Три дня после Рождества

– Интересную позицию для защиты он выбрал! – заметил генерал. – С испугу можно ударить раз или два, и даже сильно ударить, со смертельным исходом, но…, – он приподнял со стола листки с заключением медэкспертизы. – Эксперты насчитали тридцать три удара, переломы рёбер, грудной клетки, височной кости, черепно-мозговая…Второго, гостя, изувечили и задушили!

На короткое время в кабинете повисло молчание…

Генерал завершил совещание через полчаса. В целом он остался доволен, менее чем за сутки почти все, что связано с убийством, выяснили, одного задержать успели и второй на подходе. А вот с наркотиками надо бы разобраться.

– Вот что, Марк Альбертович, – обратился генерал к начальнику ОМВД, и все разом выдохнули и чуть-чуть расслабились, раз по имени-отчеству назвал, значит дела идут не плохо. – Дело с убийством ясное, остались детали. Но над проблемой наркотиков надо ещё поработать. Наш доблестный наркоконтроль, надеюсь, тут развернётся как следует.

Генерал ласково посмотрел на майора из отдела по контролю за оборотом наркотических средств и тот понял, что работы ему предстоит немерено.

– А чтоб была преемственность в деле, я вам этих двух архаровцев удачливых из убойного отдела ещё на пару-тройку дней командирую. Отчёты составят, да походят пусть по округе. Очень меня этот «симптоный клуб» беспокоит.

Лейтенант Юров выходил из кабинета начальника ОМВД одним из последних, пропустив вперёд всех старших по званию. Дрожь, как не странно, почти прошла, только голова болела невыносимо. Не было никогда в его здоровом молодом теле такой боли.

– Ну что? Полегче тебе стало, нет?

Участливый вопрос Каюрова вызвал очередную паническую атаку, аж мурашки под кожей побежали, – не мурашки, а жуки-могильщики, – и желудок опять скрутило.

– Эк тебя! Генералов боишься? –  наблюдая за лейтенантом, посочувствовал Денис Павлович, но глаза его смотрели сурово. – Ничего, привыкнешь! Ты, главное, горячего побольше пей и всё будет в ажуре!

– Да, непременно.

Оставив ухмыляющегося эксперта в коридоре Герман бросился в выделенный убойному отделу кабинет. Хорошо бы закрыться там, спрятаться от всех и к черту всю вежливость, всю субординацию, все приятельские отношения…К чёрту их всех! Кабинет не пустовал. Присев на стол, Игоряша в красках пересказывал восхищено смотревшей на него Анастасии Франкузовой все перипетии прошедшего совещания.

Герману вдруг страшно захотелось спать. Не отвечать на вопросы, не говорить, не слушать, – только домой и спать. Простое человеческое желание.

– Игоряша, – позвал он жалобно. – Давай домой поедем? Можно нам домой, а?

– Ещё не время, товарищ лейтенант, ещё не время, – Костянко говорил, не отрывая глаз от сияющего лица Насти. – Пойдем-ка лучше проветримся немного, если товарищ младший сержант нас отпустит.

Младший сержант Франкузова не возражала.

День первый. 16

Не обращая внимания на попытки Юрова начать разговор, Игорь потащил его в столовую через дорогу, поверив на слово дежурному, что «вполне достойное место, кормят прилично».

–Давай пожрём сначала, – почти приказным тоном объявил Костянко, внимательно разглядывая меню на стене. – Всё потом, всё расскажешь потом. С утра кроме чужого печенья ничего не жевали.

Старший лейтенант плотно заполнил поднос тарелками, как говорится – первое-второе-третье и сладкий пирожок величиной с ладонь в придачу. В бодром темпе Костяныч поглощал простую, почти домашнюю еду, составляя в стопочку опустошённые тарелки. Герман смирился, сонливость его после короткой пробежки по улице прошла так же внезапно, как и появилась. Сам он, помня требование Палыча, еды не набрал, лишь медленно отщипывал по кусочку от булочки с корицей и маленькими глотками пил кипяток с мокнущим пакетиком зелёного чая. Велено много пить горячего – вот и будем…

На улице царила темень. Лейтенанты устроились на скамейке в ближайшем скверике, подальше от потока машин.

– Рассказывай, что у тебя там? – поёжившись от влажного воздуха, предложил Костянко.

В город заползал туман, начинало моросить и который шёл час было совершенно непонятно, но Игоряша был настроен терпеливо. Большая котлета и толстый пирожок кого хочешь сделают уступчивым, примирят с действительностью.

Герман сидел с бессильно опущенными плечами. Целый день он ждал этого момента, чтобы поговорить и вот, пожалуйста, просто какая-то Катерина Ивановна у Достоевского, закусил свои дрожащие губы и ни звука из груди.

– Ну?

– Понимаешь, мы вчера с Матрешкой поругались, разосрались, как она это называет, по – серьёзному, испортили, вообщем, отношения.

Игорь посмотрел вверх, в темноту, туда, где должно быть небо и тихонько, почти незаметно вздохнул. День сегодня неотвязный, как задался с утра с проблемами, так и тянется, все силы из него, старшего лейтенанта Костянко, вытянул. Никакой радости, одна вязкая липучая пачкотня. Казалось бы и утренних событий избытком, да даже одного Манюни, что так в разнос пошёл, только и нянькаешься с ним, – более чем достаточно. Так нет, и на ночь глядя послужи, друже Игоряша, жилеткой. Чем он провинился? Или это компенсация за встречу с чудесной девушкой? Уравновешивает Вселенная, чтобы он счастьем нежданным не захлебнулся, справился?

– Гер, да у вас дня не проходит, чтобы не пофыркать друг на друга, милые бранятся, только тешатся.

–Забрал её машину, прикатил сюда, так получилось, что сюда, не специально, – словно не слыша реплики Игоряши, продолжил Герман. – Поболтался немного по проспекту. Снег повалил, красивый такой, густой. Народ вокруг веселится, ёлка сияет, и я, как идиот, посреди площади снежинки языком ловлю. Решил – фиг с ней, с Матрёшкой, пусть позлится, а я Рождество по-своему проведу.

Игорь перестал прихлёбывать пиво из банки и внимательно посмотрел на притихшего Манюню.

– Дальше, – потребовал он насторожено.

– Ленку, девушку-ёлку, я случайно встретил в забегаловке, вон там, на углу, – Герман кивнул головой, указывая местоположение ресторанчика. – Она тоже погреться забрела, прилично так уже согрелась к моему приходу. Весёлая девчонка, заводная! Настроение поднялось. Мы сначала коктейли зелёные пили, чтоб гамму цветовую не нарушать. Потом зелёный чай с ромом, ещё что-то не помню уже. Голова дико разболелась, Ёлка полечить предложила. Я даже расстроился, подумал, что на проститутку нарвался, вот и кончилось сказочное Рождество, добро пожаловать в мир обычных развлечений…Противно так стало! А она говорит, «у меня таблетки есть, качество гарантирую, все как рукой снимет». Я попросил зелёную, в шутку попросил. А она бантик на шубке развязала и подаёт круглую зелёную. На Матрёшкин темпалгин похожа, я часто ей покупаю.

Игоряша слушал и лоб его покрывался испариной. Или это морось гуще становится? Все его «past котлетно-пироговое» настроение испарилось, как и не было.

– Часов в одиннадцать нам намекнули, что пора и честь знать, на выход, короче. Мы пошли, хотя народец какой-то в заведении ещё торчал. На улице снег валит как ненастоящий. Ленка предложила на «всенощную» пойти. Я уж думал, что на службу церковную зовёт, а она ржёт и тянет в переулки, чтоб к морю выйти. Пошли. Кругом огонёчки сияют, здорово так! Знаешь, Костяныч, мне давно так легко и приятно на душе не было! Поплутали немножко, снег и ночь кругом, но потом нашли дом. Обычный дом, тёмный, старый, тут много таких. Дверь в подъезд нараспашку. Ленка обрадовалась – значит, говорит, работает и ждут гостей. В подвале там все тусовались. Тесно, музыка шарашит на полную, у меня круги перед глазами, вроде и знакомлюсь с кем-то, а кем не пойму. Потом, помню на диване сижу, рядом ещё кто-то тёплый, мягкий, пушистый. Мы с этим тёплыми пушистым стаканами менялись, пробовали друг у друга, что за пойло, покурить мне дал. Потом я, наверное, уснул, потому что дальше из воспоминаний  только, как мы с Ёлкой шли в обнимку и море шумело где-то рядом…

– Она тебя в дом к учителю привела?

– Ну, не я же! Я никогда на улице той не был. У Матрёшки в этом городе один маршрут. Курортный проспект – ресторан -Променад – ресторан.

– Как вошли?

– Через калитку, наверное. Темно и тихо было, очень тихо, даже ступени не скрипели, когда мы наверх поднимались. Ленка меня усадила и я опять отключился. Очнулся от запаха. Знаешь, такой мерзейший запах и холод собачий. Ощущения хреновые. Я  лестницу нашёл, снизу теплом тянет и опять запах этот, сильнее только, стал спускаться, а там…

Герман все говорил и говорил, то короткими фразами, то приплетая такое количество подробностей, что у старшего лейтенанта голова пухнуть начинала. От всей этой истории, от Манюниного поведения повеяло какой-то тухлятиной. Костянко слушал и не верил. Хотелось вскочить, оттолкнуть от себя это жалостливо ноющее существо и заорать «Вали отсюда, катись!». Но как его прогнать? Ведь это Манюня!

И как теперь быть? Как он будет смотреть в глаза Юрову-старшему? Может и его вина в этом есть? Перетащил друга из Питера на болота морские, оторвал от привычного окружения, жениться почти насильно уговорил, оставил без поддержки, вот вся дрянь накопилась и выдавилась…

– На вопросы в состоянии ответить? – спросил Игорь очнувшись, словно от дурного наваждения.

– Да, – растерянно произнёс Герман, прервав поток сказаний о своих переживаниях.

– Ты передоз ей специально устроил?

– С ума сошёл? Я схватил, что под руку попалось! Надо было остановить её! Эта вонь!Ты бы видел этот глаз!

– Я видел, чуть позже, при белом свете. Второй вопрос – на хрена ты так с уликами нагадил? Что тебе помешало правду рассказать?

– Когда и кому? Генералу? Всей компании честной? Я пытался, не говори, что я не пытался рассказать! Я же позвал вас с Палычем обратно, а мог бы зачистить всё и уйти!

– Так ты у нас честный, порядочный и отдел из под удара выводил?

Костянко отстранился и даже встряхнулся всем телом, словно желая скинуть с себя и капли от покрывшей куртку мороси, и все слова, что произнёс только что его Манюня.

– И что мне прикажешь с этим делать? – Игоряша почти с ненавистью оглядел сидящего рядом Германа.

Никогда теперь, совсем никогда, не будет так как было.

Юров понуро смотрел куда-то под ноги. Бутылка безалкогольного пива, которую купил для него Костяныч, прежде чем они устроились на скамейке, мелко подрагивала в его руках. Он попытался сделать глоток, но только опять всё расплескал.

– Спасибо, что рассказал все это не за ужином, – в голосе друга не было ни капли сарказма.

–Что мне делать, Игорь? Что теперь будет?

Костенко развернулся всем телом и с удивлением посмотрел на Юрова.

– Ты теперь у меня спрашиваешь, что делать? Вывалил на меня все это говно – разгребай, друг любимый! И сидишь тут как побитая собака.

– Мне совет твой нужен, а ты обзываешься! – Герман чувствовал себя обиженным.

– Нашкодившая наглая псина. Ты ещё глазки няшные сострой как обосравший дорогой диван бассет.

Игоряша зло сощурился и, прицелившись, запустил пустую пивную банку в ближайшую урну. Раздался сильный грохот, от которого они почти синхронно вздрогнули.

– Зачем ты врёшь, Манюня? Тебе не нужен мой совет, ты давно, ещё утром, все для себя решил. Тебе нужны от меня действия. Такие дружеские, твою мать, действия, полностью тебя обеляющие. Невинная жертва, твою…!

Игорь замысловато выругался. Лицо Германа неожиданно исказила уродующая симпатичные обычно черты гримаса. Казалось, что он еле сдерживает себя. Игоряша ждал, что Юров заорёт, выплеснет весь свой грех, свой страх и … И напомнит другу о давно минувшем деле, когда он, Юров, бросился на помощь не раздумывая, прикрыл, так сказать, хлипкой мальчишеской грудью.

Дело это, действительно, было давним.

В параллельном классе с ними училась девочка Катя…

День первый. 17

В параллельном классе с ними училась девочка Катя. На Игоряшин вкус – он бы в её сторону и не посмотрел, но все вокруг считали её очень красивой, породистой – тоненькая, с короткой мальчишеской стрижкой, подчёркивающей изящной