Время Энджи

Никита сделал вид, что не слышит, шагнул вперёд. Здесь было всё. Очень много всего. И всё было целым: огромные, наполненные чем-то шкафы, множество незнакомых устройств и невиданных предметов. И необычный запах, словно пыль смешали с чем-то вкусным. Всё осталось от прежних хозяев в нетронутом виде. Никита заметил приоткрытые двери в другие комнаты, подался вперёд, но его дёрнул за рюкзак Эгер. Лицо друга было бледным, глаза белые, губы сомкнулись в полоску.

– В другой раз, Ник. Миха, отметь. Ник, в другой раз придём. Сейчас валим, – он махнул рукой в сторону чернеющего выхода, – быстро! Они услышали.

Никита чуть не взвыл от досады. Эгер был прав, и крыть нечем. Он обвёл взглядом ускользавшую из-под носа сокровищницу. У двери стоял невысокий шкафчик, на котором лежала какая-то мелочь. Дрожащей рукой Никита сгрёб её в кучу. Что-то упало. Прошелестел блокнот, скрипнул фломастер, звякнули застёжки рюкзака. Они выскочили в коридор и побежали. Никита обернулся – яркая белая полоса освещала коридор из открытой двери. Он рванулся назад, зацепился за что-то, и чуть не упал.

– Ты дурак? – Эгер держал его за скафандр.

Друг снова был прав. Они снова рванули за Мишей, быстрее к выходу из тупика. Чужой звук теперь различался даже сквозь собственный отчаянный топот. Сердце бешено колотилось, ноги несли так, словно их было не две, а восемь, но коридор всё равно казался в обратную сторону длиннее.

– Если перекроют проход нам крышка! – задыхаясь прокричал Эгер.

Грохот был совсем рядом, слышались чужие шаги и сиплый механический скрежет. Они поднажали, догоняя Мишу. Перед глазами мелькнули грязные ботинки, фонарик выхватил «015А» на стене. Едва не падая на повороте, все трое проскочили в знакомый коридор, и припустили там с новой силой.

Остановились только у башни. Несмотря на сильнейшую отдышку, постарались задержать дыхание и прислушаться. Удалось не сразу. Никита откашливался, Эгер кряхтел. Миша едва дышала, прислонившись к стене. Никита посмотрел на неё и подумал, что для девчонки она очень даже неплохо бегает. Ему вдруг вспомнилось, как они с Эхой впервые взяли её к Тритону. А тот сказал, что у прежних это было мужское имя. Странно. Но у прежних многое было странным. Никита сунул руку в карман и ощупал трофеи. Сердце согрелось, он представил, как, осторожно очистив их от пыли, будет внимательно осматривать каждую вещь, каждый их изгиб и царапинку, и как они все втроём будут бережно раскладывать его находки на столе, вертеть при ярком свете и фантазировать для чего они могли быть предназначены и как их можно приспособить в теперешнем хозяйстве. И еще, может там окажется голова? Он запустил руку в другой карман. Да еще и двоечка… Сейчас, конечно, на ощупь то не поймешь.

Никита прочистил горло и, глубоко вздохнув, приложил ухо к стене.

– Тихо, – прошептал Эха.

– Угу, – подтвердил Ник.

– Привал тогда.

– Есть хотите? – спросила Миша.

– Миха, – прошептал Эгер, – ты снова в точку. Доставай.

Миша улыбнулась, но фонарики светили в другую сторону и мальчишки этого не заметили. Все начали рыться в рюкзаках, а Никита подумал, что у него замечательные друзья. Ему вспомнилось, как Эгер вступился за него, когда шпана пыталась отнять у него книгу Сола. Тогда он испугался, что, если начать за неё драться, она рассыплется, страницы разлетятся, и хотя с ними вряд ли что-нибудь случиться, собрать их снова в книгу будет очень сложно, одна или две непременно потеряются. А Эгер ворвался, лихой и решительный, как электрический разряд, одного пнул, другого ударил, третьего повалил. Тогда он тоже завертелся, махая кулаками, а потом каким-то непонятным образом в руке друга оказалась эта книга, и Эгер, неровно дыша, протянул её другу. «Не знаю, Ник, нафига ты везде её носишь. Она же тяжелая». Вспомнив это, Никита улыбнулся. Достал из рюкзака книгу, провел рукой по обложке. «Сол Ка Оникс. Путешествие в страну вулканов». Да, странные у прежних были имена. «Сол» – это вот, например, мужское или женское имя? На обложке были покрытые лесом сопки и выступающая над ними гора с белоснежной вершиной. Ничего подобного на Энджи не существовало, книга была про Землю.

– Ник, ты снова носишь этот балласт?

– Это не балласт, – можно было бы обидеться за такое, но только не на Эху. Никита улыбнулся. – Всё хочу Тритона спросить… – он повернул книгу, из-под обложки у неё торчали закладки, – но вот никак случай не выходит.

– Ну ты решительней, Ник, хочешь я напомню?

– Так ты вон про свой блин никак не спросишь.

– А, – хмыкнул Эгер, – так с ним же всё прояснилось. Это – квазимагнитный самоотталкиватель.

– Что? – сдвинул брови Никита.

– Он поднимается и висит. Прямо над полом. Только равновесие не держит. Наверное, вставлялся куда-то. Чето типа носилок, я думаю. Чтобы всякие тяжести легче было перемещать.

– А, – пристраивая книгу в рюкзак, кивнул Никита, – может и так. Но ты молодец, догадливый.

– Угу, – согласился Эгер, – вот я только никак не пойму, почему у тебя все двери открываются? И как ты, кстати, прочухал, что там дверь?

– Какие все, Эха? Было то всего пару раз…

– Сейчас, и еще была, когда мы к провалу ходили. Подсобка там, помнишь?

– Угу, – Никита взял протянутый Мишей бутерброд. – Так ведь пустышка.

– Не об этом речь, – возразил Эгер. – Как тебе это удаётся? Я вот пробовал, и Миша. А у тебя – пи-пи-пи… и открылась.

– Эха, черт, я вообще без понятия, – жуя, произнёс Никита. – Может я просто руки чаще мою?

Миша прыснула.

– Нет, ну серьёзно… – не сдавался Эгер.

– Да не знаю я.… честно.

– А как ты понял, что там дверь за пластиком?

– Тоже не знаю, – Никита сдвинул брови, и решил не выдумывать ничего, не рисоваться перед друзьями, а сказать честно, как есть. – Просто чувствую, как бы… ну, когда рядом… что-то такое… не знаю, как объяснить… ну, будто связанное с чем-то внутри…

– Внутри тебя? – проникновенно шепнула Миша.

– Ну нет… внутри Энджи.

Все замолчали.

– Опа, – произнёс Эгер. – Неожиданно. А ты точно не из этих, – его фонарик дёрнулся в сторону, рассыпаясь в черноте коридора.

– Нет, Эха, мы же сто раз это обсуждали, я точно не из этих. И ты не из этих. И Миха. И псевды вообще тут не при чем.

– А я вот теперь в этом не уверен, – сказал Эгер.

Никита взял второй бутерброд:

– Эха, чего ты докапываешься? Дай поесть.

– Ладно, – поскрёб затылок Эгер, – Завтра еще вернёмся. Там дофига всего, походу. Видели?

– Да-а, – прогудел Никита. – Крутая голова там точно есть.

– Ты это тоже чувствуешь? – язвительно спросил Эгер.

– И не только голова, наверное, – Ник сделал вид, что не заметил вопроса. – Там в комнате дофига всего крутого.

Эгер двусмысленно хмыкнул. Дальше все трое жевали молча. Когда закончили, Миша подошла к башне и сказала:

– Мальчики, вы только не падайте в обморок, но тут такое дело…

– Ой, нет, только не это… – простонал Эгер, – опять что-то девчачье?

– Не совсем, – сказала Миша, – в общем вот.

Свет её фонарика прыгнул на вершину башни, где находилось нечто совершенно невиданное. Оно шевелилось, вращало головой и сверкало глазами. Из Эгера вырвался невнятный хрип, он отскочил, едва не выронив фонарик. Никита испугался и вздрогнул.

– Это с нами от пятнашки.

– Блин, что это? – прохрипел Эгер.

– Птица, – не веря своим глазам, произнёс Никита, – живая?

– Может это робот такой? – засомневался Эгер.

– Эха, друг, ты где видел таких роботов?

– Ну… новый какой…

– Новый робот? Не смеши мои шестерёнки, роботов уже триста лет новых не делают.

– Что значит птица, блин? – дрожащим голосом прошептал Эгер.

Существо выглядело живым. Разноцветные перья лоснились, белая головка крутилась, длинные желтые лапы перетаптывались, скрипя по металлу черными блестящими коготками. Птица приоткрыла клювик и крикнула. Мальчишки чуть не попадали с ног от изумления.

– Не бойтесь, – сказала Миша.

– Блин, я чуть не оглох, нас же выследят, – выпучив глаза, прохрипел Эгер срывающимся шепотом.

– Да, Миша, это не шутки, – поддержал его Никита, – валим. Срочно.

То, что произошло следом повергло мальчишек в окончательный нокаут: Миша подошла к башне, протянула птице руку, та перелетела на её перчатку, девушка поднесла руку к плечу, и птица пересела на него так, будто всю жизнь только этим и занималась.

– Что же вы застыли, как машинки безголовые, – ехидно прошептала Миша. – Валите уже, куда собирались.

Опомнившись, ребята засуетились. Похватали рюкзаки и, прислушиваясь, снова отправились в путь по черным коридорам. Перед фонариком Эгера мелькнула Миша с пёстрой птицей на плече.

– От этого придётся избавиться, – решительно прошептал он.

Глава 3. Хозяин сокровищ

Никита сидел за столом и разглядывал добычу. Ему попалось двенадцать предметов. На самом деле больше, но что-то рассыпалось в кармане, превратившись в мелкую пластиковую пыль. Он поделил трофеи на три кучки. В первую вошли вещи, назначение которых было очевидно: две пуговицы, складной ножичек, какие-то уголки от мебели. Во вторую те, что выглядели как будто понятно, но могли иметь некий второй смысл: крохотная стеклянная бутылка, наполненная загадочным желтоватым порошком, три плоских металлических диска с выгравированными на них непонятными изображениями и похожая на брелок фигурка странного существа на цепочке. Например, брелок выглядел подозрительно, потому что Никита был уверен, что прежние не пользовались ключами, у них были электрические замки. Так что, возможно, это был не просто брелок, или вообще не брелок. В третью группу Никита отнёс вещи, которые мог объяснить только Тритон. Их было всего две: полупрозрачная, гладкая до липкости загогулина размером с большой палец и черный шар, который умел менять собственную массу и не скатывался, куда не поставь. То есть он мог, например, сползти, если положить его на очень наклонную плоскость, но именно сползти, а не скатиться. Кроме этого, он, кажется, менял еще и размер. В конце концов, этот шарик диаметром всего в несколько сантиметров забрал на себя всё внимание Никиты. Он казался живым воплощением фантастического мира прежних, и их непонятного поведения.

Мама крикнула, что к нему пришел Эгер. В дверь тут же пролезла лохматая голова друга:

– Ник?

– Эха, блин, это бомба!

– Да ладно?! – встревожился Эгер.

– Нет, не бомба, в смысле, бомба, но что-то очень крутое!

– Покаж!

–Дай руку. Чувствуешь? – Никита положил шар ему на ладонь.

– Что?

– Сколько весит?!

– Откуда мне знать?!

– Нет, ты запомни сколько весит.

– Это как?

Никита недовольно засопел.

– Ладно, допустим запомнил, и что?

– Теперь дай сюда. Блин, чего такие руки потные?

Эгер растерянно поскрёб затылок, Никита вытер шар, после чего принялся раскачивать его на вытянутой руке, изображая маятник. Брови Эгера поползли вверх.

– Вот, теперь на, держи.

– Ого! – воскликнул Эгер, подкидывая шар в руке. – Как это?!

– Прикинь!

– Круто! Ну он же заметно легче стал, да?

– Да.

– А если бросить?

– Нет… я боюсь, вдруг разобьется.

– Тогда в шахту… ну, привязать конечно…

– Привязать?.. нет… размер он тоже меняет…

Эгер раскрыл рот.

– Да. Только не так быстро, и я еще не понял почему.

– Офигеть…, – протянул Эгер, и, заметив остальные предметы, спросил, – а это что?

Никита рассказал. Друг немного потряс бутылочку с песком, покрутил в руках загогулину, и, объявив её «какой-то фигнёй от робота», вернулся к шару.

– Надо снова к Тритону, – подвёл итог Никита.

Друг скривился:

– Родители устроили мне… – начал он.

– Ты же им не рассказывал? – нахмурился Никита.

– Нет, конечно, – вздохнул Эгер. – Но они, кажется, начали что-то подозревать. Прогнали мне про радиацию, что за периметром типа зона повышенной радиационной нагрузки, типа станем все уродами и всё такое.

Никита усмехнулся, Эгер продолжил, передразнивая речь взрослых:

– Нельзя пренебрегать безопасностью, тебе еще расти и расти, ты же не хочешь, чтобы к сорока годам у тебя выросла вторая голова.

– Было бы круто, – рассмеялся Никита.

– Да, да, – поддержал его Эгер, – а ноги могут завернуться узелком, ты не сможешь ходить, не сможешь работать, а мы станем старенькими, помогать тебе не сможем… ну в общем такое. Еще задвинули про пластик, типа там за сотни лет какой-то пластик разложился, превратился в страшную и опасную смертельную пыль…

Они снова посмеялись, Эгер продолжил:

– Типа если вдохнёшь, потом никаким средством не вытравишь… что пыль прямо вот жуть какая мелкая и вредная… и всё такое.

– И это нам говорят люди, которые носят скафы как одежду, – потёр глаза Никита.

– Вот-вот, – согласился Эгер, – сколько живут, а зачем нужны скафы, так и не прочухали. Радиация, блин.

Мальчишки с пониманием посмотрели друг на друга.

– Миша так и не придумала, чем кормить то существо… – решил поделиться новостями Эгер, – ну… которое с нами от псевд сбежало…

– Это птица, – сказал Никита.

– Птица… – задумчиво повторил Эгер.

Тогда Никита выложил всё, что он запомнил из книги Сола про птиц. Эгер выслушал, ковырнул в носу, вытер палец об штанину и потянулся к шару.

– Дашь покрутить?

Никита насторожился. Эгер приподнял шар над столом и опустил. Раздался глухой стук, шар словно примагнитился к столу.

– Этот предмет требует более пристального изучения, – подражая голосу родителей, произнёс Эгер. – Его необходимо исследовать.

– Давай сначала Тритону покажем, – предложил Никита.

Друг поскрёб затылок, почесал ухо, щеку, и, откусив кусок ногтя, сказал:

– Надо чтобы родители свинтили на подольше, – затем он перевёл взгляд на часы у Никиты над столом. У них было два циферблата. Внутренний делился на двадцать четыре часа, сектора между девятью и восемнадцатью были закрашены в светлый цвет, остальные в тёмный, вокруг них шли минуты. Второй, внешний циферблат поделены на шестьдесят секторов, затем следовали дни, годы и столетия. Из центра торчало пять стрелок разной длины, толщины и цвета.

Эгер зажмурился, растирая глаза ладонями.

– Ник, это не часы, а какой-то апокалипсис.

Никита посмотрел на стрелки, и спокойно произнёс:

– Двадцать часов тринадцать минут сто тридцать второго дня девяносто восьмого года.

– Короче, – опустил голову Эгер, – завтра не получится.

– Жаль, – вздохнул Никита. – В том отсеке столько всего.

Друг молча кивнул. Оба замолчали, Эгер снова взял шар и стал рассматривать его, как будто о чем-то размышляя.

– Я вот что подумал, – произнёс он. – Тот отсек… дверь, ведь она была припёрта чем-то изнутри, верно?

– Ну, – посмотрел на него Никита, – была.

– И замок там работал… и свет горел…

Искорки блеснули в глазах Никиты, он догадался к чему клонит друг, по спине побежали мурашки.

– Значит, – тихо продолжил Эгер, медленно разделяя слова, – там внутри кто-то был.

Глава 4. Иероглиф

Три раза они выходили за периметр: увертываясь от родителей, паковали рюкзаки, подбирали время, чтобы никто не заметил, доходили до башни, и три раза возвращались ни с чем. За «пятнашкой» шумело. Причем так тяжело и плотно, что им быстро становилось не по себе. В черных лабиринтах коридоров что-то зловеще гудело, отдаваясь в коленях, и сдавлено громыхало, позвякивая, и как будто стонало и всхлипывало. Догадываясь о том, кто это, но не зная, каким образом они производит подобные звуки, ребята робели, и, стараясь не показывать вида, подбадривали друг друга неестественно громким шепотом. О том, что надо бы, наконец, разобраться «с этими тупыми псевдами», раздобыть оружие и «навалять как следует», натравить культуристов и всякое такое. После чего разворачивались и тихо плелись обратно, оставляя позади себя Тритона, «015А», и наполненный сказочными сокровищами отсек. Затем, уже дома, Никита с Эгером грустно рассуждали о природе шума, возмущаясь, почему он так долго не проходит, а Миша убегала к своей птице.

В четвертый раз пошли без девчонки: спустились по шахте, проверили разбитого робота, на привале у башни поняли, что без Миши темнота почему-то выглядит чуточку страшнее, а звуки как будто наглее и резче. Однако, на этот раз впереди было спокойно и путь до «пятнашки» открыт. Повеселели, достали бутерброды.

– Ник, слушай, так что если там кто-то жил? – прошептал Эгер.

– Разумеется, там кто-то жил.

– Нет, я к тому, что там прямо сейчас кто-то живет.

– Эха, – закручивая бутылку с водой, сказал Никита, – триста лет прошло. Люди не живут так долго. Это невозможно.

– А ты помнишь, что Тритон говорил про временную яму? Что если в том отсеке тоже была какая-нибудь временная яма, и время там шло не так, как у нас?

Хмыкнув, Никита задумался.

– И типа там в отсеке не прошло столько времени, – прошептал Эгер, – тогда там может быть, вообще, еще живой прежний. Который типа не вымер… ну, в смысле, не улетел в космос…

Никита засопел. Такое вполне могло быть. Теоретически. Маловероятно, конечно, но если представить, что всё же было, значит они с Эгером могут встретиться с человеком, жившим три сотни лет назад. С представителем тех самых людей, которые создали Энджи, и, владея бесконечными знаниями обо всём на свете, могли, например, не просто пользоваться электрическим чайником, тупо найдя его в музее и подмагнитив голову от пылесоса, а даже отремонтировать его, если тот вдруг сломается. Потому что прежние сами придумывали такие вещи, производили и ремонтировали их. У Никиты перехватило дыхание, он даже перестал жевать.

– Тогда получается, что ты у него, ну типа, вещи украл, – трагическим шепотом продолжил Эгер.

Ника бросило в жар, еда сделалась горькой.

– И мне почему-то кажется, что ему это не понравилось, – нашептывал друг. – Мне бы вот точно не понравилось, если бы кто-то вломился ко мне в комнату и стыбзил мой любимый черный шар, пуговицы, бутылочку с порошком, нужную запчасть от домашнего робота, красивый брелок, ручки от шкафа и уголки. Понимаешь? Как ему теперь без всего этого жить?

Никита живо представил, как кто-то ворует его собственные вещи. Вспомнил, что он сам осуждал воровство, обещая самому себе и маме, что никогда до такого не скатится. И вот на тебе – скатился. Он почувствовал, как кровь приливает к лицу и загораются от стыда щеки. Эгер этого не заметил, фонарик его светил в другую сторону, а сам он увлёкся развитием собственных предположений:

– Тогда весь этот шум, происходил потому, что разозлившийся прежний пытался найти ненавистных воришек. Обшаривал ближайшие пластики, бродил по туннелям, гремел там типа всякими своими устройствами, отстреливался от назойливых псевд. Может быть, эти твари его даже схватили, ну типа поймали и успели покусать, но он от них такой вырвался. Да еще и раненый, – с печальным вздохом закончил Эгер. – Представляешь, как он после всего этого озверел?

Никита сглотнул, и, переводя дыхание, едва слышно произнёс:

– У меня всё с собой… мы же отдадим, если что.

– Думаешь, он тебя простит? – хмыкнул друг. – После всего, что с ним случилось? Наверняка, если он заблокировал дверь, у него было и оружие. У многих прежних, я точно знаю, было оружие… а у них такое оружие – вжик и всё – ты кучка пепла.

– Тихо, – перебил его Никита. Ему показалось, что впереди что-то ухнуло.

Фонарики повернулись в сторону туннеля, свет разлетелся по стенам, оставляя посередине глухую черноту. Затаили дыхание, подождали.

– Короче, – Никита взял себя в руки, – история страшная, я испугался, пошли дальше.

Эгер молчал. Фонарик выхватил его лицо, сверкнули глаза, сжатые губы, и дрожащие ноздри.

– Пойдём, – ответил он, не моргая.

– Не волнуйся, Эха. Если что, у меня все вещи с собой, – повторил Никита, опуская фонарик.

Эгер не ответил.

У «пятнашки» свернули, сверились с аккуратными отметками Миши в карте. Никита всматривался в черноту, с каждым шагом убеждаясь, что света впереди нет. Сам тупик теперь не выглядел таким заброшенным и пыльным, как прежде. Пластик был разбросан шире, а дверь оказалась открыта и заблокирована грубым металлическим клином, вбитым у основания её механизма. Пол исцарапан. Шкафы открыты. Пусты.

Пятна света от фонариков метались по отсеку словно сироты, не находя ничего, что могло бы отозваться на их яркий луч отблеском интересной находки. Отсек был выпотрошен до предела, и теперь напоминал рваную промасленную обёртку от съеденного бутерброда. Никита сам не заметил, как зубы его сжались. Обидно, до ужаса обидно, в горле встал комок. Еще немного и от отчаяния выступят слёзы.

– Да не вой ты так, услышат, – прошептал ему Эгер.

У Никиты подкосились ноги, он опустился на колени. Из отсека вынесли всё, и ловить здесь больше нечего.

– Ник, Ник, – из соседней комнаты раздался возбужденный шепот друга, – иди сюда!

Никита вскочил и в три прыжка очутился рядом. Его лицо вытянулось от удивления, глаза полезли на лоб. Вдохнув, он никак не мог выдохнуть.

– Вот, – наконец произнёс он, выставляя вперёд фонарик, – я же говорил.

– Да, – согласился Эгер, – люди не живут так долго.

– А ты яма, яма… где мои пуговицы… Вот!

Перед ними лежало мёртвое тело. Такое старое и кривое, что походило на грязный истоптанный ковёр размером с небольшую вытянутую лужу. Даже череп успел каким-то образом сплющится, хотя в свете фонарика всё обычно кажется выпуклей, чем на самом деле.

– Это, походу, всё, что они нам типа оставили, – сказал Эгер, обводя лучом света окружавшие их стены.

Никита присел, всматриваясь. На мертвеце была одежда: серый комбинезон с капюшоном, останки ботинок, у которых один пластик разложился, а другой нет, и пояс. Никита протянул к нему руку и провёл пальцем по небольшому углублению.

– Ник, да ладно, – хмыкнул Эгер, – такой шмот… даже псевды не берут. Нам он точно не нужен.

– Эха, – отозвался Никита, – тут что-то есть.

– Ядовитый пластик, больше ничего, – Эгер переместился в другую комнату, его шепот отражался низким звоном от металлических стен. – Совсем ничего не оставили, гады. Даже лампочки как-то стырили. Ник, прикинь? Даже лампочки.

В комнате что-то ухнуло. Никита вздрогнул.

– Это я, всё нормально, – донеслось следом.

Оба застыли, прислушались – тихо. Никита поскрёб пыль на ремне. Это была тяжелая металлическая пыль, цепкая и неподатливая. Её нельзя было сдуть или смахнуть, но можно было собрать достаточно сильным магнитом.

– Эха, ты взял этот свой… отталкиватель? – спросил Никита.

С лёгким топотом из соседней комнаты вернулось пятно света, раздалось сопение, щелчок рюкзачного фастекса, шелест.

– Держи!

– Хотя нет, – неуверенно произнёс Никита, – мне кажется, ему это повредит.

– Да брось, Ник, ему уже ничего не повредит. Или ты собрался его на стену повесить? Мне кажется, твоя мама…

– Поясу, – перебил его Никита.

– Чо, – крякнул Эгер. – Поясу? Какому поясу?

Никита стал осторожно очищать пряжку. Тонкий слой слежавшейся вековой пыли покрывал весь труп, словно глазурь, сглаживая неровности и придавая ему неестественный, немного комичный вид, похожий на уродливый барельеф. Пыль не поддавалась. Никите с трудом удалось освободить от неё небольшой прямоугольный участок на животе мертвеца, где мальчишки увидели контрастную закорючку.

– Где-то я это уже видел, – произнёс Эгер, почесывая живот под скафандром.

– Я тоже, – кивнул Никита, – не помню только где.

Закорючка была сложной, похожей на две или три сцепившиеся в объятиях незнакомые буквы. Никита вынул из кармана небольшой ножичек и попробовал подковырнуть пояс. Ножичек выгнулся дугой.

– Сломаешь, – прокомментировал Эгер.

– Как бы его забрать? – отводя ножик, задумался Ник.

– Нафига он тебе сдался?

– Мне кажется, это… ну… что-то необычное.

– Кажется… – нахмурился Эгер, – опять тебе что-то кажется?

– Да, вот смотри, – Никита провёл ножиком в сторону от расчищенного прямоугольника, – от него расходятся какие-то полоски… вот сюда, сюда… к плечам, вниз… видишь?

– Нет, – честно ответил Эгер.

– Блин, ну вот же, – Никита процарапал в пыли расходящиеся от пояса лучи.

Друг приблизился к трупу вместе с фонариком:

– Ну… может и есть чего-то. Только не снять… там всё так въелось. Ты же не собираешься его снимать, Ник? – с опаской спросил он.

– Нет, конечно, – успокоил Никита.

– Ну и всё, пойдём тогда, покажем Тритону шар… ну, и пуговицы с загогулиной.

– Надо срисовать.

– Что?! – чуть не вскрикнул Эгер.

– Знак, Тритону покажем, может он знает.

– Ник! Нафига?

Но Никита уже шелестел рюкзаком, выковыривая из него блокнот и маркер.

– Я быстро, не ссы.