Полная версия
Вода, в которой мы рыбы
– Нет. Сегодня будем, где дети спят. Там вообще мрак! Койки, правда, крохотулишные, но если сдвинуть три вместе, то места хватит. Поперёк, естественно. Ты вроде не длинный…
Мальцеву стало смешно.
– Чего ржунькаешь?
– Цинизм твой забавляет.
– При чём здесь цинизм? Два взрослых тела хотят уединиться, а места для этого нет. Что делать?..
Единственное окно спальной комнаты было задёрнуто плотной занавеской, отчего даже в полдень здесь царил глубокий сумрак; видимо, специально, чтобы дети могли легче в тихий час заснуть.
– Не закемарить бы… ненароком, – усмехнулся Мальцев.
– Попробуем, – в тон ему отозвалась Женя.
– Как мы временем располагаем?
– Полтора часа.
– Понял! Ну, показывай, какие кроватки будем сдвигать!..
* * *…Мальцев завернул кран и вышел из душевой. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь ему всё было видно хорошо.
– У детей всё как у взрослых. Только маленькое. Как будто игрушечное. Вот и кроватки… Неудобно даже…
– Ясно дело, неудобно, – Женя вложила в слово «неудобно» совсем иной смысл. – Надо было на ковре одеял накидать…
– Не поверишь, но когда-то я тоже был маленьким и тоже ходил в садик. И у меня был точно такой же шкафчик с картинкой, как вот эти. Только тогда он казался большим.
– Я тоже ходила. Но у нас садик был маленький, деревянный и больше напоминал многодетную семью…
– А ещё вдруг вспомнил! – сказал Мальцев. – В шесть лет однажды попал в больницу. Месяц лежал… И один раз нам устроили в рекреации концерт. Девочки из старших палат пели песни, медсестра сказку прочитала… А в четырнадцать я снова попал в эту же больницу… И разок решил пройтись по старым местам. Нашёл ту самую рекреацию, и меня поразило, какая она стала маленькая! Как они нас там всех на стульях рассадили, почти тридцать-то детишек?! Туда всего десяток стульев можно впихнуть, да и то тесно будет, как в консервной банке! Вот тогда первый раз почувствовал, что такое «стать большим»…
– Однако пора выходить, – голос Жени резко изменился. – Три часа колбасились!
– Думаешь, ищут?
– Не знаю… Дети – вряд ли. Они привыкли друг с другом… Но с огнём лучше не озоровать. Давай, помогай мне всё по местам распихивать!
И Мальцев начал послушно двигать кроватки.
– Ты сразу стала такая деловитая… – заметил, глядя, как Женя рассовывает по шкафам одеяла и подушки.
– Это ты можешь как кот: наелся сметаны и отвалился. А я работаю здесь! И знаю, что воспитательницы далеко не монашки. Дети вообще, если помнишь, от греха получаются. Поэтому если наши девчонки тебя расшифруют, даже не удивятся. Они ко всему привыкли! Но я этого не хочу. Понимаешь? – она пристально посмотрела на Мальцева.
Он кивнул.
– Надеюсь, что понимаю. Но вот Матеус говорит, что самое приятное в блуде – это как раз делиться впечатлениями с товарищами.
– Это потому, что твой Матеус блуда и ищет! У него всё по-собачьи.
– А у тебя… у нас по-другому?
– Хочется верить!
В голосе Жени был вызов. Мальцев подумал, что если продолжит тему, она укажет ему на дверь.
– Извини… – сказал, улыбнувшись. – Когда увидимся теперь?
– В понедельник приходи. Пораньше сможешь?
– Если только сразу после работы, на час где-то раньше. Нормально?
– Да, прекрасно. А теперь давай я тебя выпущу. С крыльца – сразу направо, и за угол. Я выйду чуть позже. И пойду в другую сторону. Так что прощаемся здесь.
Он чуть наклонился и легко коснулся губами её губ.
– Женя…
– Что?
– Имя такое.
– А я твоё не говорю. Просто «ты».
– Почему?
– Чтобы не привыкнуть и не брякнуть где-нибудь случайно. И ты моё не толки понапрасну. Если будешь выпивать и делиться впечатлениями, называй меня Мариной.
– Именно так?
– Можно как хочешь. Хоть крокодилом. Только одинаково. Иначе запутаешься.
2.5. Матеус
На лестничной клетке между этажами стоял Зайкин с помятой пивной баклажкой в руке.
– Семёныч! Ты куда пропал? Я тут тебя битый час жду!
– Так позвонил бы!
– Звонил!.. Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Мальцев резко сунул руку в карман.
– А ведь точно! Случайно, наверно, выключился. Извини, Матеюшка!
– Ну и хорошо. А то я уж волноваться начал. Ну давай, открывай дверь поскорей, а то невмоготу; пиво всё ж!..
…И, вернувшись из туалета, спросил:
– Что за старуха у тебя этажом ниже живёт?
– Рыжая? Да чёрт знает, как её зовут. Одна вроде живёт.
– Сильно отсвечивает?
– Не то чтобы, но бывает. А что?
– Да вот, Семёныч… Как я позвонил, а ты не ответил, я и решил, что ты неподалёку где-нибудь, раз телефон с собой не взял. А я к тебе аккурат с пивом пришёл… Ну, открыл, стою – жду. Выпиваю… И тут эта смерть без косы как выскочит из-под лестницы, и давай голосить: «Замучили совсем, алкаши проклятые! Всё парадное из-за вас провоняло!» Щас, кричит, позвоню куда следует! И, чувствую, ведь не шутит, бестия, точно позвонит! Подзываю её вот так пальцем к себе и шепчу, тихо, но отчётливо: «Что ж вы меня па́лите, гражданочка? Я ж здесь на задании! За квартирой одной слежу. По нашим сведениям, у вас здесь иноагенты собираются. Так что – на госслужбе я!» И сую ей в нос удостоверение своё красное. Она как увидела: «Ой, – грит, – простите, пожалуйста, товарищ, бес попутал, не признала родные органы». Ушла. Стою дальше, думаю: спокойно всё теперь будет. Так нет же: минут через десять появляется снова. «Вот, чтоб вам холодно ждать не было, бутербродик, – грит, – сделала, отведайте!» Молодец бабуля, наш человек. Старой закалки!
– Отведал?
– Разумеется. Понятное дело, не в спецраспределителях кормится старушка: колбаса соевая, социальная, но, как говорится, дарёному коню в зубы палец не кладут.
– Не перевелись ещё бдительные бабушки! – одобрительно подмигнул Мальцев. – Я надеюсь, ты ей не мою квартиру указал?
– Обижаешь! И это… Ты, Семёныч, если чего, я, может, не вовремя пришёл… Ты, может, рассказ пописать хотел или ещё, может, чего… А то я без приглашения…
– Да нет, очень рад тебя видеть.
Мальцев не знал на самом деле, чего он хочет. Пока ехал, планировал побыть один. Однако появление старого товарища неожиданно его обрадовало.
– А у меня вот Галина спозаранку к родственникам в Заречный намылилась. Сумку большую сложила… По делам каким-то своим, родственным.
Матеус постоянно рассказывал что-нибудь, часто совсем незначительное. Такая привычка выработалась за долгие годы службы: всё увиденное запомнить и чётко доложить. И когда под руку попадал благодарный слушатель, прапорщик по-деловому изливал на него весь поток новостей. Мальцев слушал вполуха. Однако неожиданно тема его заинтересовала.
– …А после обеда к Пироговым пошла. Мол, Юрка на работе, а Женьке одной, поди, делать нечего. Отзвонилась мне: взяла, грит, две бутылки пива. Посижу, грит, с Женькой немного, за жизнь посудачим.
Мальцев насторожился.
– Может, я ещё схожу, Семёныч, а то мало осталось? Выпил я в подъезде больше половины…
– Вместе сходим! Только уж сначала допьём, давай… – Мальцев понял, что нельзя спугнуть тему и надо, чтобы прапорщик договорил. Три часа в садике, похоже, не прошли незамеченными.
– Так звонила уж два раза! Грит: пришла, а Евгении нету! Дети, мол, дома, пригласили её пройти, подождать. Она и Женьке позвонила, да телефон запищал на столе. Забыла, стало быть, Евгения телефон… Ну, Галина сидит, ждёт. Подождала немного, давай мне названивать. «Я, грит, Евгению жду». А я, грю, Семёныча! Она мне: позвони Юрке на работу, спроси, может, он знает, где его жена? Вдруг, мол, налево пошла?.. Ну, прикалывается так, типа! Я ей: не пори ерунду! Если дети дома, значит, и мать их где-то рядом. А если телефон ейный на столе, значит, Юрка всё равно дозвониться не сможет. Зачем же человека зря беспокоить, может, жена в магазин вышла, подругу встретила и стоит, клюздит битый час у подъезда. Вы ж, бабы, побалагурить любите не хуже нас, мужиков.
– И чем кончилось? – спросил Мальцев, делая большой глоток пива, так, чтобы прапорщик не видел его лица.
– Да ничем. Позвонила вот сейчас ещё раз, говорит – пришла Евгения. Точно, была в магазине, телефон забыла да одноклассницу встретила, разговорилась.
«Какую одноклассницу? Женя в другой области школу заканчивала!» – едва не брякнул Мальцев, да поперхнулся от неожиданности пивом и закашлялся.
– Что с тобой, Семёныч? По спине, может, постучать?..
– Спасибо, не надо… – Мальцев быстро прокашлялся, попутно думая, что Галина, видимо, перепутала одноклассницу с однокурсницей. Но уточнять не стал.
…Друзья немного посидели, потом сходили, как и планировали, купили пива ещё. К пиву – копчёную рыбу путассу.
Поговорили о былых временах. И вскоре Зайкин засобирался домой.
– Что-то меня, Семёныч, сон морит. Давай-ка вызову я себе такси, не хочу в таком виде на трамвае ехать. Мало ли…
«На трамвае, – повторил мысленно Мальцев. – Второй раз сегодня это слово слышу». Трамваев в Кудойске не было, и люди частенько называли так любой общественный транспорт. Машина пришла скоро, и хозяин вышел проводить гостя «до дверцы». Потом поднялся обратно, прилёг на диван и предался размышлениям. «Странно всё закрутилось как-то». И задремал…
2.6. Женя
– Я насчёт Ванечки Сидорова!
– Заходи спокойно. Только по сторонам гляди!
И пару минут спустя, уже не в трубке, а наяву:
– Привет! Хорошо, что пришёл так рано. Значит, у нас будет достаточно времени.
– Ну так мы же договорились…
– Молодец! Завтра праздник, везде короткий день, поэтому и детей забрали раньше, и девчонки разбежались. Ирка должна была уйти последней, но я ей сказала, что побуду…
– Она подозревает? – Мальцев вспомнил немолодую, но приятную женщину.
– Возможно. Но Ирка – могила. Она сама пару раз мужика приводила, и тоже тщательно скрывает, так что будет молчать… Да тут многие не без греха, если честно.
– Ты об этом уже говорила. Но слушать всё равно страшно…
– Это потому, что ты неиспорченный.
– Я – неиспорченный? – всколыхнулся он.
– Да. Ты! Ну да ладно. Хватит трепаться. Времени всё ж не так много. Пойдём наверх!
– Будем снова сдвигать кроватки?
– Нет! Бросим одеяла на пол. Ты, я вижу, опять вино принёс?
– Ну так праздник же завтра…
– Хорошо-хорошо. Проходи в спальню. Там темно, поэтому свети фонариком с телефона. А свет не включай!
– Я помню…
* * *Квадрат окна, едва заметный сквозь плотную занавеску вначале, постепенно полностью исчез.
– На улице темнеет, – сообщила Женя.
– Понял. Бегу в душ…
Через десять минут они сидели на полу в игровой. Мальцев разлил по чашкам остатки вина.
– Ко мне в субботу Галина приходила, – сообщила Женя.
– Зачем? Разве вы подруги? Я думал, что дружат ваши мужья.
– Я тоже так думала… Но Галина – как моль бесхребетная. Её куда прибьёт, там и гоношится. Я, если чес, не знаю, о чём с ней говорить.
– Зачем же она приходила?
– Говорит, к родственникам. А после решила меня навестить, о женском потолковать. Без мужей. Её прапор тоже куда-то слинял.
– Ко мне. Я от тебя приехал – его в подъезде встретил. Пришлось пивка попить. И он мне, кстати, сказал, что Галина тебя искала.
– Да? Стал быть, ты в курсе?.. Ну, это вообще абзац был, конечно! Пришла ни с того ни с сего… Пива две бутылки принесла. «Хотела, говорит, выпить с тобой». Дети её впустили, она и уселась в зале на диван. Давай мне звонить, наяривать… Я когда пришла, она, говорит, уже целый час сидела. Хотела Юрке звякнуть, спросить: «Куда твоя жена делась? Не с любовником, часом?» Хорошо, что у ней номера нет! И рабочий у них отключили недавно; только для внутреннего дозвона сделали. Позвонила тогда прапорщику, стала номер моего трясти! Спасибо Зайкину, он, хоть и пень деревянный, но фишку сечёт: кому что можно говорить, а чего нельзя.
…Целый час изводила, учила яблочный пирог печь. Я её чуть утюгом не навернула от скуки! Как Зайкин терпит её, не знаю!
– Да он не терпит особо…
– Зато потом перешла на тебя! Стала рассказывать, какой Володя Мальцев офигенный чел. Что из друзей мужа ты нравишься ей больше всех. И что с тобой поговорить можно по душам, и что умный, как профессор.
Мальцев вскинул брови.
– Польщён! Не припомню, правда, чтобы когда-нибудь разговаривал с ней по душам. Разве что приставал в тот вечер, когда с тобой познакомился. Честно говоря, я её совсем не знаю. Знаю, что есть сын от первого брака и что вроде отец этого сына умер.
– Умер, но уже после развода с ней, – уточнила Женя. – Вот о тебе было весело слушать! Я с тобой только что три часа провела, от эмоций не остыла ещё, а тут другая тётка о тебе говорит. Ты, кстати, чё не сказал, что мой Юрка к твоей кукольной кошечке клеился и даже в один троллейбус с ней сел?
– Так она живёт здесь, за «Штопором», через дом.
– Да, маленький город у нас! И Черкашины рядом, и жена твоя…
– И ты недалеко. Ещё одну остановку проехать…
– Будто не город, а родной райцентр… Так ты не ответил: почему не сказал, что Юрка твою жену клеил? Только не ври, что забыл!
Мальцев помолчал несколько секунд.
– А сама как думаешь? – спросил затем.
– Что, решил, негоже будет?
– Да. Наши с тобой отношения – они только наши. Знаю, многие мужики, чтоб замужнюю женщину увлечь, рассказывают о проделках её супруга. О том, как тот не верен и гуляет напропалую со всеми, кто шевелится. И что многие на это ведутся: наставляют рога в отместку. Вот не хотел, чтобы в наших отношениях появилась эта самая «отместка».
– Я так и подумала… Правильно, что не сказал. Но… Если честно… Я бы многое отдала, чтобы мой муж кем-нибудь увлёкся.
– Серьёзно?
– Честное пионерское! Потому как верность его хуже удавки! «Ты моя, никому тебя не отдам!» Кстати, это был самый ржачный момент в Галькином рассказе. Говорит, прапор тебя чуть не за грудки хватал: глянь, мол, что Юрка творит! А ты лыбился только, как юродивый.
– Прости, но было и впрямь смешно! Ведь я уже знал, что он завтра будет дежурить, а я встречусь с тобой.
– Об этом тоже не сказал! Скрытный, оказывается…
– Не скрытный. Не сказал по той же причине. Повезло: Матеус проболтался. Кстати, Юрке это, по-моему, не понравилось.
– Да. Из Юрки слова не выдавишь. Тот ещё партизан коммунячий! Бывает, пеной брызгаю, а он как и не слышит! Зато я по этим молчанкам как раз и наблатыкалась многое понимать. В прошлый вторник нарочно спросила, записался он на субботу или нет; он промолчал. В среду спросила снова – он снова промолчал. Посмотрел искоса, и о своём… Если б не собирался дежурить, так в среду и сказал бы. Или брякнул что-то вроде: ты уж спрашивала. А он тему затёр; значит, было о чём.
– А ты, оказывается, психолог, Женя!
– Так у нас курс был в институте по работе с детьми. Дети ж – замочки, к которым надо подбирать ключики. Но в жизни, конечно, не только с детьми приходится навык применять.
– И со мной?
Женя пристально на него взглянула.
– Уверен, что хочешь услышать?
– Уверен, что уже знаю! – рассмеялся он.
– В самый первый вечер. Когда дурачились у Полковника, мне было интересно на тебя посмотреть. А чтоб дурой не выглядеть, я и остальных поиграть подбила. Валька до сих пор с ужасом тот вечер вспоминает.
– Почему с ужасом?
– Потому что Валька собака, в смысле – верная жена. Вот такую бы моему Юрке! Но она бы за Юрку не пошла. Её бы родители за него не отпустили. Он же простой инженер по образованию. Бугор на участке, и карьера особая не светит. А у Полковника и родичи богатые, и у самого перспективы были изначально. Словом, Валька трезвая тебя на пушечный выстрел не подпустит. Поэтому и говорю: это она тебя укусила! Галина слишком вялая для такого, я просто не стала бы; а вот Валька – с чувством!
– Попка у неё, однако, упругая, как футбольный мяч, – усмехнулся Мальцев.
– Да уж, гузастенькая. Аппетитная! Но только внешне! Внутри лёд, любой лом сломаешь!
– Может, и аппетитная… Зато ты – красивая!
– Брось! Я обыкновенная.
– Возможно. Но у тебя взгляд, словно зовущий поиграть. Не в низменном смысле, а вообще. Ты как будто всё время наблюдаешь…
– Я и наблюдаю.
– Всегда?
– Если не сплю зубами к стенке.
– И тебе это жить не мешает?
– Нет. Только иногда надо спиртом бодяжить, чтоб голову отключить.
Мальцев надолго замолчал.
– Чего замер, как суслик в степи? Лицо – как помолиться решил… – спросила Женя.
– Да не… жену бывшую вспомнил. Надю. Вот ей совсем не требовалось голову отключать. Она в нужный момент у неё сама отключалась. И, наверно, она – идеал жены. Но мне с ней в какой-то момент стало скучно…
Женя взглянула на часы.
– Ой! Нам уже пора! А ну-ка давай, бегом собираться и выходим. А то заболтались с тобой совсем…
2.7. Бакланов. Время
Восьмого марта с утра Мальцев позвонил матери – поздравил её и пообещал приехать в субботу. Потом долго думал, кого бы поздравить ещё. Написал сообщение Наде. Пролистал список знакомых дам в соцсетях, черканул пару строк каждой и, наконец, решил, что нужно не забыть мать Лёни Бакланова.
– Привет, Лёня! Ты не против, если я сегодня зайду?
– Если хочешь узнать, что такое экзистенциализация материи, заходи, – не без иронии отозвался тот.
– Чего купить по дороге? Маму твою поздравить хочу.
– А что сегодня такое? Ой-ё!.. Восьмое ж марта, я и забыл совсем… Цветов каких-нибудь, небольшой букетик. И от меня тоже, если не трудно. Вина красного бутылочку – больше для порядка… Мы с мамой не любители, так хоть сам выпьешь!
Мальцев улыбнулся. Лёня, несмотря на замкнутый образ жизни, всегда старался выглядеть хорошо воспитанным. Иногда это выглядело забавно, но обычно внушало уважение.
* * *– Ой, Володечка, спасибо! – Нина Дмитриевна неловко притянула Мальцева к себе и чмокнула в щёку. – Давно уж меня мужчины не вспоминают, один Лёня только… Ты не голодный? – осведомилась она тут же, будто опомнившись.
– Я завтракал, – ответил Мальцев, – но от чашки чая не откажусь.
Плюшки к чаю были куплены им по заказу Лёни, так что всё сложилось будто само собой.
Улучив момент, когда сын для чего-то отъехал в комнату к компьютеру, Нина Дмитриевна скороговоркой произнесла:
– Старая стала. Смерти не боюсь, но боюсь, что Леонид один, без меня, пропадёт. Он ведь совершенно не от мира сего. У него и друзей-то, кроме тебя, Володечка, нет никого…
– Лёня неплохо зарабатывает в интернете, – возразил Мальцев. – И даже от меня никакой помощи не принимает.
– Да, он говорил… Но я в этом совсем не понимаю. Думаешь, не пропадёт?
– Любой одинокий человек уязвим. Если мне плохо с сердцем станет, никто скорую не вызовет. А что касается инвалидности, поверьте: Лёня в состоянии себя обеспечить! Да и я, если что, всегда помогу. Я ж ему каждые два-три дня звоню!
– Спасибо тебе, Володечка…
В этот миг в кухню вкатился Леонид, и Нина Дмитриевна сразу заговорила о другом:
– Как там мама, Володечка? Не болеет? Так и живёт в деревне? Привет ей передай от меня и с праздником поздравь!
– Обязательно! – пообещал Мальцев.
* * *Попив чай, друзья оставили маму и перебрались в Лёнину комнату. Бакланов поставил рядом с собой открытую бутылку и стакан:
– Подходи, наливай себе, сколько сочтёшь нужным!.. – предложил он гостю.
– Ты в экзистенциализацию материи обещал меня погрузить, – Мальцев решил перейти к теме сам.
– Обещал. Но вопрос требует небольшого математического вступления. Ты в курсе, что если обычный лист бумаги сложить пополам пятьдесят один раз, то толщина полученной «тетрадки» окажется размером от Земли до Солнца?
– Всего лишь пятьдесят один?
– Да, если бумага хорошая. Вопрос не в этом… Просто лист бумаги считается эталоном двумерного пространства, но при этом всё же имеет реальную толщину, которая при последовательном удвоении даёт гигантские размеры. А вот если плоскость не будет совсем иметь толщины – тогда как? Сколько раз потребуется сложить такой лист?
Мальцев хмыкнул:
– Да, сколько ни складывай, ничего не получишь. Ноль, помноженный на любое число, всё равно ноль. Если только в вопросе нет какого-нибудь подвоха.
– Подвохов нет. Ноль так и останется нулём. Ну а что такой лист мы даже не увидим, понятно?
– Разумеется!
– Хорошо. А то, что пересечением двух прямых является точка, двух плоскостей – прямая, а двух трёхмерных пространств – плоскость, ты помнишь?
– Само собой.
– Как раз такая – невидимая! – уточнил Бакланов.
Мальцев кивнул.
– Вот с этого и начнём, – обрадовался Лёня. – Пространственно-временной континуум, согласно науке, – четырёхмерный. Между тем физические тела задаются всего тремя координатами: длиной, шириной и высотой. Так же и масса: величина, определяющаяся только тремя измерениями, и ни на йоту больше! То есть любое тело имеет три измерения, а пространство, в котором оно существует, – четырёхмерно. Стало быть, физические тела должны быть невидимы в пространстве, в котором существуют. Ты не подскажешь, как такое возможно?
– Нет, не подскажу. А в чём, собственно, проблема?
– В том, что четвёртым измерением в континууме является время. Именно оно придаёт толщину условному листу бумаги, делая его видимым. Но если тело обладает протяжённостью во времени, это должно как-то отражаться физическими формулами, а ни объём, ни масса четвёртой координаты не имеют! Парадокс?
– Ну… Как-то оно вот так вот устроено… – пожал плечами Мальцев, желая выслушать товарища, а уже затем, при необходимости, спорить.
Бакланов выдержал паузу.
– Теперь представь, что мы снимаем на киноплёнку фильм, – заговорил он потом. – В кадре остаётся только то, что излучает свет. Сверхкороткая вспышка может остаться не экспонированной, если попадёт в паузу между кадрами. Но даже она имеет протяжённость во времени. А предмет, не имеющий такой протяжённости, не отобразится даже при сверхвысокой скорости съёмки. По аналогии с плоскостью, не имеющей толщины. И получается, что ни один предмет во Вселенной не должен быть видимым!
– Однако энергия и импульс учитывают время! Их формулы связаны со скоростью, а та – со временем, – осторожно возразил Мальцев.
– Правильно, энергия четырёхмерна, – согласился Бакланов. – Полная энергия равна массе, умноженной на параметр, который связан с четвёртым измерением. Вот эту связь я и назвал термином «экзистенциализация материи».
– Для чего?
– Чтобы показать, что без этой связи реальности не существует. Материя как бы есть, но только в образе, в проекте, в чертеже. Без экзистенциализации всё – в лучшем случае абстракция. Черновик реальности, так сказать. В природе возможно всё что угодно, любая игра воображения, однако в реальности существует лишь то, что экзистенциализировалось.
– Метафизика какая-то… – скривил губы Мальцев. – К чему это?
– Чтобы понять кое-что дальше! Вот смотри: в нашем мире тела трёхмерны и имеют некий вектор во времени, но не факт, что невозможны иные способы экзистенциализации. Мы уже говорили о тёмной материи, которая может быть экзистенци-ализована иначе. Не в четвёртое, а в некое иное, условно «пятое» измерение…
– Стоп! В прошлый раз ты говорил, что тёмная материя – сырая, недоделанная, мёртвая и вообще – грязь низшего сорта. Давай-ка о более осязаемых субстратах!
– Так я и говорю об осязаемых! Вектор экзистенции, которым материя связана со временем, на самом деле связывает её вовсе не со временем, а всего лишь с дополнительным измерением! Это сам субъект ощущает его как время, а объективно такого параметра вообще нет! Четырёхмерный континуум во все стороны однороден. Координата времени – такой же параметр, как длина, ширина и высота. И мерить его нужно теми же метрами, что и три указанных. А собственно время – признак самого тела, которое материально существует в трёх измерениях и векторно в четвёртом.
– И что?
– А то, что именно здесь предстоит искать природу того, что я называю субъективизмом. Того, что делает материю изначально живой!
Мальцев снова скривил губы:
– Я думал, сегодня праздник. Хоть мы и не женщины, но всё же. А ты опять за старое!
– А как же? – хихикнул Бакланов. – Скажи, дружище, ты хоть отдалённо понимаешь, что вообще такое время? Вот первую его ипостась мы сейчас определили: это четвёртое измерение пространства, такое же, как длина, ширина и высота. Но всё ли это?
Мальцев пожал плечами:
– Так чертили на уроках физики в школе. По оси икс обозначали секунды, а по оси игрек – метры. Но мне всегда казалось, что так делают просто для удобства. Однако я буду рад, если ты покажешь что-нибудь ещё!
– Хорошо. Тогда представь железную дорогу. Прямую, уходящую вдаль. Поскольку время измеряется теми же метрами, будем считать, что железная дорога как раз и есть ось времени (икс) для идущего по ней поезда. И для пассажира, смотрящего в окно. За окном меняются пейзажи и проносятся верстовые столбы, на которых вместо километров нанесены секунды, минуты и часы. Понятно?