Сокровища Звездочета

– И вправду, давно пора переходить к делу, – спохватился Надыбин.

Из «конверта» он осторожно, как хрупкую драгоценность, извлек бумажный лист, исписанный каллиграфической восточной вязью, и протянул его мне.

Лист был очень плотным, мягким на ощупь с обратной стороны, оба верхних угла имели незначительные повреждения. Но нижняя часть листа была идеально ровной. Ярко-черные буквы казались такими свежими, словно их написали только вчера. На полях выделялось несколько круглых и овальных печатей. Буквы на оттисках почти выцвели, хотя их конфигурацию местами еще можно было различить.

– Перед вами ярлык – подлинный самаркандский документ 15-го века, – торжественным голосом возвестил Надыбин. – Это жалованная грамота, выданная Мирзой Улугбеком одному из его учеников. Написан ярлык на таджикском языке, которым Улугбек владел в совершенстве. Верхняя часть листа, к сожалению, испорчена. Сохранившийся текст мне перевели.

– И о чем же в нем идет речь?

– Текст начинается с так называемой инвокации – традиционной для всякого старинного восточного документа хвалы Аллаху. Далее торжественно провозглашаются имена Мирзы с цитатами из Корана и обращение к визирам и чиновникам финансового ведомства, в чьем ведении находилось налогообложение: «Да будет им ведомо…» Именно эта часть, наименее существенная для исследователя, пострадала сильнее всего. Ну, затем объясняются причины написания ярлыка: дескать, до сведения правителя дошло, что некто, вопреки законам, чинит неудобство его ученику. Далее указано на освобождение от налогов пожалованного лица и строгий приказ не ущемлять его близких и родственников. Еще ниже перечисляются конкретные налоги.

– Почему вы решили, что это документ именно 15-го века? – осведомился я. – Буквы уж слишком свежие.

– Послушайте, я же не давал повода считать себя самонадеянным ослом, – с некоторой обидой парировал он. – Эту рукопись я передал по отдельности трем экспертам, которые, изучив ее, независимо друг от друга пришли к схожим выводам. Они констатируют, что документ написан специальными черными чернилами на так называемой самаркандской «султанской» трехслойной бумаге кремового цвета и наклеен на полотно, как обычно поступали в старину с особо ценными документами для их лучшей сохранности.

– Ах, вот почему он такой странный на ощупь с оборотной стороны!

– Эксперты указали, что изгибы букв типичны для 15-го века. Буквы на печатях, а некоторые из них, как видите, можно разобрать, имеют прямоугольную форму, которая на печатях позже 16-го века нигде не встречается. Не буду вас утомлять перечислением других деталей, тем более что их предостаточно. Общий вывод однозначен: перед нами документ именно 15-го века, определенно прошедший через канцелярию Мирзы Улугбека.

– Прекрасно, – кивнул я. – Освобождение от налогов. Мечта каждого подданного великого государя. Но причем тут пропавшая библиотека?

Надыбин снисходительно улыбнулся:

– Этот текст, по сути, является шифрограммой. Лист, первый лист, который вы держите перед собой, служит всего лишь для отвода глаз. А вот на втором листе, который находится у владельца документа, подробно описано местоположение тайника, где спрятана библиотека, а также изображена схема местности. И этот недостающий второй лист будет у меня не позднее следующей недели! – в его бледно-голубых глазках светилось упоение старателя, почуявшего близость золотой жилы.

Некоторое время я хранил молчание, стараясь так сформулировать ответ, чтобы мой визави не обиделся.

– Если всё обстоит столь просто, то где же этот документ мог храниться пять с половиной столетий? Почему за истекшие века никто не воспользовался заключенной в нем информацией? Почему о его существовании совершенно не известно науке? Наконец, каким чудесным образом эта самаркандская бумага, сохранившаяся в лучшем виде, попала в ваши руки? Если вы ответите на все эти вопросы без запинки, я, пожалуй, соглашусь, при всем своем скептицизме, разделить вашу бурную радость.

– Вы незамедлительно получите исчерпывающие ответы на все свои вопросы, – возвестил он в духе триумфатора. – Я уже вижу мысленно, как вы начнете чесать свою репу, повторяя: «До чего же всё просто! И почему только я сам об этом не догадался при моем-то богатом воображении!»

Глава 6 Загадочная экспедиция 1941 года

Мы снова перешли в гостиную.

Надыбин принялся вышагивать вокруг стола, то хмыкая, то просветленно улыбаясь, то бросая молниеносные взгляды на портрет Шлимана.

– Что вам известно о Большой археологической экспедиции, работавшей в Самарканде в июне 1941 года? – неожиданно спросил он.

– Кое-что известно.

– Отлично, – кивнул он. – Тогда вам будет проще следить за моей мыслью и даже поправлять меня, если я допущу какие-либо неточности. Итак, в середине июня 1941 года в Самарканде началась раскопка захоронений в мавзолее Гур-Эмир. Ученым предстояло вскрыть саркофаги с останками Тимура и Улугбека, чтобы убедиться, действительно ли Тимур был при жизни калекой и действительно ли Улугбека обезглавили перед смертью.

– Минуту! – перебил я. – Что касается истинных целей экспедиции, то по этому поводу у специалистов всегда существовал широкий спектр мнений. Если же говорить о конкретных захоронениях, то в Гур-Эмире намечалось вскрытие пяти саркофагов, и этот план был полностью выполнен. То есть, были вскрыты гробницы самого Тимура, двух его сыновей – Мираншаха и Шахруха, и двух внуков – Мухаммед-Султана, сына Джахангира – первенца завоевателя, и Улугбека, сына Шахруха. Кроме того, в другом самаркандском мавзолее – Биби-Ханым – была вскрыта гробница старшей жены Тимура Сарай-Мульк-Ханум.

– Позвольте поблагодарить вас за своевременную поправку, – рассыпался он в любезностях. – Теперь я вижу, что вы знаток вопроса, в отличие от меня. Я ведь знаком лишь с отдельными вехами биографии Улугбека, да и то поверхностно. Кое-что успел прочитать за последние две недели у Герасимова, кое-что выудил из Интернета, где, увы, плевел больше, чем зерен. Но если рассуждать с прагматической точки зрения, имея в виду конечную цель, то нас должны интересовать, прежде всего, обстоятельства, связанные с захоронением Улугбека. Вам, конечно, известно, что этот государь-астроном был погребен по другому обряду, чем остальные его царственные родственники?

– Что вы имеете в виду?

– Улугбек был злодейски умерщвлен подосланным убийцей, то есть, умер насильственной смертью, но не в бою. Поэтому его хоронили как мученика, шахида.

– Признаться, я не помню, в чем там разница?

– О, разница велика. В ней-то вся суть! – воскликнул он, определенно радуясь, что и сам получил возможность блеснуть эрудицией. – Тимура, например, хоронили в соответствии с бытовавшей мусульманской традицией. Его тело обмыли, набальзамировали, умастили благовониями, а затем облачили в саван. Улугбека же, как и всякого шахида, хоронили в той одежде, в какой он встретил смерть. Тело вместе с головой, отделенной от туловища, завернули в плотную ткань, после чего поместили в гроб. Но вот вопрос: в какой одежде Улугбек встретил свою смерть?

– Постойте, что-то я не пойму, куда вы клоните…

А он в упоении продолжал:

– Убийство произошло в окрестностях Самарканда, в конце октября, когда по ночам в Средней Азии уже прохладно. Притом Улугбек как раз отправился в долгое путешествие в Мекку. Вы не станете спорить, что на нем мог быть, к примеру, дорожный плащ?

От внезапной догадки у меня мороз пробежал по коже. Нет, это было бы слишком дерзко, чтобы оказаться правдой!

– Не хотите же вы сказать, что если бы Улугбек спрятал в своих одеждах нечто, предположим, записку, то она перекочевала бы, никем не обнаруженная, вместе с его останками в склеп?

– Именно это я и собираюсь вам втолковать, мой недоверчивый друг! – напыщенно воскликнул он.

Тут уж я и сам начал заводиться.

– Да известно ли вам, господин Звездочет, что Улугбека хоронили дважды?! Сначала, согласно одной из версий, в углу двора медресе, носившего его имя. А через полгода, когда власть в Самарканде опять сменилась, останки государя были ритуально перезахоронены в Гур-Эмире, где они покоятся и ныне?!

– Как раз эту часть истории я усвоил, – кивнул Надыбин. – И хочу вас заверить, что сам факт перезахоронения ничего не меняет. Ибо перезахоранивали Учителя, опять же, как шахида. Лишь завернули в новый кусок ткани. И если документ на его груди, то есть, под одеждами, был скрыт еще ранее, то он, естественным образом, попал вместе с останками в саркофаг мавзолея!

– Пускай даже так, – кивнул я, прикидывая, как бы врезать по его несусветной гипотезе пожестче. – Но, видите ли, почтенный мэтр… Ваше любопытное предположение с треском рушится в свете событий, связанных с деятельностью Большой археологической экспедиции. Профессор Герасимов, наш знаменитый антрополог, фактически являвшийся главным действующим лицом экспедиции, дотошно описал каждую косточку, извлеченную из саркофага, каждый оказавшийся там предмет, каждый обрывок ткани и даже каждый случайный камешек. Группа кинооператоров-хроникеров под руководством орденоносца Каюмова снимала весь процесс на пленку. Рядом находились корреспонденты газет «Правда» и «Правда Востока», а также ТАСС, которые повсюду совали свой нос и фиксировали все самое интересное. Однако ни они, ни другие участники экспедиции в своих воспоминаниях ни словом не обмолвились о каком-либо документе из гробницы Улугбека. Или вы считаете, что мы имеем дело, ха-ха, с заговором молчания?

Улыбка Надыбина стала издевательской. Он знал что-то такое, чего не знал я.

– Полагаю, господин Голубев, вы невнимательно читали воспоминания этих людей, – заявил он. – Неужели не помните, что участники экспедиции жаловались, мол, в подземелье время от времени гас свет? Второй момент: при вскрытии саркофагов всё помещение наполнялось резким запахом благовоний, отчего археологи испытывали сильное головокружение. Добавьте сюда наши обязательные в любом деле перекуры, и вы без труда поймете, что даже в разгар работ возникало немало моментов, когда внутри склепа не оставалось ни одной живой души. Вы не исключаете, что кто-то из участников экспедиции, а ведь там перебывало много всякого народу, включая подсобных рабочих и даже случайных персонажей, мог, несмотря на царившую вокруг сутолоку, совершенно спокойно и незаметно для других извлечь из саркофага и утаить уже на своей груди этот документ?

Глава 7 Похищение во мраке

– Вы всерьез верите в реальность некоего советского расхитителя гробниц? – сощурился я.

– Почему бы и нет! – запальчиво воскликнул Надыбин. – Вам ли не знать, что расхитители гробниц, а также скифских курганов и всяческих царских могил были всегда, во все времена, при всех режимах. Без расхитителей не обходилась ни одна археологическая экспедиция. Читайте Шлимана.

– Ладно, пусть так. Но вопросы все равно возникают.

– Например?

– Например, такой: почему ваш ярлык всплыл только сейчас, почти через семь десятилетий после его гипотетического похищения из саркофага?

– Не гоните лошадей, дорогой друг, – повторил в своей манере Надыбин. – Возможно, всё было гораздо проще, чем это представляется таким искушенным скептикам, как вы.

– С интересом готов выслушать ваши аргументы.

– Что ж, начнем по порядку. Итак, Самарканд, еще мирные дни 1941 года. На базарах и в чайханах люди хоть и с оглядкой, обменивались самыми фантастическими версиями. Наиболее популярная из них гласила, что в гробнице Тимура спрятана карта, где указаны все тайники с сокровищами, и теперь, мол, Сталин решил ее достать, чтобы лучше подготовиться к войне с Гитлером. Понимаете, мой друг, мало кто из простых граждан верил, что гробницы вскрывают лишь для того, чтобы по черепам восстановить облики давно умерших деятелей. А теперь представьте, что в коллективе экспедиции затаился корыстный и, вместе с тем, решительный человек. Когда с помощью талей над саркофагом Улугбека приподняли край тяжелой мраморной плиты, он был единственным, кто через узкую щелочку заметил бумажный уголок, выглядывавший из-под полуистлевшего куска ткани. В его мозгу в единый миг вспыхнула ослепительная догадка: ага, карта сокровищ действительно существует, только спрятана она не в гробнице Тамерлана, а в захоронении Улугбека! Включите, черт возьми, воображение, ведь вы – литератор… Итак, старший техник объявляет перекур. Склеп опустел. В нем остался лишь наш удачливый фигурант. Скорее всего, у него с собой был фонарик. Среди инструментов нашлась, надо полагать, подходящая жесткая проволока. Он загнул один конец в виде крючка и, подсвечивая себе фонариком, извлек из саркофага через узкую щель древний документ, после чего успел еще нагнать своих товарищей, неторопливо поднимавшихся к выходу. Вот, видите рваное отверстие здесь, в уголке? – он придвинул ко мне лист. – Его вполне могла оставить проволока…

Возникла пауза.

Я уже знал, как раскатать Надыбина по полной программе, но решил сначала поиграть с ним немного в кошки-мышки, прибегнув к тону сладкоголосого подпевалы.

– А вы всё же кокетничали, утверждая, что плохо знаете историю Востока.

– Клянусь вам, я полный неуч по этой части! – он свел ладони перед собой. – Что же касается изложенной версии, то я попросту пересказал вам ее со слов того самого человека – владельца древнего документа, только и всего.

Я осмотрел рукописный лист со всех сторон, поднес к глазам:

– Стало быть, эта бумага извлечена из саркофага Улугбека, так?

– Я уже битых полчаса толкую вам об этом!

– Это полная липа, мой доверчивый Звездочет!

– Что вас смущает? – нахохлился он.

– Отличное состояние представленного документа.

– Вам ведь известно, что он находился в герметично закрытой камере, – напомнил Надыбин.

– В том-то и дело! Ибо в этой, как вы ее назвали, герметично закрытой камере, ученые обнаружили, по выражению того же Герасимова, феноменальное количество хитиновых оболочек мушиных куколок! Извините уж за столь неэстетичную подробность, но факт есть факт. И он начисто перечеркивает возможность сохранности бумаги, то есть, клетчатки, в первозданном практически виде.

– У вас всё? – усмехнулся он, не обнаруживая и тени смущения.

– Нет, не всё! – отрезал я и нанес ему следующий, как мне казалось, нокаутирующий удар: – По рассказам старожилов, в середине девятнадцатого века, накануне вступления в Самарканд русских войск, вблизи Гур-Эмира проводились строительные работы, в ходе которых по неосторожности был запружен один из крупных арыков. К тому моменту, когда спохватились и разобрали запруду, вода успела затопить подвальное помещение склепа. Археологическая экспедиция 41-го года подтвердила этот факт. Пускай внутрь саркофага Мирзы попало даже совсем немного воды, но ее испарения все равно повредили бы документ. Однако на нем нет никаких следов, которые указывали бы, что он подвергался воздействию жидкой среды.

Надыбин выдержал мой натиск с олимпийским спокойствием:

– А теперь взгляните сюда, дорогой друг, – он помахал в воздухе тем самым темно-желтым «конвертом». – Это футляр из тончайше выделанной прочнейшей кожи! Готовясь в дальний путь, Улугбек, конечно же, мог предположить, что его одежда намокнет при переправе через реку или в случае внезапного ливня. И он заранее заказал непромокаемый футляр для столь важного документа. Нет, вы только пощупайте, какая кожа!

Кожа была тонкой, как шелк, и настолько мягкой, что футляр свободно умещался в кулаке. По его периметру на просвет виднелась цепочка еле заметных дырочек.

– Двойной лист был вложен в этот футляр и прошит вместе с ним по краям крепкой нитью, а может, и жилой, – пояснил с победоносным видом Надыбин. – В свою очередь, футляр был пришит изнутри к халату или плащу, возможно, даже под подкладкой. Вот почему документу не причинили вреда ни время, ни насекомые, ни вода… Ну, я вас убедил?

Что я мог ему ответить?

– Сам футляр вы отдавали на экспертизу?

– Конечно! И тоже разным, независимым друг от друга специалистам. Все, без исключения, датировали его серединой 15-го века, а регионом происхождения материала назвали Среднюю Азию. Те же повреждения, что все-таки имеются на бумаге, возникли в результате менее щадящих условий для хранения в течение последних семи десятилетий, то есть, уже после извлечения документа из саркофага…

Признаться, Надыбин уложил меня на обе лопатки.

И, знаете, что я вам скажу?

В глубине души я был только рад этому. Я ведь не из вредности с ним спорил. Мне тоже хотелось чуда, но настоящего, без обмана.

– Ладно, – сказал я. – Не буду изображать из себя непреклонного адепта махрового официоза. Готов даже допустить, что вашей версии не откажешь в логике. Но меня сильно смущает одно обстоятельство, о котором я уже упоминал. С момента вскрытия гробницы прошло почти три четверти века. Почему за это время древние книги из библиотеки Улугбека так и не выплыли хоть где-нибудь. Почему наш мистер Икс, этот таинственный советский расхититель гробниц, не воспользовался богатыми плодами своей корыстной акции?

– Попробуйте взглянуть на ситуацию под другим углом и тогда, быть может, простые ответы придут к вам сами собой, – продолжал дожимать меня Надыбин. – Гробница Улугбека была вскрыта накануне войны. Документ, как вы изволили видеть, написан на фарси, то есть, по-таджикски, а наш персонаж, добавлю, забегая вперед, принадлежал к европейской части населения города. Иными словами, ему требовался переводчик. Обитая в столь многоликом городе, как Самарканд, он, несомненно, решил бы этот вопрос с течением времени. Но тут вмешались форс-мажорные обстоятельства: война! Нетрудно предположить, что наш расхититель гробниц, как вы его окрестили, имел призывной возраст. То есть, вскоре он был мобилизован и отправлен на фронт, где той же осенью, согласно извещению, сложил свою голову. Похищенный же им документ остался лежать в тайнике, но теперь уже в другом.

– Вот тут и начинаются детали, в которых, быть может, скрывается пресловутый дьявол, – не сдавался я.

Надыбин отрицательно покачал головой:

– К сожалению, это территория чужой семейной тайны. Я дал продавцу слово молчать, и не могу нарушить своей клятвы. Уверяю, однако, что меня лично объяснения продавца удовлетворили вполне. Со своей стороны, обещаю свести вас с этим человеком в ближайшее время. Полагаю, он ответит на все ваши вопросы и завоюет ваше доверие, как завоевал мое.

– Ладно, не будем трогать чужих семейных тайн. Но я силюсь понять: почему этот продавец сам не возжелал добраться до тайника?

– Тому есть веская причина, комментировать которую я пока не буду.

– А как он вышел на вас?

– Он наткнулся на мой сайт в Интернете. Затем позвонил мне по телефону. Мы встретились. Он передал мне первую страницу документа, чтобы я мог проверить ее подлинность, а вторую страницу, на точно такой же бумаге, где указаны координаты тайника и изображена его схема, оставил у себя, показав мне ее и даже дав подержать в руках.

– Продавец знает, где находится тайник? Он был там?

– Этот вопрос мы выносим за скобки.

– Но лично вас его аргументы удовлетворили?

– Вполне! – не довольствуясь этим энергичным восклицанием, он повторил еще раз: – Вполне.

– Простите за нескромность, но хотелось бы знать, как дорого он запросил?

– Терпимо. – Надыбин тонко улыбнулся: – Признаюсь вам откровенно, между нами, разумеется. Я без колебаний заплатил бы и в пять, и в десять раз больше.

– А в чем причина задержки? Почему вторая страница до сих пор не у вас?

Надыбин горестно вздохнул:

– Обычная людская недоверчивость.

– Вы всё же опасаетесь обмана с его стороны?

– Нет-нет! Я опасаюсь, что, получив деньги, он, может быть, по неосторожности, проболтается кому-нибудь о нашей сделке, и она получит огласку, после чего тайна перестанет существовать. И тогда у меня просто перехватят пальму первенства, как это случалось уже не раз в истории археологии, да и науки в целом. Я тяну с выплатой только по этой причине, ибо не получаю от него ясных сигналов о том, что он будет нем, как рыба. Хотя, по моему впечатлению, это весьма осторожный и порядочный человек. Но ведь тут дело не в порядочности, а в элементарной беспечности, которая свойственна, увы, даже очень приличным людям. Пока он не получил денег – он молчит, но едва чек окажется у него в кармане, как я уже не смогу поручиться за его язык. – Новый вздох. – А он, со своей стороны, тоже, похоже, беспокоится, что я, получив документ, не переведу ему всей обещанной суммы. Словом, ситуация зашла в небольшой тупик, и я пока не представляю, как из этого тупика выбраться.

– Просто откройте ему свои карты, – сказал я первое, что мне пришло в голову. – Предложите, так сказать, дополнительный протокол к основному договору. Растолкуйте ему, что не собираетесь делать бизнес на библиотеке Улугбека. Мол, вам нужна только слава первооткрывателя, что требует на данном этапе завесы полной секретности. А чтобы стимулировать его интерес, пообещайте ему к основной сумме дополнительные премиальные, гарантируя выплату, например, после завершения экспедиции.

– А, пожалуй, я так и сделаю!

Глава 8 Ученик Борджигина

Источники утверждают, что «сотрясатель вселенной» не умел ни читать, ни писать.

Однако даже самые ярые его хулители, в частности, его заклятый враг историк Ибн Арабшах, сообщают, что Тимур обладал феноменальной памятью, свободно говорил на трех-четырех языках и успешно участвовал в религиозных диспутах, разбираясь в тончайших нюансах вероучения.

Знаменитый арабский философ и историк Ибн Хальдун, с которым Тимур долго беседовал в марте 1401 года после взятия Дамаска, был поражен глубиной исторических познаний Железного Хромца.

Особенно хорошо Тимур знал биографии создателей мировых империй Александра Македонского – Искандера Двурогого и Чингисхана – Темучина.

Он, Тамерлан, и сам ведь встал с ними вровень, завоевав полмира и утвердив гигантскую державу, раскинувшуюся от Эгейского моря до Восточного Туркестана.

Завоевав полмира, он, подобно своим учителям, выполнил половину задачи.

Вторая же, самая трудная ее часть, заключалась в том, чтобы подготовить и оставить после себя достойного наследника, способного продолжить и завершить начатое.

Такого избранника могла дать только большая, крепкая и сплоченная Семья.

Искандер Двурогий, похоже, так и не понял этого.

Он вообще не имел Семьи, в привычном понимании этого слова.

Потому-то его империя развалилась сразу после его смерти, был убежден Тимур.

С потомством Чингисхана дело обстояло гораздо сложнее.

Летописи, как и «Сокровенное сказание монголов», говорили, и Тимур знал это наизусть, что общее число мужских потомков великого кагана к концу его жизни достигло примерно ста человек – пятеро сыновей, порядка сорока взрослых внуков, а еще много дюжин подрастающих правнуков.

Но только первые четыре сына Чингисхана от его старшей жены Бортэ стали родоначальниками «золотого рода».

Все эти четыре сына – Джучи, Чагатай, Угэдэй и Толуй – были яркими личностями.

Почему же столь достойная смена не смогла завершить начатое отцом, спрашивал Тимур себя и сам же давал ответ.

Беда в том, что два старших сына великого кагана враждовали между собой, и примирить их не удалось, несмотря на все старания отца.

Поневоле Чингисхан назвал своим наследником Угэдэя.

Хан Угэдэй правил неполных 13 лет.

Он даже расширил Монгольскую империю, как на Востоке, так и на Западе, но пристрастился к вину, особенно в последние годы жизни.

Так и умер после очередного пира, перебрав хмельного.

И хотя Угэдэй тоже оставил завещание, в котором назвал имя наследника, но власть в империи перехватила его главная жена Туракина-хатун, женщина некрасивая, властолюбивая, взбалмошная и мстительная, а вдобавок ко всему еще отравительница и колдунья.

За пять лет своего правления она смертельно перессорила между собой едва ли не всех представителей «золотого рода».

Похоже, что великий каган положился кое в чем на волю небес, вместо того, чтобы строже прописать законы престолонаследия, размышлял Тимур.

Потому-то его империя быстро дала трещины и, спустя всего несколько десятилетий, распалась на обломки, часть которых, наследство Чагатая, снова объединил он, Железный Хромец.

Тимур верил, что избежит ошибок, которые совершили его учителя, Искандер и Темучин.

«Способный ученик» не сомневался, что ему дано установить тот единственно правильный порядок, при котором семьсот поколений его потомков будут править счастливо, чтя память о нем, Тимуре, основателе нового «золотого рода».

Он всё успеет. Время еще терпит…

Глава 9 Мудрец,способный зреть вещей основу

Оказавшись дома, я первым делом налил себе стопку из последних запасов и промочил горло. В холодильнике было пусто, в кармане тоже.