Корона Золотого леса

– Я не обязан выставлять себя на посмешище ради аплодисментов, – отрезал Ерин, и толпа, услыхав слово «посмешище», тут же зашумела сильнее. Кто-то засмеялся, кто-то одобрительно свистнул.

Я вжалась в плечи. Толпа подхватывала каждое слово, каждую искру их перепалки, и чем жарче становился спор, тем ближе ко мне подступали фейри. Я чувствовала себя не зрителем, а центром этого вихря – слишком уязвимой, слишком живой.

Арлен же сиял. Он словно черпал силы в этом шуме, в этих выкриках и свисте, и даже кровь на его ладони выглядела уместной – как часть тщательно отрепетированного представления.

Но я знала: после этого боя внимание двора приковано к Арлену. И это означало лишь одно: дорога к аудиенции у Короля Калиана теперь открыта.

Глава 8. Гусь и яблоко

Спустя всего несколько минут Арлен оказался окружен толпой. Несколько мужчин и существ, принадлежность которых я затруднялась определить, то трепали его по волосам, то хлопали по плечам. Нас с Ерином довольно быстро оттеснили в сторону.

Смех фейри звенел, как рассыпанное стекло, их голоса переливались, будто каждая нота была частью песни. Несколько девушек, с длинными шлейфами платьев, украшенных живыми цветами, буквально тянулись к нему, словно цветы к солнцу.

Одна – высокая, с крыльями, переливающимися, как роса на паутине, – склонилась к Арлену так близко, что её волосы-лозы задели его плечо. Другая – тоненькая, будто сотканная из дыма, – прижала ладони к щекам и прыснула, как девчонка на ярмарке. Ещё пара и вовсе обвили его за талию цветочными гирляндами, которые то ли сами выползли у них из рукавов, то ли были частью их тела.

– Что происходит? – мои пальцы вцепились в рукав Ерина. – Разве это, ну… нормально?

– На этот год он символ силы и мужественности, – голос парня пронизывало омерзение. – Ещё совсем недавно… кхм… возлечь с победителем было почитаемо и желанно.

Я почувствовала, как алеют скулы, и, с трудом держа голос, выдавила:

– На сколько недавно?

– Пару… – он запнулся, – столетий назад.

– О, действительно, будто вчера было!

Пока девушки обхаживали Арлена, я старалась сосредоточиться на лице Ерина. Смотреть в сторону второго спутника отчего-то было неприятно.

– Не ворчи, для нас действительно всё было будто вчера, – Ерин, напротив, продолжал сверлить взглядом чужую фигуру.

– И что? Они сейчас выстроятся к нему в очередь и оприходуют прямо на арене? – фантазия у меня оказалась на диво бурной. Пришлось закусить губу и поскорее подумать о чем-нибудь ином. Например, куда пропали наши проводники!

Ерин рассмеялся: – О нет, сейчас это запрещено!

– То есть, – я замялась, – хочешь сказать, что родись я на пару сотен лет раньше и попади к вам, то увидела бы… ну… ты понял.

Произносить вслух такие непотребства было неловко. С детства я знала одно: служи Богу, ходи в церковь по воскресеньям и храни себя до брака. Переезд в Дублин и учёба в колледже, конечно, окунули меня совершенно в другой мир, кардинально отличавшийся от протестантского Уиклоу. Но многие вещи и через три года продолжали вызывать во мне смятение и неловкость.

– Не могу сказать точно, – Ерин встал полубоком, частично перекрывая мне обзор, и я наконец могла спокойно смотреть прямо, а не застыть повернувшей голову цаплей. Шея, между прочим, уже болела! – Я слышал, раньше сам Калиан принимал участие в Турнире. Но в последние годы его здоровье совсем плохо, поэтому… теперь всё довольно прилично. Публично, по крайней мере.

– О, прекрати!

Я прижала ладони к щекам. Они горели. Помотав головой, я зацепилась взглядом за знакомую фигуру. Арлен смеялся, обводил девушек взглядом и кивал, великодушно принимая комплименты. Он был в своей стихии. Слишком красивый в этой своей наглости, слишком спокойный, будто сам придумал весь этот турнир и только позволил себе выйти на сцену ради развлечения.

Я смотрела на это, и что-то внутри меня неприятно ёкало. Не то чтобы я ждала, что он обернётся и скажет: «Ребята, а ведь всё это ради Шарлотты, вот именно ей я и посвящаю победу». Но видеть, как он то и дело касается то чужих волос, то чужих рук – было тошно.

– Смотри, Лотта, – голос Ерина был странно весёлым. – Ещё чуть-чуть, и ему придётся выбирать: в какую из постелей Летнего Двора упасть первым.

Я зыркнула на него.

– Что? Я же прав, – Ерин ухмыльнулся, глядя на Арлена с той усмешкой, в которой одновременно были и язвительность, и облегчение. – Вот она, его истинная стихия. Толпа, поклонники, женщины. Особенно женщины. Он только и живёт тем, чтобы получать восхваления.

– Обожание толпы меняется как ветер. Как бы завтра они не поставили на эту арену гильотину, – поддакнула я, пытаясь не думать о том, почему это согласие далось мне слишком легко.

Ерин засмеялся. Тихо, но заразительно.

– Видишь, мы начинаем понимать друг друга, Шарлотта.

Тем временем одна из девушек вышла вперёд. Она выделялась среди прочих – кожа её была золотистой, словно вылепленной из полированного металла, и сияла так, что от неё хотелось отвернуться, чтобы не ослепнуть. Волосы – густые, ниспадающие до колен, переливались оттенками розового кварца. Казалось, её косы – не волосы вовсе, а живая струя закатного света. На ней было лёгкое платье, прозрачное, словно сотканное из лепестков роз, и каждый её шаг оставлял за собой золотистую пыльцу.

Она не смеялась, не кричала, не тянулась руками, как остальные. Она просто подошла к Арлену и положила ладонь ему на грудь.

– Ты дерзкий, – сказала она низким голосом, и её губы блеснули, словно в них была спрятана медь. – Но дерзость идёт тебе.

Арлен чуть склонил голову. Его улыбка стала мягче, опаснее.

– Ты уверена, что это дерзость? – спросил он. – Может, я просто послан в ваш Двор судьбой?

Девушка-фейри засмеялась – низко и протяжно. Её смех был похож на звон чаши, полной вина.

– Судьба редко носит маску лисы, – сказала она. – Но если носит… я хочу её сорвать.

Она провела пальцем по линии его подбородка, и толпа разразилась одобрительными возгласами.

Я почувствовала, как что-то неприятное поднимается во мне. Нет, я не имела на Арлена никаких видов. Он был… ну, Арлен. Самоуверенный, дерзкий, вечно с ухмылкой. Но наблюдать за этим флиртом было всё равно что стоять под дождём, зная, что твой плащ только что стащили.

Ерин, заметив моё выражение лица, усмехнулся ещё шире:

– О, да это ещё не всё. Дальше он будет расплетать ей волосы. А потом…

– Хватит, – резко оборвала я.

– Что? Разве я не прав? – его голос был сладко-язвительным, но глаза искрились вниманием ко мне.

– Просто… хватит, – повторила я, чувствуя, что если ещё секунду останусь тут, то сама вцеплюсь Арлену в его самодовольное лицо.

Ерин неожиданно шагнул ближе и мягко взял меня за локоть.

– Пойдём, – сказал он тихо, так, что слышала только я. – Нечего смотреть. В Летнем Дворе развлечений хватает и без этого.

Я хотела возразить, но он уже увёл меня в сторону, и толпа охотно расступилась, как вода под кораблём. Арлен даже не обернулся.

Мы вышли из круга шумящих фейри и оказались на одной из улиц, где шло настоящее карнавальное шествие. Музыка гремела отовсюду: звонкие флейты, барабаны, даже странные струны, натянутые прямо на балконах домов. Фейри шли колоннами, каждый в своей маске. Маски сияли, меняли форму, улыбались, скалились, превращали лица в солнца, луны и звериные морды.

Рядом с нами прошествовали трое танцоров с масками-рыбами: их длинные хвосты тянулись по мостовой, и казалось, что они плывут, а не идут. Следом прыгали акробаты – у них вместо рук были длинные гибкие лозы, и они ловко цеплялись за балки домов, перекидываясь друг через друга.

– Вот это да… – я невольно замедлила шаг. – Здесь всё как будто во сне.

– Главное суметь проснуться, – заметил Ерин. – Летний Двор любит держать гостей при себе.

Я посмотрела на него. Он говорил спокойно, но глаза его оставались настороженными.

– Ты часто был здесь? – спросила я.

Он чуть улыбнулся, но без веселья.

– Достаточно часто, чтобы знать: лучше не доверять ни сладким словам, ни улыбкам.

Я снова оглянулась. Позади толпа всё ещё ревела имя Арлена, и золотая фейри с розовыми волосами всё так же стояла рядом с ним, словно они были двумя актами одной пьесы.

А впереди улица манила нас музыкой, огнями и ярмарочными прилавками. Поток волшебных и странных существ гудел, переливался, как море под ярким солнцем, то затягивая меня вглубь, то выплёвывая к ярким прилавкам. Я с трудом различала отдельные лица, маски и наряды сливались в единое пёстрое пятно. Музыка, смех, звон кубков, хлопки ладоней и барабаны смешивались в один бесконечный ритм, в котором моё собственное сердце билось в такт, даже если я пыталась его сбить.

Сначала я думала, что фейри просто увлечены праздником. Но постепенно заметила: многие слишком пристально смотрят именно на меня. Их взгляды были разные. Кто-то с любопытством – будто я редкий зверёк. Кто-то с откровенной неприязнью. Несколько раз, встретившись глазами с фейри в маске, я ясно видела, как губы её хозяина искривляются в гримасе – то ли насмешки, то ли отвращения.

Я замедлила шаг, будто подставляя себя под эти взгляды. В груди неприятно кольнуло.

– Что со мной не так? – пробормотала я себе под нос. Может, дело было в совершенно простом и не самом новом сарафане, а может, в нескольких царапинах от прилетевших в лицо веток.

Фейри Весеннего Двора, вспомнила я, относились ко мне иначе. Гвилэйн, конечно, смотрела сквозь меня, как сквозь мутное стекло, а придворные в основном делали вид, что меня не существует. Безразличие. Холодное, отстранённое. Но здесь было другое. Здесь я чувствовала себя не просто чужой, а нежеланной. Будто сама моя человеческая суть мешала этой золотистой толпе.

Мы остановились у ряда палаток, где продавали всё подряд: ожерелья из ракушек, кувшины с искрящимся вином, жареных птиц на вертеле. У одной из лавок стояла низкорослая фейри с белоснежными кудрями и длинными, слишком острыми ушами. Она улыбнулась, и её глаза блеснули, как два кусочка льда.

– Яблочко, красавица? – её голос был сипловатым, но вкрадчивым. Она протянула мне фрукт – крупный, алый, блестящий, словно покрытый лаком.

Я машинально взяла. Яблоко было тяжёлым и пахло сладко, с лёгкой терпкой ноткой. Мой желудок согласно заурчал. Я уже поднесла его к губам…

– Шарлотта! – резкий голос заставил меня вздрогнуть. Рука Ерина в тот же миг вырвала яблоко из моей ладони.

– Эй! – возмутилась я. – Ты что творишь?!

Фейри с белыми кудрями тихо рассмеялась и отвернулась, будто вся сцена её вовсе не касалась.

– Ты собиралась это съесть? – Ерин держал яблоко, как что-то ядовитое.

– Да! Оно же… обычное. Яблоко.

– Ничего обычного, – он бросил его обратно торговке, и та ловко поймала фрукт, даже не взглянув.

Я почувствовала, как обида и злость зашевелились во мне.

– Ты всегда так? Отбираешь у меня еду, как у ребёнка?

– Лучше так, чем снова вытаскивать тебя из чужих чар, – его голос был сухим, но в глазах промелькнула тень беспокойства. – Ты забыла пир во Весеннем Дворе?

Я прикусила губу. Забыла бы с радостью. Но картины вернулись сами: сладкое вино, лёгкость, дурман, из которого казалось, что выплыть невозможно.

– Но ведь еду от ши я ела, – возразила я. – И ничего не случилось.

Ерин помедлил, будто решая, стоит ли объяснять.

– Ши не вложили в неё намерения. Они кормили тебя… просто едой. Когда фейри хочет тебя опутать, он вкладывает в пищу магию своего желания. Смысл, цель. Съев – ты принимаешь не только еду, но и волю того, кто её дал.

Я глупо уставилась на пустую ладонь. Ветер донёс запах карамели и жареных орехов, и живот предательски свело.

– То есть… яблоко было не просто яблоком? – уточнила я.

– Никогда не верь тому, что слишком блестит, – тихо сказал Ерин. – Особенно здесь.

Толпа снова подхватила нас, и я оказалась прижатой к его боку. Его плечо было твёрдым, горячим, и на миг мне стало спокойнее.

Мы шли рядом, и я всё плотнее прижималась, иначе меня просто унесло бы людским потоком. Ерин не отстранялся. Наоборот – я чувствовала, как его ладонь едва касается моей спины, будто он проверял, что я ещё тут.

– Хочу есть, – довольно быстро заныла я. – И пить… и полежать.

Ещё бы я с удовольствием отлучилась в кустики, но Ерин прекрасно прожил бы и без этих знаний. Блондин вздохнул, дерганым движением зачесал назад выбившуюся на лоб прядь, и кивнул:

– Да, хорошо. Давай остановимся где-нибудь. Но еду возьму я!

– А откуда мне знать, что ты сам не попытаешься заколдовать меня? – я толкнула его плечом и захихикала.

Мы снова свернули, и Ерин увлёк меня под навес из плюща и клевера. Над грубо вытесанными из дерева круглыми столами и высокими стульями с кувшинами и подносами порхали ши. На плоских круглых мордочках сияли крупные широко посаженные глаза. У этих ши не было ни шерсти, ни перьев, они были совершенно голокожи, с длинными гибкими руками. Четыре когтистых пальца ловко удерживали посуду, а крупные прозрачные крылья двигались так быстро, что я не сразу их заметила.

Фейри выбрал столик в углу, и, как только мы сели, над нами образовался купол из воды: она текла, шелестела и скрывала от нас чужие разговоры. Сквозь преграду к нам подлетел ши. Его большие уши забавно мотались из стороны в сторону, и он неуловимо напоминал Финига.

Ничего из стрёкота летуна я не понимала, поэтому весь заказ делал Ерин. Вскоре на скатерти перед нами уже были кувшин с чем-то серебряным и густым, две тарелки с сыром и мёдом и ароматный брамбрэк. Мягкое, сладкое тесто с выпитанными чаем сушеными яблоками таяло на языке. Напиток, несмотря на странный вид, по вкусу ничем не отличался от колодезной воды.

– Я не понимаю, – выдохнула я, наконец чувствуя себя сытой. – Зачем всё это? Почему именно я должна проходить через все Дворы? Испытания, пророчества, предсказания… ни Могра, ни даже Гвилэйн не смогли объяснить мне толком.

Ерин посмотрел на меня так внимательно, что я на секунду пожалела о своих словах.

– Что-то не так?

– О, да нет, просто… – длинные жилистые пальцы затарабанили по столу. – Мне жаль, что я не знаю ответа. Стыдно признаться, но, прожив так много лет в Золотом Лесу, я слишком мало знаю о Дворах. И о предсказании.

– Значит, будешь искать ответ вместе со мной! Что мы уже знаем? – по боку кувшина ползла крупная капля влаги. – Что я потомок. Фейри, людей… и… видимо, богов, – почувствовала, как это звучит: гордо и нелепо одновременно. – Что во мне есть кровь, которая может пробудить Золотой Лес.

– Но только если твоё сердце не будет пусто, – закончил Ерин.

Я вздрогнула.

– Да. Это я тоже помню.

– Зачем тебе все Дворы? – продолжал он. – Задумывалась ли ты, почему Дворов именно четыре?

– Весна, лето, осень, зима… Подожди. Ты говоришь о годовом цикле? Хочешь сказать… что я должна пройти все этапы? Как будто… прожить целую жизнь?

Эта простая мысль вдруг так ошарашила меня. Действительно, на территории Гвилэйн я столкнулась со своими детскими кошмарами: потерялась, забредя далеко от семьи, столкнулась с Тенью, пугавшей своим призраком многие годы, ощутила страх потери матери, а теперь… Теперь, кажется, я была подростком. Глупым, нескладным, чувствовавшим себя чужим в этом резко меняющемся мире. Тогда что ждёт меня в Осеннем Дворе? А в конце… Жизнь неизменно оканчивается смертью.

– Это кажется мне разумным. Лес всегда проходил свой круг, свой собственный цикл. Он начинался, как только новый Король садился на Золотой Трон, и перерождался в момент, когда Трон принимал другого. Вот только сейчас цикл прервался. Лес меняется и увядает, в нём слабнет сила, а Трон не отпускает нынешнего Короля, – он неловко крутанул запястьем, едва не сбив нож для сыра со стола. Ерин даже не заметил этого. Он говорил, то стуча по столешнице, то дергая плечом. – Я думаю. Знаешь, ты должна пройти весь круг. Испытания – это не наказания. Это путь. Дворы проверяют не только твою силу. Они учат тебя – шаг за шагом – понимать саму суть мира.

– Чтобы что?

– Чтобы, когда придёт момент, ты могла сесть на Золотой Трон и не разрушить всё, что есть, – сказал он. – Ты должна стать той, кто понимает все Дворы. Иначе трон убьёт тебя. Или через тебя – всех.

В груди стало пусто и холодно. Но вместе с тем – странное чувство, будто наконец-то кусок головоломки встал на место.

– Зачем мне вообще садиться на Трон?! – взвилась я. – То есть, вначале меня силой утаскивают из родного дома, – я начала загибать пальцы, – потом бросают посреди леса на растерзание какого-то сатанинского медведя. Тащат на поклон к Королеве, пытаются убить, выдают пророчество и отправляют дальше шагать кругами по Дворам! Да я же никто! У меня ни магии, ни вечной жизни, НИ-ЧЕ-ГО. И я что-то должна миру, который даже не мой.

– Потому что вместе с Лесом погибнет и ваш мир. Банши, оссхаерты, дуллаханы, слуаги… и многие другие, сдерживаемые Межлесьем, хлынут к вам.

Посиделки за столом перестали быть уютными. Мне захотелось выйти на воздух. А лучше – найти ближайший Ведьмин Круг и топтаться в нём, пока меня наконец не отправят домой.

***

Я ещё раз повторила про себя слова Ерина: «иначе трон убьёт тебя».

Будто в воздухе зазвенела тонкая струна.

Музыка тянула в пляс, над нашими головами проносились гирлянды из бумажных птиц, но мне всё равно казалось, что мир стал слишком тихим. Я понимала: теперь назад пути нет.

Мы молчали, пока Ерин расплачивался квадратными серебряными монетами за наш обед. Молчали, пока шли от трапезной обратно на праздник масок. Мне нужно было время, чтобы успокоиться. Но чем дольше мы шли, тем меньше я понимала, как же теперь быть.

Я открыла рот, чтобы спросить ещё – о пророчестве, о том, как именно трон может «убить», но в этот момент рядом остановился незнакомец.

– Какая трогательная картина, – протянул он.

Мужчина – фейри? – был выше Ерина на полголовы, и посреди веселящихся служителей Двора он стоял как заноза. Волосы, собранные в высокий хвост, отливали серебром, хотя кожа его была смуглой, почти бронзовой. Лицо скрывала маска: половина льва, половина солнца, так искусно вырезанная, что казалось, будто маска сама скалит зубы и смеётся одновременно.

– Вот уж не думал увидеть здесь смертную, – продолжал он, явно смакуя каждое слово. – Твоя игрушка?

Я сглотнула и сжала пальцы в кулак.

Ерин встал чуть ближе ко мне, его плечо заслонило полтела.

– Что тебе нужно?

Незнакомец наклонил голову.

– Не так уж много. Передать привет от тех, кто ждёт.

– От кого? – я не выдержала и шагнула вперёд, но Ерин тут же поймал меня за локоть.

Маска льва-солнца блеснула в свете факелов.

– От тех, кто всегда смотрит. Даже когда вы думаете, что одни.

Он протянул руку – длинные пальцы с кольцами на каждом суставе – и по-театральному поклонился.

– Его Величество Калиан желает видеть вас. Всех.

Я ощутила, как по толпе прошла волна. Будто это был не просто приказ, а весть, которую услышали все. Вокруг тут же начали перешёптываться. Кто-то смотрел на меня с тем же презрением, что раньше. Кто-то – с жадным интересом.

– Мы сами придём, – холодно сказал Ерин.

– О, не сомневаюсь, – незнакомец выпрямился. Его маска искажала голос, делая его гулким, как в пустом зале. – Но лучше не заставлять Его Величество ждать. В Летнем Дворе время течёт быстро. Иногда слишком быстро для смертных.

Все эти недомолвки, загадки, туманные предостережения вывели меня из себя:

– Легко судить о чужой доле, оставаясь в своей шкуре. Передайте Королю, что мы скоро будем. Если, конечно, успеете прийти раньше нас.

Я выпалила это на одном дыхании. В голове промелькнула и пропала мысль: Арлен бы меня похвалил. Посланник задержал взгляд на мне. Я чувствовала, как взгляд прожигает кожу сквозь маску.

– Удивительно, что ты ещё идёшь. Многие бы уже упали.

– Её поднимут, – заверил Ерин.

Фейри чуть склонил голову, будто соглашаясь, но уголки его губ под маской явно улыбались.

– Тем интереснее будет зрелище.

Он развернулся и растворился в толпе так легко, будто его и не было.

Я выдохнула и только тогда заметила, что прижималась к боку Ерина почти всем телом. Отстранилась резко, чувствуя, как горят щёки.

– Кто это был? – прошептала я.

– Придворный, – коротко ответил он. – Один из тех, кто ближе всех к Калиану.

– Он знал обо мне, – добавила я глухо. – С самого начала.

Ерин посмотрел на меня с таким видом, будто хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого сказал:

– Не смотри на толпу. Держись за меня.

– Зачем?

– Потому что теперь они будут смотреть только на тебя.

Я обернулась – и правда: десятки глаз.

Зрелище. Так он сказал.

Меня передёрнуло.

Мы двинулись дальше. Ерин вёл меня сквозь перешептывавшихся так уверенно, словно прорезал путь мечом, пока мы не дошли до резиденции Короля.

***

Замок Летнего Двора вырастал из камня словно самородок янтаря. Его башни были увиты виноградными лозами. От подножия до самых бойниц всё переливалось так, что я невольно щурилась – казалось, если смотреть слишком долго, можно ослепнуть.

Возле ворот, между двумя массивными статуями в виде быков с человеческими лицами, нас уже ждал Арлен. Он облокотился о стену, скрестив руки на груди, и выглядел так, словно ожидание у ворот королевского дворца – обычное воскресное развлечение. На лице всё ещё была маска, неряшливо сдвинутая в бок.

– О, вот и мои голубки, – протянул он лениво, заметив нас. – Я уж подумал, что вы решили сбежать, пока я развлекался с публикой.

Ерин, не меняя хмурого выражения, оглядел его с головы до ног.

– И сколько их было?

– Что? – Арлен сделал невинное лицо.

– Девиц, – уточнил Ерин. – Ты же наверняка сразу кинулся в объятия первой, что предложила себя.

Арлен картинно приложил ладонь к груди.

– Вот несправедливость! Я, между прочим, только что отвоевал наше право войти в этот замок без очереди.

– И без женской любви ты, конечно, не справился бы, – пробормотал Ерин.

Я едва сдержала смешок. На языке вертелось ехидное «а ты ревнуешь?», но я благоразумно промолчала. Арлен, однако, уловил моё настроение и подмигнул.

– К твоему сведению, дорогой наследник, хватило всего трёх, – сказал он легко. – Но я оставил их рыдать в толпе ради нашей чудесной компании.

– Великое самопожертвование, – сухо заметил Ерин и шагнул к воротам. – Пошли. Нас ждут.

Глава 9. Крапивник

Ворота замка сомкнулись за нашей спиной с таким звуком, будто камень обнимает камень. Первое, что бросалось в глаза, – не размер, а тщательность. Каждая плита пола была уложена так, будто её полировали десятки рук; стены покрывали росписи – охота, праздники, танцы фейри. Они напоминали выцветшие гобелены, в которых всё равно оставалась жизнь. Под потолком тянулись тяжёлые балки, с которых свисали гирлянды сухих трав и пучки лаванды.

– Замок Калиана, – пробормотал Арлен, явно довольный собой. – Дом, где вино и интриги текут из одних и тех же источников.

Ерин лишь поморщился.

Слуги вышли нам навстречу почти беззвучно. Они были странны: слишком низкие, с пропорциями детей, но лица их были взрослыми. Волосы уложены в тугие косы, глаза огромные, влажные, будто всегда на грани слёз. Они не произнесли ни слова – просто жестами пригласили нас следовать за ними.

Я чувствовала себя неуютно. Мы шли длинными коридорами. Где-то стены уходили в глубину, обнажая ниши с фонтанами. Вода падала тонкими струями и разлеталась брызгами, и от этого в воздухе витал влажный прохладный запах. В других местах тянулись длинные ковры, узоры на которых напоминали переплетения лоз и ветвей.

Я заметила, что повсюду – на стенах, на дверях, даже на металлических скобах факелов – повторялся один символ: маленькая птица с задранным кверху хвостом. Крапивник. Видимо, это был герб Летнего Двора.

Десятки слуг-ши скользили туда-сюда, словно тени. Меня увела в сторону покоев низенькая фейри с бирюзовой кожей и глазами, напоминающими два прозрачных кристалла. Комнаты оказались просторными, но не вычурными. Окна были затянуты полупрозрачными шторами, сквозь которые в залу просачивался мягкий золотистый свет заката. Пол выложен гладким камнем, но сверху лежали ковры, в которых можно было утонуть ступнёй. По углам стояли высокие вазы с живыми цветами – каждый стебель тянулся кверху, как будто за ними ухаживали каждую минуту.

Всё здесь казалось слишком простым и человеческим, таким приземленным после мира Гвилэйн. Я машинально потрогала свой сарафан, потрёпанный после дороги, и тут же почувствовала себя школьницей, случайно забредшей на бал.