Стойкие маки Тиит-Арыы

Усталые, измученные скачкой казаки были настигнуты врасплох, не успели развернуться в боевой строй и дать ответный отпор настырным анархистам. Всадники, разряженные в самые разнообразные одежды, раскосые, в мохнатых шапках, вооруженные пиками, под вой трубы, с гиканьем, трещетками, с дикими криками на самых разнообразных наречиях, кинулись в атаку, и в них чувствовалась животная свирепость, невероятная решимость и желание рвать врага на куски.

Белоказаки, усталые, измочаленные долгими переходами и едва державшиеся в седлах, пустились наутек, нахлестывая коней. Всадники Нестора на сытых конях догоняли и вырубали казаков поодиночке, как на учениях.

В том скоротечном, как взмах крыла ворона, бою, погибли почти все.

Спаслись только самые изворотливые, быстрые на молодых и хорошо подкованных конях. Сам Николаев, отстреливаясь, как-то оторвался, загнав коня до пены на морде, и ушел с группой самых цепких на север в сторону Качуга.

Последние сражения гражданской войны

Успех отряда поручика Николаева, его рейд вдоль трассы на Якутск и разгром большого военного обоза, произвели впечатление на многих не только в Сибири, но и в столице. После гибели красного командира и анархиста Каландаришвили в Якутии резко возросло противостояние, воспрянули духом белогвардейцы, примкнувшие к ним повстанцы из числа ущемленных в правах местных, недовольных жесткостью новой власти: в крае с новым азартом закипела вооруженная борьба за власть.

Власть большевиков в Якутии стала терять позиции и сохранялась только в столице республики и ближних улусах. Для ужесточения контроля над бурлящей окраиной было принято решение о присоединении северной территории, заселенной инородцами, к Иркутской губернии, а в Якутск для подавления сопротивления направлены значительные воинские силы. Триумвират партийной, гражданской власти и чрезвычайной комиссии в Якутске развернули красный террор. Стали обычными карательные рейды по улусам, уже неоднократно обобранные продразверсткой до нищеты.

Местным, часто скрывавшим свои национальные предпочтения большевистскими лозунгами, доверяли с оглядкой, и было это неспроста. В результате в Якутии, как грибы после дождя росли ряды готовых к мятежу, к борьбе за власть и часто в качестве лидеров сопротивления выступали офицеры Сибирской армии Колчака.

Корнет Василий Коробейников, амбициозный молодой человек встал во главе Якутской народной армии. Скоро в состав армии влился и отряд националиста Павла Ксенофонтова – главного идейного вдохновителя якутского «духа». После оформления идейных принципов движения и одобрения местных лидеров к отряду корнета стали подтягиваться и другие, порой совсем малочисленные отряды из отдаленных мест Якутии.

Корнет объявился в Якутии после разгрома Сибирской армии Колчака в составе отряда растерянных и загнанных в угол служак, − как на подбор циников и алкоголиков, для которых армия, − сутолока армейских штабов и бесконечное движение вооруженных людских масс было привычной средой обитания. Другого они не знали в своей взрослой жизни и испытав первый ужас, когда отряды безусых юнкеров, вставших в юношеском порыве за Царя и Отечество, безжалостно, кроваво разгонялись рабочими дружинами, изо всех сил старались сбиваться в стаю. Именно тогда в тех первых уличных кровавых стыках молодые юнкера, корнеты и поручики потеряли ориентиры, и только туманные воспоминания о балах в училищах с приглашенными барышнями и рождественских светлых днях двигали их в стремлении повернуть время вспять, чтобы «все было как прежде». По сути какой-либо идеи, или тем более идеологии они предложить не могли, а просто жили поборами, в сутолоке борьбы и насилия, с надеждой вернуть ту среду, что их взрастила, и добывали день за днем свое право существовать.

В Якутии, на необъятных территориях, выживать можно было, затаившись на дальних заимках и приисках, что часто и случалось, после вылазок для пополнения запасов. Здесь, в крайних пределах Отечества, со слезами на глазах в сотый раз, вспоминали бои семнадцатого, восемнадцатого года, когда впервые пролилась кровь россиян в междоусобице. Казалось тогда, что как же так, − свои, такие покладистые всегда работяги-мастеровые, надежные матросики и солдаты вспарывали животы и проламывали черепа защитникам царской власти. Рыдали теперь в подпитии, утонув, в воспоминаниях, и казалось всем так ясно то, что следует делать: колоть и вешать, и принудить «скотинку» встать в стойло.

В марте, сразу после разгрома красного отряда, в Чупапче было создано Временное Якутское народное управление. Поручик Николаев также привел в Чурапчу свой отряд, усилившийся после удачной атаки на протоке с намерением включиться в борьбу с последней надеждой на успех в захвате власти здесь на восточной окраине.

Коробейников встречал прибывших на крылечке деревянного просторного дома, укрытого от глаз в стороне от дорог на таежной заимке в пяти верстах от Чурапчи.

Командующий – высокий человек лет тридцати в бекеше из овчины с меховыми отворотами, в папахе и длинных оленьих унтах до колен, выглядел вытянувшимся не по возрасту подростком. Лицо корнета – узкое, худощавое, гладко выбритое с лихо подкрученными тонкими усами придавало ему вид несколько залихватский, что совершенно не вязалось с унылым выражением глаз. В облике командующего уже просматривались следы алкоголизма, обычного для молодых офицеров армии, которая пришла на смену изрядно полинявшей царской «косточке» старой закалки. Мешки под глазами, вызревающая одутловатость лица, – результат долгих скитаний по фронтам войны, тайге, неустроенности быта и той безнадеги, которая нарастала с каждым новым витком противостояния и лечилась в окончании очередного дня изрядной порцией водки или самогона. За несколько лет войны боевой задор, без значительных побед, лихих реляций, практически иссяк, а молодые люди, посвятившие себя службе Отечеству, превращались неуклонно в унылых циников, которые только алкоголем еще и поддерживали боевой дух.

На поясе корнета висела шашка с рукоятью и ножнами, отделанные серебром, а руки в толстых меховых рукавицах заложены за спину. Корнет внимательно рассматривал проходящих мимо него пеших и конных бойцов отряда поручика Николаева и порой склонившись, делился своими впечатлениями со стоящим рядом усатым мужиком в огромной папахе, кротком овчинном полушубке и оленьих унтах.

Рядом с корнетом стояли и другие помощники, одетые разнообразно, в основном в овчинные полушубки, подпоясанные ремнями, в унтах и папахах. Были здесь и представители местного народа – якуты и лица с европейской внешностью. Все, как на подбор, усатые с небритыми лицами, в основном низкорослые крепыши, непрерывно, дружно и обстоятельно дымили самосадом, словно занятые большим, важным делом.

Поручик Николаев в некотором размышлении о том, что корнет по чину ниже его официального звания, совсем не по-армейски вразвалочку подошел к крыльцу с встречающими его отряд командирам народной армии и коротко козырнув, отрапортовал:

− Поручик Николаев со своим отрядом числом сто семь бойцов прибыл для соединения с народной армией для борьбы с большевиками!

− Браво, господин поручик! Вы и ваше боевое подразделение добились большого успеха. Потрепали краснюков за бороду, пощипали супостата, − шутливо ответил, картавя Коробейников и в его глазах, − холодных, настороженных, появился огонь азарта и тут же, впрочем, пропал.

Корнет оглядел своих подчиненных, которые в ответ улыбнулись шутке командующего и стали приветствовать вновь прибывших, здороваться за руку с поручиком.

− Милостью Божией прошу вас и воинов земли русской присоединиться к нам, − далее несколько пафосно продолжил корнет и жестом пригласил Николаева пройти в дом.

В этот момент мимо крылечка с офицерами и командирами народной армии проезжали последние в обозе санки, в которых сидели, прижавшись друг к дружке три захваченные в обозе Нестора дамы. Это были две санитарки из обоза и Софико, мечтавшая обрести женское счастье с Нестором. Женщины сидели укутанные в дорожные шубы и только глаза были видны из-под платков в обрамлении инеем.

Корнет, уже было направившийся внутрь дома, обратил внимание на женщин, задержался, сразу взбодрился и повеселел:

– Это что за куклы у вас в отряде – милый такой народец, господин поручик?

− О, это наши трофеи! Дамы из обоза Нестора! Две медсестры и его любовница, − грузинка. Ладная кстати дама, как говориться «все при ней» и хороша собой.

− Как расчудесно! И что же думаете с ними делать?

− А что с ними сделаешь? Медицинские сестры и нам сгодятся по прямому, так сказать, назначению. А любовницу пристроим, дело ей найдем в том же санитарном обозе, − рассмеялся в ответ поручик.

− Али в спаленке, − пошутил, хохотнув, один из командиров, плюгавый заросший бородой мужик в огромной шапке из овчины, на манер кавказской лохматой папахи.

Корнет глянул с усмешкой на подчиненного, давая понять, что не его это забота, определять положение пленницы.

− А нельзя ли на них взглянуть поближе, господин поручик? Сестры милосердия и нам нужны, конечно, но ведь никто не отменял того, что это дамы, − усмехнулся Коробейников, и лицо его расплылось в довольной улыбке, в предвкушении любопытного общения.

Николаев подозвал бойца своего отряда и попросил привести женщин.

Перед Коробейниковым, Николаевым и членами штаба отряда предстали укутанные до глаз в платки молодые женщины из обоза. Санитарки и вовсе были совсем молоденькими и выглядели затравленными, − испуганно оглядывали незнакомых взрослых, заросших щетиной или бородатых дядек, угрюмых, насупленных, одетых в теплые, но непривлекательные одежды, увешанные оружием и с манерами явно не светскими. Выглядели женщины до крайности усталыми, с бледными осунувшимися лицами, замерзшими до синюшных губ, с темными, до черноты кругами под глазами. Медсестры были одеты в шинели не по росту, в огромные старые валенки. Грузинка София выглядела еще более испуганной, с опухшим лицом, что случается после и долгих слез, и пребывания на морозе. Одета грузинка была в тонкий дамский полушубок, подаренный Нестором, а на ногах были также огромные валенки, которые можно было одеть, не снимая более легкой обуви. Теперь София стояла, опустив голову, теребила в руках концы своей шали, а длинные черные волосы выбились у нее из-под платка и падали на плечи и спину в беспорядке. Отметив, как внимательно с улыбкой и доброжелательно рассматривают женщин незнакомые мужчины, Софья несколько воспрянула, подняла голову и стала смотреть более уверенно, очевидно стараясь выглядеть привлекательной.

− А что? Хороша! – с усмешкой оценил образ дамы корнет, и даже не взглянув на медицинских сестер, каждая из которых явно уступала в привлекательности грузинке, подошел к ней поближе.

− А скажи милая, будешь ли у меня служить? – задал вопрос Коробейников, разглядывая пристально женщину, вкладывая в вопрос несколько больше чувственности, чем требовала деловая беседа.

− Покормил бы сначала, отогрел, а потом уж вопросы задавал, ваше благородие, − вдруг дерзко высказалась София, уловив игривые интонации в голосе корнета. Ответила смело, вздернула голову и взглянула на корнета снизу-вверх с вызовом. На мгновение показалось, что женщина стала как бы выше росточком, по внешнему впечатлению практически сравнявшись с высоченным Коробейниковым.

Тот рассмеялся от такой, явно понравившейся ему решимости, и оглянувшись на своих подчиненных, заметил:

− А ведь дама права!

И кивнув мужику, что стоял в ожидании распоряжений:

− Давай, Семен, сходи – дай команду, − пусть накрывают на стол, будем принимать гостей.

Скоро собрались ограниченным кругом за столом в тесной горнице рубленного дома. На столе высилась бутыль самогона и простые деревенские угощения: холодец, рубленное грубо сало, капуста в тарелке, яркая брусника, вареная картошка, сваренная по случаю похлебка с мясом.

Женщин посадили тут же за стол среди мужчин, и было заметно, насколько растеряны медицинские сестры, совсем еще девчонки и как более уверенно держит себя среди незнакомых, грубых, увешанных оружием мужчин София. Очевидно, покинутый муж и убитый накануне, соблазнивший ее любовник остались для женщины в прошлом. А вот то, что теперь происходило здесь, среди заснеженного леса на далекой глухой заимке, было для нее жизненно важным. Изворотливость и способность быть востребованной, выжить в сложившейся ситуации важное свойство женской натуры. София этим качеством владела и скоро уже сидела рядом с Коробейниковым и оказывала ему малозаметные, но примечательные знаки внимания: то коснется кисти руки и проведет по ней аккуратно пальчиком, то прижмется округлым плечиком до предплечья корнета.

После первого тоста за победу над красными супостатами, насилующими народ, выпивать стали без церемоний и скоро корнет уже держал Софью крепкой рукой за талию.

Гуляли шумно и жадно, − напились быстро: загалдели, заспорили, комнатку задымили самосадом, кто-то устало приник к столу уставшей от выпитого головой.

Скоро два помощника и товарища корнета уже таскали друг друга за грудки, не поделив одну из санитарок по имени Серафима. Та ужасно стеснялась, от выпивки отказывалась и теперь смотрела со страхом в неумении, как ее делят два пьяных бородатых мужчины. А те сцепились не на шутку, потолкавшись в избе, выскочили на мороз и уже скоро один из них полетел с крылечка в снег, сбитый с ног. Второй, пылкий претендент на женщину, спотыкаясь, взялся догонять соперника, а настигнув, уронил в снег и принялся мутузить сапожищем.

Дерущихся растащили со смехом. Каждому на голову насыпали снега и заставили мириться. Теперь, когда вернулись в избу к столу, оба мужика рядом сидели на лавке мокрые, с бордовыми от гнева лицами и один прикладывал лед ко лбу, на котором вылезла и посинела шишка, а второй, морщась, вытирал кровь тряпицей, обильно выступившую из разбитого носа и лопнувшей от удара губы.

А Серафима сидела в сторонке, ежилась и продолжала с испугом смотреть на мужчин, одному из которых она должна нынче принадлежать.

Вторая сестричка по имени Маша, которой нынче повезло больше, сидела пока невостребованная. Внешность ее и правда подкачала: худоба, совершенно казалось плоская грудь и конопатое лицо с короткой стрижкой, вздернутый носик и небольшие испуганные глаза пока никого из мужчин не очаровали. Она сидела, словно обомлела, и было не сразу понятно, радуется она своей невостребованности или несколько огорчена.

Корнет Коробейников скоро был пьян, охмелев и от самогона, и от внимания красивой грузинки. Наскоро, − в три полных граненых стопки удовлетворив потребность расстроенного алкоголизмом организма, окончательно «осмелев», корнет без церемоний потащил Софью за собой. Та, немного выпив и разрумянившись, смело взялась играть роль увлеченной корнетом дамы и, обнявшись, под усмешки собравшихся, молодые, довольные друг другом ушли в соседнюю комнату и плотно закрыли дверь.

Николаев, отметив, что праздник пора сворачивать, на правах старшего воинского начальника приказал всем завершать застолье и попросил определить его на постой. На выходе из прокуренной горницы в сенцы, накинув полушубок и папаху, Николаев остановился и глянул на рыженькую Машу, что сидела и ждала терпеливо исхода застолья и нечаянно возникших смотрин. Николаев жестом подозвал девушку к себе и, наклонившись к ней, шепнул на ушко, чтобы она шла за ним. Маша вспыхнула лицом, запылало и ушко под горячим дыханием поручика, и даже не смея поднять глаз, подчинилась и, одев наспех шинельку, намотав на голову платок, подпоясала себя ремешком и вышла за Николаевым. Сопровождающий, − местный, из отряда привел Николаева и медсестру к небольшому дому, над которым вился дымок из трубы.

– Вот здесь, ваше благородие, располагайтесь – там есть отельная комната с кроватью, рядом печка – тепло будет.

Николаев уверенно, а медицинская сестра в полном смирении, ни жива, ни мертва, вошли в дом.

Наутро, когда на площадке перед домом, в котором разместился командующий и его штаб, собрались прибывшие с ночевки в соседнем селе посыльные и командиры отрядов. Собравшиеся делились новостями и ждали распоряжений. На крылечко вышел корнет Коробейников со своим помощником, а с ним рядом устроилась Софья, в ладном, пригнанном полушубке и лихо заломленной папахе. По улыбке на лице молодой грузинки было понятно, что в новых условиях, после страшного боя на протоке, который случился всего несколько дней назад, женщина вновь нашла и обрела себя.

Оглядев подчиненных и приобняв Софико, корнет Коробейников громогласно и вдохновенно объявил, что отряд из-за активизации красных должен затаиться, заняться боевой подготовкой и перейти на партизанские методы ведения борьбы. К весне, укрепившись и уже под покровом летнего леса, будем атаковать большевиков, их отряды и обозы, уполномоченных и перейдем к масштабному наступлению, целью которого захват Якутска. А главное, нужно не теряя времени объединиться всем силам, которые недовольны властью, вести агитацию среди местных жителей, чтобы привлечь тунгусов, эвенков и якутское коренное население, которое большевиками притесняется и обирается.

После митинга, когда собрались в доме командиры, Николаев глядя с иронией на подбоченившегося корнета, у которого на кителе появились неожиданно три георгиевских креста, отметил:

− Замах то на Якутск широк! А это действительно реальный план? За последнее время красные подтянули большие силы. Осилим ли?

− А ты не бойся, поручик. Главное боевой дух войска сохранить. А высокие цели очень помогают в этом деле. Скопим силы, Бог даст, и на Якутск пойдем. Не доволен местный люд большевиками, а это значительный резерв наших сил и устремлений. Главное теперь – собрать недовольных. Соберем всех – тунгусов, эвенков, якутов, объясним, что к чему и пойдем бить красных. А там, как выйдет. Надеюсь, что с нами Бог и победа будет также с нами.

Отметив, что его слова дошли до слушателей, корнет приобнял стоявшую рядом Софью и они, довольные друг другом, уединились в соседнюю комнату.

− А что это у корнета три Георгия имеется? Так он герой?! И когда он их успел получить? – поинтересовался Николаев у сидевшего рядом начальника штаба якута Петра Андреева.

− Сказывал, что в мировую два отхватил, а третий крест сам адмирал Колчак ему за рейд по тылам красных вручил еще в Омске.

Николаев попытался вспомнить о, каком-таком рейде шла речь, и мог ли он не знать о корнете после столь славных побед и наград. Выходило, что он, служивший в Омске при штабе командиром специального отряда охраны из белоказаков, знать был должен удачливого и лихого корнета. А вот относительно награды за мировую войну выходило вовсе нескладно: в мировую войну корнет еще и училища юнкеров не мог закончить.

− Да, привирает корнет, добавляет себе авторитета, − подвел итог немудреного анализа Николаев.

Зимой активных боевых столкновений не случилось, а только лишь вылазки по захвату обозов с продовольствием и оружием. Велась также активная агитация среди якутского населения, эвенков и тунгусов. С этой целью наведывались в поселения инородцев, в села и, разогнав местную власть, уронив на землю флаги и алые полотнища, устраивали митинг и зазывали народ в отряд.

К лету «армия» корнета насчитывал уже не менее тысячи бойцов, часть из которых хоронилась до срока по своим селениям и стойбищам, готовые выступить по команде.

И все пошло активнее с наступлением тепла и сразу после объединения повстанцы, было, осадили Якутск, но успеха не добились. Прибывшие по зимнику в начале года отряды Яна Стродса и Карла Байкалова сдержали натиск, а уже летом в результате боя у села Никольского жестоко разбили отряды народной армии. Коробейников с остатками своего рассеянного соединения отошел, отбиваясь от наседавших на него красных отрядов в сторону Охотска.

Могло показаться, что активная фаза борьбы закончилась, силы повстанцев иссякли, пал дух сопротивления и следовало затаиться или уйти за границу. Однако к осени возник новый импульс для борьбы за власть в Якутии.

Во Владивостоке к лету 1922 года оживились силы, еще способные активно действовать против большевизма. События развивались так, что в первых числах августа усилиями оппозиции во Владивостоке, где еще не установилась Советская власть, был созван Приморский Земский собор, а военным диктатором был избран сорокавосьмилетний монархист генерал Михаил Дехтерикс. Земской собор учредил государственное образование − Приамурский земской край на основах монархии, восстановления династии рода Романовых и деятельности православной церкви.

Инициативу группы генералов и офицеров по осуществлению военной поддержки военному и партизанскому движению в Якутии генерал Дихтерикс поддержал и активно взялся агитировать вступать в ряды Сибирской добровольческой дружины, которую возглавил молодой тридцатилетний генерал Анатолий Пепеляев. Перед Сибирской дружиной, сколоченной наспех из офицеров, была поставлена задача овладеть Якутском и установить новую власть в северной республике.

К руководству частями дружины подключились, следуя за авторитетом Пепеляева, опытные генералы Ракитин и Вишневский, и другие бывшие командиры частей Сибирской армии Колчака.

План был сверстан на эмоциях, спешно и как всякий скороспелый проект был значительным по форме, экспрессии, но крайне скудным на конкретику: захватить Якутск, создать свободную от большевиков республику и, взаимодействуя с Приамурским земским краем, отразить агрессию Советов. Какими силами, за счет каких средств и под какими лозунгами способными объединить крайне малочисленные, но столь разнообразные по устремлениям силы, вышеозначенный план не раскрывал.

Сибирская дружина на теплоходе в начале сентября отправилась морем на побережье, чтобы, высадившись, пешим маршем дойти до Якутска и атаковать столицу края.

Часть войск приморского десанта под командованием генерала Ракитина высадилась в Охотске и двинулась вглубь таежной территории в направлении Якутска. Планировалось вести боевые действия против власти на местах и собирать в свои ряды новых повстанцев по ходу наступления.

Анатолий Пепеляев с частью войска занял побережье в Аяне и, двигаясь вглубь республики, планировал подойти с юго-востока к Якутску, тогда, как генерал Ракитин должен был атаковать с северо-востока. Так, забирая город с двух сторон, мятежные силы стремились закончить бои окружением и захватом столицы края.

Отряд корнета Коробейникова, потрепанный красными частями под командованием Яна Строда в летних боях, вышел навстречу дружине генерала Пепеляева и соединился с прибывшим воинством для борьбы во имя почившей Империи Романовых.

Пепеляев, молодой человек с открытым лицом и несколько насмешливым взглядом голубых внимательных глаз, с небольшими усами над губами, готовых разойтись в доброжелательной улыбке. Одет генерал был в полевую изрядно ношенную форму из добротного сукна с Георгием на груди. При встрече с отрядом Коробейникова, Пепеляев одобрительно оценил боевую выправку повстанцев. Отсалютовав взмахом руки к козырьку, генерал шагнул навстречу и приветствовал корнета пожатием руки и последовавшими крепкими объятиями.

– Рад встретить в такой-то глухомани соратника по борьбе, сослуживца и героя, – высказался после объятий Пепеляев, оценив кивком головы рядок Георгиев на груди корнета.

– И мне волнительно приветствовать в этих, уже обжитых нами краях, героя войны с большевиками, – в тон генералу ответил Коробейников.

Тут же в якутском летнем доме, собрали совещание. После обмена мнениями и сверки позиций с учетом реальной обстановки было решено вести наступление в направлении Якутска и одновременно собирать все разрозненные силы в единый боевой кулак.

Подруга корнета Коробейникова София была рядом в качестве помощницы. Молодая женщина овладела верховой ездой и активно участвовала в жизни отряда, порой мотаясь в качестве посыльного и неотлучного ординарца. Роль Софии была разнообразна: она выполняла поручения и просьбы корнета по организации жизни лагеря и участвовала и в боевой работе. Теперь Софию в обтягивающих стройные ноги галифе в коротких дамских сапогах, сшитых на заказ, и бекеше из овчины и круглой кубанке можно было видеть в разных местах полевого лагеря или при штабе. Совещания руководства отряда и штаба не проходили без нее и ее советов: в ладной грузинке проснулись способности организатора и задатки будущего лидера.

После совещания София уединилась с Коробейниковым, и возник разговор о новом командующем Пепеляеве. Генерал, известный своими громкими победами во время гражданской войны произвел впечатление на Софью и, посмеиваясь над корнетом, она спросила:

− Вот скажи, Вася, как так получается, что Пепеляев тебе ровесник, но давно генерал, а ты всего-то корнет? Служили то оба в армии Колчака?

− Не за чины воюем милая моя. Теперь звания не имеют значения. Вот Пепеляев генерал, а со мной сидит за одним столом, и мы вместе планируем действия нашей армии. А вот если все сложится, и наши действия дадут результат, и я стану генералом. Неужто я не заслужил? – занервничал корнет, и было видно, что вопрос задел его самолюбие.