Нюит

Под бледной кожей, словно чернильные реки на пергаменте, проступали вены. Они не пульсировали алой кровью жизни, а казались застывшими потоками тьмы, намекая на нечеловеческую сущность, скрытую под личиной обычного мужчины.

В его апартаментах, некогда бывших роскошным номером отеля, а теперь – неприступной крепостью, царила звенящая тишина. Выкупленные за баснословные деньги и старательно изолированные от внешнего мира, они стали идеальным убежищем. Здесь, среди антикварной мебели и картин, он мог быть самим собой – чудовищем, не боящимся чужих глаз и ушей. Отсутствие камер видеонаблюдения не просто успокаивало, оно дарило ощущение всевластия, позволяло ему плести свои интриги, не опасаясь разоблачения. В этом мрачном царстве, созданном из лжи и тщательно скрываемых тайн, Гаит чувствовал себя королем, властелином своей собственной, извращенной вселенной.

***

Внизу, у подножия монолитного небоскреба, провалившегося в вечную тень, замерцала аномалия. Не тень, а скорее сбой в матрице реальности – контур, дрожащий и расплывающийся, словно пиратская трансляция с критическим уровнем помех. Сущность, искаженная гравитационными вихрями и электронными глюками, двигалась рывками, словно дерганая марионетка в руках неопытного кукловода.

Затем – рывок, прыжок, нарушение всех законов физики. Тень впилась когтями-захватами в шершавый бетон, игнорируя гравитацию, она запрыгнула на фасад небоскрёба. При каждом движении тело кренилось, словно готовое рухнуть, но с нечеловеческой упорностью продолжало восхождение, цепляясь за микроскопические выступы. Сбойные импланты генерировали хаос, заставляя эту биомеханическую конструкцию дергаться и трещать, словно перегруженный сервер.

Системы слежения бесполезны. Камеры и датчики видели лишь цифровой мусор, хаотичные помехи, выводящие тень за пределы реальности. Она словно существовала вне синхронизации с окружающим миром, фантом в цифрово-аналоговом аду.

Добравшись до цели, тень простерла вперед кибернетическую руку. Кристаллическая структура стекла поддалась, рассыпаясь под воздействием нано-диссипаторов, и образовала дыру, достаточно широкую для проникновения. Неуклюже провалившись внутрь, тень рухнула на пол, пытаясь цепляться за стену, словно сломанная игрушка.

Теперь, в тусклом свете небоскреба, можно было разглядеть силуэт: смуглый мужчина, широкоплечий, но изуродованный имплантами, вживленными под кожу. Тело отторгало чужеродные механизмы, кровоточило в местах соединения, напоминая о цене, заплаченной за кибернетическое превосходство.

Тело – предатель, не слушалось, отказывалось нести эту изуродованную оболочку. Он заскользил по стене, касаясь ее окровавленными пальцами, оставляя за собой багровый след отчаяния. Каждый вдох отдавался хрипом в сломанной груди, каждое движение – вспышкой невыносимой боли.

Гаит вскочил, сон как рукой сняло, оставив лишь леденящий ужас. В руках задрожал пистолет, казавшийся бесполезной игрушкой перед лицом надвигающейся смерти. Пальцы судорожно сжали курок, но выстрелы тонули в зловещей тишине апартаментов, как капли дождя в бушующем море.

Тень на стене дергалась, как сломанная голограмма.

– Кто…?

Гаит судорожно держал пистолет, но пальцы наткнулись на пустоту.

– Привет, брат.

Голос был знакомым. Слишком знакомым.

Леон.

Не человек. Не киборг. Нечто среднее – груда мяса, проводов и ярости. Его импланты отторгались телом, кровь сочилась из-под стальных пластин.

– Ты… ты же умер…

– Нет. Ты просто отключил мои системы жизнеобеспечения и выбросил в канализацию. Но я выжил.

Леон шагнул вперёд. Его движения были неестественными, словно кто-то дистанционно управлял его телом.

– Я вернулся за долгом.

Гаит попятился. Впервые за долгие годы он почувствовал страх.

Но было уже поздно.

Перед Гаитом возникло чудовище, сотканное из стали и ненависти, из боли и мести. В его глазах, запавших и мутных, пылал ад, и этот ад смотрел прямо в душу умирающего богача.

“Леон… Боже, Леон…”, – прошептал Гаит, узнавая в этом кошмаре тень своего прошлого. Узнавая того, кого он когда-то лишил всего, превратив в призрака, бродящего по темным закоулкам нижнего города. И в этом имени – последней молитве падшего олигарха – звучал не только ужас, но и признание вины, запоздалое и бесполезное.

Хватка обрушилась, как удар молота, дробя кости и рвя плоть. Боль, всепоглощающая и нестерпимая, перечеркнула все радости, все удовольствия, все богатства, которые Гаит когда-либо знал. Мир взорвался багряным хаосом, крики застряли в горле, превратившись в хриплое бульканье.

Шелк черной постели, символ роскоши и порока, превратился в мерзкую тряпку, усыпанную ошметками человеческой плоти. Кишки, словно змеи, выползали из разорванного живота, печень и селезенка, окровавленные и бесформенные, валялись рядом с золотыми украшениями. В этом кошмарном натюрморте, в этом апофеозе жестокости, не было ни величия, ни трагедии – только первобытная, животная ярость, сметающая все на своем пути. Из Гаита лилась странная неоднородная жидкость. Это была не кровь, а серо-черная эмульсия с радужными разводами.

Леон, обезумевший от боли и мести, словно одержимый демонами, рвал и метал, не чувствуя ни боли, ни усталости. Он выл, как раненый зверь, и в этом вое слышалась вся горечь его утрат, вся ярость его унижений. Случайно оторванный палец, валявшийся в луже крови, был лишь ничтожной жертвой в этом кровавом пиршестве.

Наконец, обессиленный, но не сломленный, Леон рухнул рядом с истерзанным телом своего врага. Сломанные ребра Гаита, кости, пропитанные кровью и страхом, стали орудием его последней мести. С трудом поднявшись, он подковылял к огромной плазме, висящей на стене. Грязной, окровавленной костью, как дикарь, рисующий на стене пещеры, Леон нацарапал одно слово: “ДОЛГ”. Слово, написанное кровью и отчаянием, стало его клеймом, его проклятием. А сломанное ребро Гаита, воткнутое в экран, стало кровавой печатью, знаменующей конец эпохи, конец жизни, конец всего. В тишине, наступившей после бойни, не было ни удовлетворения, ни облегчения – лишь леденящий ужас осознания, что месть, утолившая его жажду, навсегда поглотила и его самого, превратив в чудовище, не отличающегося от того, кого он только что убил. В апартаментах, пропитанных смертью и безумием, воцарился могильный холод, проникающий до самых костей и заставляющий кровь стыть в жилах.

Тело бунтовало, каждая клетка кричала от невыносимой боли. Рваные раны пульсировали адским пламенем, а сломанные кости, казалось, разрывали его изнутри. Но настоящая пытка исходила изнутри – от кибернетических имплантов, вышедших из-под контроля.

Перед глазами вспыхнула сеть красных предупреждений, мерцающих, как предсмертные судороги. “КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ СИСТЕМЫ”, “ПЕРЕГРУЗКА ЯДЕРНЫХ ПРОЦЕССОРОВ”, “НЕИСПРАВНОСТЬ СИСТЕМЫ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ”. Каждое сообщение – удар хлыстом по его измученному сознанию. Он чувствовал, как искусственные мышцы, вживленные под кожу, скручиваются в судорогах, как механические суставы скрипят и трещат, грозя рассыпаться в прах. Нейро-интерфейс, связывающий его разум с машиной, генерировал невыносимую какофонию, перегружая мозг потоком хаотичных данных.

Он видел мир сквозь багровую пелену боли, мир, искаженный и размытый, словно взгляд пьяницы. Голова раскалывалась, словно ее пытались разорвать на части, а в ушах звенело, словно тысячи комаров разом впились в его мозг. Каждый вдох давался с трудом, словно он тонул в море раскаленного металла. Импланты, когда-то даровавшие ему силу, теперь превратились в орудие пыток, превращающие его в живого мертвеца.

Он знал, что это конец. Импланты, разработанные для выживания в адских условиях Нижнего Города, были не рассчитаны на такую перегрузку. Они пожирали его изнутри, высасывая остатки жизненной силы, превращая его в кибернетического Франкенштейна, обреченного на мучительную смерть. И все же, в этом предсмертном танце боли и отчаяния, он чувствовал странное удовлетворение. Он заплатил свой долг кровью и страданием, и пусть его тело рассыплется на части, пусть его разум угаснет в цифровом бреду, он унесет с собой знание о том, что свершил свою месть. Даже умирая, он останется победителем, пусть и на руинах своей собственной жизни.

Несмотря на вопли умирающей системы, на красные предупреждения, заполонившие сознание, Леон взвыл, заглушая боль волей. С трудом, но он заставил себя – собрал остатки разума, пронзил им эту какофонию помех, нашел контрольные точки и с маниакальным упорством активировал протокол экстренного восстановления.

Резкий импульс боли пронзил тело – словно тысячи игл вонзились в каждую нервную клетку. Он зарычал, стиснув зубы, но не отступил. Он чувствовал, как поврежденные нейро-интерфейсы вновь устанавливают связь, как сломанные механизмы скрежещут и дергаются, пытаясь восстановить свою функциональность. Это был адский процесс, но он давал ему шанс – шанс выжить, шанс скрыться.

Он знал, что времени нет. Полиция, службы безопасности – они уже в пути. Ему нужно исчезнуть, раствориться в хаосе города, прежде чем они доберутся до него. Превозмогая боль, Леон подошел к разбитому окну. Двадцать этажей до земли – верная смерть для обычного человека. Но он больше не был человеком. Он был машиной, чудовищем, созданным для выживания.

Без колебаний он бросился в зияющую дыру. Ветер с воем ворвался в легкие, ребра со скрежетом сломались под напором гравитации, но защитные поля имплантов, хоть и поврежденные, смягчили удар, позволив ему остаться в живых. Он кувыркнулся в воздухе, чувствуя, как рвется и ломается, но уже успел задействовать гравитационные захваты на руках и ногах.

Приземление было жестким, оглушительным. Он сломал себе несколько ребер, но выстоял, подавив крик боли. Нужно было двигаться, бежать, скрыться.

И вот, он вновь в тени, в лабиринте неоновых улиц, в аду, где законы не действуют, а выживает лишь сильнейший. Он скользил, как призрак, сливаясь с тенями небоскребов. Его тело дрожало и мерцало, сбои системы создавали вокруг него ореол цифровых помех. Он был беглецом, охотником и жертвой одновременно. Единственное на что он наделся, что он не умрет посреди канавы или помойки, он не должен был умереть как отброс, только не так.

Глава 16

«Хроники хаоса»

Ранее утро. Солнце казалось, еще даже не взошло, а в некоторых районах Верхнего города уже вовсю расцветала жизнь. Проститутки из публичных домов, выгоняли заспавшихся клиентов, что давным-давно просрочили свое время. Самые несчастные люди на свете, работники общепита, добирались до своей «любимой работы», а казино закрывались, ибо нужно подсчитать прибыль, убраться и ждать вечера.

Внезапно выстрел!

Электрическая пуля пробила мешок с эльфийской пылью, и розоватое облачко окутало лоток с поддельным мясом, что держал маленький, но проворный старичок. Торговец чихнул и его зрачки начали расширяться, а рот приоткрылся – видимо, это была не совсем обычная пыль. Пуля тем временем застряла в стене, искрясь.

–Блядь! – рыкнул широкоплечий мужчина с короткими светлыми волосами, по которым струился пот. Острые эльфийские уши его дернулись в раздражении. – Теперь у нас ещё и обкуренный гном!

Фея, мелкая рыжая бестия с крыльями стрекозы, рассмеялась и рванула дальше, ловко лавируя между палатками с мешком значительно больше ее с эльфийской пылью, который она пыталась залатать при помощи магии.

– Не переживай, я её достану! – сказала ухоженная блондинка, прицеливаясь из арбалета, но её стрела застряла в жареной индюшачьей ноге на гриле. – Oups! (Упс!)

Повар, разгневанный, заголосил на каком-то диком наречии. Девушка, словно провинившаяся ребенок, поспешно спрятала арбалет за спину, под просторный, не по размеру пиджак. Повинуясь нахлынувшему стыду, она одарила окружающих виноватой улыбкой, обнажив острые клыки.

Едва уклонившись от стрелы, просвистевшей за спиной, он, ошарашенный, обернулся на бегу, и увидел опять играющую на публику вампиршу.

– План Б! – Эльф перепрыгнул через лоток с несанкционированными лекарствами, едва не опрокинув партию «эликсира молодости».

–Лис, у меня есть шляпа и гипноз!

– Серьезнее! План Б! Догоняй! Вайолет осторожно!

Не успев опомниться, блондинка задела на бегу стол с лекарствами и запнулась, вызвав настоящий хаос: таблетки и ампулы посыпались с импровизированного прилавка.

Фея обернулась, высунула язык и нырнула в узкий переулок. Лис вздохнул, полез за второй обоймой – и уронил её в лужу с рассыпанными наркотиками.

– Вот бля—

– О, смотри! – Вайолет вдруг схватила его за руку, указывая на фею, которая, как муха, застряла в паутине, натянутой между двумя домами. Она яростно дергалась, но гигантский уличный паук, приближался к добыче. Мешок же, с этой проклятой пылью, валялся под ней, почти полный.

Эльф почесал затылок.

– Ну хоть так.

– Можно стрелять?– Вайолет уже навела арбалет на паука, ее глаза блестели от предвкушения.

– Нет!

– Тогда гипноз?

– Нет! Блядь, ну, зачем?!

Лис зажмурился, достал мини-наручники и полез вытаскивать фею из паутины.

– Завтра я увольняюсь.

– Ты говорил это вчера, – Вайолет подмигнула фею, та зашипела в ответ.

– Я скажу это и завтра. – Буркнул эльф, недовольно дернув ушами.

Лис только успел освободить фейру, когда к ним подошёл крупный рыжий мужчина, от которого за версту веяло запахом псины и пота. Он хлопнул Лисандера по плечу так, что тот едва удержался на ногах.

– Ну что, детективы? Свободны! Спасибо за помощь.

Мужчина широко улыбнулся, обнажая крупные клыки, и Лис невольно вздрогнул, вместо их привычного знакомого сегодня работал другой, что не могло не расстроить. Оборотень. Точно. Именно поэтому от него так несло.

***

Эльф, идя рядом с ворчащей Вайолет, поплелся прочь от места происшествия, к ближайшей забегаловке.

Фея, освобожденная из паучьей ловушки, теперь сидела в прозрачном ящике, предназначенном для перевозки мелких, но опасных волшебных правонарушителей. Производители уверяли, что он подавляет остатки волшебной природы, заключенной внутри. Заметив проходящих мимо “покупателей ”, фея демонстративно показала им средний палец и отвернулась, шипя что-то нечленораздельное.

– Чтоб её! – проворчал Лис, потирая ушибленное плечо, показал ей средний палец в ответ

– Пошла нахуй!

– Ага, – огрызнулась Вайолет, поправляя пиджак, сползающий с плеча. – И все ради того, чтобы выудить у этой мелкой дряни хоть грамм этой putain de (чертовой) пыли, прижать её, гадину, к ногтю и поймать с поличным! А в итоге мы имеем заляпанную паутиной фею, вонючего оборотня и… впустую потраченное время. Bordel! (бардак)

– Не говоря уж о моей обойме, утонувшей в луже, – вздохнул Лис, с тоской глядя на серую воду, вытирая обойму об платок. – И, кстати, кто вообще додумался покупать “эликсир счастья” у этих отбросов?

– Клиенты, Лис, клиенты, – Вайолет цинично усмехнулась. – Всегда найдутся те, кто готов просадить последние гроши за иллюзию вечной молодости. Или, как в нашем случае, за дозу эльфийской пыли.

– Знаешь, – проворчал Лис, безуспешно пытаясь очистить брюки от уличной грязи, – твои дедовские методы стрельбы уже совсем не актуальны. В наше-то время арбалет – это музейный экспонат.

Вайолет резко остановилась, глаза сверкнули, как отточенные лезвия. Одним демонстративным жестом она превратила арбалет в изящную серебряную трость с гравировкой виноградной лозы и приставила ее к ноге, словно позируя.

– По крайней мере, я не стреляю, как отморозок из подворотни, – огрызнулась она.

– За то это быстро и эффективно. – проворчал эльф.

– Ты со своей автоматической пушкой больше похож на курьера пиццы, который перепутал адреса.

Лис закатил глаза.

– О, да, конечно. Зато ты со своим арбалетом больше смахиваешь на охотницу на белок в отпуске. Очень современно и эффективно, особенно когда речь идет о поимке мелкого наркоторговца, – Лис язвительно усмехнулся. – Видишь ли, дорогая Вайолет, пока ты перезаряжаешь свой антикварный инструмент, я уже успеваю выпустить всю обойму и смыться, пока нас не накрыли.

– Лучше быть “охотницей на белок”, чем безмозглым хулиганом, – парировала Вайолет, нахмурив брови. – К тому же, мои стрелы не рикошетят от каждой стены и не пробивают три этажа жилого дома, – она многозначительно взглянула на Лиса.

– Это был несчастный случай! – запротестовал Лис.

– “Несчастный случай”, который обошелся городскому бюджету в кругленькую сумму, – прошипела Вайолет. – Не понимаю, как тебе удалось отделаться такой мелочью.

Споры стихли, когда они, наконец, вошли в обшарпанную, но уютную забегаловку. За стойкой, уставленный всевозможными склянками и пробирками, скучал старый полуэльф в промасленной рубахе. Атмосфера окутывала их, как теплый плед, обещая долгожданное спокойствие. Лис уже потянулся к меню, предвкушая чашку крепкого кофе, когда надрывно зазвонил телефон Вайолет, перед ними показалась синяя голограмма вызова, что дрожала в воздухе. Взгляд её моментально переменился. И она быстро отключила звук, для посторонних, нажав кнопку у основании голограммы.

– Да, мы уже рядом… Что? Опять?… Да, выезжаем. – Она повесила трубку и обернулась к Лису: – Merde (Черт) , кофе придется отложить. Encore un bordel (Опять бардак). И, судя по голосу, там putain de1 (черт возьми) жарко.

1 putain de перед словом “жарко” (буквально “шлюха” + предлог “de”) усиливает впечатление и добавляет эмоциональности. Оно передает, что ситуация очень напряженная.

***

Лис и Вайолет, словно против течения, пробирались сквозь строй полицейских и суетливых оперативников “Нюит”. Коридор отеля “Золотая Антилопа” был узким и душным, словно преддверие чего-то нехорошего. Слухи о происшествии в апартаментах олигарха Гаита Эль Дина витали в воздухе, словно ядовитый смог. “Нечто жуткое…” “Жуть какая-то…” “Такого еще не видывали…” – шептали испуганные голоса.

Вайолет, слегка опираясь на свою серебряную трость, больше для элегантности, чем для опоры, бросила короткий взгляд на Лиса. Его лицо, обычно полное иронии, сейчас было напряжено и серьезно.

Высокий мужчина в штатском, с лицом, лишенным каких-либо эмоций, перехватил их. “Детективы, минутку внимания. Согласно протоколу, прежде чем приступить к осмотру, вам необходимо получить оборудование и надеть средства защиты. Обстановка там… специфическая”.

Он кивнул в сторону парящего дрона-доставщика, из которого выехали два черных кейса. В одном лежали их персональные детекторы био-сигнатур – усовершенствованные модели, способные улавливать даже самые незначительные энергетические колебания. Во втором – мультиспектральные сканеры поля, незаменимые для выявления темпоральных аномалий. Одновременно с этим подошли санитары в защитных костюмах, предлагая респираторы нового поколения, блокирующие любые известные токсины и нейро-агенты. Лис и Вайолет молча надели их, обменявшись тревожными взглядами поверх фильтров.

Вайолет, прежде чем надеть респиратор, изящно сняла свою серебряную трость и протянула ее мужчине в штатском. “Пожалуйста, присмотрите за ней. Боюсь, она будет мешать.” Тот, чуть удивленный, но невозмутимый, принял трость с легким поклоном.

У двери апартаментов их уже ждал голографический ИИ-помощник полиции, зачитывая формальную процедуру бесстрастным голосом. “Детективы Лисандер и Вайолет, в соответствии с ордером номер 784/Б, вам предстоит обследовать место преступления в апартаментах номер 212. Уровень угрозы – красный. Объект: труп Гаита Эль Дина, обстоятельства смерти – насильственные. Прошу соблюдать осторожность, документировать любые отклонения от нормы. Вопросы?”

Лис качнул головой, проверяя показания детектора поля на запястье. Вайолет, прищурившись, промолчала, словно чувствуя, как что-то неуловимое вибрирует в воздухе. ИИ-помощник, получив от них невербальное согласие, кивнул и отступил, открывая им путь в апартаменты, где их ждало нечто, определенно, выходящее за рамки обычного убийства.

Лис взялся за дверную ручку. Холод металла неприятно обжёг ладонь. Он глубоко вздохнул и толкнул дверь.

Удушающая волна запаха ударила в лицо, проникая даже сквозь фильтры респираторов. Запах был тошнотворный, отвратительный. Машинное масло, старая медь, словно от монет, пролежавших столетия в земле, и… гнилой мед. Сладкий, липкий, приторный запах, который, казалось, въедался в легкие, вызывая приступы тошноты.

– Черт… – пробормотал Лис, жмурясь. – Пахнет так, словно в механической мастерской произошел взрыв.

Он, не дожидаясь Вайолет, пошел вперед, практически на ощупь пробираясь к комнате, где находился труп.

Вайолет пошатнулась, прислоняясь к стене. Голова кружилась, в висках стучала кровь.

– Purée (Боже мой)… Это… – прохрипела она, с трудом удерживая равновесие, – пахнет как putain (чертово) обугленное мясо, к которому приложили раскаленный паяльник. Quelle horreur! (Какой ужас!)

Несмотря на головокружение, Вайолет заставила себя двигаться следом за Лисандером, проклиная тот миг, когда согласилась на это дело. Сейчас ей казалось, что гениальной идеей было остаться дома, притворившись смертельно больной.

В обычной ситуации они бы непременно оценили роскошь апартаментов: антикварную мебель, полотна известных художников, сверкающие хрустальные люстры. Однако сейчас их внимание было приковано к цели. Они миновали гостиную и, не сговариваясь, направились к спальне.

Когда дверь поддалась, коллеги замерли, словно пораженные молнией. В комнате царил хаос. Окно было опалено снаружи, на полу валялись обломки мебели, сломанные предметы интерьера. Экран плазменного телевизора был разбит, а на его поверхности, словно зловещее предупреждение, зияла надпись, выцарапанная чем-то острым: «ДОЛГ». И, конечно же, труп. Вернее, то, что от него осталось. Гаит Эль Дин был не просто убит. Он был разорван на куски, словно диким зверем. Сломанные ребра торчали наружу, кишки вывалились на кровать, а голова разбита.

Пол был усеян осколками бронированного стекла, а на стенах виднелись глубокие борозды от когтей или лезвий. Но самое ужасное – кровь. Серо-черная, с радужными разводами. Словно живая, она пузырилась и шевелилась.

– Наноботы, – пробормотала Вайолет, присев на корточки и сканируя кровавые пятна карманным анализатором, собравшись духом. – Кто-то влил ему в кровь модификатор. Но это не убило его. Смотри.

Она указала на надпись на плазме – слово «ДОЛГ», выцарапанное, по-видимому, обломком кости.

– Личное, – констатировал Лис, осматривая комнату.

Его внимание привлекли следы на полу – неестественно глубокие вмятины, словно здесь стояло что-то тяжелое, массивное.

– Кибер-костяк. Военный класс. Но… – он наклонился и коснулся пальцем темных капель у стены. – Кровь. Импланты отторгаются.

Вайолет, все еще борясь с тошнотой, склонилась над телом. Она, стараясь не обращать внимания на разорванные органы и останки, тщательно осматривала то, что осталось от брюшной полости. Долго копаясь в окровавленных останках, она, наконец, нашла уцелевший чип памяти, встроенный в основание черепа.

– Это не просто убийство. Это ритуал, – нахмурилась она. – Месть…

– Или предупреждение, – Лис поднял с пола обломок импланта. – Смотри – старые модели. “Нексус-Био”. Экспериментальные образцы.

Вайолет подключила сканер к найденному чипу памяти. Данные передавались неровно, с помехами.

– Он… знал нападавшего. Есть запись голоса. “Леон”.

– Леон? – Лис замер. – Леон Кастор?

– Может быть… Тело его не нашли ведь…. Официально, – Вайолет, отстранившись от тела, вывела голографическое изображение с камеры наблюдения. – Но посмотри запись с камер. Видишь? Движения… неестественные. Как будто им кто-то управляет.

Лис внимательно изучил голограмму. На записи действительно был Леон Кастор, но его движения были скованными, дергаными, словно марионеткой.

Лисандер стиснул зубы.

– Кто-то воскресил его. Или он смог выжить.

***

Нижний Город, как всегда, встретил их смрадом и равнодушием. Смрад перепревшей органики, прогорклого машинного масла и вони дешёвого пойла, выливался из открытых дверей, впитываясь в изношенные ткани. Народ, плотной, текучей массой, заполнял улицы, как и всегда, ведя свои жалкие дела. В лавках бойко торговали подземными грибами – корявыми, но съедобными, рудой низкого качества, и, конечно, шушигой – основным заменителем белка. Шушига, существо, отдалённо напоминающее гусеницу, размером с небольшую кошку. Пушистая, кислотно-яркая, с ядовитыми шипами, укрытыми под шерстью. Продукты здесь ценились на вес золота. Рядом, за потрёпанной вывеской, ютилась лавка, торгующая подделками на популярные импланты. Руки, ноги, даже спинные модули – ассортимент был широким, вот только, по слухам, техника часто перегорала и ломалась, не выдерживая и суток эксплуатации. Но что привлекало сейчас внимание, так это не обычная суета, а суровые лица оперативников в черной форме, что рыскали по улицам, словно хищники, то и дело, останавливая прохожих.