обнимашек. Вернулась довольная и вдохновлённая. Сказала, что теперь точно знает: она ещё кому-то нужна – просто так, без расписаний и обязательств.

После уроков они всё так же ходили втроём: то в кафе – обсуждать чьи-то причёски, то по магазинам – подбирать шарф, который «точно подчёркивает скулы», то к Марии – пить чай и смотреть старые фото.

И никто уже не спрашивал, зачем они это делают. Потому что ответ был прост: потому что хочется. И потому что могут. И пока в зале звучала музыка, а на плечо ложилась лёгкая бахрома, они знали: это не просто танец. Это – их жизнь. И она, наконец, принадлежала им самим.

Заключение

Любовь – это не стирка. Не ежедневное исчезновение в заботах, чужих ожиданиях и списках «надо». Не растворение в ролях – жена, мать, соседка, сотрудница. Любовь – это не когда ты забываешь себя, чтобы быть удобной другим.

Любовь – это когда ты, просыпаясь утром, не отворачиваешься от зеркала. Когда ты смотришь на своё лицо – уставшее, живое, немного взъерошенное – и не ищешь изъянов, а видишь: ты есть. Ты – ценность. Не из-за возраста, фигуры или достижений. А просто потому, что ты – ты.

Принять себя – значит вернуть себе свет. Сначала тихо, как свечу. А потом – ярче. И тогда ты начинаешь светиться. По-настоящему. И этот свет видят другие. И начинают тянуться. Не к блёсткам. А к тому, кто изнутри не гаснет.

Не надо бояться быть собой. Не надо стесняться своего счастья, своей свободы, своей красоты – даже если она не вписывается в чужие шаблоны. Меняй себя. Меняй мир вокруг. Потому что если ты позволишь себе сиять – возможно, кто-то рядом тоже осмелится. И зажжёт свой свет.

А мир станет – хоть немного – но теплее.

КНИГА ВТОРАЯ

ЛАВАНДОВЫЙ ТАНЕЦ

Вступление к книге «Лавандовый танец»

Каждая женщина хоть раз танцевала в одиночестве – среди боли, среди запахов прошлого, среди безмолвных прощаний.

«Лавандовый танец» – это история не о любви, а о том, что наступает после неё. Когда ты больше не ждёшь – но сердце всё ещё помнит. Это книга о грации души даже в самых тихих потерях.

Предисловие

Что такое любовь? Мимолётное чувство, что ускользает с первым разочарованием? Или сила, что способна стать смыслом всей жизни?

Истинная любовь – не о требованиях. Она не просит, не требует, не уговаривает. Она просто есть. Спокойная, глубокая, готовая ждать, отдавать, заботиться – даже в тени. Она может остаться незаметной для мира, но внутри тебя горит свет, который не гаснет с годами. Ты любишь – не чтобы получить, а потому что иначе не можешь.

Эгоистичная любовь – другая. В ней нет дыхания – только голод. В ней ты ищешь не человека, а спасение. Хочешь, чтобы тебя выслушали, поняли, приняли, забывая, что рядом – живое существо, а не зеркало твоих нужд. Такая любовь разрушает – сначала того, кого ты якобы любишь, а потом и тебя самого. Она уводит от света, осушает, оставляет пустоту.

Любить – значит быть. Быть рядом. Быть молча. Быть искренне. Без условий.Как понять, что любовь – ложная?

Иногда она прячется за красивыми словами, вниманием, совместными планами. Но если тебе одиноко рядом с любимым – это не любовь. Если тебе страшно быть собой – это не о чувствах. Это про страх потерять, про зависимость, про тишину, которая кричит.

Анна – не знает, как распознать эту границу. Она путается в себе, в людях, в ожиданиях. Всё вроде бы как у всех – друзья, дела, встречи, но всё не то. Внутри – будто осень, бесконечная, мокрая. Улыбка есть, а вкуса у жизни – нет. Она боится будущего. Боится признаться себе, что утратила себя. Сейчас она стоит на грани: между тем, чтобы сдаться – и тем, чтобы начать слышать себя заново. Выйдет ли из этого лабиринта? Способна ли научиться любить – не ради кого-то, а потому что её сердце живо?

1 глава.

Как я встретила тебя

– Прости… но мы не можем быть вместе. Если бы ты призналась мне в любви – я, наверное, удивился бы. Мне было бы приятно, польщённо. Но ты должна знать: между нами ничего не может быть. Ты – милая, красивая, достаточно умна. И я уверен, что ты встретишь кого-то, кто сделает тебя счастливой. …Так, о чём ты хотела поговорить?

В тот миг что-то внутри Анны треснуло – как стекло от удара. Сердце распалось на осколки, душа застонала, лишённая опоры. Боль, словно тонкий лёд, затянула её изнутри – и не отпускала. Прошли годы. Казалось бы – пора забыть. Эти слова давно должны были стереться, как следы на песке. Но Анна не приняла их. До сих пор.

«Как во мне вообще родилось это чувство? Любовь… Настоящая. Горячая. Беспокойная. Она не даёт мне спать, бросает в жар, мучает… Я была уверена, что ты тоже чувствовал это. Разве не ты смотрел на меня с такой нежностью? Разве не ты молчал, как будто берег? А потом – просто вычеркнул. Без обид, без пауз. Ты отверг меня – холодно, будто я никогда не значила ничего. И я, на глазах у всех, упала. Внутри – в пропасть, где нет ни света, ни смысла.»

– О чём задумалась? – голос Мари прозвучал резко, но в нём пряталась тревога. – Дай угадаю. Снова мысли о том парне, который не разглядел в тебе настоящую женщину? Сколько можно? Посмотри в зеркало, ты скоро морщинами покроешься, подруга.

В глазах Мари было отчаяние, усталость и нежность. Прошло десять лет. Десять лет она пыталась спасти подругу от самой себя. Водила её в парки, затаскивала в салоны красоты, знакомила с мужчинами, устраивала вечеринки – но всё напрасно. Рана в сердце Анны не заживала. Ни на день.

– Я не думаю, Мари. Тебе опять показалось, – Анна не подняла головы, поглощённая работой. – Я занята. Отчёт должен был быть сдан ещё вчера. Ты ведь знаешь, что если бы ты меньше витала в облаках и пореже любовалась собой в зеркале, у тебя была бы работа, и ты бы росла в карьере. Ты ведь понимаешь, что за такую легкомысленность тебя могут уволить?

На губах Анны мелькнула улыбка – сдержанная, почти машинальная. Работа стала для неё спасительным якорем. Здесь всё было под контролем: дедлайны, таблицы, чёткие цели. Не получив признания в любви, она нашла опору в профессионализме. Карьера стала её жилеткой, в которую можно было тихо плакать. Целью, которая не предавала. Средством, чтобы не потерять вкус к жизни. Она многого добилась, и теперь это позволило друзьям отвлечься от её личной драмы.

А друзья… они были самой обычной молодой парой. Такими, какими бывает большинство: простыми, довольными, спокойными. Без высоких стремлений, без вечных поисков смысла. Поженились рано, как по расписанию. Ожиданий от них было немного – но и разочаровать они никого не могли. В них было что-то трогательное – какая-то тёплая, почти детская вера в хорошее. Надежда, что всё будет хорошо – несмотря ни на что.

Анна не умела так. Умные не умеют. Чем больше знаешь – тем сильнее сомневаешься. Она знала слишком много. В двадцать восемь Анна была рассудительна, начитана, проницательна. И, как это часто бывает, всё это мешало ей быть просто счастливой.

– Послушай, скоро обед. Я подумала: а что если нам с тобой выбраться в кофейню через дорогу? Помнишь, ту самую? Да-да, и прежде чем ты начнёшь смеяться – да, я взяла номер телефона бариста. И да, я собираюсь позвонить ему сегодня вечером. Но сначала – я хочу, чтобы мы с тобой заглянули туда. Просто так, невзначай. Подмигнём. Пусть весь оставшийся день он ломает голову – кто из нас в него влюблен.

Мари буквально светилась. Щёлкала каблуком по полу, как по подиуму, и явно не собиралась сдаваться.

– Помоги мне, ну пожалуйста. Вдруг и тебе подвернётся какой-нибудь мистер Дарси? Это заведение с высоким рейтингом, ты же сама говорила. Вдруг повезёт? Сегодня – наш день!

Анна усмехнулась устало, но с лёгкой иронией.

– Если ты снова решила заняться сводничеством, то я пас. Ты ведь знаешь – такие, как я, утешение ищут не в свиданиях, а в романах. Причём желательно, чтобы в них был замок, чопорный герой и дождь.

Она указала на себя, как актриса, выходящая на сцену трагикомедии:

– Рубашка – минимум на три размера больше. Макияж? Отсутствует. Прическа – продукт капризного ветра и утренней лени. Мне бы только веник в руку – и да, ты права, меня, возможно, и заметит уборщик. По профессиональной солидарности.

Анна театрально вздохнула, пряча улыбку.

– Нет, Мари. Я лучше останусь в тени. У меня запланировано тридцать минут без людей, без флирта, без кофе. Только я, Элизабет Беннет и её бесконечно холодный, но всё-таки ранимый мистер Дарси. Поверь, ради такого обеденного перерыва стоит жить.

– Ты опять думаешь только о себе. А моё счастье? Ты ошибаешься, если считаешь, что мужчинам нужна только красивая картинка. Один из моих бывших был таким же, как ты – занудный книгочей. Боже, как было скучно с ним. Я уснула прямо на свидании. Вы бы с ним прекрасно подошли – пара синих чулок, ха-ха!

Мари потянулась за карточкой и телефоном, смахнув локоны с плеч. Она была готова ко всему. Приталённое платье, уверенный шаг, каблуки, звенящие в коридоре. Макияж безупречен, прическа – как с глянца. Мари была настоящей офисной пантерой, готовой к охоте. Сегодня она поборется за сердце робкого бариста, который недавно переехал в их город и ещё не знал, на кого нарвался.

– Ладно, – вздохнула она с мягким выражением, почти с лаской. – В этот раз не буду настаивать. Ты меня убедила. Продолжай жить чужими историями. Прячься в книгах. Знаешь, что отличает нас от романов? Мы умеем чувствовать. Мы живём – радуемся, плачем, страдаем. Иногда нам разбивают сердце. А иногда – это делаем мы.

Мари облокотилась на стол и посмотрела на Анну так, будто в глубине души всё равно продолжала за неё бороться.

– Мари, ты используешь моё же оружие против меня? – Анна закатила глаза. – Ладно, сдаюсь. Победа за тобой. Я пойду. Но только чтобы доказать: это была ужасная идея, и на меня никто даже не взглянет. Зато на твоём фоне я буду выглядеть как тень, а ты – как ангел, сошедший с небес.

Нехотя она начала складывать вещи в сумочку. Глубоко вздохнула и бросила на Мари многозначительный взгляд. Обеденный перерыв, казалось, будет испорчен разговорами о прошлом, о том, чего уже не вернуть, и о мечтах, которые пока не грозят сбыться.

Они вышли на улицу. На узких улочках сегодня было весьма оживленно. Кипела работа в каждой лавочке: люди покупали цветы, колбасу, чай на вынос. Из-за столпотворения было тяжело дышать. Анна и Мари постарались как можно быстрее пробраться к кофейне и не стать жертвой карманника.

Внутри, к их удивлению, было тихо. Анна не так уж часто бывала здесь – и теперь могла наконец рассмотреть всё как следует. Солнечные лучи лились сквозь высокие окна, где-то в углу лениво звучал Фрэнк Синатра. Мягкие синие сидения, лакированные столы из тёмного дерева, приглушённый свет – всё говорило о вкусе и заботе. Место было романтичным, уютным и каким-то почти домашним.

– Доброго дня и хороших продаж! – звонко проговорила Мари, подмигнув бариста. – Мне, пожалуйста, большой капучино и булочку с корицей. Анна, ты что будешь?

Её голос звенел от радости. За стойкой стоял он – тот самый бариста, герой её планов и повелитель сегодняшнего обеда.

– Я хочу латте с ореховым сиропом. И больше ничего, спасибо, – Анна слегка улыбнулась. На её лице впервые за долгое время появилось что-то похожее на удовлетворение. Пусть ненадолго, пусть через кофе – но это было ощущение тепла. Утешение, не взятое из книг.

– Вот ваш заказ. Приятного аппетита, – бариста поставил поднос, чуть нервничая. Это была их вторая встреча за эту неделю. Он помнил тот день – тот самый, когда написал свой номер на её стакане, надеясь, что Мари откликнется. Ждал звонка. Или хотя бы взгляда. Сегодня – был его шанс.

– Лови свой кофе, – сказала Мари, пододвигая поднос. – Опять латте. Ты верна своим кофейным традициям. Скажи честно: этот латте… или твоя застиранная рубашка… они как-то связаны с тем самым парнем?

Она посмотрела прямо в глаза.

– Скажи мне. Правда. Облегчи душу. Я не буду осуждать. Я приму всё, что ты скажешь. Любое решение, даже самое странное.

Прошло столько лет. А ты всё никак не отпустишь его, да? Он был каким-то особенным?

Мари говорила это не в первый раз. Но сегодня – как будто последний. Она устала смотреть, как угасает подруга. Как глаза, в которых когда-то было солнце, теперь прячут только серость и тень. Для Мари это было не дежурной заботой. Не попыткой развлечь. А миссией. Болью. Настоящей дружбой.

Каждый день, приходя на работу, она видела, как Анна становится всё тише. И от этой тишины – самой хотелось кричать. Она не могла больше молчать. Не могла позволить подруге раствориться в тоске. И потому решилась: пойти в наступление. Рискнуть. Заставить её заговорить.

– Мари… боюсь, один обеденный перерыв – это слишком мало, чтобы рассказать тебе обо всём. Обо всей моей боли. О самом тяжёлом, что я когда-либо переживала. Я приношу страдания тем, кто рядом. Мои постоянные спутники – страх за будущее и отчаяние. Я выплакала все слёзы, скорбела по непостижимому, верила в то, чего не было, и надеялась на то, что не суждено. Ты права. Я пью этот кофе – потому что он напоминает мне о нём. О наших встречах. О том первом моменте, когда я поняла, что люблю. Это было за чашкой латте. Он смотрел мне в глаза. Говорил о математике, о формулах, о решениях… но мне казалось, он говорит обо мне. Его голос был спокойным, движения – плавными, почти гипнотическими. А глаза… светло-голубые. Они вырезали его имя в моём сердце навсегда. Да, Мари. Я всё ещё люблю его. Он – особенный. Единственный. Я, как преданный пёс, которого выгнали за ворота, продолжаю звать. Скулить. Надеяться. Он не обидел меня. Никогда не унизил, не кричал. Он был вежлив, тактичен, почти безупречен. И, может быть, в этом всё дело. Я нарисовала в уме образ мужчины без изъянов. И теперь не могу отпустить его. Он стал для меня идеалом. Идеалом, который съедает меня изнутри.

Глаза Анны наполнились слезами. Воспоминания вновь обрушились – будто и не было этих десяти лет. Имя, не дававшее спать. Образ, не покидавший ночи.

Даниэль.

Правильные черты лица. Светлые, чуть волнистые волосы. Блистательная улыбка. Его невозможно было забыть. Он был галантен, обаятелен. Умел угодить, утешить, закончить спор без единого крика. Он озарял всё вокруг. Его слова обволакивали – в них хотелось раствориться. А главное – он умел чувствовать. Видеть чужую боль. Сопереживать. Он умел вдохнуть в израненную душу новые силы. Было ли это даром? Или умением, выученным из книг по психологии? Анна не знала. Но знала точно: тот, кто однажды встретил Даниэля, уже не мог жить без него.

– Анна… Я люблю тебя больше всех на свете. Ты – моя лучшая подруга. Прости. Прости за всё. Я дразнила тебя, лезла с советами… Если бы я знала, насколько глубокая у тебя рана, я бы ни за что…

Мари взяла Анну за руки. Слова застревали в горле. Вина сжимала грудь – так сильно, что стало трудно дышать. Она ведь просто хотела помочь. А причинила ещё больше боли.

– Мари, не кори себя. Правда. Часть этой вины – на мне. Ты хотела мне добра. Ты была рядом, когда я молчала. А я… я просто замкнулась. Упивалась собственной болью, жалела себя, жила воспоминаниями.

Анна сжала руки подруги крепче.

– Я так много хочу тебе ещё рассказать. Ты важна для меня. И я обещаю: я постараюсь… перестать думать о нём. Постепенно. И ещё – я обещаю быть лучшей подругой. Интересоваться тобой. Твоей жизнью. Хочешь – в понедельник снова сходим сюда? Особенно если с этим бариста у тебя что-то получится?

Она подмигнула Мари, и украдкой взглянула на стойку. Мари рассмеялась. И без слов обняла Анну. Тёпло. По-настоящему. Впервые за десять лет между ними возникло настоящее облегчение. Как будто что-то, что долго мешало дышать – исчезло. Может, эта кофейня и правда творит чудеса?

Допив кофе, они вышли. Солнце вдруг стало ярче. Толпа – уже не казалась давящей. Они шли, как в невидимом коконе: их чувства, их мысли, их разговор держал их в пространстве, где было тихо, несмотря на шум. И там – они наконец были не одни.

Оставшаяся часть рабочего дня прошла спокойно. Без происшествий, без суеты. Столы Мари и Анны стояли почти рядом – так, что можно было легко перекинуться взглядом, улыбкой или едва заметным жестом. Появилась лёгкость, исчезла привычная напряжённость. Мир будто стал чуть тише, но теплее.

Под вечер Мари наклонилась к Анне и, улыбаясь, прошептала:

– А что если провести вечер у меня? Чашка чая, что-нибудь вкусненькое и… Романтика. Вечер кино. Может, пересмотрим «Титаник»?

Анна закатила глаза – но уже с той самой улыбкой, которая давно не навещала её губы.

2 глава. Первая встреча

Рабочая неделя пролетела стремительно. В воздухе уже чувствовалась суббота – лёгкая, обещающая, чуть расслабленная. Анна проснулась рано. Сделала зарядку, заварила травяной чай, проверила список дел. Сегодня к ней приезжали родители и бабушка. Нужно было многое успеть: купить продукты, привести квартиру в порядок – и, по возможности, навести порядок в голове.

Каждый их приезд был для неё праздником. Тёплый семейный стол, неспешные разговоры, чай в фарфоровых чашках – всё это придавало ей силы и напоминало, ради чего стоит жить.

В торговый центр Анна шла с твёрдым намерением всё купить по списку. Но, как обычно, уже у входа начала рыться в сумочке.

– Где же этот список? Я точно его положила… Ладно. Придётся по памяти. Молоко… точно было молоко. И что-то из овощей. Начну с молока.

Она направилась в молочный отдел, но, как только вошла, остановилась.

У прилавка стояла пожилая женщина. Она держала в руках бутылку молока и тихо что-то бормотала. Анна подошла ближе. Бабушка пыталась вспомнить дату, пересчитывая про себя дни недели или числа на календаре. Лицо её было доброе, но растерянное.

– Девушка, вы не могли бы мне помочь? – пожилая женщина с тревогой посмотрела на Анну.

– Я всё никак не могу вспомнить… Сегодня ведь четырнадцатое число?

– Да, вы всё правильно помните. Сегодня четырнадцатое, – с улыбкой кивнула Анна.

– А молоко, что у вас в руках, годно до шестнадцатого – так что смело берите. Но если хотите, я могу достать вам с верхней полки – там обычно самое свежее, они всегда кладут свежее повыше.

Анна достала бутылку с верхней полки и покрутила в руке, чуть лукаво улыбаясь.

– Вот ведь мошенники! – всплеснула руками бабуля. – Всё получше повыше прячут! А что побыстрее спихнуть – поближе к носу кладут. В прошлый раз у них молоко взяла – так оно, прости Господи, прокисло! А дата – как у новенького! Думают, управы на них нет. Я им покажу. Проверю дома – если обманули, устрою им разнос!

Бабушка оживилась, чуть запыхавшись от собственных эмоций.

– Спасибо вам, девушка. Такая вы хорошенькая… Хочу пожелать вам всех благ, мужа хорошего. И деток побольше! Детки – наше всё. Вот и я… внукам блинов хочу напечь. А мука-то, мука нынче как золото…