Золотой астероид

– Пусть идёт! – крикнула Тамара, и в комнате досмотра что-то с грохотом упало, надеюсь, рентген.

А я с радостью пойду поскорее, чтобы она меня больше не видела, или я её. Интересно, поставила ли она мне печати? Смотрю в документ. На предпоследней строке красуется зелёная закорючка размером с пиксель. Пора менять паспорт. Срок пребывания в колонии – стандартные семь дней, но я обойдусь двумя, даже не заходя по написанному мной же адресу пребывания. Правда, кто бы меня отпустил?

Оглядываюсь на лейтенанта таможни. Квинт смотрит на меня недоверчиво, но взгляд пустой. В прошлый раз он был так рад, так рад новой куртке с шевроном моего Комитета и ботинкам, вместе со шнурками. И я готов отдать ему ещё одну куртку, лишь бы завтра от выпустил меня с планеты прочь. Но мальчик вырос, и, кажется, куртка моего размера ему будет мала.

Если он пробился в старшие смены, то наверняка с кем-то делится конфискатом.

Пассажиропоток в космопорте большой, но таможенный контроль проходят только те, чьи корабли садятся в колонии, а не остаются на орбите планеты. Это едва ли две-четыре сотни человек за смену.

Работа у таможни скучная. Если что-то незаконное у гостей колонии есть, то это выявляют во время карантина. Мне всегда казалось, что скорее отсюда, с Альфы, должны вывозить образцы топлива и сферические батареи с обогатительного комбината, чем сюда ввозить ширпотреб: трусы, носки и галстуки.

Не понимаю, почему дети начальников так рвутся на таможню. Вряд ли это снова кадровый дефицит. Думаю, у Тамары родня в колониальной управе сидит, поэтому она и тянет вверх своего… как бы сказать помягче… друга.

Квин Клавдий Верона – мягкий человек. Оп! А это у него что? Значок «Отличник социалистического соревнования Созвездия Центавра». То есть, это не уровень колонии, а на ступеньку выше – освоено сорок планет в созвездии, как-никак. Всё, что ближе десяти световых лет от родной планеты Первых Вождей.

– За какие заслуги значок?

Понимаю, что перегибаю палку, но мне необходимо поговорить со старшим смены наедине. План отступления перед походом в народный суд мне нужен как кислород. Если у судей будет плохое настроение, меня могут отправить на урановый рудник перебирать зелёный песочек. Тогда побег не имеет смысла, ведь меня не выпустят из космопорта. Это слишком фаталистично, но предпочитаю готовиться к худшему.

Лейтенант слегка подталкивает меня в сторону стены. Там привинчена какая-то металлическая лайба. Толи выключатель, толи ёмкость с антисептиком. Позвоночником влетел неприятно!

В этот момент из комнаты досмотра выходит Тамара, которая от злобы покраснела так, что светится сквозь макияж. На ней зелёная форма, лицо красное, уши тоже красные, а глаза карие. Даже в гневе она кажется милой. Такой женщине невозможно отказать. Наверное, Квинт на все её требования так и отвечает: "Да, милая, да, хорошая". Сколько же честных контрабандистов попались на её уловки: на духи, на взгляд из-под густых ресниц. Но она не улыбается!

– Он всё ещё здесь? – её немного трясёт.

О, кажется, в колонии Альфа всё же возникла проблема с кадрами. У этой девушки явная профнепригодность. Я-то думал, что это просто неопытность, но нет.

Посмотрите на Квинта! Вот кто настоящий профессионал с олимпийским спокойствием. Истинный супермен. В прошлый раз он меня сразу разоблачил, но по своей сговорчивости – впереди планеты всей! Мелькнула мысль, что сейчас он меня аккуратненько кулачком приложит в лоб и в отчёт не впишет происшествие.

Удивительно, но вместо этого он кивнул Тамаре. Она нажала на кнопку на стене. Кажется, девушка начала успокаиваться. Загорелась лампочка. Шлюз для выхода открылся, и к нам подошёл милиционер, усатый капитан. На этот раз он был вооружён шокером. Видимо, в комнате ему «всё было понятно», поэтому он решил вооружиться.

– Гражданин, – обратился он, комично отталкивая рослого Квинта, – пройдёмте со мной в отделение.

Час от часу… Клавдий Квинт отошёл в сторону. Тамара уже на рабочем месте. Шлюз открылся. Когда капитан уводил меня под руку, я рассмотрел первого в очереди пассажира. Высокий и бледный с синими глазами. Узнаю любителя запрещённых повсеместно ускорителей.

– Девочка сейчас за тебя на нём и отыграется, – тихо сказал мне милиционер.

Почему-то почувствовал себя виноватым перед этим синеглазым наркоманом. Даже чуть-чуть виноватым перед капитаном. И может быть самую капельку перед Квинтом. Всё-таки, «отличник». А ему тоже достанется из-за меня. Вот же… Да, и перед этой нервной красотулькой я тоже виноват. Переключил бы вовремя систему подачи воздуха, так не было бы это ситуации. Или нет? Это всё из-за суда. Переживаю, потому сам становлюсь рассеянным. Но эта девушка…

Глянула бы она в базу, глянула бы на корабль приписки, оценила бы мой комитетский старенький парусник. Дальняя Космическая Разведка, как никак. У Квинта такого корабля никогда в жизни не будет. И вообще, жительницы колоний на статус и достаток «клюют». Прелести капитализма в социалистическом обществе искоренить нельзя.

Мои преимущества – редкая опасная работа и парусник, пусть и не в собственности. Вдруг, у Томочки не было ещё ребят из разведки? А вдруг вообще ни каких не было? Я себе льщу, но определённо, таких как Поллукс точно не было. И надо всё-таки себя одёргивать.

Привык с одними и теми же людьми общаться месяцами. Здесь, на Альфе, люди не такие, как в нашем коллективе. Сварены мы вместе дуговой сваркой и шутки наши не для советского человека. Надо сдерживаться в обществе малознакомых людей. Повторяю себе это уже пару лет. Пару десятков лет… Надо было раньше начать, а то, ждут меня теперь новые впечатления: в портовом отделении милиции не был ни разу.

За что милиционер меня оформлять будет? Пошумел на таможне – бывает. Штраф две копейки и письмо в Комитет. «Ай-яй-яй!» – скажет мне Командир корабля и пальчиком погрозит.

Глава 3. Отделение милиции

Сижу на холодном пластиковом табурете и смотрю мимо капитана. На стене тускло мерцает голограмма с изображением доброго милиционера. Он указывает на меня пальцем и проговаривает бегущую строку: «А ты написал чистосердечное признание?».

Вспомнил «принцип чайки». В вольном переводе он гласит: «Если что-то показалось на горизонте, то убедись, что это не задница, прежде чем она настигнет тебя и сядет на голову». В данном случае на горизонте что-то непонятное. Однако риск того, что оно всё же превратится в задницу, может возрасти, если я не предложу сотруднику органов материальные блага.

Я никогда этого не делал и ещё не запятнал честь разведчика взяткой. Только «фейр трейд» – только честный обмен.

– Товарищ Капитан, разрешите вопрос?

– Валяй, – не отводя глаз от планшета с протоколом и чуть пошевелив своими усами, ответил страж порядка.

– Возможно, я ошибаюсь, но когда-то был у вас начальник смены, лейтенант Смит. Джон Смит.

Капитан оторвался от планшета и посмотрел на меня. От этого взгляда у меня кольнуло в затылке, а по спине пробежали мурашки. Ещё немного и мне не хватило бы воздуха, и имплант включился бы, давая понять капитану, что я очень сильно занервничал и перепугался. Спасибо, техника у меня на гортани отказалась реагировать на скачёк пульса. В тот раз обошлось.

Упоминание человека по фамилии Смит в присутствии сотрудников внутренних дел может привести к долгому разговору под видеозапись. Это было крайне интересное знакомство для честного советского гражданина. «Смит» – это так называемый «пароль контрабандиста». Только этот пароль используется для таможни, но не для милиции.

– Вы ошибаетесь, гражданин Уксунйоки. На таможне был ваш товарищ Смит, а у нас был наш товарищ Ковальский, майор Ковальский. В чём ваш вопрос?

А вот «Ковальский» – это пароль для милиции. За это знакомство работники правопорядка так же могут спросить. Однако упоминание любого из этих паролей было сигналом для людей в погонах, что у гражданина есть что-то ценное для честного обмена.

– Несколько лет назад нынешний начальник смены, Квинт, помог мне передать гостинцы для моего товарища Смита от его родственников с колонии на Веге. Поскольку наш основной корабль приписан к порту в той звёздной системе, мне довелось там побывать и встретиться с роднёй Джона. Однако в этом году я не видел товарища Смита. Возможно, это не его смена?

Капитан снова глянул на меня острым и проницательным взглядом. В системе Веги нет постоянных населённых колоний, а есть только большой космопорт с несколькими тысячами работников верфи полного цикла. То есть, и астероиды плавили, и сталь для корпусов отливали, и – главное – занимались крупноузловой сборкой различных судов для нужд разведки и некоторых смежных артелей. Правда, до собственных сборочных линий двигателей, систем жизнеобеспечения и, тем более, реакторов – дело вряд ли дойдёт. Комитету Совет министров запретил подобные вольности после неудачной попытки запуска двигателя на гидразине.

Милиционер медленно повернул голову сначала влево, потом вправо, оглядываясь по сторонам. Его внимание привлёк тот факт, что я так много знаю о дружеских отношениях Смита и Квинта. Возможно, залётный разведчик мог бы знать что-то интересное и о нём, о честном сотруднике честной милиции честной колонии Альфа. Фактически, я, контрабандист, сдал с потрохами капитану милиции начальника смены таможни.

Это не логично и к моим словам нужно отнестись предельно внимательно. Однако я могу только догадываться, как таможня, Смит и милиция связаны все втроём между собой. Ткнуть пальцем в каждого работника и сказать, что он коррупционер – как минимум не культурно. Как вариант, после смены они все друг с другом делятся конфискованным товаром.

Я не очень хорошего мнения о сотрудниках правоохранительных органов на Альфе.

– А ему снова родственники с Веги передают подарунки? – сотрудник привстал и глянул через окно на лестницу, ведущую в отделение с первого этажа.

Само отделение невелико, а коллеги в патруле, потому слышать нас не могли. Камеры? Под камеру капитан на упоминание некоего Смита и не ответил бы.

– Да, тётя Сара, – быстро отвечаю я, – а Смита на службе нет сегодня?

– Возможно… Возможно, майор Ковальский сможет помочь, – капитан повернулся к планшету на стене, изображая, что листает список контактов.

Это "отзыв". Если майор Ковальский сможет помочь – то это очень хорошо. Значит, моя милиция меня бережёт.

– Только если майор подскажет, кто сможет передать гостинец товарищу Смиту.

Милиционер чуть задумался, подвигал усами. Для него это несколько необычная ситуация. Ведь, мне нужен Смит, а не Ковальский. Капитан поправил на поясе шокер и снова ответил себе в усы:

– Подарки от тёти Сары для Смита сможет передать только кадет Крутицкая, но боюсь, что вы не поняли друг друга или не совпали интересами.

Нервно сглотнул и про себя подумал: «Как Крутицкая? Тамара Крутицкая? А если она дочь второго секретаря колониальной администрации Альфы, Юджина Крутицкого, тогда…» День радостей и неожиданностей для Поллукса! Просто подарок, а не день!

Обратиться с контрабандой напрямую к сотруднику ОБХСС. Блеск! И что теперь делать? Как мне завтра утром стартовать на орбиту? Захотелось включить имплант и вдохнуть чистого кислорода, но баллон с собой я не взял.

– Опасаюсь, что придётся оставить гостинцы Квинту… – наиграно опускаю голову.

– Квинт сам всё и съест! – капитан намекает, что разу уж я пришёл к нему, то Клавдий уже не при делах, – обратитесь к Квинту, и лейтенант Смит не получит в этом году подарков.

Даже голова заболела. В первый день в колонии всегда так: болит голова и тошнит. Это акклиматизация. Есть совсем не хочется, разве что вечером, перед сном. А уже обед. Скоро судебное заседание.

– Тамара, значит Тамара… А как мне в нарсуд попасть поскорее? – спрашиваю я милиционера.

– Какой район? На мелкое хулиганство ты ещё не пошумел, – капитан не шутил.

– А я согласен на чистосердечное за мелкое хулиганство, – глянул на голограмму с призывающим сообщением, – если это ускорит моё прибытие в нарсуд. На штраф согласен и без общественных работ. Если работы, то на пару дней, может на недельку максимум.

– Подумать надо… Посоветоваться с майором Ковальским.

Это мне сигнал о том, что капитан не упустит своей выгоды, раз я заикнулся о «честном обмене». Он зевнул и посмотрел на мои ботинки. Затем зевнул ещё раз. Похоже, Ковальскому не привезли интересных подарков, но капитан сам проявляет интерес к моим дорогим ботинкам. В третий раз зевнув, он похрустел шеей и сразу же сменил тон, заговорив громко, чтобы воспитательный разговор был более эффективным:

– Ты, вот, курва без регистрации, зачем к нам на Альфу летаешь-то? Родственников здесь нет. Добровольно с Веги неделю переть ради заседания суда – не логично. Что там, что здесь, будешь по телекоммуникатору с судьёй говорить. Физически ты сюда зачем? У тебя что, особо тяжкое? Бегал бы в своей Дальней Разведке всю жизнь хоть за границу Галактики! Комитетский парусник тем более… Ты же выслужившийся! За каким хреном сам летаешь сюда? Что за тяга к самобичеванию? Ты же, курва, типичный дальний разведчик. Первопроходец, мать твою! Как и остальные разведчики, ты – самовлюблённый эгоист, сам себе не враг. Сейчас заполню протокол, отправлю копию куда надо, и, как оно дойдёт до твоего руководства, так и назначат тебя на гальюны месяца на полтора. Будешь ёршиком мочеприёмники полировать. Тебе оно надо?

А капитан действительно хорош. Интересно, не читает ли он лекции пионерам о важности коллектива и неизбежности Коммунизма в свободное от службы время? Рассказывает простые вещи сложными словами.

– Доставь меня на ровере в суд и расскажи, где живёт эта ваша Тамара Крутицкая.

Это сказал за меня Поллукс, совершенно забыв, что находимся мы в отделении милиции. Пришлось для важности и брови нахмурить.

Сотрудник посмотрел на меня с таким удивлением, словно мы и не говорили о товарищах Смите и Ковальском, а я прямо на его стол взятку положил! В живых деньгах и при свидетелях. Капитан занервничал и начал что-то искать у себя в карманах, не найдя того, что искал, положил руку на шокер, и сразу успокоился, почувствовав оружие в ладони. После краткого всплеска энтузиазма передо мной снова был скучающий сонный милиционер. Он усмехнулся и сказал, качая головой и шевеля усами:

– Всё-таки, ты враг себе или просто мазохист… Я-то тебя до нарсуда доставлю, не переживай. Только сменщика дождёмся и вперёд. Дело своё провернёшь и вали обратно в свою разведку, подальше от Альфы. Но если ты ожидаешь, что Крутицкая тебе просто так подпишет вылет, то ты самонадеянный придурок. Курточкой не откупишься от её обиды. Потому будь готов, что поработать может заставить, – милиционер поджал губы и зачем-то почесал нос, изображая какой-то условный сигнал, потом взял мой документ и продолжил: – А сколько там тебе лет-то? Ага?! Не похоже… Цветов возьми для Тамары и таблеточку прими для храбрости и стойкости перед лицом… Эй! Чего лыбишься, как параша, курва? К доктору тебя отправить надо, а не в нарсуд! Слышал я, что у разведчиков крыша едет медленно, но упорно. Как ты медкомиссию проходишь-то? Тебя же на народные средства отправляют разведывать… Что вы там разведываете? Радиевые жилы? Астероиды золотые? Так в вашем гимне поётся? "Там, где вы были – города стоят?" А, может, ты уже это? Того? В каком году Гагарин в Космос полетел?

– Сорок третий год от Первой Революции! – я выпрямился и задрал вверх подбородок.

– У вас в Комитете от Первой Революции даты считают? – усмехнулся милиционер.

– И от Второй тоже, – я улыбаюсь, а Поллукс внутри меня смеётся в голос так, что приходится сказать ему строго: – Тс-с-с!

Капитан с большим интересом осмотрел меня, улыбающегося идиота, цыкнул и спросил:

– Это ты кому "Тс-с-с!" сказал?

– Никому!

– Ага! Никому, значит? Если у тебя, как и у твоих соплеменников из Комитета, шестерёнки в мозгу ломаются, ты сразу так и говори честным гражданам! Нечего мне тут дурака валять! Рассказывали мне, что для вашего брата-разведчика раздвоение личности обычное дело. Ты своё "Тс-с-с!" ему говоришь? – милиционер постучал себе пальцем по лбу.

Да, иногда я разговариваю сам с собой. Обычно это происходит в стрессовых ситуациях, но иногда и в обычной рабочей обстановке. Например, когда откалываю геологическим молотком кусок кварца от скалы, я могу сказать себе: «Поллукс, а какого хера кварц здесь нашёлся?» И Поллукс, как настоящий профессионал и эксперт, отвечает мне: «Пауль, ты идиот! На этом спутнике когда-то была вулканическая активность, и кварц кристаллизовался из магмы!»

В экспедициях всё чаще Поллукс говорит за меня, потому что мои мысли не поспевают за его знаниями. И вот сейчас я не успел придумать отговорку.

– Нет, – резко отвечает за меня Поллукс.

– Ну, а кому, же, родненький? – сладко проговорил милиционер.

– Паулю, – Поллукс просто выплюнул моё имя.

Усатый вздохнул. Положил широкую ладонь себе на глаза. Подержал так секунд пять. Наконец, набрав полные лёгкие воздуха, выпалил:

– Ты, курва, полный псих! Бери планшет, печатай объяснение, почему ходил по технической зоне для персонала, а я ровер вызову.

Поллукс промолчал.

– Что про Томочку? Где с ней лучше пересечься и пообщаться? – с улыбкой доброго идиота давлю на милиционера, дожил и до такого.

– Парк Горького знаешь? Во-о-от там! А вообще-то… – он подмигнул мне, – вы нашли друг друга! Но, так даже лучше! Вы оба шизнутые, хоть сейчас вас в инвалиды умственного труда записывай! Вам, шизикам, размножаться указом Центрального Комитета Партии запрещено! Но Первичную Ячейку Общества я б вам оформил хоть сейчас, чтобы вы сожрали друг друга морально и физически. Замуж ей давно надо! Лучше приезжий, чем кто-то из местных, тем более бедный Квинт. Ты хоть представляешь, что она с ним делает?

– И представить боюсь, – отвечаю, не совсем понимая, что имеет в виду милиционер, но заявка про шизофрению и Первичную Ячейку Общества очень сильные аргументы, их надо учесть, а Квинта мне не жалко.

– Но! – капитан указал пальцем на голограмму, призывающую писать чистосердечное, – сначала ты мне, потом я тебе. Печатай, не отвлекайся! И это…

Капитан наклонился в сторону, видимо, к сейфу, и с жуткой ухмылкой поставил на стол прозрачный куб. Внутри лежали безразмерные мокасины. Такие себе… Но делать нечего. Честный обмен, так честный обмен. Расшнуровываю ботинки.

Глава 4. Грехи Поллукса

Нагрешил я, Эрл, знатно. И долги эти мне ни жизнь не погасить бы, если бы не случайность. Да, я называю случайностью – Золотой астероид.

Первая, Дважды Ордена Горького, Ордена Первого Вождя, Центаврианская колония Альфа.

Это в первую очередь добывающая колония, а уже потом Комбинат по производству топливных элементов и ядерных батарей, а также площадка для мелкосерийной сборки реакторов. Об этом свидетельствуют отчёты о внешнеторговом балансе, которые ежеквартально предоставляются колонистам. Отчёты намекают на то, что пора повышать уровень образования и расширять производство.

Однако для этого недостаточно только управленческих решений и политической воли. Вместо того чтобы приглашать работников культуры (плясунов, журналистов и прочих), нужно было давным давно пригласить школьных учителей. Хотя бы в моё время, лет эдак сорок назад. Научите школьного учителя обучать детей мечтать правильно, и через десять лет вы получите не только пролетариев, но и научную интеллигенцию, и инженерный корпус.

Всегда считал, что предел моих возможностей – это диплом профессионально-технического училища. ПТУ имени Шварцмана. Зарплата инженера казалась мне слишком низкой по сравнению с окладом машиниста карьерного бульдозера. В ночную смену она ещё выше. Без напарника – премии. Без поломок – сорок лет работы – и Герой Труда! Так я себя и настраивал, пока всё не накрылось известно чем.

В коридоре здания народного суда было много народу. Колонисты Альфы – настоящие трудяги. Они не машут лопатами, они много лет учатся управлять тяжёлыми машинами в течение десяти лет. Эти машины делают их настоящими суперменами и супервуменами.

Однако, у этих суперлюдей всё происходит так же, как и у всех остальных советских и (не очень) граждан в любой другой колонии, станции или даже может быть и в Метрополии. Они встречаются, влюбляются, создают Первичные Ячейки Общества и даже заводят детей с разрешения Министерства здравоохранения. Они меняют квартиры, разводятся и обращаются в суд по гражданским делам. А моё дело совсем не гражданское.

– Паульс? – машет мне культёй седой человек на скамье.

Рядом с ним слепой старик, лицо которого больше похоже на шляпку гриба мореля. Это мои подельники. Но моё место впереди них, ближе к экрану. Нас ожидают трое судей. Всё будет происходить в соответствии с юридическими нормами колониального права, без участия экзотического прокурора и всё более редкого адвоката.

Да, я мог бы посмотреть на судей и с Веги, как это было много лет подряд до того дня. Но что, если меня посадят именно сегодня? Сегодня просто праздничный день! Тамара, милиционер… Ведь я это всё заслужил. Заслужил реальный срок, а не постоянные отсрочки. И за то, что не сдал своих товарищей, и за контрабанду, и ещё за многое другое. Даже не "что если", а наоборот, меня должны посадить наконец-то! Который год я привожу всё более и более смешные аргументы и сегодня приведу довод, который или станет мне билетом в свободную жизнь, или не вызовет у судей и тени сочувствия, и они отправят меня догонять двух людей, сидящих позади меня, по выработке урановой руды норма в час.

– Слушается дело номер…

Как-то сразу осознал, что не люблю общаться через видеосвязь, особенно с судьями. В реальном общении можно увидеть мимику, жесты и реакцию на свои слова. С коллегами – иное, могу общаться по видеосвязи месяцами. Это часть моей работы – быть первопроходцем вдали от цивилизации. Верно вспомнил Капитан милиции строки нашего гимна: "Там где мы были – города стоят!" Мы – Колумбы и Магелланы, Америго да Веспуччи…

Когда я возвращаюсь к живому общению, это как глоток свежего воздуха. К сожалению, с годами мне нужно дышать этим воздухом всё реже.

– Пол Карлсон Уксунны, встаньте.

Я сижу. Позади заволновались старики. За столько лет на руднике, остались в живых только эти двое. Мы ровесники, но их морщинистые лица протестуют против этого утверждения.

– Пол Карлсон Уксунны!

Сижу.

– Поллукс! – тычет мне в лопатку соучастник; это не кисть, это его локоть.

– Чего? – оборачиваюсь, чтобы увидеть бельма на глазах бывшего товарища.

– Встань!

– Не просили, – упрямлюсь я.

Вступает второй судья:

– Пауль Карлесен Уксунйоки, встаньте!

Встаю. Вот теперь встаю.

– Извините, – продолжает первая судья, – вы – единственный, кто не признал вину?

– Да, товарищ судья.

– И вы единственный, кто не получил реальный срок?

– Из-за смягчающих обстоятельств, товарищ судья.

– А сейчас, согласно справок из колониального ЗАГСа, вы не имеете смягчающих обстоятельств для отсрочки исполнения наказания. У вас есть, что сказать по этому поводу?

С возрастом и эмоции притупляются. Только не тогда, когда речь идёт о смерти близких людей или о курносых девушках в форме.

– Да, уважаемый суд. Я подал иск против артели, которая работает в урановой долине. Даже Центаврианский Верховный Суд, рассмотрев результаты экспертиз, отклонил мой иск. Однако…

– Подтверждаю, – прервала меня третья судья, – согласно отчётам комиссии с Проксимы, смерть вашей бывшей жены и её детей не связана с работой артели «Долина».

– К тому же, – вступает второй судья, – в гражданском производстве до сих пор находится дело о вашем злостном уклонении от уплаты алиментов.

– Как видите, платить алименты больше некому.

– Как некому? – говорит первая, – колония Альфа выплачивала за вас ваши долги и ждёт компенсации. Возможно, плати вы алименты в полном объёме, могли бы и вовсе перевезти близких в более приятные колонии.

Дружище, я даже не знаю, как в двух словах объяснить, как так вышло, что я оказался в компании людей, осуждённых за подрыв склада батарей, и как я умудрялся столько лет не отправиться за ними на урановый рудник. Попробую по порядку.

Единственная причина, по которой дело о трупах рассматривается в народном суде, – это алименты. Несмотря на то, что это может показаться странным, именно из-за алиментов, которые я злостно не платил много лет, а не из-за смягчающих обстоятельств в виде жены с плохим здоровьем и троих детей.

Злостное уклонение от уплаты алиментов – это когда на сберегательном счёте постоянно ноль, а иногда и даже минус. Что в таком случае можно списать? Исполнительных листов других звёздных систем, а тем более созвездий, бухгалтерия Комитета на признаёт. Гражданская колония Альфа не имеет вообще никаких приоритетов перед Комитетом Дальней Космической Разведки при Совете Министров. Прелести службы в Комитете таковы, что к сберегательному счёту никто не протянет руку.