Конан-Киммериец и Соломон Кейн

– Сэр в такой темноте чего доброго угодите в лапы нечистого. Переночуйте в деревне, а на рассвете спокойно продолжите свой путь.

– По болотам?

– Да, сэр.

Кейн пожал плечами.

– После наступления сумерек взойдёт луна. При её свете перейдя через вересковые пустоши, я могу добраться до Торкертауна за несколько часов.

– Сэр, вам лучше не делать этого. Все избегают этого пути. На вересковой пустоши ведь даже никто не живёт, а на болоте есть дом старого отшельника Эзры. Он обитает там в полном одиночестве с тех пор, как его двоюродный брат недоумок Гидеон заблудился и умер среди болот, но тело его так и не нашли. Хоть старый Эзра тот ещё скряга, он не откажет вам в ночлеге, если вы решите остановиться до утра.

Кейн, прищурившись, пристально посмотрел на мальчика. Тот заметно нервничал и переминался с ноги на ногу.

– Раз уж пустошь так неприветлива к путникам, – сказал пуританин, – почему жители деревни не рассказали мне всю историю целиком, вместо того чтобы распускать неоднозначные слухи?

– Люди предпочитают не говорить об этом открыто, сэр. Мы надеялись, что вы пойдёте по болотной дороге, как вам советовали крестьяне, но когда мы увидели, что вы не сворачиваете на развилках, они послали меня догнать вас и умолять, чтобы вы передумали.

– Во имя дьявола! – выругался Кейн, раздраженный. – Расскажи наконец-то, в чём кроется истинная опасность, раз я должен сделать в объезд огромный крюк.

– Сэр, – понизив голос, мальчик придвинулся ближе, – мы простые деревенские жители не любим говорить о таких вещах, чтобы с нами не случилось беды, но верхняя дорога явно проклятый путь, и никто из местных жителей не проезжал по ней уже год или даже больше. Бродить по вересковым пустошам ночью – верная смерть, в чём убедились несколько десятков несчастных. Мерзкое чудовище… охотится там на людей.

– Что же это чудовище из себя представляет?

– Никто не знает, сэр! Те, кто его видел – мертвы. Мы слышали только ужасный смех твари и вопли её жертв. Сэр, ради Бога, возвращайтесь в деревню, переночуйте там, а завтра отправляйтесь по болотной тропе в Торкертаун.

В глубине мрачных глаз Кейна забрезжил искрящийся огонёк, словно ведьмин факел, мерцающий под толщей холодного серого льда. Его кровь забурлила. Приключения! Соблазн жизни – риск и драма!

– Проделки нечистого. Проклятие владыки Тьмы. Чтобы противостоять Сатане и его могуществу, нужен сильный человек. Поэтому я снова брошу ему вызов!

– Сэр, – начал возражать мальчик, но затем умолк, поняв, что это бесполезно.

Он стоял на перекрёстке и с сожалением вздыхал, наблюдая за высокой стройной фигурой, шагавшей по дороге, ведущей к вересковым пустошам.

Солнце уже клонилось к закату, когда Кейн перевалил через гребень холма, переходившего в высокогорные вересковые пустоши. Багряное солнце опускалось за угрюмый горизонт, казалось, огнём касаясь густой травы; так что на мгновение наблюдателю причудилось, что он смотрит на море крови. Затем с востока наползли мрачные тени, пламя на западе угасло, а Соломон Кейн смело шагал в сгущающеюся темноту.

Не смотря на то, что проклятой дорогой давно не пользовались, он всё же отчётливо видел её очертания. Кейн шагал быстро, но осторожно, держа рапиру и пистолеты наготове. Звёзды погасли, и ночной ветер шептал в траве словно заблудший дух. Начала подниматься измождённая луна похожая на череп среди звезд.

Вдруг Кейн резко остановился. Откуда-то спереди до него донеслось странное и жутковатое эхо чужой поступи, или что-то похожее на топот. Снова, на этот раз громче. Его преследуют? Кейн двинулся вперёд. Неужели чувства обманули его? Нет!

Вдалеке раздался звук, похожий на жуткий смех. И снова на этот раз ближе. Ни одно человеческое существо никогда так не смеялось – в дьявольском смехе не прозвучало и нотки веселья, только ненависть и разрушающий душу ужас. Кейн остановился. Он не испугался, но на секунду ему стало не по себе. Затем, прорезав этот устрашающий смех, раздался крик, который, несомненно, принадлежал человеку. Кейн двинулся вперёд, ускоряя шаг. Он проклинал призрачный свет и мерцающие тени, которые застилали вересковую пустошь в лучах восходящей луны и делали невозможным что-то рассмотреть. Смех продолжался, становясь всё громче, как и крики. Жертве похоже удалось вырваться.

Кейн тоже бросился бежать. Там на пустоши тварь охотилась за человеком. Топот бегущих ног внезапно прекратился, и невыносимый вопль усилился, смешавшись с другими отвратительными звуками. Очевидно, человека настигли, и Кейн, чувствуя, как по его телу пробегают мурашки, представил себе, как какой-то ужасный рогатый демон Тьмы с перепончатыми крыльями сидит на спине жертвы, скорчившись и терзает её.

Затем в полной тишине ночи отчётливо послышался шум короткой борьбы и снова шаги, но на этот раз спотыкающиеся неровные. Крики продолжались, но сменились хриплым бульканьем. На лбу и теле Кейна выступил холодный пот. Будоражащая жуть росла в геометрической прогрессии. Боже, хоть на мгновение прояснилось! Ужасная драма разыгрывалась совсем рядом с ним, судя по тому, с какой лёгкостью до него доносились звуки. Но этот адский полумрак окутывал всё зыбкими тенями, так что вересковые пустоши казались дымкой размытых иллюзий, а чахлые деревья и кусты гигантами.

Кейн закричал, переходя на бег. Вопли неизвестного превратились в отвратительный пронзительный визг; снова послышались звуки борьбы, а затем из тени высокой травы, пошатываясь, вышло изодранное существо, которое когда-то было человеком, – покрытое запёкшейся кровью, ужасное существо, которое упало к ногам Кейна, корчась и пресмыкаясь от боли. Оно поднимало ужасное лицо к восходящей луне, бормотало что-то невнятное, снова падало и умирало в жуткой агонии.

Наконец-то взошла луна, и стало лучше видно. Кейн склонился над телом, которое было изуродовано до неузнаваемости. Не смотря на то, что ему приходилось видеть последствия жестоких пыток испанской инквизиции и охотников на ведьм, он содрогнулся от отвращения.

– Несчастный бродяга, – предположил он. Затем, словно ледяная рука легла ему на спину, он осознал, что не один здесь. Тот рогатый демон Тьмы с перепончатыми крыльями бродит рядом. Соломон поднял голову, и его холодные глаза пронзили тень, из которой, пошатываясь, вышел разорванный в клочья человек, умерший у его ног. Соломон ощущал, что другие глаза смотрят на него в ответ, ужасные глаза, не принадлежащие этому миру. Он выпрямился и вытащил пистолет, выжидая. Лунный свет разливался по пустоши, как озеро бледной крови, а деревья и трава приобретали свои обычные размеры. Тени растаяли, и Кейн увидел! Сначала он подумал, что это всего лишь тень болотного тумана, который колыхался в кустах перед ним. Он пригляделся. Ещё одна иллюзия, подумал он. Затем предмет начал обретать очертания, смутные и нечёткие. На него уставились два отвратительных глаза переполненных первобытной яростью, глаза страшные и безумные. Очертания этого существа были туманными и расплывчатыми, потрясающая пародия на человеческий облик… Сквозь существо отчётливо виднелась трава и кусты.

Кейн чувствовал, как кровь стучит у него в висках, но оставался холодный, словно лёд. Он не мог понять, как такое призрачное существо, колеблящеесь перед ним, могло причинить физический вред человеку, но лужа крови у его ног безмолвно свидетельствовала о том, что существо свирепое и крайне опасное.

Кейн сразу решил, что не стает жертвой, которую будет преследовать призрак, он не станет убегать и не позволит охотиться за собой, он столкнётся с неведомым существом лицом к лицу и будь что будет.

Неясный и ужасный рот широко раскрылся, и снова раздался демонический пронзительный смех, потрясая душу своей близостью. В разгар смертельной угрозы Кейн намеренно поднял пистолет и выстрелил. В ответ на выстрел раздался безумный вопль ярости и насмешки, и существо набросилось на него, как летящий клуб дыма, вытянув длинные призрачные руки, чтобы утащить его вниз.

Кейн, двигаясь с динамичной скоростью голодного волка, выстрелил из второго пистолета так же безрезультатно, выхватил из ножен длинную рапиру и вонзил её в центр туманного противника. Лезвие просвистело, проходя насквозь, не встретив сопротивления, и Кейн почувствовал, как ледяные пальцы сжимают его конечности, звериные когти рвут одежду и кожу под ней.

Он выронил бесполезную рапиру и попытался врукопашную схватиться с врагом. Это было похоже на борьбу с плывущим туманом, с летящей тенью, вооруженной когтями, похожими на кинжалы. Его яростные удары сотрясали воздух, его могучие руки сметали и сжимали пустоту. Всё тело твари было призрачным, кроме скрюченных обезьяноподобных пальцев с кривыми когтями и безумных глаз, которые прожигали содрогающиеся глубины его души.

Кейн понял, он действительно в отчаянном положении. Его одежда уже превратилась в лохмотья, а из множества глубоких ран текла кровь. Но он ни разу не дрогнул, и мысль о бегстве даже не пришла ему в голову. Он никогда не убегал ни от одного врага.

Теперь он не видел иного выхода, кроме как лечь рядом с останками другой жертвы, но эта мысль не внушала ему ужаса. Его единственным желанием было сражаться до последнего, пока не наступит конец, и если удастся, нанести хоть какой-нибудь урон неземному врагу.

Там, над растёрзанным телом мертвеца, человек сражался с демоном при бледном свете восходящей луны, с демоном, который во всём его превосходил. Во всём кроме одного. И этого одного оказалось достаточно, чтобы одолеть тварь. Ибо если абстрактная ненависть может материализовать когти призрака, то не может ли мужество, столь же абстрактное, дать слепой ненависти отпор? Кейн отбивался руками и ногами, а затем понял, что призрак начал пятиться, и страшная резня сменилась криками бессильной ярости. Ибо единственное оружие человека – это мужество, которое не отступает перед вратами самой преисподней, а против такого не устоят даже адские легионы.

Когти, которые терзали его, казалось, становились всё слабее и неувереннее, а дикий огонёк всё разгорался и разгорался в ужасных глазах. Шатаясь и задыхаясь, он бросился вперёд, наконец схватил это существо и швырнул его, и пока они кувыркались по пустоши, а оно извивалось и обвивало его конечности, как дымная змея, по его телу пробежали мурашки, а волосы встали дыбом, потому что он начал понимать загробное бормотание. Он не слышал и не постигал так, как человек слышит и постигает человеческую речь, но страшные тайны передаваемые в воплях, ледяными щупальцами проникали в его душу, и он всё понял.

II

Хижина старого Эзры скряги стояла у дороги посреди болота, наполовину скрытая растущими вокруг угрюмыми деревьями. Стены прогнили, крыша осыпалась, огромные бледные и зелёные грибы-переростки цеплялись за неё и извивались вокруг дверей и окон, словно пытаясь заглянуть внутрь. Деревья склонились над хижиной, и их серые ветви переплелись так, что скорчившаяся в полумраке хижина казалась карликовой.

Дорога, петлявшая по болоту среди гниющих пней кочек и грязных луж, кишащих змеями, тянулась мимо хижины. В эти дни по дороге проходило много людей, но мало кто видел старого Эзру, разве что только мельком показывалось его желтое лицо, выглядывающее из заросших грибами окон, само похожее на уродливый гриб.

Старый Эзра был таким же скрюченным, сгорбленным и угрюмым как всё вокруг; его пальцы походили на кривые ветки, а локоны свисали, как тусклый мох над глазами, привыкшими к болотному мраку. А глаза словно у мертвеца, но в то же время таили в себе бездонную глубину, омерзительную, как трясина на болотах.

Сейчас эти глаза смотрели на человека, стоявшего перед его хижиной. На высокого стройного и бледно-смуглого человека, с измождённым лицом со следами когтей, а руки и ноги пришедшего были забинтованы. Из-за спины этого человека украдкой выглядывали несколько жителей деревни.

– Ты Эзра с болотной дороги?

– Да, чего ты хочешь от меня?

– Где твой кузен Гидеон недоумок, который раньше здесь жил с тобой?

– Гидеон?

– Да.

– Он забрёл в трясину и не вернулся. Без сомнения, он заблудился, и на него напали волки, или его укусила гадюка. Какое вам до него дело?

– Как давно он пропал?

– Больше года тому назад.

– Послушай, Эзра скряга. Вскоре после исчезновения твоего кузена на одного крестьянина, возвращавшегося домой через вересковые пустоши, напал какой-то неизвестный демон и разорвал его на куски, и с тех пор переходить через пустоши стало смертельно опасно. Сначала деревенские жители, затем незнакомцы, бродившие по болотам, попадали в лапы этой твари. Со времени первого нападения погибло много людей.

Прошлой ночью я пересекал вересковые пустоши и услышал бегство и преследование новой жертвы, незнакомца, который не знал о местном зле. Эзра скряга, это было страшное зрелище, потому что несчастный дважды вырывался из рук дьявола раненный, и каждый раз тот ловил его и снова тащил вниз. И в конце концов несчастный упал замертво к моим ногам, умерщвленный таким способом, от которого застыли б статуей даже святые.

Жители деревни беспокойно зашевелились и испуганно зашептались друг с другом, а старый Эзра-Каин украдкой отвёл взгляд. Однако мрачное выражение лица Соломона Кейна не изменилось, и его пристальный взгляд кондора, казалось, пронзил скрягу насквозь.

– Да, да! – торопливо пробормотал старый Эзра. – Это плохо, очень плохо! Но почему ты пристал ко мне?

– Да, печальная история. Слушай дальше, Эзра. Дьявол вышел из тени, и я сражался с ним над телом его жертвы. Не знаю, как я его преодолел, ибо битва была тяжелой и долгой, но на моей стороне силы добра и света, которые могущественнее адской бездны. В конце концов, я оказался сильнее, тварь убежала, а я последовал за ней. Настигнуть призрака не получилось, но прежде чем убежать, он… поведал мне чудовищную правду.

Старый Эзра вздрогнул.

– Я вернулся в деревню и рассказал людям что к чему, – сказал Кейн, – ибо я знал, теперь у меня есть сила навсегда избавить поселенцев от этого проклятия. Эзра, пойдём с нами!

– Куда это? – выдохнул скряга.

– К гниющему дубу на вересковой пустоши.

Эзра пошатнулся, как от удара; он бессвязно закричал и повернулся, чтобы бежать. В тот же миг, по резкому приказу Кейна, двое крепких крестьян бросились вперёд и схватили скрягу. Они забрали у него кинжал и связали ему руки, вздрогнув, когда их пальцы коснулись его липкой плоти.

Кейн жестом велел им следовать за собой и, повернувшись, зашагал вверх по тропе, сопровождаемый жителями деревни, которые напрягали все силы, неся извивающегося пленника. Они пересекли болото и вышли на тропу, которая вела через невысокие холмы к вересковым пустошам.

Солнце опускалось за горизонт, и старый Эзра уставился на него выпученными глазами – уставился так, словно не мог насмотреться. Далеко на вересковых пустошах возвышался огромный дуб, похожий на виселицу, от которой теперь осталась только гниющая оболочка. Там Соломон Кейн остановился.

Старый Эзра неистово роптал.

– В прошлом году, – начал Соломон Кейн, – когда полоумный кузен хотел пожаловаться на твоё жестокое обращение с ним, ты увёл его по этой самой тропе и убил здесь.

Эзра съёжился и зарычал.

– Вы не сможете доказать эту ложь!

Кейн приказал одному деревенскому юноше вскарабкаться на гнилой ствол старого дуба. Юноша вскарабкался, а затем вытащил что-то из расщелины и бросил на землю. Человеческий скелет с рассечённым черепом упал к ногам скряги. Эзра с ужасным воплем обмяк.

– Ты… как ты узнал об этом? Ты Cатана! – пробормотал старый Эзра.

Кейн скрестил руки на груди.

– Существо, с которым я сражался прошлой ночью, поведало мне правду. Это был призрак Гидеона.

Эзра снова закричал и начал яростно отбиваться.

– Ты знал, – мрачно сказал Кейн, – ты знал, кто мстит за братоубийство. Гидеон не блистал умом при жизни, так и его призрак не знает, где искать убийцу; иначе он давным-давно пришел бы к тебе в хижину. Он ненавидит только тебя, но не может отличить от других. Ненависть отрастила его призраку твёрдые когти. И он больше тебя не боится. Он должен встретиться с тобой, чтобы обрести покой.

Кейн взглянул на солнце.

– Всё это я узнал от призрака Гидеона, только истинная месть его остановит.

Эзра-Каин, затаив дыхание, слушал слова приговора.

– Ты умрёшь не от петли, пули или рапиры, а от когтей своей жертвы.

При этих словах колени Эзры подогнулись, и он упал, пресмыкаясь, умоляя содрать с него кожу и сжечь на костре. Лицо Кейна застыло и жители деревни, охваченные страхом, усилившим их жестокость, привязали визжащего негодяя к дубу. Один из крестьян предложил Эзре примириться с Богом. Но Эзра ничего не ответил, он кричал высоким пронзительным голосом с невыносимой монотонностью. Тогда крестьянин хотел ударить скрягу по лицу, но Кейн остановил его.

– Пусть отправляется к Вельзевулу, – мрачно сказал пуританин. – Солнце вот-вот сядет. Можете немного ослабить верёвку, пусть его терзает надежда на спасение.

Когда они повернулись, чтобы уйти, старый Эзра начал бормотать нечеловеческие звуки, а затем умолк, уставившись на заходящее солнце с ужасающим напряжением.

Они пошли прочь через болото, и Кейн бросил последний взгляд на гротескную фигуру, привязанную к дереву, которая походила на гриб приросший к стволу. И вдруг скряга пронзительно закричал:

– Смерть! Смерть! Я вижу череп среди звёзд!

– Жизнь его и так щадила долго, – вздохнул Кейн. – Возможно, у Бога есть место для таких душ, где огонь и жертвоприношения могут очистить их от зла, как огонь очищает лес от грибов. И всё же мне немного жаль дурака.

– Нет, сэр, – сказал один из жителей деревни, – Вы исполнили волю Божью, и преумножили добрые дела. Вы ведь не язычник.

– Нет, – тяжело вздохнул Кейн.

Солнце зашло, и ночь наступила с поразительной быстротой, как будто огромные тени спустились из неведомых глубин, чтобы окутать мир торопливой тьмой. Сквозь густую ночь донеслось странное эхо, и люди остановились и оглянулись в ту сторону. Вересковая пустошь казалась океаном теней, а высокая трава вокруг них изгибалась длинными волнами под лёгким дуновением ветра, нарушая мёртвую тишину тихим шелестом.

Затем вдалеке над болотом поднялся багряный диск луны, и на мгновение на его фоне чёрным пятном вырисовался мрачный силуэт. По лику луны промелькнула фигура – согбённое гротескное создание, чьи ноги казалось, едва касались земли; а совсем рядом появилось нечто похожее на летящую ужасную бесформенную тень.

Мгновение мчащаяся парочка выделялась на фоне луны; затем они слились в одну безымянную массу и исчезли в тенях.

Далеко над болотом разнёсся жуткий хохот.

«Королевские амбиции» – Левченко В. Ю.

«…Какова дальнейшая судьба Конана? Честно говоря, я и сам этого пока не знаю… Конану было сорок, когда он надел корону Аквилонии. У моего варвара не было потомков мужского пола, поскольку он не удосужился найти время и, соблюдая все формальности, сделать какую-нибудь женщину королевой, а его сыновья от наложниц (их у него было внушительное количество) не могли считаться наследниками престола…»

Р. И. Говард: Письмо П. Шуйлер-Миллеру, 10 марта 1936 года3.

Пролог

Первичный прозрачно-зелёно-голубоватый земной океан сейчас пенился, бурлил и клокотал, словно адское варево зловещего демиурга. Багрово-лиловые небеса непрерывно полыхали зигзагами разноцветных сверкающих молний. Мерцающие и переливающиеся невообразимыми красками плазменные искрящие сфероиды поодиночке и соцветиями вырывались как из-под кипящей поверхности, так и пикировали с грозового наэлектризованного небосвода, иногда с треском сталкивались, уничтожая друг друга в ослепительных вспышках… Взвихрялись беснующиеся чёрно-зелёные волны, образуя чудовищные водовороты; на огромной скорости закручивались низвергающиеся с небес серебристо-голубые газовые вихри, сметающие всё на своём пути и пронзающие насквозь бурлящую массу, перемешивая существующее с вновь прибывающими космическими частицами в дьявольском коктейле. Безжалостно палило ультрафиолетовое излучение Солнца… Но всё же светило не могло испепелить или иссушить пресыщенное энергиями космоса и разгулом древнейших стихий варево…

Так миллиарды лет назад из хаоса и буйства космических стихий на Земле формировались зачатки жизни…

А спустя миллионы лет, когда уже зародились и начали развиваться робкие подобия собственно земных первоклеток, из далей межгалактического пространства поверхность Земли хлестануло охвостьем зловещей дымчатой кометы, зацепившейся за неё своим шлейфом, светящимся рассеянным красновато-голубоватым. Так были привнесены и заронены семена иной чужеродной жизни. Той, что на первых порах принялась имитировать и воспроизводить уже имеющуюся, а затем и взявшуюся немилосердно вытеснять её, стремясь в извечной схватке обрести наиболее совершенные и развитые из земных форм… Однако агрессивность межзвёздных созданий словно компенсировалась недолговечностью и непрочностью создаваемых ими «подобий» земных организмов. Успешно копируя внешние формы, пришельцы из глубин Вселенной не могли удачно воспроизводить действующие адекватно им внутренние структуры. И, соответственно, устойчивость таких «копий» оказалась весьма хлипкой, легко распадающуюся под воздействием неблагоприятных факторов на бесструктурную студенистую массу – первичную протоплазму…

* * *

Эпоха сменялась эпохой, одни тысячелетиями царящие на Земле причудливые и жуткие аморфные грязе-слизевые создания сменялись другими, порой ещё более кошмарными… Наконец, жизнь за эоны лет эволюции стала обретать некие устойчивые формы и очертания… Образовывались и распадались на части континенты, вздымались и опускались острова, наполнялись водами и пересыхали моря и океаны, извергались лавой и застывали под километрами льда вулканы. Огонь и лёд поочерёдно захватывали господство над планетой, безжалостно уничтожая не сумевшие адаптироваться к разгулу стихий формы жизни…

…Со временем на смену некогда полновластно и казалось навечно господствующим над планетой разумным гигантским крылатым и прямоходящим ящерам явились свирепые зловещие обезьяны-крыланы, благодаря природным и космическим катаклизмам сумевшие повергнуть прежних (кажущихся несокрушимыми) рептильных титанов в прах. Но и власть самих обезьяноидов оказалась недолговечной пылинкой, почти не оставившей следа в земной истории.

Множество невероятнейших разумных форм жизни, включая как гуманоидные, так и не имеющие даже отдалённого сходства с грядущим человечеством, возникало и исчезало бесследно. Правда, изредка некоторым типажам удавалось весьма удачно мимикрировать, становясь внешне неотличимым от господствующего вида. А отдельные реликты или популяции человекоподобных (но абсолютно не имеющих никакого родства с людьми) особей, многократно уменьшив ареал своего обитания или даже вовсе уйдя с земной поверхности в подземные или подводные глубины, полностью или наполовину деградировали и ещё влачили жалкое существование, не рискуя открыто состязаться с новыми видами, но иногда вступая с ними в контакты, причём даже противоестественного характера, ведущих к появлению кошмарнейшего потомства…

Затем на праисторической арене появились змеелюди со своим ужасающим колдовством… Но в итоге и их коварную расу в безжалостных бойнях на истребление вытеснили люди, заняв почти на всей земной поверхности планеты доминирующее положение…

Однако параллельно естественной эволюции, смешению и вымиранию видов иногда случались и всплески аномалий, вызванных попытками адаптаций и мутаций чужеродных семян вселенской жизни, иногда привносимых кометами и падающими метеоритами из мрака космоса…

* * *

В центре истерзанных гиборийских королевств, благодаря царящим сумятице и неразберихе, решили проявиться таинственные силы, издревле бывшие иными по сути, чем все земные обитатели…

Так, несмотря на то, что Конан-киммериец уничтожил и воскрешённого Сердцем Аримана могущественного ахеронского мага Ксальтотуна, и ждущую вторжения Владык Небес зловещую секту Т’л’гхара, и выродка-колдуна Уталоса, над опустошённым войнами и междоусобицам землям Аквилонии и Немедии вновь нависла нешуточная угроза.

1.

Небосвод полыхал оранжевым закатным заревом, словно высь пламенела где-то на далёком юге, в краю бескрайних знойных саванн. Синий сумрак опускался на окрестности Альты непроницаемой завесой. Её плотный полог сейчас разрывал единственный мощный источник света в округе – гигантский, сложенный из брёвен, янтарно-алый погребальный костёр. В нём пылали изувеченные останки прежней владычицы Альты – баронессы Тилайи – любовницы Конана и некогда бывшей опытной наёмницы и ловкой воровки. Сейчас в чудовищно искорёженном и разорванном изнутри остове тела, вдобавок искажённом и охваченном языками ненасытного пламени, прежняя светловолосая, сероглазая, белокожая бритунка была абсолютно неузнаваема.