Точка после нельзя

На обратной дороге руки у Милы дрожали. Она чувствовала, как плечи опускаются ниже обычного, как тело подаётся вперёд, словно хочет поскорее добраться до двери, до безопасного пространства, но знает: даже там уже не безопасно.

Двор был пуст, только ветер гонял пакеты вдоль стены. Она поднялась по лестнице, открыла дверь, вошла.

Данила стоял у окна. В нижнем белье. Светлая кожа, тёплая от батареи, волосы чуть растрёпаны. Он увидел её, расплылся в улыбке, замахал рукой. Весело, громко, радостно. Как будто ждал именно этого момента, как будто не было ни прохожих, ни домов напротив, ни чужих глаз.

Мила бросила сумку у входа, быстро подошла к нему и крепко, но без грубости, взяла его за руку – с тем движением, в котором чувствовалась не сила, а паника, сдерживаемая на грани.

– Отойди от окна.

Он удивился, но подчинился. Она опустила штору. Закрыла плотно. Потом повернулась к нему:

– Даня, ты… Ты стоял так раньше? До этого?

Он замер, взгляд стал осторожным.

– Что – раньше?

– Ты стоял у окна? Вот так? Без футболки? Целовал меня?

Он задумался. Не сразу ответил. Потом тихо:

– Да. Один раз. Ну, когда ты приходила. Я скучал. Хотел, чтобы ты видела, что я рад. А потом… поцеловал тебя в шею. Ты не ругалась.

– Кто видел?

Он пожал плечами. В его лице не было вины. Было только искреннее недоумение.

– Я не знаю. Там, может, кто—то был во дворе. Я не смотрел. Но я же не делал ничего плохого, Мила. Я просто люблю тебя.

Эти слова ударили сильнее, чем всё, что она услышала за день. Не потому, что они были неуместны. А потому что были слишком настоящими.

Она обессиленно села на край кровати, закрыла лицо руками. Воздух в комнате стал плотным, как вода. Её сердце билось не в груди, а где—то в животе, и с каждым ударом внутри разрастался страх, который нарастал с каждой секундой и сжимал внутри всё живое, переходя в панику – не шумную, а плотную, тихую, липкую, как пот в мороз. Уверенность, что всё уже началось – и она не сможет это остановить.

Данила сел рядом. Положил ладонь ей на плечо. Она подняла голову, посмотрела на него – и в его лице не было ни тени сомнений. Он смотрел, как смотрят только те, кто ничего не боится. Потому что ещё не знает, что есть что терять.

Мила притянула его к себе. Обняла. Крепко. Как будто хотела спрятать. Как будто её руки – это последнее, что может его защитить.

Она не плакала. Не всхлипывала. Просто прижималась, и слёзы сами начали течь – без звука, без рыданий. Как будто изнутри выливалась вода, накопившаяся за все дни, за все часы, за все слова, сказанные и несказанные.