Гвардии майор

Исаак молча слушал отца. Смотрел, как он и его родственники возвращаются из синагоги, обходя встречных с таким видом, словно это горы нечистот. Тихо сидел в лавке, наблюдая, как отец торгует. И все, что он видел и слышал, ему совершенно не нравилось.

Он не понимал, почему надо столь жестко обособляться от всех. Ведь в Кракове живет так много людей, и все они разной веры, но при этом прекрасно находят общий язык, не бравируя своей принадлежностью к той или иной конфессии. Почему евреи не стараются влиться в эту жизнь? Почему армяне, русские, англичане, итальянцы, поляки – да мало ли еще народа живет в великолепном Кракове, – все они свободно общаются между собой, веселятся и горюют, ходят друг к другу в гости, вместе живут и работают? Как у них это получается?

Нет, конечно, всякое случалось. Те же поляки и русские или армяне частенько сходились в жестоких драках, выясняя, чья вера лучше, но потом все заканчивалось в шинке, где они дружно гуляли, славя все того же Иисуса и мать его Марию, которые, кстати, были евреями. Этого Исаак вообще понять не мог. Если все они поклонялись людям из его народа и верили в них, то как они могут быть чужими?

Несколько раз, будучи еще маленьким и глупым, он задавал эти вопросы отцу, а потом рабби[9] в синагоге. Во всех случаях его жестоко наказывали и заставляли искупать тяжкий грех. Исаак сделал из этого верные выводы и перестал спрашивать, но думать не перестал.

Время неумолимо шло вперед. Исааку исполнилось пятнадцать. Теперь отец не только разрешал ему сидеть в лавке, но и заставлял помогать в торговле. Юноша с тоской начал осознавать, что этим все для него и кончится. Из-за того что евреи намертво замкнули себя для окружающего мира, этот самый мир замкнется для него стенами лавки и ненавистной торговлей. Ему придется день за днем сидеть за прилавком и гордиться своим народом, потому что гордиться будет больше нечем, да с ужасом ожидать очередного погрома. А все пути к свободе были отрезаны суровыми постулатами веры.

Отец с неодобрением смотрел на сына. Метания юноши и его вопросы не могли принести ничего, кроме вреда. Он все чаще хмурился, наблюдая, как равнодушно выполняет сын все обряды. Несколько раз только напоминания отца и матери заставили Исаака посетить синагогу. Родители не могли понять, как в их правоверной семье мог вырасти такой безответственный ребенок. Почему он не гордится принадлежностью к богоизбранному народу? Чего он еще хочет? Ведь у него есть все, о чем мечтают многие люди. Но любые разговоры на эту тему Исаак пресекал упорным молчанием и почтительным наклоном головы. Отец начал понимать, что сын упрям и своеволен, хотя внешне не перечит ему. Проявил свой характер Исаак только один раз, когда решил изучать медицину. В первую минуту отец рассердился – чем ему не угодила торговля? – но почти сразу успокоился. Медицина – почтенная профессия. Хороший врач всегда сумеет заработать. И вообще, врач-еврей – это же так естественно, а вот врач-поляк – это уже достаточно смешно, еще бы сказали – русский врач.

Поэтому с благословения отца Исаак начал изучать медицину. И все шло хорошо до того дня, когда отец неожиданно узнал, что его сын, кроме всего прочего, уже несколько лет посещает Краковский университет. Теперь ему стали понятны возросшие расходы на обучение. Ведь разрешить еврею учиться в католическом учебном заведении стоит очень дорого. Пока отец пытался осознать всю тяжесть беды, свалившейся на него, добрые родственники, которые и открыли ему глаза на недостойное поведение сына, поторопились нанести еще один удар.

Мальчик-то, пояснили они, кроме лекций по медицине посещает богословские и другие диспуты. Более того, он сдружился с иноверцами и даже наведывается в их жилища. А самое главное, он весьма близко сошелся с монахом-доминиканцем. Этот самый монах ходит с ним везде, толкует ему места из Библии и сравнивает их с Торой, приносит какие-то книги, и похоже, дело идет к тому, что Исаак может принять католичество. Родственники, старательно пряча довольные улыбки, умоляли отца немедленно принять меры, чтобы юноша не опозорил семью.

От ужаса весь дом погрузился в траур. Когда Исаак, ничего не подозревая о визите доброхотов, вернулся домой, его встретил разгневанный отец и убитые горем мать с сестрой. К несказанному ужасу Исаака, все его книги были сожжены, а отец не терпящим возражения тоном запретил ему не только ходить на лекции и посещать товарищей, но и вообще покидать дом до особого разрешения.

Исаак сидел в своей комнате, ожидая решения. Он прекрасно понял, в чем дело, и пытался осознать, чем ему грозит эта история. В том, что отец настроен серьезно, сомневаться не приходилось, а причитания матери и сестры, разносившиеся по дому, злили еще больше. Отец, видимо, надеялся, что, посидев взаперти и как следует обдумав свои поступки, сын раскается и откажется от своих затей, но глава семьи забыл, что Исаак уже не ребенок. Ведь даже в детстве его нельзя было заставить делать то, чего он не хотел. Проявляя на первый взгляд согласие, Исаак умел так повернуть дело, что в итоге его оставляли в покое. Но сегодня отец не мог думать о характере сына. Поэтому, вызвав его к себе в кабинет около полуночи, без долгих разговоров приказал собираться и готовиться к отъезду.

– Куда? – удивился Исаак.

– Во Львов, – не поднимая головы от бумаг, ответил отец.

– Простите, батюшка, но почему?

Отец не выдержал и, вскочив, завопил:

– А ты не догадываешься? Ты опозорил нас всех! Втоптал в грязь наше честное имя! Как мне теперь смотреть в глаза родственникам и соседям?

– Вот в чем дело! – неожиданно для себя усмехнулся Исаак. – Почему-то соседи вам важнее сына. А вы отрекитесь от меня, и все уладится само собой. – Эти слова пришли внезапно, и, выговорив их, Исаак понял, что ему может повезти. Но он зря надеялся.

– Отречься! Если бы у меня был еще один сын, я изгнал и проклял бы тебя! – задохнулся от гнева отец. – Но бог не дал мне такого счастья! Поэтому я должен спасти тебя любой ценой! Завтра ты уедешь, а во Львове немедленно женишься на дочери моего троюродного брата! Она как раз достигла нужного возраста! И чтобы от тебя никто, никогда и ничего не слышал ни о каких папистских бреднях! И не смей возражать! Не хватало нам еще доноса в инквизицию!

Ах, если бы отец знал, как опоздал со своими опасениями! Донос уже был, и не один. Кроме того что несколько родственников и друзей решили нагреть руки на чужой беде, а может быть, если повезет, убрать конкурента, за дело взялись родители университетских товарищей. Повезло Исааку только в одном: все эти бумаги пришли к его знакомому монаху-доминиканцу, который по чистой случайности и представлял в Кракове святую инквизицию. А вот то, что этот самый монах оказался вампиром, случайностью как раз не было. Но всего этого ни отец, ни Исаак, конечно, не знали.

Отослав сына собираться и дописав письма, отец с чувством выполненного долга отправился спать. А утром он обнаружил в комнате Исаака прощальное письмо, в котором тот сообщал, что очень любит родителей, но просит как можно скорей забыть его и обратить свое внимание и заботу на сестру, которая, в отличие от него, является почтительной и послушной дочерью. А он продолжит свое образование там, где укажет ему его добрый друг – отец Андре.

После этих строк мать лишилась чувств, а отец поседел за несколько минут. Сбывались худшие опасения. Похоже, Исаак действительно решил принять католичество. Это было равносильно концу света. Мало того что они лишились единственного сына – они могли потерять все, что у них было. Община способна и не простить такого поступка юноши и обвинить в нем именно родителей. Теперь перед отцом стоял выбор: или отдать все деньги на искупление страшного греха, или уничтожить виновника. Он выбрал второе. Ведь измена вере не допускается даже мысленно. Отец несколько минут, закрыв глаза, истово взывал к богу, дабы укрепиться в своем решении. Неожиданно он понял, что именно господь послал ему это испытание, как в свое время Аврааму. Он должен принести искупительную жертву во имя любви к господу. Может быть, бог пожалеет его и сотворит чудо. И раскаявшийся сын вернется в последний момент. Подбодренный такими мыслями, он твердым шагом прошел в свой кабинет и послал слугу в квартал наемных убийц…

– Ну, Исаак, ты решил? – Монах смотрел на молодого человека с легкой улыбкой.

Солнце еще не взошло, а юноша уже постучал в дверь его комнаты.

– Решать нечего, святой отец! За меня всё решили!

– Зачем ты тогда пришел?

Исааку показалось, что отец Андре уже все знает, но не считает нужным показать ему это. Он судорожно вздохнул и ответил:

– Я хочу воплотить в жизнь решение. Только свое, а не отцовское. Я готов ехать с вами, отец Андре.

– Похвальное мужество, – монах внимательно смотрел на него, словно пытаясь проникнуть в самое сердце молодого еврея, – но ты все обдумал как следует? Осознаешь ли ты все последствия этого шага? Ты ведь знаешь, к чему это приведет. От тебя отрекутся родные. Тебя предадут анафеме. Скорее всего, тебя попытаются убить.

– Благодарю вас за поддержку, святой отец, – криво усмехнулся Исаак, – но можете не стараться. Я лучше вас знаю, что мне грозит. Иудеем можно стать, перестать им быть – нельзя. Можно только умереть.

– Хорошая идея, я ее обдумаю, – кивнул отец Андре.

– Это не идея, – удивленно отозвался Исаак, – это цитата из Талмуда.

– Я знаю. Но для нас это лазейка. Над тем, кто умер, смертные не властны. Но об этом позже. Через месяц или чуть больше я уезжаю. И, как я понимаю, ты по собственной воле едешь со мной.

– Я не откажусь, отец Андре, не надейтесь. К тому же я уже все решил, и выбора у меня больше нет.

– Выбор есть всегда… – начал его собеседник.

Тут их прервали. Скрипнула дверь, в комнату монаха торопливо вошел какой-то оборванец и, почтительно поклонившись, протянул ему маленький свиток. Едва заметно поморщившись, отец Андре взял послание и небрежно кинул на стол мелкую монетку. Когда посыльный ушел, монах прочел письмо и заметил:

– Твой выбор только что заметно расширился. Теперь тебе предстоит выбирать не только между свободой и общиной, знаниями и догмами, но еще и между жизнью и смертью. Твой отец в настоящее время договаривается с наемниками. Как ты думаешь, о ком идет речь?

Юноша побледнел, а монах добавил:

– Если ты не передумал и идешь со мной, я смогу защитить тебя. Но…

– Я согласен! – твердо ответил Исаак.

– Это хорошо. А теперь запомни. Раз ты окончательно все решил, то с этой минуты ты будешь слушаться меня беспрекословно. Во всяком случае, пока не минует опасность. И еще – не перебивай меня.

Исаак только приложил руку к сердцу и поклонился.

– Идем. – И монах вышел, даже не посмотрев, следует он за ним или нет…

Исаака спрятали в монастыре, который оказался мощной крепостью. Неведомо, от кого собиралась защищаться братия, но, судя по толщине стен, врагов у нее было очень много. Об этом Исаак сказал спутнику, когда они через тайный ход вошли в святые стены.

– Будешь смеяться, но врагов у нас действительно много, – неожиданно согласился монах и добавил: – Однако не забывай – когда идет война, каждая крепость на вес золота. А на войне убивают всех. И ни сан, ни звание, ни деньги не помогают. А сейчас – молчи. С настоятелем буду говорить я. И, что бы я ни сказал, ни слова…

Через два месяца из ворот монастыря выехала карета в сопровождении многочисленной и хорошо вооруженной охраны. Ночь уже вступала в свои права, и людей на улицах почти не осталось. Немногие запоздавшие прохожие торопились по домам, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому отряд беспрепятственно доехал до ближайших ворот, торопясь покинуть город до их закрытия. Мощные створки с глухим гулом захлопнулись, отрезая Исаака от всего, что он знал в своей жизни.

– Ну, кажется, проскочили. – Святой отец, приподняв шторку, внимательно всматривался в темноту. – Можешь вздремнуть, – предложил он юноше, – а я пока поработаю.

Исаак с интересом смотрел на собеседника – точнее, туда, откуда слышался его голос. До того памятного дня, когда юноша покинул дом, ему казалось, что он хорошо знает монаха.

Отец Андре не преподавал в университете, но часто посещал лекции. Не брезговал он и кабачком, где собирались студенты. Там они и познакомились. Он нравился Исааку. Монах был так непохож на правоверных иудеев, впрочем, и на католиков тоже. Он с удовольствием общался с людьми из разных конфессий, говорил всегда легко и свободно. Никогда не отказывался выпить стаканчик вина, спеть веселую песню или принять участие в диспуте. При нем часто говорили весьма необдуманные вещи, но ни к одному из болтунов не были применены никакие взыскания. Это снискало ему доверие и уважение студентов. Исаак же просто влюбился в него. Кроме всего, побеседовав с братом Андре, он понял, что тот знает гораздо больше, чем все профессора, вместе взятые. А брат Андре в свою очередь, узнав, что Исаак хочет стать врачом, на минуту задумался, а затем пообещал помочь и почти четыре года действительно помогал. Именно благодаря ему Исаак освоил латынь, французский, немецкий и итальянский. Слегка начал разбираться в древнегреческом и, как ни странно, русском. Монах приносил ему книги, которых нельзя было найти ни в одной библиотеке, отвечал на все вопросы, которые возникали у юноши при изучении этих фолиантов, а год назад организовал для своего друга несколько анатомических вскрытий.

– Если не знать, как устроен человек, лечить не сможешь, – пояснил он Исааку. – Ты же пошел в университет потому, что тебя не устраивали знания, которые давали твои единоверцы? Хотя, как ты мог уже заметить, в университете тоже много не узнаешь.

Исаак согласился и, рискуя жизнью, раз в месяц пробирался по ночам в полуразрушенный склеп на старом кладбище, куда отец Андре привозил трупы. Если бы ректор или отец Исаака узнали, чем он занимается, то плохо пришлось бы молодому еврею. Отец, не задумавшись ни на минуту, убил бы его собственными руками. Ректор просто сдал бы инквизиторам. Но все было прекрасно до того страшного дня, когда ему пришлось делать выбор…

Теперь же, прожив два месяца в монастыре и наблюдая за своим товарищем, Исаак уже не знал, верит он ему или боится. Странности начались еще в обители. Да и сейчас… Ну как, скажите на милость, можно что-то делать ночью, в темной карете? Но, как он уже убедился – можно.

А еще: откуда брат Андре знал, что убийц не остановят монастырские стены? Но факт оставался фактом. Это произошло…

Как только в Кракове узнали, что Исаак ушел из дома и живет в монастыре, город забурлил. Никто не сомневался, что молодой еврей решил принять католичество. Мнение горожан об Исааке моментально изменилось в лучшую сторону. Если до этого его просто терпели за деньги отца, то теперь все немедленно открыли в молодом человеке целый кладезь истинных добродетелей. Его друзей, которых раньше поносили за непотребное знакомство, теперь превозносили, ставя им в заслугу прозрение иудея. В этой атмосфере всеобщего одобрения Исаак совершенно уверился, что ему ничего не грозит. И тем более он удивился, заметив, что его друг и монахи, проживающие в обители, принялись принимать дополнительные меры предосторожности.

– Зачем это все? – не удержался он от вопроса. – Ведь весь город на моей стороне. А наемники – тоже христиане, значит, они не должны меня тронуть.

– Правильно, они тебя любят, – согласился Андре, – и прирежут не из ненависти, а исключительно за золото твоего отца. Потому что они честные люди. Кстати, потом они искренне помолятся за твою душу и закажут богатую заупокойную службу.

– Не может быть! – удивился Исаак.

Брат Андре только махнул рукой, предоставив мальчишке получать опыт самостоятельно. И через неделю после этого разговора поймали первого убийцу. Потом были еще и еще. Надо сказать, после появления первого наемника Исаак понял, что высокие стены не являются надежной защитой. Он думал, что неудачи предыдущих убийц и новые расходы заставят отца отступиться, но тот не успокаивался. Каждая неудача заставляла его поднимать цену. Затишье наступило только после того, когда всех выловленных наемников вздернули на площади, а к отцу отрядили офицера со строгим предписанием прекратить терроризировать святую обитель с наложением весьма внушительного штрафа. Тот на время затаился, но не отказался от задуманного. Просто теперь он нанял людей, которые должны были ждать, когда сын покинет монастырь хоть на минуту.

Прошло еще несколько дней, и наконец Андре приказал Исааку:

– Собирайся, мы уезжаем.

– Куда? – спросил юноша, снимая с полки мешок с одеждой.

– В Париж.

Исаак обрадовался и, не задавая больше вопросов, кинулся на выход. Андре, тихо посмеиваясь, шел следом. Выскочив на крыльцо и увидев карету и солдат, охранявших ее, юноша растерянно замер. Впервые он задумался, на какой же ступени в церковной иерархии стоит его друг. Пока он предавался размышлениям, монах бесцеремонно запихнул его в экипаж, и они уехали…

И вот теперь, после всего, что было, ему предлагают вздремнуть.

Исаак хотел возразить, что не хочет спать, но глаза уже закрывались, и он сам не заметил, как угодил в крепкие объятия Морфея. Проснувшись, юноша обнаружил, что лежит на кровати в небольшой чистой комнатке. Рядом на такой же кровати спал монах. В отличие от своего попутчика, он был раздет. Ряса аккуратно лежала на стуле, сандалии стояли рядом. С самого же Исаака сняли только сапоги. Смущенный тем, что не проснулся, когда его выносили из кареты, он тихонько встал и направился к кувшину с водой.

– Выспался?

Вопрос застал его врасплох. Подпрыгнув от неожиданности, он повернулся и встретился взглядом с глазами Андре, в которых не было ни капли сна. Исаак застенчиво кивнул.

– Хорошо, – монах встал, – надо приводить себя в порядок.

Исаак невольно залюбовался стройным мускулистым телом. Он как-то не представлял, что Андре так хорошо сложен, и, что греха таить, так молод. Почему-то в рясе с надвинутым на глаза капюшоном он казался гораздо взрослей. А сейчас Исаак понял, что брат Андре ненамного старше его. Пока он размышлял, монах с удовольствием умылся. Потом, обильно намочив полотенце, с наслаждением протер плечи, грудь и заметил:

– Искупаться сможем только на месте, так что придется потерпеть.

С этими словами он открыл сундук и извлек из него светское платье. Исаак с интересом наблюдал, как его знакомый преображается из бедного монаха в богатого купца. Этот процесс так увлек его, что следующие слова Андре прозвучали как гром среди ясного неба:

– Это тебе. Быстро переодевайся.

Прямо в него полетел тяжелый узел. С трудом поймав его, юноша в недоумении посмотрел на святого отца и, ничего не сказав, принялся за дело.

– Отлично, – осмотрев его с ног до головы, объявил Андре, – теперь займемся прической.

И прежде чем Исаак успел сказать хоть слово, ловко состриг ему пейсы. Исаак только охнул. Живя в монастыре, он завязывал волосы в хвост, но сейчас, когда они были распущены, эти две длинные пряди слишком выделялись и выдавали его происхождение. Пока он осознавал, что произошло, Андре продолжал орудовать ножницами, а потом и бритвой. И вот уже из зеркала на Исаака смотрит не еврей, а скорее молодой итальянец.

– Просто великолепно! – весело потер руки Андре. – Сейчас все уберем, и можно ехать.

– Святой отец, – смущенно пробормотал юноша, наблюдая за тем, как монах запихивает в сундук одежду и бросает в камин срезанные волосы, – а зачем это надо?

– Во-первых, я теперь купец из Неаполя, а ты мой двоюродный брат, так что можешь называть меня «кузен». Во-вторых, как ты думаешь, мы намного обогнали наемников? И в-третьих, они будут искать монаха и еврея, а здесь, как ты видишь, только два итальянца.

– А как же карета и отряд… – начал было Исаак.

– Молодец, соображаешь, – согласился Андре, – но, пока ты спал, у нас была остановка. И монах с отрядом отправился, как и было сказано, в Париж. Вместе с бывшим студентом. А мы направляемся в Аквитанию. С нами только пара слуг да четверо охранников…

В дверь постучали.

– Да! – отозвался монах.

– Господин, – в приоткрывшуюся щель заглянул мужчина, – завтрак ждет. Карета готова.

– Уже идем! – бросил в ответ Андре. – Забери вещи и расплатись с хозяином. Ну что ж, пошли, кузен. О! Чуть не забыл, – он указал на отступившего в сторону мужчину, – это Лоренцо, мой слуга. Я Роберто Бертуччи, а ты – Клеменцио Бертуччи, сын моего дяди. Твоего слугу я покажу тебе внизу.

После плотного завтрака они покинули гостиницу и направились в сторону южной Франции. Как выяснилось, Андре-Роберто (имена Исаак еще путал, предпочитая называть своего спутника, как тот и просил, кузеном) прихватил и сундук с бумагами, которые временами просматривал. Правда, делал он это чаще всего, когда Исаак спал. Все остальное время они беседовали. «Кузен» знал гораздо больше, чем до этого думал Исаак. Он не переставал удивляться и восхищаться этим человеком.

– Как бы я хотел быть хоть чуть-чуть похожим на вас, святой отец, – сказал он своему спутнику во время одной из таких бесед.

– Ты поосторожней с такими словами, – неожиданно хмуро ответил монах, – вдруг станешь. Так что думай хорошенько, что говоришь.

– А я все время думаю, – честно признался Исаак, – вы столько знаете, умеете, ничего не боитесь…

– Ничего не боится только дурак, просто я боюсь совсем другого. И нечего на меня так смотреть. Рано тебе знать о таких вещах. И вообще, я кому сказал, чтобы ты не называл меня святым отцом?

– Простите, кузен, – смиренно ответил Исаак.

– Ладно, прощаю. Между прочим, о том, чтобы взять тебя в ученики, я уже думал.

– Спасибо! – восторженно выдохнул Исаак. – Я так об этом мечтал! Я готов креститься, – торопливо добавил он, стремясь доказать серьезность своих намерений.

– Вот это как раз и необязательно, – отмахнулся кузен, – разве только для того, чтобы сломать привычное поведение. Вот приедем на место, я посоветуюсь с Магистром, может, что-то и получится. А пока почитай-ка вот это.

Он протянул Исааку несколько свитков. Это были доносы в святую инквизицию на Исаака, написанные его профессорами, лучшими друзьями и родственниками. Сердце Исаака замерло, от ужаса у него потемнело в глазах, горло сжалось. В себя его привел кузен, как следует плеснув в лицо водой из фляги. Очнувшись, юноша только и смог пролепетать:

– За что? Что я им сделал?

– Для родственников ты конкурент. Твой отец богат, а сын у него один. Зачем им наследник, когда они сами хотят эти деньги получить? А друзьям лучше всего вовремя успеть откреститься от дружбы с евреем. Хотя… Теперь они тобой гордятся. Так что, мой мальчик, подумай и об этом тоже.

Почему-то после этих слов Исааку показалось, что говоривший их мужчина старше его не на пять-семь лет, а на многие десятилетия…

В тулузском монастыре Исаака ждала совсем другая, не похожая на прежнюю, жизнь. Монастырь оказался не настолько духовным местом, как он себе представлял. Нет, внешняя сторона соблюдалась неукоснительно. Но была еще скрытая от чужих глаз жизнь, к которой допускались отнюдь не все живущие в обители.

Через пару месяцев Исаак действительно крестился, приняв библейское имя – Иосиф. А после этого его начали учить.

Учили всему, но особенно – медицине, склонность к которой он по-прежнему проявлял. На этом поприще юношу ждало много нового и интересного, а самым интересным оказалось следующее: все, что он узнал до этого, не имело никакого смысла. Если не считать тех знаний, которыми он овладел с помощью отца Андре…

– …итак, – настоятель разлил по кубкам рубиновое вино, – вам ясна задача?

– Да, господин Магистр, – отец Андре задумчиво кивнул, – мы готовы.

– И запомните, главное – прекратить то сумасшествие, которое вот уже столько лет опустошает Европу. – Магистр хмуро побарабанил пальцами по столу. – Кто мог предположить, что эти мерзавцы так развернутся. Мало нам было диких вампиров, еще и каменщики[10] решили принять в этом участие. Везет нам только в одном: в этих делах они работают руками людей. Хотя и не знаю, кто из них хуже.

– Мы справимся, – уверенно улыбнулся Андре и, повернувшись к тихо сидевшему ученику, спросил: – Как ты думаешь?

– Конечно, учитель, – Иосиф не смутился, – раз уж мы смогли справиться с дикими и упырями, то уж с человеческой инквизицией справимся.

– Похвальное рвение, – без улыбки отметил Магистр, – главное – добавить к этому ваше умение. Брат мой, – теперь он смотрел только на Андре, – постарайтесь остаться живыми и здоровыми. Кроме того, что вы нам необходимы, у вас еще и ученик. Не забывайте об этом. Вы ему еще долго будете нужны.

Андре только склонил голову.

– А теперь возьмите бумаги, – Магистр придвинул к нему ларец, – вас ждут. Но будьте очень осторожны. Испания сейчас – огромное осиное гнездо. Каменщики именно там устроили свое логово.