Эхо Разлома

Эхо Разлома

9 марта 2239 года

Зоар Лео де Эрдёд Пальффи

© Зоар Лео де Эрдёд Пальффи, 2025

ISBN 978-5-0067-1875-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дорогие читатели!

Вы держите в руках историю о хрупкости нашего мира, о мечтателях, которые, стремясь изменить реальность, оказались на её краю. Эта книга – не просто рассказ о героизме или борьбе. Она – о людях, их страхах, потерях, надеждах и отчаянном желании выжить, несмотря ни на что. Я хотел бы, чтобы, погружаясь в этот мир, вы почувствовали себя частью этой команды – их тревог, боли и парадоксов их выбора.

Но больше всего мне хочется, чтобы эта история напомнила вам о главном: даже в самой тёмной бездне всегда есть место для света – во внутренней силе, в доверии друг к другу, в стремлении к искуплению.

Благодарю вас за то, что вместе с героями вы отправитесь в это опасное путешествие, чтобы узнать правду о границах самого бытия и о том, что делает нас людьми.

Когда я впервые взялся за эту книгу, я и представить себе не мог, насколько глубоко она проникнет в мою душу. Это история о мире, рухнувшем под тяжестью собственных ошибок, о людях, чьи жизни были разорваны на части, но которые всё равно нашли в себе силы идти вперёд. Это рассказ о потерях, о вине, о надежде и, прежде всего, о том, как мы можем найти свет даже в самых тёмных уголках своего сердца.

Герои этой книги – Кайл, Эва, Лина и Дрейк – стали для меня чем-то большим, чем просто вымышленными персонажами. Они – отражение наших страхов, наших сожалений, наших самых сокровенных мечтаний. Их путь через разрушенный мир, через Разломы, разрывающие не только реальность, но и души, – это путешествие к принятию, к пониманию того, что даже в хаосе есть место для искупления.

Я искренне надеюсь, что эта история затронет ваши сердца так же, как она тронула моё. Пусть она станет для вас напоминанием о том, что даже в самые мрачные времена в нас живёт сила – сила бороться, любить и верить, неся в себе эхо тех, кого мы потеряли, и надежду на новый рассвет.

С теплом и верой,

Zohar Leo Palffy de Erdod

Пролог: «Разрыв»

9 марта 2239 года. Лаборатория «Квантовая Заря», сектор 17.

Кайл обожал утро в жилом модуле станции. Элла, его маленькое солнце, часто просыпалась раньше Марии и устраивала «утренний концерт» – пела свои незамысловатые песенки, пока её игрушечный робот, скрипучий и видавший виды, маршировал по столу. В такие моменты лаборатория – этот гудящий улей передовых технологий и скрытых рисков – казалась далёким, почти нереальным миром. Их крошечная семейная идиллия была как бы вне времени. Иллюзорная – потому что напряжение надвигающегося эксперимента уже витало в воздухе, как грозовая волна, которую они старались не замечать.

Воздух дрожал. Не от жары и не от холода – от чего-то более глубокого, чего-то, что рождалось в самых недрах реактора. Казалось, сама реальность натянулась, как струна древнего, расстроенного инструмента, готовая лопнуть с оглушительным диссонансом. Кайл Рейн стоял у контрольной панели; его пальцы, обычно уверенно порхающие по сенсорам, застыли над экраном, а в расширенных зрачках отражался бледный, тревожный свет индикаторов.

– Мы на грани, Кайл, – голос Эвы Картер срывался на металлические нотки через коммуникатор. Даже сквозь помехи он чувствовал страх своей коллеги, смешанный с привычной стальной решимостью. – Если не запустим стабилизатор сейчас – всё рухнет. Ты слышишь? Энергия выходит из-под контроля! Мы её теряем!

На маленьком голографическом окне в углу панели сдержанно улыбалась его жена Мария. Но в её глазах, таких родных и любимых, плескалась тревога, которую она отчаянно пыталась скрыть от Эллы. Эта улыбка резанула по сердцу Кайла острее любого осколка.

– Папа, держи! – крикнула Элла в камеру. Её звонкий голосок прорвался сквозь гул лаборатории, словно светлый ручеёк. Девочка поднимала к экрану свою открытку, усыпанную дешёвыми, но такими драгоценными блёстками. – А ты обещал! Ты обещал вернуться к ужину!

Эти слова, невинные и требовательные, эхом отдавались в сознании Кайла, сплетаясь с воплем Эвы. Обещания… Они теперь несли не просто груз, а раскалённую цепь угрызений совести.

Он слышал. Но не мог оторвать взгляд от этого окна – крошечного портала в ещё живую жизнь. Они были так близко – всего в трёх сотнях метров по прямой, за бронированным стеклом и слоями защитных барьеров, которые теперь казались тоньше паутины. Пятилетняя Элла, с её смешными, туго заплетёнными косичками, которые всегда растрепывались к вечеру, держала в руках открытку с кривой, но такой искренней надписью: «Папа – герой». Он обещал быть с ними через час – после финального, триумфального теста. Час, который должен был изменить мир.

– Кайл! – рявкнула Эва. Её голос почти потонул в нарастающем вое сирен. – Реактор на 112%! Проклятье, Арден ошибся! Эта первоначальная флуктуация… – она не помеха! Мы должны были…

Голос исчез, потонул в низком, вибрирующем гуле, поднимающемся из самого сердца лаборатории – изнутри их амбиций и ошибок. Пол задрожал с такой силой, что Кайл едва устоял, и в тот же миг центральный экран вспыхнул ослепляющим красным:

КРИТИЧЕСКАЯ АНОМАЛИЯ. ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ РАЗРЫВ НЕИЗБЕЖЕН.

По его виску скатился ледяной пот. Этого не должно было случиться. Они рассчитали всё до мелочей. Квантовая энергия – их детище, их надежда – должна была стать спасением умирающей планеты. Её бесконечным источником. Но они упустили нечто фундаментальное. Возможно, ту самую «несущественную помеху», о которой кричала Эва.

И вдруг – тишина. Абсолютная, оглушающая, словно мир на миг забыл, что такое звук. Мгновение вечности. А затем – взрыв. Не звук. Не вспышка. А разлом в самом бытии. Словно ткань реальности лопнула, раскололась пополам, обнажив нечто древнее и чудовищно чуждое.

Кайл упал на колени. Стекло перед ним – бронированное, надёжное – треснуло, покрылось сетью серебряных паутинок и разлетелось на мириады осколков. За ним, в жилом модуле, он увидел, как пространство изгибается. Стены волнообразно искажались, будто сделанные из воды, цвета смешивались в тошнотворную какофонию, а затем начали рваться, как ветхая ткань, обнажая тёмную, пульсирующую, светящуюся изнутри пустоту. Разлом. Первый Разлом. Он увидел, как Мария, его Мария, схватила Эллу, прижала к себе. Увидел, как её губы беззвучно закричали его имя – беззвучно, потому что звук уже не имел власти. Пустота поглотила их – медленно, как в кошмаре – затянула в свою чёрную ненасытную пасть. Осталось только эхо – низкое, вибрирующее, гудящее прямо в его черепе, в его душе.

– Нееет… – голос сорвался в звериный хрип. Он пополз к разбитому стеклу, не замечая, как острые края режут ладони, оставляя кровавые следы на металлическом полу. – Мария! Элла!

Но там, где был их уютный модуль, осталась лишь зияющая трещина в реальности. Светилась призрачным, неземным светом – трещина в мире, в его жизни. Кайл тупо смотрел в неё, в эту рану на теле мира, пока оглушительные сирены не заглушили его мысли, а лаборатория – их храм науки и надежды – не начала рушиться, погребая под обломками не только его семью, но и весь прежний мир.

Это был конец.

И начало бесконечного кошмара.

Глава 1: «Последний Бастион»

2247 год. Город-укрепление «Последний Бастион», зона 3.

Кайл Рейн проснулся от воя сирены, пронзительного и привычного, как собственное дыхание. Звук резал влажный, тяжёлый воздух металлического ящика, который здесь, в «Последнем Бастионе», гордо именовался жилой комнатой. Он лежал на узкой, скрипучей койке с продавленным матрасом. Потолок, покрытый ржавчиной, словно запекшейся кровью, мигал от тусклого, неровного света единственной лампы, которая, казалось, держалась на одном честном слове и паре оголенных проводов. Всепроникающий запах сырости, старого железа и неистребимого человеческого отчаяния был постоянным спутником в «Последнем Бастионе» – городе, выстроенном горсткой выживших из обломков старого мира, чтобы укрыться от ужаса, царящего снаружи.

«Последний Бастион» возвышался, словно циклопическая крепость на краю бездны – хаотичный, многоуровневый лабиринт из ржавых стальных плит, остатков разбитой военной техники и потрескавшихся бетонных конструкций. Фонари, питающиеся энергией умирающих, кашляющих генераторов, излучали дрожащее янтарное свечение – как больные глаза зверя, притаившегося во тьме. Надежде здесь не осталось места – она умерла вместе со старым миром, оставив после себя лишь горький привкус. Здесь не было даже полноценных улиц – лишь низкие, тесные коридоры, исписанные граффити отчаяния и объявлениями о пропавших без вести жильцах, ставших со временем подобием воспаленных нервов города. В этих артериях доносился тихий шёпот о тенях, пляшущих на краю Пустоши, о голосах, зовущих из Разломов. Маслянистый, едкий запах старого топлива и гниющего пластика въедался в одежду, кожу, в самые легкие. Здесь не было места мечтам – только выживанию, звериной борьбе за каждый глоток воздуха, за каждую пайку безвкусной пищи. Иногда, в редкие моменты затишья, до Кайла доносились слухи о странных культах, возникающих в самых темных закоулках Бастиона. Люди, доведённые до безумия, искали смысл в Разломах, поклоняясь Теням, пытались заключить с ними немыслимые сделки.

Он не знал, что такое сон. Не спал по-настоящему. Восемь долгих, нескончаемых лет. Сны, если они осмеливались прийти, были хуже реальности – бесконечные, мучительные повторы того дня, когда всё рухнуло. Мария. Элла. Их лица, любимые, искажённые ужасом, исчезающие в ненасытной утробе Разлома. Кайл провёл дрожащей рукой по небритому, осунувшемуся лицу, пытаясь стереть эти образы, но они были выжжены в его памяти, как клеймо.

– Эй, Рейн! Ты там живой, или Тень уже прибрала твою заблудшую душу? – грубый, прокуренный голос пробился сквозь тонкую металлическую стену, сопровождаемый глухим стуком. – Совет ждёт. Говорят, у них для тебя особое задание. Не заставляй их нервничать, а то снова отключат твою пайку, будешь питаться ржавчиной со стен.

Кайл криво усмехнулся. Гаррет, старый механик и седой ворчун с золотыми руками и едким языком, был одним из немногих, кто ещё разговаривал с ним без открытого презрения. Большинство в Бастионе избегало его. Кто-то из первобытного страха – не исключено, что он принёс с собой что-то из «Квантовой Зари», кто-то – из ненависти. «Учёный, убивший мир», – шептались за спиной, когда думали, что он не слышит. Он не спорил. Возможно, они и правы. Вина была его постоянным спутником, его тенью.

Он натянул потёртую, залатанную куртку, машинально проверил, на месте ли его старый нейроинтерфейс – браслет, что когда-то соединял его с сердцем лаборатории, а теперь был лишь болезненным напоминанием о прошлом. О тех днях, когда он верил, что может изменить мир. Затем вышел в узкий, плохо освещённый коридор, где воздух был ещё тяжелее – от запаха перегоревшего топлива, несвежей еды и концентрированного отчаяния. Над головой, за мутным исцарапанным защитным куполом, виднелись трещины в самой реальности – Разломы. Их светящиеся, пульсирующие края мерцали, как живые, голодные раны. Они были повсюду. Некоторые – маленькие, как царапины от когтей неведомого зверя. Другие – огромные, зияющие дыры, из которых иногда вытекали аномалии: временные сбои, искажающие восприятие, гравитационные ловушки, способные расплющить человека в лепёшку, или движущиеся тени, от которых веяло могильным холодом.

Кайл пробирался через редкую утреннюю толпу в центральной зоне, где люди – измождённые, молчаливые, с потухшими глазами – уже выстраивались в очередь за дневными пайками. Дети, слишком худые и серьёзные для своего возраста, с недетской тоской во взгляде, смотрели на него пустыми глазами. Он отвёл взгляд. Ему нечем их утешить. Их будущее такое же серое и беспросветное, как небо за куполом.

Здание Совета, если можно было так назвать этот угрюмый конгломерат бетона и стали, находилось в самом сердце Бастиона – бывший военный бункер, теперь окружённый несколькими рядами импровизированных баррикад и молчаливой, напряжённой охраной.

Этот бункер – одна из немногих уцелевших структур Программы «Укрытие XXI», когда-то амбициозного проекта по созданию автономных убежищ на случай глобальной катастрофы. Он был рассчитан на пятьсот человек и мог существовать без внешнего снабжения не менее десяти лет. Многоуровневая конструкция уходила глубоко под землю: верхние ярусы служили административными и техническими зонами, ниже находились склады, водоочистные станции, резервуары, а самые нижние уровни, по слухам, были закрыты ещё до катастрофы – заблокированы автоматически после инцидента, о котором никто не говорил вслух.

Говорили, что здесь планировали сохранить не просто тела, но и саму цивилизацию – в серверных хранились цифровые архивы культуры и науки, в лабораториях стояли замороженные инкубаторы с эмбрионами, а в закрытом секторе дремал искусственный интеллект, созданный для «поддержания человеческого наследия». Только вот никто не знал, остался ли он активен… или сам стал частью Пустоты.

После Разрыва в 2239-м и последовавшего коллапса, сюда первыми добрались военные – уцелевшие части Северного Альянса. Именно они основали Совет и стали новой властью, опираясь на оружие, страх и дисциплину. Со временем к ним присоединились выжившие учёные, инженеры, охотники, беглецы. Некоторые приносили с собой технологии. Некоторые – проклятия.

Сейчас бункер был похож на переваренную легенду: снаружи – грубый, изъеденный временем монолит, внутри – шумный улей, в котором жизнь цеплялась за ржавчину и серую надежду. Люди здесь не жили – они существовали. Влажный воздух, плесень в стыках плит, вечный гул генераторов, мутная вода и еда без вкуса – всё это было нормой. Дети рождались прямо в мед-отсеках, среди капельниц и сирен. Старики исчезали без следа: кто-то умирал, кто-то уходил в Пустошь добровольно, не выдержав.

Но несмотря ни на что, бункер держался. Он стал крепостью. Сердцем Бастиона. Последним местом, где люди ещё пытались называть себя людьми.

Кайл прошёл через вибрирующий сканер, игнорируя холодный, оценивающий взгляд охранника, и вошёл в тускло освещённый зал, где за длинным, грубо сколоченным столом сидели пятеро. Совет – последние, самопровозглашенные остатки власти в этом умирающем, агонизирующем мире. Во главе стола сидела командующая Рива Стерн – женщина с лицом, высеченным из гранита, и глазами, которые видели слишком много смертей и слишком мало надежды. Её коротко стриженные седые волосы и строгий военный китель лишь подчеркивали её железную волю.

– Рейн, – её голос резал, как треск помех в старом, изношенном коммуникаторе. Резкий, сухой, лишённый эмоций. – Мы обнаружили новый Разлом. Кодовое название – «Эхо-7». Данные с дронов, тех немногих, что вернулись, показывают: внутри может быть источник стабильной энергии. Возможно, даже способный закрыть эти проклятые трещины. Раз и навсегда.

Кайл замер. Его сердце, обычно работавшее ровно и устало, сбилось с ритма, а затем застучало тяжелее, чем обычно, отгоняя кровь к вискам. Закрыть Разломы. Ради этого он влачил своё жалкое существование все эти восемь лет. Призрачная, почти безумная надежда, не дававшая ему окончательно утонуть в пучине вины. Но он знал: Совет не зовёт просто так. Их голоса, их взгляды – всегда с подтекстом. Всегда со скрытой ценой.

– И что? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и равнодушно, хотя внутри всё кричало. – Хотите, чтобы я проанализировал данные? Или… у вас есть очередной самоубийственный план?

– Нет, – перебила Рива. Её взгляд, острый как лезвие, впился в него. – Мы хотим, чтобы ты возглавил экспедицию. Внутрь «Эхо-7».

Он вздрогнул. «Эхо». Это слово преследовало его восемь лет – как отзвук голоса дочери, как глухой отклик его собственной разрушенной жизни. Теперь оно возвращалось как шанс искупить всё – или окончательно потерять остатки себя.

– У тебя неделя на подготовку команды, – продолжила Стерн, не давая опомниться. – Если откажешься – мы найдём другого. Но ты знаешь, что никто, кроме тебя, чёртов гений, не понимает природу этих Разломов лучше. Ты их породил – тебе и разбираться.

Кайл сжал кулаки под столом так, что ногти впились в ладони. Внутрь. Туда, где реальность ломается. Где разум становится злейшим врагом. Где тени обретают плоть. Он знал, что происходит с теми, кто возвращается из Разломов – если вообще возвращается. Пустые оболочки. Выжженные души. Но в самой глубине его сознания, за толстыми слоями боли, вины и отчаяния, шевельнулась крохотная, ядовитая тень надежды. А что, если там, в этом новом «Эхо», он найдёт их? Не просто отголоски их голосов, а след. След Марии и Эллы.

– Я согласен, – сказал он тихо. Почти шёпотом. Но в этом шёпоте звучала сталь, выкованная годами страданий. – Дайте мне всё, что у вас есть на «Эхо-7». Все данные, все ресурсы. И я найду ваш источник. Или умру, пытаясь.

Рива Стерн кивнула. Медленно. И в её каменных глазах на мгновение мелькнуло нечто… похожее на застарелую жалость. Или, может быть, это было предупреждение. Кайл не знал, что хуже. И, честно говоря, ему было уже всё равно.

Глава 2: «Осколки доверия»

2247 год. Город-укрепление «Последний Бастион», зона 5,

тренировочный сектор.

Кайл Рейн стоял на краю тренировочной площадки – огромного, гулкого пространства, некогда бывшего частью военного склада, а теперь превращённого в арену для оттачивания навыков выживания. Ржавые металлические стены, испещрённые вмятинами от шальных выстрелов и энергетических разрядов, смыкались над головой, создавая ощущение замкнутой клетки. Воздух здесь был густым, пропитанным едким запахом пота, въевшегося машинного масла и горелого пластика – напоминавшем о бесконечных стрельбах по импровизированным мишеням, которые солдаты Бастиона без устали расстреливали. Где-то в углу что-то потрескивало, словно само пространство здесь медленно сгорало изнутри. Над головой, за мутным, грязным куполом защитного поля, зловеще пульсировал мертвенно-синий свет Разломов – как напоминание о том, что любая безопасность здесь иллюзорна. Временная. Хрупкая. Кайл сжал челюсти, не отводя взгляда от трёх фигур, стоящих у дальнего края. Совет назначил их без предупреждения, без обсуждений. Просто поставил перед фактом. Они были его командой. Его единственным шансом. И, возможно, его смертным приговором.

Первая – женщина, стоявшая чуть в стороне, вызывающе скрестив руки на груди. Эва Картер. Её лицо, прорезанное тонкой сетью преждевременных морщин, казалось старше её тридцати с небольшим. Длинный, застарелый шрам, тянущийся от виска к подбородку, придавал ей вид человека, который не просто видел слишком многое – он платил за это собственной кровью.

Шрам едва заметно пульсировал, когда она хмурилась. Кайл невольно вспомнил тот день в «Квантовой Заре», когда осколок взорвавшейся панели оставил эту отметину… или это было что-то другое? Что-то, о чём она никогда не говорила? Она была инженером – одной из лучших в Бастионе, если верить скупому досье. Но Кайл знал её задолго до катастрофы. Они работали вместе, бок о бок, над проектом, который должен был спасти мир. А в итоге разрушил его. В её холодном, оценивающем взгляде он видел не только профессиональный интерес. Там была и тень прошлого. Затаённая обида. Невысказанные обвинения. Эва знала, что он винит себя. И, без сомнения, винила его тоже. Хотя, возможно, и не только его.

– Рейн, – голос её резанул, как треск статических помех в сломанном передатчике – каждый звук отточен и выверен. – Надеюсь, ты не думаешь, что нас ждёт увеселительная прогулка по Пустоши. Я видела, что Разломы делают с людьми. И с техникой. Если не готов идти до конца, если в тебе осталась хоть капля сомнения – скажи сейчас. Я найду другого. Того, кто не станет обузой.

– Я готов, – ответил Кайл, сдерживая раздражение, которое всегда поднималось в нём при каждом разговоре с ней. Её прямолинейность граничила с жестокостью. – А ты? Ты ведь тоже была там, Эва, когда всё началось. Не боишься, что прошлое снова вцепится в горло? Что твои собственные «эхо» окажутся громче моих?

Её глаза, цвета холодной стали, на мгновение сузились. Уголок рта, не тронутый шрамом, дёрнулся едва заметно. Она промолчала, и в этом молчании прозвучало всё. Предупреждение. Напоминание. Кайл отвёл взгляд, чувствуя, как в груди снова сжимается что-то тяжёлое, похожее на сгусток холода. Эва была проблемой – сложной, многослойной. Но без её уникальных знаний о квантовых системах и способности выжимать максимум даже из груды ржавчины… В Разломе они не протянут и дня.

Рядом с ней, контрастируя с её жесткостью, стояла девушка – почти ребёнок на фоне измождённых, опаленных Пустошью лиц Бастиона. Лина Сайрус. Медик. Едва за двадцать пять, хотя выглядела и того моложе. Светлые волосы выбивались прядями из-под медицинской банданы – привычный небрежный хвост распался. В огромных серых глазах жила открытость, почти наивная, чуждая этому миру ржавчины, отчаяния и вечной борьбы. В руках она держала потёртый планшет; на экране мерцали диаграммы – вероятно, медицинские данные по выживанию в аномальных зонах или записи пациентов. Когда Кайл посмотрел на неё, Лина улыбнулась – слабо, но искренне. Улыбка, как луч солнца в затхлой камере, кольнула неожиданным теплом и… заставила его почувствовать себя неловко. Он давно отвык от таких незамутнённых человеческих жестов. От такой простоты. И на миг вспомнил Эллу, её такую же открытую, тёплую улыбку… Кайл поспешно отогнал воспоминание. Не время.

– Доктор Рейн, – её голос звучал мягко, почти мелодично, но в глубине слышалась неожиданная твёрдость. – Я рада работать с вами. Я… читала ваши ранние работы. До… ну, до всего этого. Ваши теории о пространственных флуктуациях… они были гениальны. Если мы действительно найдём источник энергии в «Эхо-7», это может спасти тысячи жизней. Я верю, что у нас есть шанс. Он должен быть.

Кайл лишь коротко кивнул, не найдя в себе сил ответить. Её непоколебимая светлая вера, оптимизм, доверие к нему – тому, кого большинство давно сочло монстром, – были как острое лезвие, вонзающееся в старую, незаживающую рану. Он не хотел надежды. Надежда делала боль невыносимой, когда всё снова рушилось. Но Лина, похоже, не замечала ни его молчания, ни мрачного взгляда. Она продолжала быстро печатать что-то на своем планшете, словно мир не стоял на грани окончательного коллапса, а они не собирались шагнуть в пасть чудовищу.

Последним был мужчина, вальяжно расположившийся на краю металлической скамьи. В руках он с ленивой, почти хищной грацией вертел боевой нож – острый, как бритва, – вырезая что-то замысловатое на куске старого пластика. Дрейк Холт. Бывший солдат сил специального назначения, если верить слухам. Ныне – наёмник, чья репутация в Бастионе была гремучей смесью животного страха и плохо скрываемого отвращения. Высокий, мускулистый, с коротко стриженными тёмными волосами и татуировкой в виде оскаленного черепа, обвитого терновым венцом, на мощной шее – он выглядел так, словно не просто привык к хаосу, а питался им. Жил в нём. Наслаждался каждым его проявлением. Когда Кайл встретился с ним взглядом, Дрейк хищно ухмыльнулся, обнажив ряд ровных зубов, как у акулы. Один из них блеснул металлическим имплантом.

– Ну что, учёный, – протянул он; голос низкий, с хрипотцой, как скрежет металла по стеклу. – Говорят, это ты тот самый парень, который нажал на большую красную кнопку и устроил всем нам этот весёлый апокалипсис.

Он прищурился, по-прежнему играя ножом, как кошка – умирающей мышью.

– Может, просветишь нас, дилетантов, как затащить наши задницы в это ваше «Эхо» и, главное, вытащить их обратно? Или ты один из тех психов с комплексом бога, которые ищут, где бы красиво сдохнуть… прихватив с собой компанию? Видал я таких. Всегда заканчивают хреново – и для себя, и для окружающих.

Он чуть наклонился вперёд, понижая голос до почти интимного шепота:

– Или, может, ты ищешь там что-то… или кого-то, кого потерял? – добавил Дрейк тише, его ухмылка расширилась, став почти карикатурной. В глазах сверкнуло недобрым огоньком – остро, цепко, точно он подцепил что-то важное. Кайл не ответил. Но желваки на скулах выдали всё.

– Ты здесь только за этим? Чтобы язвить? – Эва перебила резко, почти срываясь. Руки на груди сжались так сильно, что побелели костяшки. Шрам на её лице, казалось, стал темнее. – Думаешь, это игра, Холт? Что нас просто запихнули в «Эхо-7» ради чьей-то забавы? Или чтобы посмотреть, как быстро мы перегрызём друг другу глотки?