Между седьмым и восьмым

– А я.

– А я видел и слышал, – врач быстро и почти бесшумно прошёл к Катькиной кровати, сдвинул в сторону – достаточно резко – маму и Лорку, присел рядом с тринадцатилетней пациенткой, убрал подушку с её головы, прохладной рукой коснулся Катькиных висков. Потребовал – Перевернись на спину! – тут же задержал движение поторопившейся Катьки: – Не так резко! – внимательно посмотрел в глаза. Усмехнулся и попросил: – Язык покажи.

Катька высунула. Слегка.

– Ты всегда так дразнишься? – врач усмехнулся ещё раз. – Мне весь язык надо.

– Я не дразнюсь, – ответствовала Катька. – Уже давно, – уточнила: – Старая я, чтобы дразниться.

Она думала, что врач начнёт смеяться, скажет, что её жизнь только начинается, будет «комплиментить»…

– Да, старая, – согласился мужчина. – Была бы молодая, исполняла бы то, что взрослые требуют.

Катька округлила глаза: вот это наглость!

Мама тронула врача за рукав:

– Простите…

– Не прощаю! – доктор поднялся с кровати. Глянул на Катьку: – Сейчас пришлю медсестру, она тебе укольчик сделает. С кровати не вставать. Захочешь в туалет, зови. Пост рядом с твоей палатой. Медсестра подойдёт, даст утку. Понятно?

Катька пожала плечами, давая понять, что ну как бы, вроде.

Маму и Лорку врач вывел из палаты, взяв за плечи – подталкивал перед собой:

– Приедете завтра. Проведать. Если захотите. Если нет, послезавтра заберёте. Потому что ничего такого серьёзного. Ну, если вдруг хуже будет, хотя. Тогда через два дня заберёте. А сейчас – домой, домой.

На какое-то время наступила тишина, которая Катьку… напугала. Недавно она смотрела по телевизору ужастик, так там тоже в больничной палате женщина осталась одна. И в полной тишине какая-то тень спустилась с потолка и с хрустом и чавканьем съела вопящую тётку.

«Заорать?» – подумала Катька, с тревогой глянув на потолок; тот был сер и неприятен. Теней на нём не наблюдалось. «Может быть, пока там никого? А потом, позже, только отвернусь или закрою глаза…»

Когда дверь палаты распахнулась, Катька уже настолько была на взводе, что чуть не завопила: «Мама!». С трудом удержалась от крика, но не от слов – сказала тихонечко:

– Ой, ма.

– Всего лишь укол! – вошедшая в палату медсестра держала в руках шприц, укрывая иглу кусочком ваты.

– В руку? – спросила Катька, глазами показывая на шприц.

– Нет! – усмехнулась медсестра. – Внутримышечно.

– Чего-о? – не поняла Катька.

– Взад! – одним словом произнесла медичка – полная, явно за сорок лет тётка.

– У меня нет зада, – замотала головой Катька. – У меня попа.

– Значит, в неё! – медсестра смахнула в сторону одеяло, заставила Катьку перевернуться на живот, оголила ягодицы и, как показалось Катьке, с наслаждением воткнула иглу в самое чувствительное место.

«Как они выбирают именно то самое место?!»

– Уй-ё-о!

– Терпи! – посоветовала медсестра. И тут же озаботилась: – Но если в туалет хочешь, не терпи! Утка под кроватью. Возьмёшь, отольёшь и обратно поставишь.

– А врач сказал, что это вы утку дадите, – Катька морщилась, приходя в себя после укола.

– Ага! – ответила медсестра. – Счас! У меня сорок человек в отделении! И ни одной санитарки! Знаешь, сколько санитарки получают?

Катька не знала.

– Вот! – сказала медсестра. – Тогда, если захочешь, что можешь, делай сама. Понятно?

– Ну… – Катька пожала плечами. И встревожилась: – А я здесь что, одна останусь? В палате.

– А чем тебе не нравится? – деланно возмутилась медичка. – Тишина, покой. Все условия.

– А… – сказала Катька.

– А если грустно, телефон возьми и поиграй. Телефон у тебя есть?

– Не знаю, – Катька задумалась и впервые глянула на саму себя как бы стороны.

Одета она была в домашнее – шорты и футболка. И всё. Привезли её в больницу как есть. Смартфон, значит, остался дома.

– Ну тогда спи! – медсестра уже переминалась около двери. – Тоже польза, – впрочем, ушла она не сразу. – Мне кажется, или гудит что?

– Где? – Катька осторожно обвела взглядом палату.

– Да где-то тут, – медсестра махнула рукой на тумбочку у Катькиной кровати.

На тумбочке стоял пакет. И… гудел.

– Там! – медичка издалека ткнула в него пальцем. – Это что?

– Это мама оставила, – ответила Катька и чуть не хлопнула себя по лбу: – Блин! Это же телефон!

Звук она выключила ещё в школе, смартфон стоял на вибрации и сейчас тихонечко гудел через полиэтилен.

– Спасибо, мама, – сказала Катька, совершенно не прощая мать, и полезла в пакет – в яблоки, бананы, бутерброды с копчёной колбасой и сыром, зефир в шоколаде и конфетное ассорти: «Так семейный бюджет разорять! Обалдела!».

– Ну, я пошла, – медсестра практически незаметно оставила Катьку одну.

– Аллё? – Катька нашла смартфон и поднесла его к уху.

– Долго трубку брали, – выдал уже знакомый мужской голос. – Впрочем, я не об этом. Я хочу попросить у вас прощения.

– Да? – удивилась Катька.

– Да, – подтвердил незнакомец. И продолжил: – Я тут решил отправить сообщение и. Нет, не вам, другому человеку. И вдруг увидел. Это, конечно, странно, потому что я в принципе так не выражаюсь, но вы только поймите правильно… Я увидел, что с моего телефона были отправлены сообщения несколько ненормального характера. На ваш номер. Но я их не отправлял. Честное слово! Мне очень неловко.

– Мне тоже, – призналась Катька. – Но когда я позвонила и начала ругаться, я просто думала, что это мой одноклассник. Знаете, такая мелкая мстя.

– Что? – не понял мужчина.

– Ну, мстя! Месть, то есть. – Катька поморщилась и покрутила рукой так, будто её могли видеть. – Понимаете.

– Нет, я не про это! – незнакомец прервал её. – Вы сказали: мой одноклассник. Вы. Вы – ребёнок?

– Я?! – в полный голос возмутилась Катька. – Мне летом четырнадцать исполняется! Я паспорт получаю! А этот Лосось.

– Кто?

– Да Лосось! Ну. Лосев его фамилия!

– Лосев?

– Да!

– Лосев Олег?

– Откуда вы его знаете? – Катька помотала головой и поняла, что она у неё кружится. – Ой, что-то мне плохо.

– Не-ет, – протянул мужчина. И пообещал: – Вам плохо не будет. Вот Лосеву будет плохо, а вам – не-ет!

И тут Катька испугалась. То ли тона, который ничего хорошего Лососю не обещал, то ли того, что перед глазами у неё стало мельтешить. В общем, она завопила. В свой смартфон:

– Не-ет! Не на-адо!

– Ты чего кричишь? – дверь палаты распахнулась почти тут же.

На пороге стояла встревоженная медичка. А из-за её спины выглядывал…

– Лосось?! – удивилась Катька, автоматически отключая телефон. – Ты что здесь делаешь?

– Я? Я в туалет шёл, – искренне признался одноклассник. – А ты?

– А я не шла, – ответила Катька. – У меня утка.

– А-а-а! – сказал Лосось.

Медсестра несколько раз перевела взгляд с мальчишки на девчонку и обратно и констатировала:

– Ненормальные!

Глава 5. Наглость тоже счастье

– Мой мобильник в рюкзаке остался. А рюкзак – в школе. Хорошо, что я твой номер на память знаю. Меня сюда привезли, домой позвонить разрешили. С местного телефона. А тебе – уже нет. Ну я взял и у соседа телефон спёр, пока он дрых. В коридор вышел и отправил. Что о тебе думаю. Потом подумал и ещё отправил. И так четыре раза, – Лосось коротко хохотнул. И загрустил: – Вообще-то я о тебе так не думаю. Я по-другому думаю.

– Под юбку заглянуть? – Катька хмыкнула.

Лосось не ответил, молча содрал шкурку с банана и откусил. Сразу половину. От банана.

Бутерброды они уже съели. Зефир тоже. В пакете, что принесла в палату Катькина мама, оставались бананы, яблоки и конфеты.

– Она бы лучше планшет принесла, – Лосев решил сменить тему разговора.

– У нас нет, – Катька взяла яблоко, откусила с сочным хрустом, смачно. – У нас только компьютер. Старый. Ста-ци-о-нар-ный.

– Фигово живёте! – покачал головой Лосось.

– Фигово, – согласилась Катька.

– А как игры, музыка, интернет? Ты же контачишь, я к тебе сколько раз заходил, а ты меня не дружишь…

– Вон у меня, – Катька кивнула на лежащий на тумбочке смартфон. – Мама старый отдала, себе новый купила. А в друзья я себе ради количества не добавляю.

– А я не количество, я – качество! – самонадеянно выдал Лосев.

– Ты? – призадумалась Катька. – Да ты даже не количество.

– Оскорбила! – Лосось одним прыжком соскочил с кровати, с печальным скрипом закачавшей Катьку. – Злая ты. Уйду я от тебя.

– Ещё бы! – откликнулась Катька. – Всё сожрал и пошёл. Мужская логика.

– Тебя я не ел! – указательный палец правой руки Лосося дал направление Катькиному взгляду – в потолок.

Катька вздрогнула, снова вспомнив ужастик, и напомнила:

– Иди-иди, тебя там сосед дожидается, у которого ты телефон спёр. Он пообещал, что тебе плохо будет.

– Не будет! – Лосев скорчил гримасу. – Его после обеда выписали. Вместо него нам дедка подсунули. С самого севера. Он нам песни поёт. А у самого башка пробита – говорит, с кедра упал.

– А этот… – Катька задумалась. – У которого ты телефон брал. Он с чем лежал?

– Да рука у него в гипсе. Правая. Его положить хотели, а он только посмеялся. Дождался, когда рентген сделают, кости сложат да загипсуют. Поспал немного, и всё, бывай. Даже два дня толком не вышло.

– А какие кости?

– Ну пальцы там, лучезапястный.

– Это же больно! – Катька даже поёжилась, вдруг представив, что это у неё раздроблены пальцы.

– Ну… кому как! Вот боксёры, – пояснил свою мысль Лосев, – они же к этому делу привычные!

– А он боксёр? – у Катьки пробуждался странный интерес к незнакомцу, хотелось узнать о нём больше, хотя зачем – непонятно.

– Выглядит прилично, – Лосев вернулся на кровать, и та снова заскрипела, закачала сразу двоих. – Видно, что из спортсменов. Только уже на пенсии.

– Старик?! – удивилась Катька.

– Да не-е… – протянул Лосось. Рассказывал дальше, видя, что одноклассница не замечает его тихих поползновений в сторону обнажённого бедра. – Спортсмены же рано на пенсию выходят. Этому лет сорок, наверное. Может, чуть больше. Я не особо в возрасте разбираюсь. Знаю только, что богатый.

– Почему? – Катька почувствовала, как рука Лосева коснулась её ноги, но не дёрнулась, решив отыграться чуть позже.

– Часы золотые. У меня у отца тоже золотые, но эти – круче, видно. И мобила навороченная. Корпус у неё крутой. Если бы точно знал, сказал бы, что платиновый. И с ноутбуком был. Ему неудобно было работать одной левой, но что-то там писал, стучал по клаве. Я глянул: что-то насчёт поставок. Суммы охренительные – миллионы! Представляешь?

– Представляю, – Катька, прикрыв рот ладошкой, зевнула.

– Откуда? – вопрос Лосося звучал неискренне, парень только что сумел положить свою ладонь на Катькину ногу, и теперь его потряхивало.

– Книги разные читала, – Катька мотнула головой, прогоняя дремоту, борющуюся с её нервным смехом, рвущимся наружу. – «Приваловские миллионы», Мамин-Сибиряк написал. «Золотой телёнок» прочитала. Это уже Ильфа и Петрова работа. Мне мама посоветовала в прошлом году, когда я «Двенадцать стульев» прочитала. А ты что читаешь?

– У-гу… – потерянным совёнком отозвался Лосев и попытался погладить девичью ногу.

– Стоп! – рявкнула Катька и резко шлёпнула одноклассника по ладони. – У тебя тысяча есть?

– З-зачем? – от неожиданности Лосось начал заикаться.

– Положить руку на мою ногу стоит одну. Тысячу. Рублей, – Катька улыбнулась, думая, что в этот момент поднимает себя на какую-то неведомую доселе высоту.

– А… – открыл рот Лосев.

– А погладить… – Катька сделала паузу. – Один раз. Пять тысяч.

– А руку? – Лосось приходил в себя. – Погладить?

– От пяти сотен и выше, – Катькина улыбка стала шире. – Если выше – больше, – и решила добить одноклассника: – А поцеловать. В щёчку. Один раз. Пятьдесят штук.

– О-о!.. – вырвалось из глубин Лосевского тела. – Правда?!

– Да. Но. Но тебе, как земляку, скидка, – Катька коротко хихикнула, чтобы уж совсем не расхохотаться.

– Сколько? – Лосось облизнул ссохшиеся губы.

– Двадцать пять! – Катька приблизилась к лицу парня – глаза в глаза. – Тысяч, – и резко сорвала чужую руку с ноги, превратившись в злобную фурию: – Иди давай! И помни, что тысячу ты мне уже должен! Понял? И если завтра не принесёшь, поставлю на счётчик. По сто рублей сверху с завтрашнего вечера. Каждый день. Понял? – не дожидаясь ответа, она так же резко толкнула Лосева в плечо, и тот повалился с кровати. – Вали отсюда, и скажи спасибо, что ужинал бесплатно!

С пола Лосось поднялся молча. Поникнув головой и плечами, прошаркал больничными тапочками на босу ногу до двери. Остановился, вздохнул:

– Ладно! – глаза его сверкнули раскалёнными угольками, когда он поднял голову. – Я тебя за язык не тянул!

– Исчезни! – ответила Катька и завалилась на кровать, натянула на себя одеяло. Но сладостной дремоты уже не ощутила. – Чёрт бы его побрал!

Несколько минут она бесцельно пялилась на потолок, забыв про страшную тень, затем схватила с тумбочки личное средство связи. Потыкав пальцем в экран, поняла, что пока смартфон оставался без хозяйки, то есть без неё, ей звонили и писали. «Четыре звонка от Ольки, три от Наськи, один… от Ирины Егоровны?! – Катька округлила глаза. – Чего это учительница-то звонила? Ну классная, и что, звонить теперь мне, что ли, надо?»

Эсэмэсок было две. «Ты где?» – спрашивала Наська. И «Гулять пойдёшь?» – интересовалась Ольга.

– Гулять не пойду! – в пространство ответила Ольке Катька.

И сообщила Наське: «Я в больнице, представляешь?».

Разговаривать с Ириной Егоровной она не стала. Хмыкнув: «Наглость тоже счастье», отобразила на экране смартфона предыдущие звонки и ткнула в тот самый, который…

– Да? – практически сразу же отозвался человек – мужчина, бывший спортсмен и кратковременный пациент больницы.

– Здра-авствуйте, – ехидно протянула в трубку Катька. – А скажите, пожалуйста, как вас зовут?

Можно было услышать в ответ брань, тишину, звук отключения, наконец, имя и фамилию. Однако в ответ прозвучало:

– Простите, я сейчас очень занят. Я перезвоню.

– Правда? – произнесла Катька первое, что пришло в её больную голову.

– Правда, – твёрдо сказал мужчина. – Завтра. Когда будет свободное время.

Глава 6. Супер-супер-супер

К утру Катькина палата заполнилась. Сначала, где-то после двух ночи, привезли двух красоток. После аварии. Обе были почти в стельку, ничего не соображали, и бинтами их замотали изрядно. У одной – голову и даже нос, так что видны были только глаза и рот. Но при этом рот выдавал наружу та-акой выхлоп!

Катька, не переносившая даже запах спиртного, распахнула створки окна, и тут же об этом пожалела. Не из-за девок, которые прогундосили до самого подъёма, а из-за комаров. Они, несмотря на то, что окно Катька закрыла почти сразу же, всю ночь зудели не хуже аварийных красоток, с той лишь разницей, что девки не кусались.

А под самое утро, когда Катька только-только начала засыпать, плотно закутавшись в одеяло и спрятав голову под подушку так, что дышать можно было лишь одной ноздрёй, в палату доставили бабку с отбитой спиной. В пять часов ей, видите ли, захотелось ещё раз посмотреть собственное завещание, и она полезла на антресоли, где это самое завещание прятала. У стула подломилась ножка, и бабка со всего маху приложилась об останки стула – опять же таки собственной спиной.

Бабка села напротив Катьки, её единственной ноздри, и принялась причитать:

– Ой, спина! Ой, моя спинушка! Да за что же мне такое? Да кому же я жить не дала? Да кому ж я жить-то не даю! Ой, спинушка моя, спина, да почто же ты боли-и-ишь?

Катька сдуру зарычала, и бабка тут же принялась за неё:

– И у тебя, не вижу, кто тут лежит, что болит… И у меня болит. У меня-то спина, а у тебя что, родимая? Не спина ли? А как же ты лежишь, ежели у тебя спина? Я-то вот, погляди, только сидеть могу. А как лечь-то хочется! Ой, спина! Да отзовись же ты, кто тут есть…

Спасла Катьку медсестра. Уже не та, что была прошлым днём, – другая, худенькая и молодая. Она вошла в палату, заявив, что пора подниматься, и погнала Катьку на анализы. Дала кучу бумаг, протараторила, что делать и куда идти, предупредила, что некие баночки стоят прямо в туалете и они стерильные, сказала, чтобы не опаздывала на завтрак, потому что кто не успеет, тому не оставляют, и взялась за бабку:

– Вам тоже нужно анализы сдать.

– Да как же я со спиной-то?! – взвыла старушенция.

– Да вот, пусть она поможет… – медсестра повернулась в сторону Катьки, но та за пять слов, произнесённых медичкой, и за те несколько секунд её движения так втопила в коридор, что чуть не сбила там человека на костылях.

– Что, прижало? – спросил тот. И пригорюнился. Вздохнув уже в спину исчезающей Катьке: – Я вот тоже быстро хочу, но быстрее не получается.

Поставив баночку с желтоватой жидкостью на требуемое место, Катька направилась к кабинету, на котором красовалась пожелтевшая от времени табличка «ЗАБОР КРОВИ». В очереди к «забору» из двадцати с лишним измученных болезнями и жизнью человек стоял и Лосось – четвёртым у заветной двери. Не раздумывая, Катька направилась к нему и остановилась рядом.

– Это куда это? – возмутилось сразу пол-очереди.

– Я с ним, – обведя очередь весёлым взглядом, заявила Катька. – Он занимал.

– Никто ничего не занимал! – возмущённых стало в два раза меньше.

Завопила серая, как её же халат, тётка, стоявшая за Лосевым:

– Он ничего не говорил! Я не слышала! Мальчик! – она дёрнула Лосося за рукав футболки, требуя подтверждения собственному крику. – Она же не занимала!

Лосев медленно повернул голову в сторону Катьки и произнёс тихо:

– Не занимала.

– А-а-а! – взревела уже вся очередь, за исключением троих, что стояли ближе к двери «забора крови». – Наглая какая! Молодёжь! Пошла! Пошла! В конец! Мы тут стоим, чуть не падаем!

Катька ухмыльнулась и развела руками:

– Ну бывает! Ну простите, – и враз стала суровой, глянув на Лосося: – Счётчик включаю днём. После двух часов, понял?

– Что она сказала, мальчик? – тётка, стоящая за Лосевым, снова дёрнула парня за футболку.

– Я не мальчик! – жёстко отозвался Лосось.

– А кто? – тётка округлила глаза.

– Молодой человек, – Лосось тоже «сделал» глаза и повернулся спиной к тётке.

– Нахал! – вскипела тётка, забыв про Катьку. – Маленький, а туда же! Да все вы вместе…

– Мы не вместе, – Катька вежливо погладила рукав тёткиного халата. – Мы порознь, – и отправилась в конец очереди, натужно улыбаясь: «Ну, Лосось! Ну ты и.»

Кровь у неё взяли через полчаса. Взяли два раза – из пальца и из вены.

Из пальца оказалось больнее, но из вены – хуже, потому что там получилось маленькое кровоизлияние.

– Синяк будет, извини, – лаборантка, работавшая в «кровяном» кабинете, мельком глянула на список людей, что её посетили. – Ты у меня с утра уже сорок восьмая. У меня сил нет.

– Бывает, – вздохнула Катька.

– Заживёт, – пообещала лаборантка.

– До свадьбы – сто раз! – с примесью горечи улыбнулась Катька.

– А ты не торопись выходить, – попросила медичка. – Пусть лучше двести раз заживёт. Чтобы надёжнее было.

Простые слова помогли Катьке пережить отсутствие завтрака, на который она опоздала. Утренней едой стали последнее яблоко и пара конфет из маминого пакета; имелись ещё бананы, но они просто не полезли в горло.

Вернулась бабка-соседка и принялась пенять:

– Вот что за молодёжь нонче пошла! Ведь всё у вас есть, а вы? Ведь и помочь могла бы! А то ведь раз – и нету её! И как кровь сдала, хоть бы глянула, когда мимо проходила! Я вот, когда маленькая была, как ты, так нас за маленьких уже не считали! В школе надо было бы учиться, а я работала! Да в колхозе! Война была… А сейчас!

– А сейчас не война! – нагрубила Катька и отправилась в коридор; чем-то нужно было заняться, чтобы скоротать время до врачебного обхода.

Потом вспомнила, что у неё есть телефон и можно кому-нибудь позвонить.

Первым, чей номер она набрала, оказалась Ирина Егоровна. К счастью, Катька угадала на перемену, поэтому историчка не особо возмущалась:

– Киршина, ты почему не в школе?

– Ой, Ирина Егоровна! – выпалила в ответ Катька. – Вы даже не представляете, что за пятки скользкие у людей пошли!

После некоторой паузы классная настороженно спросила:

– Ты это о чём?

– О пятках! – Катька пожала плечами и двинула головой, будто Ирина Егоровна могла её видеть. – Я вчера себе череп пробила! Ну не совсем, конечно, – поспешила она заявить, услышав, как ахнула, и представив, как схватилась за сердце историчка. – Захожу в ванную вчера, и тут моя пятка ка-ак поскользнётся! И я ка-ак приложусь! Затылком о пол. И всё. Перелом. Я так думала. А в больницу привезли – нет, только сотрясение мозга.

– Сильное или так, не очень? – голос Ирины Егоровны задрожал, будто классная искренне переживала за свою ученицу.

– Не-е, нормальное! – отмахнулась Катька от невидимой собеседницы. – Сознание всего два раза теряла. Но доктор сказал, что сегодня выпишет. Или завтра, если хуже будет. Если сегодня хуже будет. Если сегодня хуже, то завтра выпишет, а если не хуже, то сегодня.

– Пусть будет не хуже! – голос исторички стал категоричным. – А выписывают пусть лучше завтра! Отлежись, все обследования пройди – пусть тебя подлечат, и только тогда в школу.

– Да вы что! – деланно возмутилась Катька. – У нас же завтра пятница! Там два дня выходных, и всё – последняя неделя! Надо же учебный год завершать! Не-ет! – протянула она. – Я в школу хочу! Если не отпустят, сбегу! Я, кстати, чего позвонила! – спохватилась вдруг Катька. – Во-первых, сказать, чтобы не теряли. Во-вторых, вы мне вчера звонили, но я в отключке была. А что звонили?

– Ой, да! – тут же перешла на другую волну Ирина Егоровна. – Я ведь тебе спасибо хотела сказать.

– За что? – удивилась Катька.

– Ну как же! Сейчас так мало подростков, которые так искренне заботятся о близких своих! А ты так за маму переживала! За её давление… – учительница шмыгнула носом. – Представляю, как она сейчас переживает за тебя! Ведь, Катюшка, поверь мне. На слово поверь. Мама – это такой человек, такой человек!.. Вот только когда его не станет, поймёшь, как он нужен! Поэтому, – Ирина Егоровна откашлялась, приходя в себя, – береги свою маму. Пожалуйста. Очень тебя прошу. И не волнуйся за учёбу. Тройка у тебя только по английскому выходит. Но я с педагогом переговорю, чтобы она тебе авансом четыре поставила. А по остальным предметам у тебя всё замечательно. И по истории я тебе пять за год поставлю!

– Вот спасибо! – обрадовалась Катька.

– Извини, звонок! – Ирина Егоровна вдруг стала суровой. – Я на урок, а ты лечись. И смотри, не сбегай из больницы!

– Ладно, – пообещала Катька и, едва успела отключиться, как вздрогнула от того, что смартфон завибрировал в её руке.

– Я обещал позвонить.

– Правда? – как бы не поверила Катька.

– Да! – звонивший был серьёзен. – Вот только поговорить у нас опять не получится. Я сейчас улетаю. Срочно. Дела. Звонить из самолёта нельзя. А когда я прилечу на место, я миную несколько часовых поясов. На месте прибытия будет уже вечер. Поздний. Деловые переговоры и сон – всё. Перезвоню завтра. Договорились?

– Да можете не звонить! – непонятно на что обидевшись, хмыкнула Катька. – Больно надо!

Она сама отключила телефон, мотнула головой, как бы поправляя чёлку, и ахнула. Про себя. Потому что. По больничному коридору. В сопровождении врача. Шёл. Илюша Дробан.

Он о чём-то разговаривал с медиком и не обращал на Катьку никакого внимания. Впрочем, до поры до времени. Буквально в двух шагах от неё он замолчал и посмотрел прямо перед собой. И увидел её. Катьку. Удивился:

– Ого! Надо же, и тут, оказывается, наши есть, – и поздоровался – обычно так поздоровался, привычно, будто триста лет знаком: – Привет!

– Привет, – шёпотом отозвалась Катька, чувствуя, как под коленками возникает именно трёхсотлетняя дрожь, а ноги становятся ватными.

– Ты в какой палате? – Илья уже был весел.

– В шестой, – так же шёпотом отозвалась Катька.

– А я в двенадцатой буду, – улыбнулся Илья. – Заходи после обхода, поболтаем, чтобы от тоски не умереть!

– Обязательно! – пообещала Катька и совершенно лишилась голоса. Наверное, от счастья: «Супер-супер-супер, и-у-у!!!»

Глава 7. Сама жизнь

От мамы пришла эсэмэска: «Сегодня тебя не отпустят. Я звонила врачу. Можно, мы вечером приедем? Я подменилась:)».

Катька стёрла сообщение, злорадно улыбнувшись: «Без комментариев!».

– Чего лыбишься? – бабка с кровати напротив перестала стонать, но не лежала, а по-прежнему сидела, держась обеими руками за спину – лучше ей не стало, но за уколами она уже ползала дважды, самостоятельно.