Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии

Мишель Фашах

Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии

День начинался на удивление приятно, яркое весеннее солнышко веселилось, играя лучиками сквозь ажурные шторы, и пощипывало кожу моих рук. Нос тревожил запах пряных листов «туманки». Подушка была нежной, и она буквально уговаривала меня зарыться в нее лицом и поспать еще немного. Я бы так и лежал еще и еще, если бы не фрейлина моей матери, ворвавшаяся совершенно бесцеремонно в мое уединение. Она настойчиво стучала в дверь моей спальни, так громко и требовательно, будто дверь была из щепы, а личная охрана слепа и глуха.

– Ваше высочество, принц Алетхинэф, проснитесь, вам пора привести себя в порядок, Её величество требует вас к завтраку – ее тон и голос были бы максимально уважительны, и соответствовали случаю, если бы не скорость слов и громкий грохот по двери. Сверстница моей матушки и ее лучшая фрейлина вызывала и так во мне самые негативные эмоции с самого моего детства, но тут она перешла границы моего терпения.

– Филрининг, вы доставили сообщение, откланяйтесь.

Я услышал что-то среднее между кваканьем и скрипом, а после удаляющийся цокот женских каблуков. Открыв дверь, и укоризненно покачав личной страже головой, вздохнул и принялся собираться к завтраку. Личного слугу можно было ждать еще часа три, а матушка была взволнована предстоящим приемом.

Ничего лучше, чем вчерашнее одеяние я не нашел, и потому решил отказаться от камзола и одеть просто штаны и рубашку. «В самом деле, завтрак это еще не прием, это семейное времяпрепровождение» – рассудил я. Как же я ошибался.

Зал был полон. Семьи окрестных человеческих государств, будто стая алчных стервятников, слетелись поглазеть на то, что обычно скрыто от посторонних глаз. Благо эльфы, будучи более пунктуальными не приходят раньше назначенного срока.

Я почувствовал какой нагоняй ожидает меня после сегодняшнего завтрака за мой непрезентабельный вид. А еще больше я испугался за судьбу своего лучшего друга, который каким-то злым роком решил стать моим личным слугой. Матушка, как и полагается, не подавала никакого вида и вместе с ним не было и надежды.

Впрочем, людской рой источал показную любезность, окутывая меня елейным почтением. Быть может, в их землях принцы так и одеваются… пока я раздумывал над тем, как уберечь друга от наказания матушки, надо мной производили массу непонятных для меня действий. Кто-то кланялся, кто-то сжимал мои плечи, кто-то пытался целовать. Люди и их обычаи… Это не было для меня новым, но каждый раз я испытывал некое отвращение. Людская магическая энергетика была чуждой, несла в себе трупный запах, была шероховатой. Поэтому я отстранился от происходящего и провел весь завтрак в прострации, выполняя положенное на автомате, не чувствуя запаха и вкуса блюд.

Из этого состояния меня вывел существенный укол в бок от моей матушки, я очнулся, и обнаружил напротив себя человеческую девушку. На ее платье персикового цвета был вышит орел. Она была принцессой небольшой страны к югу от нас – Фарготии, а так же она была единственной наследницей, что ставило ее на первое место среди избранниц моего отца на роль моей первой жены. Он рассуждал прагматически и понимал, что люди живут гораздо меньше нас. Она умрет – а ее государство останется у моей семьи. Только вот отец никак не мог понять, что мне не нужно это.

Меня вполне устраивала роль младшего принца. У моего брата уже была эльфийская жена и чистокровные эльфийские дети, которые займут трон после моего брата. Один из них даже старше меня, а потому и мудрее. Зачем мне управлять государством, хоть и небольшим? Конечно, что бы улучшить экономику и благосостояние Эльфиры… Но все же личных мотивов для себя я не нашел.

Проверив, что дежурная улыбка на месте, я поднес ее кончики пальцев к своим губам и сделал вид, что поцеловал их. Улыбка девушки стала шире, от чего ее лицо стало еще больше напоминать орлиное.

– Я надеюсь, Вы подарите мне первый танец на сегодняшнем приеме – сказала она почти без акцента на моем родном языке.

– Дорогая, вы превосходно владеете эльфийским, – благодушно заметила моя мать на общем языке, дабы не смущать окружающих нас людей.

Решив притвориться, что не услышал провокационного предложения, я откланялся под предлогом «подготовки к приёму». А что тут готовить? Всё уже давно было готово. Оставалось лишь привести в порядок себя – не только тело, но и мысли.

Марилан влетел в мои покои с испуганными глазами. Я махнул ему рукой, что бы он расслабился.

– Ничего тебе за твои похождения не будет, не до того сегодня всем, только приведи меня в порядок и не беспокой. Мне надо подумать – попросил я, чувствуя, как тяжесть предстоящего решения давит на плечи.

Жениться не хотелось совершенно, но меня, словно загнанного зверя, припирали к стене. Царский звездочет, вынося мне по-сути смертный приговор, выбрал эту дату задолго до моего рождения. Сегодняшний день должен был решить мою судьбу. Либо Боги укажут мне мою избранницу, и тогда, по древнему обычаю, у меня не останется ни единого шанса избежать предначертанного. Либо избранной не существует, и тогда отец с утроенной силой станет настаивать на браке с этой надменной принцессой-орлицей. Зная его упрямство, спорить было бесполезно. Оставался еще один, отчаянный выход – бежать, куда глаза глядят. Купить у заезжего человеческого мага камень телепортации и… А вот что дальше? В голове зияла пустота. Я, конечно, мог бы податься в барды, ведь у всех эльфов, на человеческий вкус, чудесные голоса. Повидать мир, воспевая чужие подвиги. Но перспектива спать где придется, отбиваясь от назойливых блох, мух и слепней, и питаться тем, что едят люди, была выше моих сил.

Проведя так в мыслях и практически неподвижно несколько томительных часов, я очнулся от странного чувства. Холодное и резкое, как струна, что впилась в твою руку. На улице стоял шум от человеческих слуг, лошадей, повозок, но среди этого гама я мог различить мелодичный перезвон спиц эльфийских колесниц, а также необычный для меня распев. Распев несся с башни. А это означало, что к нам пожаловали особо важные гости, и мне эти самые гости не нравились.

Казалось, сегодня все решили максимально нажиться на моей несчастной судьбе. Отец задумал одним махом решить вопрос с моим браком и наладить отношения с давним врагом. Матушка, не теряя надежды, совершала очередную попытку выдать замуж дочь своей драгоценной фрейлины. А мой верный друг, вне всяких сомнений, уже где-то напивался и безуспешно пытался очаровать простоватых человеческих девиц.

Приезд высокородных эльфийских семей не сулил мне радости, знаменуя неизбежность утомительного спуска в залы, полные гостей. Карусель приветствий поглотила, казалось, целую вечность, отхватив безжалостную четверть драгоценного вечера. Матушка, проплывая мимо, мимолетным шепотом одарила меня благосклонностью, сообщив, что я выгляжу "подобающе", что означало автоматическое спасение для моего беззаботного друга-кутилы. Отец, по-царски окинув всех единым приветственным жестом и отбыв положенный минимум светского бремени, незаметно ретировался в свой кабинет в компании отца принцессы-орлицы, наверняка погрузившись в дымное обсуждение торговых договоров и политических альянсов.

Кроме моей персоны, которую, как мне казалось, мотали как тряпичную игрушку, привлекало внимание еще небольшое скопление вокруг принца Маэдронда, того самого важного гостя. Когда моя матушка перехватила мой взгляд в его сторону она решила взять все в свои руки, и мне пришлось идти знакомиться с принцем и его свитой.

– Да светит вам звезда Эльфиры и будет вечным древо Жизни – поприветствовал нас Маэдронд. Из-за темных локонов, проступало его наушное семейное украшение, и казалось что при каждом движении головы или слове, вокруг его головы вспыхивали угольки и сразу же тухли.

– Да благосклонны будут к вам новые боги – ответила моя мать стандартным вежливым приветствием. – Прошу познакомьтесь принц Маэдронд, это мой сын – Алетхинэф.

– Да будет Ваша кровь чиста – блеснул глазами на меня этот темный эльф.

Я слегка смутился, но постарался не выдать замешательства, лихорадочно перебирая в памяти положенные в таких случаях ответы, но тщетно. Одна из его спутниц оскалилась, обнажив безупречные белоснежные клыки.

– И Ваша кровь пусть будет чиста – нашелся я, не вполне понимая, чего добивался этим принц.

Чтобы разрядить повисшее напряжение, матушка предложила принцу Маэдронду принять участие в обряде выбора невесты. Меня осенило: мое присутствие здесь – лишь предлог. Отец, превосходный тактик, отправил мать налаживать отношения с бывшими врагами столь изощренным способом. Множество знатных эльфийских семейств прибыли сюда со своими незамужними дочерьми в надежде выдать их за меня, а если темный принц обретет здесь супругу, отношения между нашими странами укрепятся.

Конечно, этот обряд срабатывает с очень маленькой вероятностью. Найти себе нареченную избранную для тебя богами, ту что лучше всего подходит для рождения потомства, это большая редкость и удача. Но сам обряд колышет души присутствовавших на нем, зачастую после проведения обряда множество пар женится. Видимо именно на это и рассчитывал мой отец, а матушка в тайне надеялась выдать Эльминоэль, дочь своей фрейлины, за темного принца, что бы она больше не мозолила ей глаза и не портила нервы своей матери.

– Если это доставит Вам удовольствие, но я уже проходил этот обряд трижды – у принца дернулся на мгновение уголок рта, но он расплылся в жалостливой улыбке. – Как видите безуспешно.

– Тогда Вам это точно не повредит – вердикт матушки был окончателен и бесповоротен.

Будучи на правах посла, Маэдронд не мог ей отказать, а я краем глаза наблюдал, как впилась сопровождающая его девушка ногтями в расшитый бисером камзол, как только не порвала?

Мы с матушкой сразу же ушли, приветствовать новых гостей – посланников южных царств, что всегда привозили ей в подарок какие-то дурманяще пахнувшие масла. Я же пытался прийти в себя после этой сцены. Мимо меня проскользнул мой друг слегка прикоснувшись к руке, на его лице был отпечаток женской косметики.

Вскоре появился отец. Его лицо светилось довольством, хотя, кроме семьи, никто бы этого и не заметил. Но я видел это совершенно точно.

– Время обряда! – провозгласил отец, и его тихий голос мгновенно потопил в тишине весь зал. – Сын, принц Маэдронд.

Он протянул к нам руки, и мне показалось, что в этом обращении он возвышает темного принца надо мной.

Мы приблизились к отцу, и он повел нас к алтарю в храме новых богов. Следом потянулись вереницей незамужние девушки, а за ними – их родители. Храм возвышался на площади, напротив аллеи и главной дороги к дворцу. По пути нам встретились двое эльфов, увлеченно обсуждавших политические дрязги и совершенно не замечавших ничего вокруг.

У входа нас встретила торжественная процессия жриц Алавии, богини любви и красоты этого нового мира, съехавшихся со всех королевств на торжество. Храм не смог бы вместить всю эту толпу, поэтому обряд решено было проводить прямо у входа. Украшенный множеством амулетов, он представлял собой пестрый и дурно пахнущий калейдоскоп: колонны, лестницы и перила – всё было увешано оберегами и благовониями, создавая причудливый и отталкивающий ансамбль.

Мне смазали ладонь какой-то жидкостью, сказали облизнуть это. Я как какое-то животное слизнул слегка соленую влагу. Там же мне сделали совсем крохотный надрез из которого вытекло пару капель крови на мою ладонь, а затем ладонь поднесли к пламени и она загорелась ярко-зеленым светом. Больно не было, было страшно, отчего мое лицо, которое было обязано оставаться вежливо-улыбчивым, явно приняло какое-то другое выражение. Но контролировать сейчас я его не мог. Чувствовал я себя плохо. Радовало, что темный принц чувствовал себя не лучше, отчего его темная кожа стала практически идентичного со мной цвета.

Через какое-то время тошнота и головокружение начали отступать и стало жарко и больно, и вообще, ладонь моя явно подпаливалась. Я отдернул руку, и только сейчас заметил тишину. Неестественно округлившиеся глаза восточной жрицы подсказали мне направление взгляда. На полу лежало нечто.

***

Я прижалась к каменному холодному полу лбом, будто хотела забрать из него весь холод и отдать его своей голове. Во рту и правом глазу были волосы, мои волосы, которые лезли даже будучи отстриженным по плечи. Боль была адская, впрочем как и всегда. Приступы головной боли наступали не резко, но неумолимо. Оставалось либо быстро бежать за таблетками, либо терпеть и бить головой об стены, ну или пол.

Какие-то добрые руки обняли мое лицо своим ледяным прикосновением и я накрыла их своими горячими и пульсирующими ладонями. Потом меня безжалостно оторвали от родненького уже пола и потащили вверх. Кому-то очень надо было взглянуть на мою страдальческую тушку. Тушка почти не сопротивлялась, на удивление легко поднялась на ноги. Руки убрали с моего раскрасневшегося лица волосы и мелодичный голос начал что-то у меня спрашивать… Я не знаю что от меня хотели. Видимо от боли я забыла родной язык. Я отмахнулась от источника шума и поставила палец перед губами: "шшшшшш, голова болит" показала я рукой. И осталась висеть своей головушкой в ледяных руках. Руки не теплели и я была за это им благодарна.

Через пару минут мне влили что-то горькое в рот. Знакомый вкус но-шпы поманил в спасительное забытье.

Проснулась я от яркого, слепящего света, отраженного от белоснежных стен. Если это больничная палата, то видимо какая-то психушка, потому как делать идеально белыми стены не придет никому в голову кроме психа.

Я поворочала головой, на удивление голова не то что не болела, а даже остаточных явлений типичных для приступа не было. Заставив себя открыть глаза пошире я обнаружила внимательно смотрящую на меня медсестру. Хотя, мне не встречались медсестры в таких вычурных халатиках ни разу в жизни, я все таки решила ее считать медсестрой.

– А вы кто? И где я?

–Авыхоития… – бесчувственно пролепетала медсестра, на лице ее была одна и та же улыбка уже минуты две.

"Психушка, точно психушка," – пронеслось у меня в голове. "И это никакая не медсестра, а, скорее, пациентка-соседка."

– Хорошенькое платьишко, – выдавила я, пытаясь хоть как-то пробить стену ее безумия.

– Холосиёлатиско? – выражение ее лица не менялось.

"Да ну тебя," – подумала я с отчаянием. "Я как будто пытаюсь объясниться с японским попугаем." Решив действовать, я попыталась встать, намереваясь отыскать нормальную медсестру, врача, хоть кого-нибудь, кто говорил бы на человеческом языке, кроме этой полоумной богачки. Внезапно она встрепенулась, что-то прокудахтала, и в комнату ворвались еще три ее копии. Худощавые, почти прозрачные, с алебастровой кожей, одетые в похожие платья, они набросились на меня, принимаясь поднимать, одевать, умывать. Я отбивалась, как могла, но они, с той же дежурной улыбкой на лицах, неумолимо продолжали свое странное действо.

Кстати, насчет умывания – это было весьма своеобразно. Меня просто обрызгали паром и протерли тряпкой, словно антикварную вазу. Под одеялом обнаружилась ночная рубашка, за которую я сражалась как девушка на распродаже сумочек, но ткань предательски затрещала по швам, и пришлось капитулировать. Оплачивать содеянное вандальство не входило в мои планы. На меня натянули трусики-шортики и маечку, и тут я окончательно пришла в себя. Проблема была мне очевидна – девочкам нет.

Девочки по-русски не разговаривали, вообще старались делать все молча, только пыхтели. Моя тушка была не их габаритов. 90 с лишним килограммов пытались найти понятное объяснение своего возмущения, моя грудь не терпела к себе такого отношения. Я когда была худенькой и занималась восточными единоборствами она уже была пятого размера, а тут… Что уж говорить, мне жизненно необходим был мой бюстгальтер. Я и так и эдак к ним, и на английском, и показывала им настоящее шоу, а они никак. В итоге меня втиснули в какое-то платье, безжалостно стянувшее мои телеса и еще больше опустившее мою многострадальную грудь, и тут я взвыла не своим голосом.

Во-первых меня не покормили завтраком, во-вторых где мое белье, в-третьих какого черта вы на меня пялите? Ткань пошла по швам, я бесцеремонно брала и отрывала ее кусками прямо с себя. В дверь начал кто-то еще ломиться, девушки отхлынули к стенам и прижались к ним, пытаясь слиться со стенами как хамелеоны. Первая «медсестричка» что-то там верещала на своем птичьем, ей чуть ли не рычали из-за двери. Полностью избавившись от своего «платья», я обернула вокруг себя простынь и завязала как учили в интернетах, чтоб не свалилась, а поверх накинула на плечи, как мантию, одеяло и пошла открывать дверь. Легко оттолкнув верещавшую «медсестричку» я открыла дверь. За дверью стояла уже более похожая на нормальную девушку персона, но ее темная с синим отливом кожа и клыки, которые она мне услужливо обнажила, привносили в мою психику некоторые сомнения…

Она заговорила со мной глубоким голосом: – Буардантулеаскхим?

– Пизереналесиукане? – продолжила она спустя секунд 15.

– Погоди, – остановила я ее рукой. – Говоришь по-русски? – с той же интонацией спросила я ее.

– Ду ю спик инглиш? – с совершенно откровенным акцентом, не надеясь на чудо спросила я ее.

Так как реакции не было я поняла, что она меня не поняла. Тогда я развела руки в стороны и покачала головой, грустно отправившись на кровать.

Эта красотка и первая «медсестричка» чего-то почирикали, мимо них протиснулась одна из «хамелеонов» и убежала. Потом клыкастая подсела ко мне. И только занесла руку, чтобы погладить по голове, как кошку какую-то, я схватила ее руку. И тут мне пришла в голову мысль… Они меня не знают, я их тоже… Один умный кинолог говорил, что это не мы учим собак сидеть и лежать, они и сами это умеют, это хозяева учатся, как разговаривать с собакой. И я немного отсела от нее, облокотилась на спинку кровати и положила ей ногу на колени. Её клыки стали более заметны, меня это повеселило, но я сделала жалостливые глаза и стала медленно забирать ногу у нее, как побитая собака. И она протянула дрожащую руку к моей ноге и погладила. Я улыбнулась. Она еще раз погладила, я вздохнула, как будто у меня спал груз с сердца и изобразила расслабление.

Первый урок оказался на удивление увлекательным. Пришло время для второго акта этой комедии: выпросить еды. Раз уж она вообразила себя моей хозяйкой, то питомца пора и покормить. Задумавшись, как лучше донести эту простую истину, я вдруг заметила нечто, надолго отвлекшее меня от мыслей о пропитании. На клыкастой красотке был… корсет!

Мгновенно выдернув ногу из её рук, что, кажется, немного её напугало, я принялась тыкать её в грудь, затем указала на свою маечку, приподняла руками собственные формы, улыбнулась – и вновь указала на предательский корсет. Горе моё было неподдельным, разыгрывать тут трагедию не имело смысла.

Лицо красотки посветлело, как будто она решила первую теорему в своей жизни, и она начала чирикать «хамелеонихам» чего-то. «Хамелеонихи» оживились, отлипли от стен и живенько выскользнули из комнаты.

Я решила закрепить успех, настойчиво тыкая пальцем в "медсестричку", затем изобразила руками крест, покачала головой и состроила печальную мину. После этого я снова ткнула в клыкастую, одарив её самой лучезарной улыбкой. Девушки опять что-то верещали на своем языке. А потом появилось оно. Назвать его мужчиной язык не поворачивался, да и женщиной – тоже. Андрогин во всей красе, с мерной лентой наперевес. За ним, словно свита, плелись девушки с ворохом тканей, рюшами и прочей милой чепухой.

Я немедленно ткнула пальцем в кусок ярко-синего атласа, указала на корсет клыкастой и попыталась объяснить этому Оно, что обтягивающее платье на пухленькой фигуре – это не комильфо, наглядно демонстрируя это на примере простыни. Затем я демонстративно швырнула на пол рюши и бантики, потоптавшись на них для пущей убедительности, что повергло Оно в глубочайшую печаль. Оно что-то прочирикало с "медсестричкой", затем гневно заверещало на клыкастую, после чего вздохнуло и заключило меня в объятия через мерную ленту. Вдоволь наобнимавшись с пахнувшим какими-то травами Оно, я приступила к пункту номер два – добыче пропитания.

Голод терзал нещадно. Я принялась жаловаться клыкастой, с которой мы уже обрели некоторое взаимопонимание. Долго хныкать не стала, что, по всей видимости, вновь повергло мою «медсестричку» в уныние, и она удалилась. Минут через десять мне принесли нечто холодное и странное на вкус. Не скажу, что отвратительное… Скорее, бездушное. Ни сладости, ни соли, лишь легкая кислинка и сухость. А еще было вино, но учуяв запах алкоголя, я от него наотрез отказалась. Зато моя клыкастая подруга, оставшаяся разделить со мной трапезу, налегла на него с удовольствием, совершенно не притрагиваясь к еде. Так мы и обменялись: я ей вино, она мне – пищу… Вторую порцию доедать я не стала. Порции и так были крошечными, а жевать что-то, напоминающее безвкусную вату, было тоскливо.

Меня оставили наконец в покое, я завернулась в одеяло, потому как простыня тоже была на мне, и решила просто прикинуться хот-догом. В комнату еще делали попытки зайти какие-то девушки и что-то, видимо, мне предложить, но я не подавала признаков жизни. После утреннего дебоша никто не хотел со мной связываться. Так, в блаженном одиночестве, я пролежала до вечера, успев вдоволь понежиться в постели, проголодаться до звона в желудке и, самое главное, договориться с собой о ключевых моментах моего пребывания в этом странном месте.

Когда начало смеркаться, в дверь настойчиво постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату вплыла делегация во главе с Оно. В руках Оно бережно покоился корсет из той самой синей ткани, а за ним, словно свита, следовала вереница девушек, несущих что-то еще, все того же лазурного оттенка. Корсет пришелся впору, оказался на удивление удобным и не слишком утягивающим, отчего на моих глазах выступили слезы счастья. Мой порыв, видимо, был истолкован неверно, потому что спустя пару минут ко мне пожаловала клыкастая подруга.

Я скорчила самое умильное выражение, на какое только была способна, и она тут же принялась переводить мои гримасы вечерней делегации. Платье было сделано как дополнение корсета и состояло из двух частей, широкая, ниспадающая до пола юбка и коротенькая кофточка, призванная прикрыть плечи и руки. Результат превзошел все ожидания. И как они только умудрились отыскать эти невесомые, голубоватые полупрозрачные тапочки? Предлагали, правда, еще нечто странное, сверкающее, на чудовищной платформе, и розовые башмачки на умопомрачительном каблуке, но я решила, что на сегодня с неудобствами покончено. Да и падать с такой высоты совершенно не хотелось.

Когда меня, наконец, затянули в это великолепие, я от души пожала Оно руку и даже обняла его. Он отреагировал не сразу, но улыбка не сходила с его лица, так что я решила, все в порядке. Делегация осталась довольна, Оно покинул нас, и тут же начались пытки с прической. Я пару раз шлепнула назойливых девушек по рукам, выхватила гребень и, сдерживая слезы, просто расчесала свою, хоть и короткую, гриву.

А потом клыкастая подхватила меня под руку и вывела наружу, где уже дожидались кавалеры. Видимо, таков их обычай – девушек сопровождают юноши. Сугубо жестами я выяснила у клыкастой, что ведут меня не на казнь, а на трапезу, и потому, благосклонно кивая, принялась разглядывать спутников.

Тот, что сопровождал клыкастую, был облачен во все черное. Темная, с зеленоватым отливом, кожа резко контрастировала с белоснежными волосами, собранными в низкий хвост, достигавший пояса, инкрустированного непрозрачными зелеными камнями. Темная одежда из чего-то, напоминающего мелковорсистый бархат, подчеркивала стройность и некоторую резкость его походки.

Мой кавалер, казалось, специально подобрал костюм под мой наряд. На нем был голубой камзол, вышитый ярко-синей нитью, а в его белых волосах поблескивали пряди небесного цвета. Впрочем, находясь в такой близости, мне не удалось рассмотреть его лучше. Чересчур высоко поднятая корсетом грудь мешала опустить взгляд на его ноги, и оценить его рост я тоже не смогла.

Потому я переключила свое внимание на окружающее пространство. Верхняя часть стен была украшена лепниной, но с одной причудливой особенностью: все ее элементы были асимметричны и изображали переплетающиеся ветви диковинных деревьев. Когда меня наконец доставили к столу, я была на грани голодного обморока, и потому до окружающих мне не было никакого дела. Напротив меня села клыкастая и ободряюще подмигнула.

Подали первое блюдо, и я, словно дрессированная обезьянка, начала повторять все движения клыкастой. Отведав супчик, состоящий, казалось, из одной только травы, я разочаровалась в жизни. К такому меня судьба явно не готовила. Хлебнув пару раз из вежливости, я принялась рассматривать остальных сотрапезников.