Токийская скрипка

– Даже кофе за всё утро не пила!

Пробурчала она злобно, забирая сумку. Тэкуми сложил руки на груди, наблюдая за ней.

– Я ухожу! На перерыв!

Бросила она строго ему, прежде чем тот успел открыть рот.

Репетиция закончилась поздно, как и в прошлый раз. После чего, Янлинь по-прежнему выпала доля, провести уборку, от чего еле волоча ноги вернулась домой.

Янлинь жила с сестрой, которая сильно отличались от неё по характеру, манере разговаривать и одеваться. Лан Сюли была модницей. В отличии от младшей сестры, она любила наряжаться, крутиться часами у зеркала. Янлинь же любила простоту, не только в одежде и макияже, но и в общении с людьми, даже в еде. Она не обладала хитростью как Сюли, ей нравились душевные разговоры, люди излучающие душевное тепло, простые земные радости. Помнится, даже в детстве Янлинь всегда была такой. Единственная непростая вещь которая ей нравилось, так это скрипка и музыка. Она мечтала играть на скрипке с детства, но её мечтам не нашлось места в суровой реальности. Ей приходилось мириться с этой безысходностью, успокаивая себя тем, что уроки игры на скрипке занимают уйму времени и ей придётся оставить детские развлечения. Сюли например никогда не интересовалась музыкой, ей больше нравилось изучать языки. В школе она изучала японский, а затем вовсе поступила в языковую школу в Токио. Родители поощряли стремление Лан Сюли к изучению японского, поэтому тратили на неё все свои сбережения, а вот воплотить мечты Лан Янлинь им было не по карману. Уроки игры на скрипке стоили куда дороже, чем репетиторские уроки японского. Ведь, скрипка является  музыкальным инструментом, которая требует скрупулёзности в её овладении, нескольких уроков в неделю было бы недостаточно, но она не унывала и не жаловалась родителям, чтобы не расстраивать их, что не скажешь про Сюли, которая уговорив родителей уехала учиться в Токио а затем спустя год, вздумала не возвращаться домой, так как город сильно ей полюбился. Сюли твердила родителям, что нашла работу и планирует остаться работать в Японии. Закончив учёбу, Сюли потеряла комнату в общежитии, а также студенческие выплаты, ей нужно было срочно найти работу, иначе пришлось бы возвращаться домой. Тут ей подвернулась вакансия секретаря, владеющего японским и китайским языками, для директора симфонического оркестра, часто ездившего в Китай, по организационным делам и плохого владевшего языком.

Знания японского языка Лан Сюли, меркли перед её внешностью, что не мог подметить лишь слепой. Чтобы родители разрешили остаться в Токио, она уговорила младшую сестру приехать в гости а затем вовсе устроила на работу в симфонический оркестр, так как знала о её любви к музыке. Девушки достаточно хорошо ладили, но приземлённая Янлинь не понимала беспечности старшей сестры, которая так запросто меняла планы не думая о завтрашнем дне.

– Я дома.

Устало заявила Янлинь, входя в квартиру, но дома никого не было.

– Опять где-то пропадаешь Лан Сюли!

Злобно выговорила Янлинь, пнув тапочки старшей сестры, которая в последнее время повадилась приходить поздно. Янлинь решила поужинать и заварила лапшу, а пока лапша готовилась, приняла душ и переоделась в пижаму. Густые влажный волосы впитали запах персикого шампуня. Включив телевизор, она уселась за стол ужинать. Но горячую лапшу невозможно было есть, поэтому Янлинь вышла на болкон остудить её. Она стояла на балконе, размешивая картонную чашку с лапшой, когда заметила автомобиль, который остановился возле подъезда. Янлинь присмотрелась к номерам автомобиля и узнала их. Постояв примерно минуту, дверь открылась и из автомобиля вышел директор, следом Лан Сюли, которая широко улыбаясь, попрощалось с директором посылая ему радостно воздушный поцелуй.

У Янлинь задрожали руки, от чего она уронила чашку с лапшой, которая с глухим звуком шлёпнулась об асфальт. Она быстро села на корточки, чтобы не быть пойманной за подобным безобразием. Вскоре послышался звук отъезжающего автомобиля, Янлинь приподнявшись слегка увидела, как сестра рассматривает лапшичный суп а затем перешагивает через него. Забежав обратно в квартиру, Янлинь выключила телевизор, затем улеглась на диван притворившись спящей. В дверях послышался щелчок замка, Сюли не включая свет прошла на кухню, где пахло свеже заваренной лапшой, затем в гостиную где спала Янлинь, молча накрыв её пледом, она удалилась в свою комнату.

Янлинь не могла заснуть всю ночь, в голове засели навязчивые мысли от увиденного. Она не поминала что делать, промолчать или поговорить об этом с сестрой, но для неё всё было куда более понятным. Её не заботило бы, что сестра связалась с мужчиной, но им оказался именно директор, а то что он женат отягощало ситуацию ещё больше. Будто во всем Токио не нашлось другого мужчины.       Даже если бы директор оказался единственным мужчиной в Токио, она не должна была с ним сближаться, ведь у него есть семья, говорила Янлинь, съедая себя изнутри, что сестра может оказаться разлучницей, чьей-то спокойной и размеренной семейной идиллии.

В одной из многочисленных квартир города, не мог заснуть ещё один человек. Это был концертмейстер. Весь вечер он думал о прекрасном голосе, свидетелем которого стал недавно. Он ходил из угла в угол квартиры а затем открыв бутылку винаю, пил до утра. Тэкуми всегда пил вино, в надежде что оно поможет ему заснуть, но в итоге кроме головной боли, это ничем не заканчивалось. Так происходило каждый раз, вино, кофе, таблетки и головная боль на утро.

Он вышел на лоджию, разглядывая чёрное небо и приближающийся со стороны залива молнию, которая подсвечивала городские огни своей неоновой голубой вспышкой. Однако дождь совсем не торопился начаться. У Тэкуми неожиданно без всякой причины забилось сердце чаще а все тело переполнелось предчувствием чего-то грядущего. Он почувствовал лёгкое головокружение и ощущение восторга, когда в его ушах воспроизвелся прекрасный голос, который и стал причиной для внезапного хорошего настроения. Совсем где-то рядом раздался гром, от шума которого заложило бы уши любому, но Тэкуми цепенело продолжил стоять, пытаясь воспроизвести в голове прекрасный голос. Он поднял руки словно укладывая скрипку на плечо а затем под ритм грядущей непогоды заиграл беззвучную музыку, понятную лишь ему. Внезапно грянул ливень, наступая сплошной стеной и заливая пол лоджии. Упругие струи тёплого летнего дождя, падали разбиваясь об тело Тэкуми, от чего он промок моментально. У Тэкуми вспыхнула на лице внезапная улыбка, задрав голову под проливным дождём, он посмотрел на небо, как рикошетирующие капли дождя падают на землю с небес, ударясь об кожу лица и обдавая тело приятной прохладой.

Смерть и Дева.

Не смотря на произошедшее прошлым вечером, сёстра вели себя как обычно. По крайне мере этому не придавала значения Сюли, которая то и делала что без умолку болтала, примеряя обновки.

– Завтра состоится ежегодный концерт. Тебе нужно прикупить что-то нарядное.

Сюли обратилась к сестре, которая молчаливо сидела, читая книгу.

– Ты знаешь, что не люблю такое. Не кажется, что это слишком вульгарно?

Янлинь искоса посмотрела на короткую юбку сестры, которая еле доходила до колен.

– Ты слишком старомодная.

Улыбнулась Сюли, разглядывая свой наряд.

– Я, просто не ты.

Янлинь встала и порылась в сумке в поисках закладки для книги, нащупав что-то руками, она вытащала свёрток и округлила глаза.

– Сюли! Он с меня шкурку сдерёт!

– Что же ты наделала? Он наверное, всю ночь не мог заснуть без них! А если ему было плохо, то завтрашний концерт сорвётся!

Сюли воскликнула бросив своё занятие.

– Он сказал что заберёт их потом, откуда я знала что забудет!

Янлинь кинула свёрток на диван.

– Отвези их ему домой!

– Сейчас только семь утра, нельзя отдать ему на работе?

– Он сегодня не придёт! Ты хочешь сорвать концерт?

– Почему я?

– Ты же его ассистент! Вот ключи на случай, если он не откроет дверь. Отдай лекарства, затем сразу на работу!

Сюли проводила сестру до дверей.

Такси затормозил возле подъезда элитного многоквартирного дома, что располагался в районе Сетагая-ку. Янлинь вышла из автомобиля, и подняв голову посмотрела на девятый этаж, где по словам сестры, находилась квартира концертмейстера. Упрекая сестру в неприятности и без особого энтузиазма она направилась к подъезду. Показав ключи консьержу, Янлинь зашла в кабинку лифта с панорамными стёклами. Прилипнув взглядом к пейзажу что открылось взору с высоты птичьего полёта, ей представилось, как красиво бывает тут в ночное время, когда район освещается сочными цветными огнями. Выйдя с лифта, она направилась к квартире концертмейстера, сделала глубокий вдох и ободряюще сжала руку в кулак, перед тем как нажать на звонок домофона. Казалось никто не торопился открывать дверь, постояв так минуту, она поняла, что дороги обратно нет и смело приложила ключ к дверному замку. Раздался характерный щелчок, открыв дверь тихонько, она зашла в квартиру. В тёмном коридоре было тихо, Янлинь медленными шагами прошла по нему и очутилась в гостиной. Из-за открытого настежь проникал прохладный утренний воздух, шелестя серыми шторами и разнося по комнате свежесть.

– Концертмейстер, вы дома?

Янлинь оглядела гостиную. Её взгляд зацепился за журнальный столик, на котором лежали поломанные карандаши а на полу рядом с ними валялись скомканные листы бумаги и пустая бутылка из под вина. Янлинь присела на колени собирая бумаги с пола. Она развернула каждый лист, разглаживая руками, затем собрала аккуратно в стопку. Слова Сюли оказались правдой. На скомканных бумагах была написана партитура, изящно красивыми линиями в ряд а на некоторых наброски рисунков. На одной из скомканных листов, она заметила эскиз безликой девушки нарисованный карандашом. Кажется, концертмейстер действительно не мог заснуть ночью, поэтому коротал время за написанием музыки. Янлинь несколько секунд рассматривала набросоки, затем собрав все бумаги, положила их на журнальный стол.

– Вы дома?

Повторила она, проходя вглубь комнаты, но в помещении казалось не было хозяина.

Её взгляд привлекла стойка в углу, на которой величественно востояла скрипка концертмейстера. Янлинь подойдя ближе, протянула руку, чтобы дотронуться до инструмента, как раздался громкий звук закрывающейся крышки пианино. Она испуганно одёрнула руку и посмотрела туда, откуда донёсся звук.

– Кто разрешил трогать?

Тэкуми всё это время сидевший за пианино, встал и вышел к Янлинь. Обойдя её с невозмутимым лицом, направился к барной стойке, затем взял бутылку вина, открыл её изысканным образом и жидкость свекольного цвета наполнила наполовину пустой бокал. Хлоднокровно посмотрев на ассистентку, он залпом осушил бокал. Янлинь в недоумении посмотрела на начальника, который выпил жадно вино залпом, словно жаждущий воды пустынный зверь. После чего, Тэкуми направил на ассистентку бесстрастный взгляд. Хмурое молчание повисло в гостиной, поэтому Янлинь поспешила прервать его и прояснить цель своего визита.

– Вы забыли лекарства… Я подумала, без них вам не заснуть, поэтому вот…

Янлинь достала лекарства из сумки и протянула ему. Тэкуми взглядом указал, куда их положить, наливая новую порцию вина в бокал, затем опустошив его как и в предыдущий раз

– Аптекарь сказал, чтобы вы следовали инструкции и соблюдали дозировку, – она добавила, застёгивая сумку. – Что же, я пойду… До свидание.

Янлинь понаблюдала секунду за тем, как Тэкуми хмуро наполняет бокал вином в очередной раз, не обращая внимание на её присуствие и повернулась к выходу. С того ни сего, ей в спину раздался звук бьющегося стекла а затем вовсе будто кто-то упал. Янлинь оглянулась, и увидела лежащего на полу концертмейстера, а рядом с ним осколки разбившегося бокала.

– Концертмейстер!

Янлинь кинув сумку на пол, бросилась к нему. Он оказался без сознания, но дыхание было глубокое и тяжелое. Янлинь не соображая что делать, оттряхнула осколки стекла подальше от него, подняла его голову уложила на свои колени. Пощёлкав пальцами возле его уха и не получив ответа, она слегка похлопала бледные щеки. Лицо концермейстера было измождённым, холодный пот выступал на лбу и шее. Не понимая что делать дальше, она аккуратно уложила голову концертмейстера на пол, затем встала, взяла за штанины домашней пижамы, пытаясь оттащить его к дивану, но он окозался слишком тяжёлым для неё. Положив его голову обратно на пол, Янлинь огляделась в поисках подушки. Она взяла диванную подушку и подложила под ноги концертмейстера, котрый по-прежнему остался без сознания. Янлинь, повозилась растирая ему конечности руками, пытаясь привести в чувство, затем проверила его дыхание. Концермейстер дышал, но его лицо было мертвечки изможенным и бледным. Янлинь взяла телефон, чтобы позвонить в скорую, когда ей прищло сообщение от Сюли. В итоге взяв телефон, она позвонила сестре.

– Ты где? – Сюли ответила.

– Кажется ему совсем плохо. Он упал в обморок. Может вызвать скорую?

– Он дышит?

– Да. Но кажется пил всю ночь…

– Тогда побудь там, пока не очнётся. Если его увезёт скороя, потом не отвертимся от жёлтой прессы.

– А если он не очнётся, то что?

– Прекрати, он просто перебрал. Мне нужно идти. Пока. – Сюли откючилась

Янлинь злобно выругалась на сестру, которая поручила ей такое задание.

– Даже в таком состоянии, вы доставляйте мне проблемы!

Янлинь пнула пустую бутулку из под вина полу. Она взяла пиджак концермейстера с кресла и укрыла ему ноги. Сама расположилась в кресле разглядывая гостиную. Комната была просторней, чем могло ба показаться. На одной из стен висел фотопортрет с изображением женщины, которая строго смотрела на неё чёрными глазами, от чего Янлинь почувствовала себя под её надзором. На настенных полках стояли книги, множество музыкальных дисков, на одной из них она заметила настольную игру в го. Янлинь удивилась разносторонности концертмейстера, которого по её мнению, ничего больше не интересовало кроме музыки. Устав сидеть в одном и том же положении, Янлинь встала и подошла к окну, свежий воздух обдал лицо. Она посмотрела на многочисленные высотки и бегущих людей по тротуару. Вернувшись обратно, она посмотрела на концертмейстера, подойдя к нему, слегка наклонилась, чтобы проверить его дыхание ладонью, а затем убрала налипшую чёлку со лба и проверила тепмературу.

– Эй…

Раздался охрипший голос. Из под густых чёрных ресниц, на неё посмотрели сонные глаза, Янлинь быстро убрала руку со лба.

– Вы меня напугали! – Громко она сказала, выпрямившись.

– Как шумно…– Тэкуми попытался поднять голову, но обессилено положил её обратно.

– Вам что нибудь надо? – Янлинь подалась вперёд рассматривая его лицо, – мне позвонить директору?

– Не нужно…

Концертмейстер тяжело вздохнув поднялся и сел, он посмотрел на ассистентку, которая озадаченно сидела рядом с ним.

– Если так, то мне пора. – Она встала.

– Принеси воды.

Тэкуми закрыл глаза, его лицо по-прежнему выглядело болезненным и бледным. Янлинь огляделась в поисках источника воды, заметив стакан и графин на барной стойке она поспешила туда, забыв про осколки разбившегося бокала, наступив на которые, раздался неприятный скрежет.

– Держите, – она протянула ему стакан.

Концертмейстер с большим усилием взял стакан и выпил содержимое целиком, затем закашлял от спазма в желудке.

– Вы больны? – Янлинь вопросительно посмотрела на него, но он предпочёл промолчать. – Вы пили всю ночь. У вас бессонница?

– Не могу спать…Никак не получается заснуть.

Тэкуми встал и ковыляя дошёл до дивана, куда улёгся закрыв глаза. Янлинь стало жалко концермейстера, на лице которого считалась безысходность, усталость и боль.

– У вас получится завтра выступить? – Тэкуми хмыкул в ответ.

– Не парься об этом, – ответил он.

Янлинь хотелось уйти, но совесть не позволяла ей, бросить начальника в таком состоянии, не смотря что он относился к ней не лучшим образом.

– Когда это началось?

Тэкуми открал глаза и призадумался, посмотрев на партрет матери.

– Со смерти матери…

– Вы живёте один?

– Примерно как десять лет… – он закрыл глаза, положив руки под голову.

– Она была скрипачкой? Простите за вопрос…

– Она была пиансткой.

– Она хотела, чтобы вы стали знаменитым скрипачом?

В комнате воцарилась скорбная тишина, только спустя минуту, Тэкуми ответил:

– Моя мать была амбициозной. Ей нужен был идеальный ребёнок.

Мы никогда не были с ней близки, как ребёнок с матерью. Скорее мы были, как учитель и ученик.

Тэкуми посмотрел на ассистентку, которая уселась в кресло, направив на него внимательный взгляд слушателя. Он хмыкнул, увидев её заинтресованость.

– Мама постоянно находилась в разъездах оркестром, в котором играла на пианино. А когда приезжала домой, то мы постоянно репетировали. Мы никогда не говорили с ней по душам, её не интересовали мои чувства и переживания, чего хочу я на самом деле, с кем дружу и кого ненавижу. Всё что она хотела, это чтобы я был образцовым ребёнком играющим на скрипке. Я же никогда ей не перечил и всегда делал что она скажет.

Тэкуми посмотрел ассистенку, которая призудумалсь от услышаного.

– Она хотела чтобы я выиграл в конкурсе юных скрипачей в Вене, после чего я мог бы гастролировать с оркестром и развиваться в музыкальной карьере дальше, – спустя минуту размышлений он произнёс. – Из-за постоянного давления, многочасовых репетиций, я чувствовал себя плохо, не мог спать и есть нормально. Мне было шестнадцать лет, я мечтал как все дети заводить друзей. Я настолько был встревожен предстоящим участием в конкурсе, что мои руки начали робеть перед скрипкой и я совсем перестал спать. Из-за это мог не спать сутками, поэтому решил попробовать мамино снотворное, но это лишь усугубило всё, вскоре оно перестало действовать на меня. У меня не получалась сфокусироваться на музыке, дома я чувствовал себя плохо и не мог играть, поэтому я уходил играть на улицу, в безлюдное место. – Концертмейстер перевернулся на бок, теперь он хорошо видел лицо Янлинь. Он изучающе пробежался по её лицу, в поисках чего-то. Янлинь поймала его взор а затем быстро отвела взгляд в сторону, не выдержав пристального взгляда начальника.

– Вы сильно переживали, раз не могли даже спать, – она заёрзала на месте.

– Однажды мама уехала на гастроли, но прежде чем уехать, она оставила мне билет на самолёт в Вену. Меня в очередной раз не спросили, хочу я участвовать или нет, вручив билет в руки, – продолжил он разглядывая ассистентку. – Сперва я был уверен что поеду, но за неделю до конкурса у меня начали случаться приступы страха. Мои руки дрожали, каждый раз когда я брал скрипку, будто они забывали как держать смычок, мне становилось тяжело дышать, в голове звучали последние слова матери перед отъездом, а перед глазами всплывало её лицо. Иногда я чувствовал как схожу с ума находясь дома. За пару дней перед отлётом в Вену, я шёл со скрипкой домой, когда наткнулся на уличных хулиганов. Один из них увидев меня позвал, но я не стал отзываться и продолжил идти, тогда они встали подошли ко мне. Им сперва нужны были деньги, но заметив скрипку они переключились на неё. Они хотели отнять её, поэтому мне пришлось ввязаться с ними в неравный бой. Один из них толкнул меня, от чего я упал, другой наступил мне на руку, чтобы защитить скрипку я улёгся на неё телом. Они колотили меня ногами со всех сил, но я продолжал отстаивать скрипку. Затем один из них взял что-то, ударив меня по голове, помню как я бессильно закрыл глаза не выпуская скрипку а затем проснулся в чужом доме. Я лежал в небольшой комнате, в чужой кровати, не знаю сколько я тогда спал часов, но чувствовал себя выспавшимся и в безопасности. В воздухе витал приятный аромат еды, в поисках которого я отправился встав с кровати. Войдя на кухню, я увидел небольшой стол, возле которой суетливо бегала женщина раскладывая еду по тарелкам. На столе стояла огромная сковородка с набэ, она позвала меня рукой, не задумываясь я сел за стол, положив мне в тарелку горячую еду, мы молча принялись есть, затем я помог ей убрать со стола посуду. Её звали Момо, она была полной противоположностью моей матери, в ней сочетались все материнские качества, которые я мечтал увидеть в своей маме. Заботливая, радушная и спокойная, интересующийся, считающаяся с мнением своего ребёнка. Рядом с ней я чувствовал себя спокойно. Вернувшись домой, я долго опять не мог заснуть, мне было неуютно в материнском доме. Атмосфера в доме говорила мне, что я должен поехать на конкурс, не смотря на произошедшее прошлым вечером. Мне опять стало трудно дышать и начали дрожать руки, поэтому я убежал к Момо. Она поговорила со мной и мне стало лучше, я попросился спать у неё дома и она разрешила, сказав что идёт на вечернюю работу и будет лишь утром. Вскоре я начал приходить к ней каждый раз, когда не получалась заснуть дома. Я ей рассказал про конкурс, она поддержала меня.Тогда я принял первое важное решение в своей жизни, я пошёл против матери, решив не ехать на конкурс. Момо позвонила ей и сообщила всё произошедшее, моя мама тогда ничего не сказала. Спустя неделю она вернулась с гастролей, молча зайдя в гостиную, где я сидел с Момо дожидаясь её. Увидев как она пришла, я побежал встречать и обнимать её, но она лишь с осуждением на меня посмотрела. Мне стало не по себе, от её чёрствости по отношению ко мне. Я представил их друг-другу, на что мама закатила скандал и обвинила Момо во всех смертных грехах. На следующий день, она подала на неё в суд, заявив о домогательствах в мой адрес. Я никогда не чувствовал себя так плохо, судебные допросы и постоянные упрёки матери изводили меня, даже подумывал совершить суицид, но Момо к моей радости оправдали, признав невиновной. Я перестал приходить к ней в гости, чтобы мама оставила её в покое. Спустя некоторые время, она успокоилась и перестала говорить об этом, чему я бесконечно был рад, но радость длилось не долго. Тот день заставил меня выплакать все слёзы, в тот год я умер. Я стоял за кулисами, ожидая своей очереди, чтобы выступить в ежегодном концерте, когда раздался телефонный звонок от мамы. Она сообщила мне самые страшные слова, сказав что разочаровалась в своём ребёнке и не желает больше жить в этом мире. Бросив всё, я прибежал домой. Она лежала на холодном полу ванной, без сознания, с перерезанными венами. Бросившись к ней с порога, я кое-как наложил повязку на кисти и вызвал помощь. В больнице ей сделали переливание крови и наложили швы. Я не отходил от неё всю ночь, а когда к ней вернулось сознание, то она начала кричать и срывать повязки с рук, ей пришлось вколоть снотворное. После того, как зажили порезы, мне посоветовали положить её в реабилитационный центр, я не знал что делать, поэтому попросил помочь мне Момо. Мама заболела сильно, она не помнила как её зовут, кем я ей прихожусь, её глаза были пустыми, она разговаривала редко и больше не переживала насчёт моей игры на скрипке. Я отвёз её в санаторий для морально ослабленных людей, в котором работал близкий друг Момо, там где могли бы оказать маме психологическую помощь. Из-за этого, я практически не занимался на скрипке, постоянные поездки к маме утомляли. Спустя месяц, когда мама более менее начала говорить, я продолжил упражняться, но также навещал её каждый день. Однажды я увидел блеск в её глазах, она посмотрела на меня и улыбнулась, будто к ней вернулись воспоминания обо мне. В тот день, я гулял с ней по саду санатория, она тихо напевала мелодию, затем я проводил её до комнаты. Когда уходил, то предчувствовал всем сердцем что-то плохое, я не мог заснуть всю ночь а на утро раздался телефонный звонок, который разделил мои воспоминания до и после. Она совершила самоубийство, перетянув шею поясом от халата. Вот так, не озираясь назад, мама оставила меня совсем одного.

– Янлинь вздрогнула от услышанной истории, а в глазах появился молчаливый ужас.

– Она была красивой женщиной, – произнесла она прискорбно. Ей стало жаль концертмейстера, так как сама скучала сильно по родителям. На щеках Янлинь появились дорожки из слёз, она быстро вытерла их тыльной стороной ладони.

– Я не плакал, с тех самых пор, – его слова прозвучали тихо, – будто растерял все эмоции. Янлинь посмотрела на концертмейстера, который после душераздирающей истории заснул. Она налила воды в стакан и поставила на столик, убрала осколки бокала на полу, затем вышла из квартиры.

На часах было уже одиннадцать, когда добралась до работы. Зайдя в кабинет к сестре, она хотела поговорить о произошедшем, но Сюли не придала значения этому, сообщив что директор уже говорил о таких припадках концертмейстера. Сложилось ощущение, что никому не было дела до его душевных переживаний, всех волновало лишь его игра на скрипке.

– Но как же так? Он же тоже человек, хоть и своенравный, – обратилась к сестре Янлинь.

– Директор предупреждал об этом, я тебе тоже повторю, – сказала Сюли, – кто угодно, но только не концертмейстер, не сближайся с ним.