Безымянное

Андрей Ланин

Безымянное

Глава 1

Мария, высокая девушка с усталым лицом, осторожно, стараясь не споткнуться о кочки, переступала по глинистой дороге. Ее светло-русые волосы были подвязаны косынкой, а серые глаза, напряженные до боли, всматривались в окутанные дымом и туманом улицы. Мария откашлялась и пригляделась. Крематорий, гигантское сооружение на краю села, сегодня работал с особой яростью и дым из его труб был настолько плотным, едким, что почти полностью закрывал обзор.

Старая потертая почтовая сумка ярким пятном смотрелась на её светлом, почти белом платье, в котором Мария, несмотря на грязь и пыль, ощущала себя уверенно и легко.

Задумчиво проходя по улицам, она вспомнила табличку у моста, которую увидела в день приезда, проезжая мимо на велосипеде. На бессмысленной, выгоревшей на солнце доске, служившей когда-то указателем, надпись совсем выгорела.

Сегодня был первый день работы на почте, куда она устроилась по совету подруги Аглаи, и Мария, заталкивая письма и квитанции в почтовые ящики, вдруг поняла, почему этому селу название не нужно. Она вспомнила грустный вздох подруги, с которым та рассказывала, что из села выбраться невозможно: те немногие, кто пытались, либо пропадали без вести, либо попадали в лапы Кощею.

Сами жители теперь называли это село Безымянное, и Мария, бросив грустный взгляд на покосившиеся, выгоревшие заборы и бревенчатые дома, удивилась, как точно новое название подходит этому месту. Заборы были обклеены новенькими афишами, на которых был изображен черный вислоухий пёс, летящий с растопыренными лапами. Яркая надпись на плакатах гласила: «Приглашаем на ежегодный матч по буйку!»

Мария прошла мимо сельского клуба, перед которым раскинулся бедный, но широкий газон с пожелтевшей и покрытой копотью травой. Аглая рассказывала, что растения здесь плохо растут из-за постоянной дымовой завесы, затмевающей солнечный свет.

***

На перекрёстке Мария остановилась, взглянула на список адресов и задумалась. «Если направо – то выйду напрямую через рынок. Так будет короче», – решила она и свернула.

Старый знакомый рынок. Мария посмотрела на вывеску и в груди заныло. Она вспомнила, как, будучи совсем маленькой, приходила сюда с мамой за продуктами. Мария часто останавливалась у прилавка со сладостями и просила купить ей эклер или печенье. Мама редко отказывала. Даже если денег не хватало, она покупала на пару картофелин меньше, а на сдачу брала дочке сладкую булочку.

Теперь большая вывеска «Рынок» покосилась и выцвела. У ворот толпились четверо нищих и вглядывались в прохожих. Увидев Марию в нарядном белом платье, один из них подбежал к ней и, хватая грязными руками за рукав, заговорил заплетающимся языком:

– Помоги, красавица, монеточкой… на хлеб не хватает, – сказал он мягким, но настойчивым голосом.

Мария брезгливо отдернула рукав и с досадой посмотрела на оставшееся пятно. Она оглядела попрошайку, который едва ли был старше её самой. «Мог бы и работать пойти, а не к прохожим приставать!» – гневно подумала Мария, но, порывшись в кармане и нащупав там один-единственный медяк, положила его в протянутую ладонь. Увидев это, остальные, до этого молча наблюдавшие, заторопились к ней. Мария отпрянула и быстрым шагом прошла за ворота, у которых сидел угрюмый охранник.

– Помогите! – она с мольбой в глазах посмотрела на него, кивая на приближающуюся компанию.

Охранник понимающе кивнул и преградил им путь.

– Пошли вон отсюда, лодыри! – он пригрозил палкой, служившей ему оружием. Бродяги остановились и, недовольно бурча, разбрелись по сторонам.

– Не местная, что ли? – спросил охранник, усаживаясь на старый деревянный ящик.

– Почти, – кивнула Мария. – Я здесь много лет не была.

Охранник вздохнул.

– Совет дам: не связывайся ты с ними, – он кивнул на попрошаек у входа. – Они просто работать не хотят. Ждут, вот, таких, как ты, кто готов вывернуть карманы.

– Спасибо большое! – кивнула в ответ Мария и прошла через ворота.

Рынок выглядел знакомым, но многое изменилось. Не было той «ярмарочной» атмосферы с леденцами и душистым хлебом. Под рваными тряпичными навесами расположились прилавки с прошлогодним картофелем, вялой морковью и пожелтевшей зеленью.

Сразу у входа находилась сувенирная лавка. «Зачем тут сувениры?» – подумала Мария, подходя ближе. На стеллажах небрежно стояли глиняные фигурки котов в разных нелепых позах: на коне, на медведе и с граблями в лапах. Позади висела связка расписных брелоков в виде улыбающихся корнеплодов свёклы, под которой была картонка с надписью: «Обереги от Буряка-людоеда. 2 медяка за штуку.» Неподалеку стоял ряд огромных, в человеческий рост, ржавых дырявых корыт с этикетками «сувенирные ворота».

Мария прошла дальше, минуя полупустые прилавки.

– Сапожки покупаем! – навстречу вышла бедно одетая седоватая женщина с усталыми глазами. – Недорого. Подходи, дочка, размеры есть!

Мария бегло оглядела ужасного качества кирзовые сапоги и пару валенок, стоявшие на полках.

– Может, в другой раз, – пожала плечами она и, улыбаясь, прошла мимо.

Продавщица, сокрушённо опустив голову, присела на покосившийся табурет.

Уже почти у выхода Мария увидела табличку из старого ящика, на которой небрежными буквами было написано: «Казино», и нарисована стрелка вправо. Мария никогда не видела настоящее казино и поэтому, сгорая от любопытства, забыв про работу, свернула в направлении стрелки.

***

Там стояла большая брезентовая палатка, из которой доносились бодрые выкрики, какой-то грохот и пьяный смех. Зайдя внутрь, Мария огляделась. Тусклый мягкий свет от мерцающих керосиновых ламп, запах алкоголя и крепкой махорки обволакивающе дурманили. В центре зала стоял кон: старая промасленная бочка из-под вина, на которую игроки складывали медяки. Мужчина в коричневом потрепанном пиджаке, резиновых сапогах и галстуке-бабочке сосредоточенно складывал монетки в кучки. «Это, видимо, крупье» – решила Мария.

Справа от крупье толпа подвыпивших сельских мужиков играла в чехарду на деньги. Ставки, судя по их лицам, были очень высокими, и они явно нервничали, прыгая друг через друга, громко неприлично ругаясь. Двое мужчин в другом конце зала готовились к игре в прятки: молодой шатен в потертой кожаной куртке, закрыв руками глаза, вел обратный отсчет. Его оппонент, пузатый невысокий блондин с тоненькими усами, метался по казино, выбирая место, чтобы спрятаться.

Увидев вошедшую Марию, крупье оживился и обратился к ней:

– Мадемуазель желает присоединиться к игре? – спросил он галантным низким голосом.

Мария покачала головой и скромно улыбнулась. Предложение было заманчивым, но единственная монета досталась нищему.

– Я просто посмотрю.

За деревянным столом неподалеку она увидела знакомое лицо Богдана Богдановича и подсела к нему. Крупье, ни слова не говоря, кивнул и обернулся к игрокам, делавшим в это время ставки.

– Здравствуйте, Богдан Богданович, – шепнула Мария полноватому пожилому мужчине, внимательно наблюдавшему за игрой. Тот вздрогнул и обернулся.

– О! – радостно воскликнул он. – Здравствуй! Какими судьбами тебя сюда? – он огляделся. – Место явно не для одиноких красавиц.

На мгновение Мария вспомнила его молодым, в дорогом костюме, выступающим на трибуне у клуба – в то время он был главой села. Сейчас же это был просто пожилой человек в потрепанном пиджаке и серой потертой кепке.

– Я, Богдан Богданович, тут по работе проходила, – она показала ему почтовую сумку. – Любопытно стало, вот и забежала на секунду.

– А-а-а, – протянул он, снял кепку и почесал лысину. – Новая почтальонка, значит. С Глашей на пару?

– Да, – кивнула Мария, роясь в сумке. – Кстати, вот, возьмите, пожалуйста, чтобы домой к вам не идти. – Она протянула ему конверт с печатью.

– Что это? – спросил Богдан Богданович, прищуриваясь.

Мария пожала плечами.

– Приглашение на собрание, – ответила она. – Сказали всем явиться в обязательном порядке.

– Ох… – Богдан Богданович тяжело вздохнул и, распечатав конверт, достал из него листок с приглашением. – Когда в прошлый раз такое было, – он снова вздохнул, – они построили это гигантское дымящее недоразумение.

Он вдруг огляделся, словно хотел убедиться, что его никто не слышал.

– Вы имеете в виду крематорий? – шёпотом спросила Мария.

– Ага, его… – сокрушённо кивнул Богдан Богданович. – Сейчас опять что-то придумают!

В это время послышалось глухое постукивание по дереву. Крупье закончил подсчет ставок и объявил:

– Итак, господа, ставки сделаны! Начинаем игру, – сказал он и хлопнул ладонью по бочке.

Трое пьяненьких мужиков, толкаясь, стали прыгать друг через друга, цепляясь сапогами и падая с жутким грохотом. В другой половине высокий парень с каштановыми волосами и шрамом на щеке начал блуждать по залу в поисках своего оппонента.

– Вы тоже играете? – тихонько спросила Мария.

Богдан Богданович помотал головой.

– Откуда ж у пенсионера столько денег? – горько усмехнулся он. – Просто смотрю, как, – он указал на парня, который всё ещё искал с обреченным видом, – Иван проигрывает. Эх, – вздохнул он, – не везёт парню в игре… да и в жизни…

– Чёрт! – воскликнул Иван и с досады пнул мешок с сеном, валявшийся неподалёку. – Снова проиграл!

– Вань, хватит! – Богдан Богданович жестом подозвал Ивана. Тот подошёл, присел рядом, вытер рукавом пот со лба и посмотрел на Марию.

– Познакомите? – покосился он на старика.

– Мария… – она протянула руку.

– Почтальонка наша новая, – добавил Богдан Богданович.

– Иван, – парень пожал Марии руку. – Меня в этом… хм… заведении… дураком зовут.

Мария стеснительно улыбнулась.

– Потому что дурак и есть! – с укором в голосе сказал Богдан Богданович. – Вместо того чтобы жениться, сидишь в казино, время теряешь!

Иван устало закатил глаза.

– Говорю вам, Богдан Богданович, – Иван нервно хлопнул себя по коленке. – Не женюсь я… пока не найду её!

– А я тебе говорю – оставь! – Богдан Богданович повысил голос. – Ишь чего надумал! Позарился на ведьмины зелёные глазки! Или забыл, чего она сделала?

– Не забыл… – тихо буркнул Иван. – И я обязательно выясню! Как только найду её…

– Выяснит он… – Устало сказал Богдан Богданович и, покосившись на Марию, добавил: – хоть ты ему объясни, Маша. В мечтах всё живет…

Мария встала, поправила платье и накинула сумку.

– Вы меня извините, но мне пора, – улыбнулась она. – Ещё писем разносить много.

Она было направилась к выходу, но Богдан Богданович остановил её:

– Постой! – сказал он. – Скажи, правда, что ли, матч по буйку будет завтра?

– Да, – улыбнулась Мария. – Глаша с нетерпением ждёт его – настоящая фанатка! А я… – она развела руками. – Даже не понимаю, о чем идет речь. Никогда не слышала об этой игре.

Богдан Богданович важно откинулся и забросил ногу на ногу.

– Буёк – это гордость Безымянного, Маша! Его «визитная карточка» – он со скрежетом выволок из-под стола огромное корыто, одно из тех, что стояли у сувенирной лавки. – Вот, гляди! Десять монет за него отвалил!

Мария приоткрыла рот. Иван с усмешкой покосился на корыто.

– Вот вы, Богдан Богданович, упрекаете меня за то, что в казино играю, а сами, – он постучал по корыту кулаком. Раздался гулкий звон. – Последние деньги за рухлядь отдали.

Богдан Богданович выпучил глаза и побагровел.

– Ты расскажи дедушке, как песком из жопы сыпать! – он погладил корыто, словно любимого коня. – Мал еще, стариков жизни учить!

– А зачем корыто? – удивилась Мария. – Оно же дырявое… ржавое, – Она осторожно ногтем отколупала кусок ржавчины, который с глухим хлопком упал на пол.

– Э-эх! «Корыто», – передразнил Богдан Богданович. – Это буёчные ворота! Сувенирные…

Мария похлопала ресницами. Богдан Богданович усмехнулся.

– Вот на матч приходи и сама всё увидишь! Я лично ни одного не пропустил!

– И я… – вздохнул Иван. – Но в этот раз не пойду. Матушка заболела – Помочь ей по дому надо. Да еще сегодня Аглая придет с лекарствами.

– Да, – кивнула Мария. – Она говорила, что собирается сегодня после работы. Значит, это к вам она идет.

– Ага, к нам, – подтвердил Иван.

– Глаша – травница от бога! – важно заметил Богдан Богданович, – стольких людей спасла – не сосчитать! И мамку твою, Иван, на ноги поставит, не сомневайся.

– Вы меня извините, – опомнилась Мария. – Мне ещё работать…

Она попрощалась и спешно вышла из казино. «Надо быстрее разнести письма и бежать домой» – думала она на ходу, вспоминая, что еще надо готовить ужин и прибраться в доме.

***

– Вань, подай полотенце… – сказала Анна стоявшему в дверях Ивану, указывая на вешалку.

Иван разулся, снял полотенце с крючка и протянул лежащей на кровати матери. Аглая, сельская травница, склонившись над ней, растирала её ноги душистой, пахнущей полынью и черникой мазью. Анна от каждого прикосновения вздрагивала и постанывала, стиснув зубы. Аглая взяла полотенце и обмотала им ноги Анны.

– Теперь лежите так, не двигайте ногами как можно дольше. Пусть мазь хорошо впитается. – Сказала она с серьезным видом.

– Она поправится? – участливо спросил Иван.

Аглая вымыла руки в ушате и поправила волосы, упавшие на лицо.

– Я делаю всё, что могу, – пожала плечами она. – Но я не врач.

Иван понимающе кивнул. Аглая присела у изголовья кровати и положила руку Анне на плечо.

– Будем лечить, пока рецепты мазей не закончатся! – улыбнулась она.

– Спасибо тебе, Глаша! – Анна с благодарностью посмотрела на девушку. – Вот, смотри, Иван! Невеста тебе какая! Красивая, добрая, хозяйственная! А ты всё в мечтах летаешь!

Иван тайком посмотрел на Аглаю, сосредоточенно складывающую баночки с мазями и настоями в сумку. Совсем юная на вид девушка. Невысокая, с большими чёрными глазами и такими же чёрными вьющимися локонами. Услышав слова Анны, она слегка покраснела и надула губы.

– Мама! – Иван осёк мать. – Я тебе много раз говорил…

– Знаю, знаю, – махнула рукой Анна. – Слышала много раз… Глашенька! Сколько я тебе должна?

– Что вы?! – отмахнулась Аглая. – Даже слушать ничего не хочу! Выздоравливайте!

– Вот, Иван! Ещё и бескорыстная! Идеальная невеста! – сокрушалась Анна.

– Видел, – сменил тему Иван, – вашу новую напарницу, Марию. Симпатичная!

– Замужняя! – усмехнувшись подмигнула Аглая.

– Не беспокойся, Глашенька! – с иронией в голосе сказала Анна. – Ваня у нас девушками не интересуется… он больше по нечисти всякой…

– Мама! – резко перебил её Иван с раздражением в голосе.

Аглая собрала лекарства в сумочку и встала в дверях.

– Тётя Аня, Иван, до свидания! – улыбнулась она и, взмахнув красным с белой вышивкой платьем, торопливо вышла.

Когда дверь захлопнулась, Анна серьёзным взглядом посмотрела на сына.

– И чем тебя Глаша не устраивает? – спросила она с укором.

Иван вздохнул.

– Мама! Глаша – не моего уровня невеста! Посмотри на неё и на меня…

– А твоя зеленоглазая, значит, твоего?! – Анна повысила голос и, багровея, привстала на кровати. – Иван! Одумайся ж ты, наконец! Она отца твоего убила! Меня… – она потерла ладонью шею, – едва не придушила… Столько лет прошло, а боль до сих пор не прошла!

Иван торопливо подошел к матери и подал стакан с водой. Глядя, как она жадно пьет, он заговорил мягким голосом:

– Мама! Я не собираюсь на ней жениться! Но я обязательно найду её и выясню, что тогда произошло!

Он помог Анне лечь поудобнее. Она посмотрела на него тревожным бегающим взглядом.

– Правда может оказаться очень страшной, Иван! – её голос дрогнул, и Иван насторожился. – Оставь это, прошу тебя! Найди получше невесту себе… Не нравится Глаша – других хватает.

Иван вздохнул и, отвернувшись, закатил глаза.

– Хорошо, Мама. Я приглашу Глашу к нам на ужин! Она и правда милая, – он поправил Анне одеяло и взял её за руку. – Договорились?

Анна посмотрела с надеждой в глазах.

– Обещаешь?

– Обещаю! А пока отдыхай. Меня мужики уже в бане ждут, наверное.

Он поцеловал мать в щеку и вышел на улицу.

***

Баня «Три богатыря», куда направился он, находилась на самой окраине Безымянного. Иван не стал ждать, пока таксующие гужевые повозки появятся на улице и решил прогуляться пешком, вдоль покосившихся заборов, шлепая по глинистой земле.

Снаружи это была обычная бревенчатая изба без окон, но её стены были покрыты инеем, несмотря на летнее тепло. На красочной вывеске был изображён довольный бородатый мужик в кольчуге и шлеме-маковке, спину которого увлечённо тёр тряпкой худощавый банщик с синими от холода губами. Иван подошёл ближе и поёжился: от бани уже веяло многообещающим холодом.

Иван открыл тяжёлую деревянную дверь, зашёл внутрь и поздоровался:

– С синим инеем!

Он закрыл дверь и прошел в предбанник, где увидел уже собравшуюся компанию: грузный бородатый Илюха, Никитич – высокий пожилой мужчина с седыми волосами, собранными в хвост, и долговязый Лёшка, самый молодой из компании. Мужики уже вовсю готовились: обували толстые войлочные валенки и ватные фуфайки, а Лёшка натянул меховую шапку-ушанку, завязав её под подбородком.

Увидев Ивана, Илюха расплылся в широченной улыбке:

– О-о-о! Наконец-то! А мы, слышь, заждались. Решили – не придёшь уже. – Сказал он, радостно пожимая Ивану руку.

Никитич поднял руку, приветствуя Ивана. Он как раз натягивал на фуфайку тяжёлый тулуп. Хорошенько укутавшись, он достал огромный шерстяной шарф и обмотал вокруг шеи.

– Садись, Иван! – хлопнул ладонью по скамье Илюха. – Одевайся теплее: Никитич уже морозилку вовсю «раскочегарил», глянь туда! – он кивнул на дверь, вокруг которой собрался заманчивый снежный валик.

– Не примёрзнет? Откроем потом? – испуганно спросил Иван.

Лёшка, до этого сидевший молча, весело засмеялся, потирая посиневшие руки.

– Сразу видно: человек в бане редко бывает! – сказал он, усмехаясь и открывая большой термос с горячим чаем. Плотный душистый пар разнесся по предбаннику.

Илюха брякнул о стол гранеными стаканами и вынул из рябой дорожной сумки огромный бутыль с мутным крепким самогоном.

– Во! – воскликнул он довольно, – первак! Давай, мужики, согреемся малехо перед морозилкой. Лёшка! Огурцы принес?

Лёшка вынул из-под стола банку и, радостно поцокивая языком, вывалил огурцы на блюдо. Следом появился шмат сала, заботливо завернутый в газетку.

Илюха налил каждому по стакану.

– Ну… Значит…Будем! – Илюха выдохнул и махом опустошил стакан. Остальные, словно по команде, повторили за ним.

– Никитич! Как там, готово? – спросил Лёшка.

– Э-эх! – Никитич выдохнул, встал и подёргал заиндевевшую дверь. Потянул сильнее и с громким хрустом открыл.

– Да! – ответил он. – Холодрыга что надо! Можно заходить.

– Иван! Шапку надень! – заботливо сказал Илюха, протягивая Ивану норковую шапку. – С непривычки простудиться можно. А мне мамка твоя голову оторвет потом!

Иван послушно напялил теплый головной убор и решительным шагом вошёл в морозилку.

Острый, обжигающий мороз ударил ему в лицо, моментально перехватив дыхание. Внутри стоял арктический холод. Мужики уселись на обледеневших, со свисающими сосульками, полках и сразу же начали дрожать, выстукивая зубами мелодии.

– Вань, дверь закрывай плотнее! Мороз не выпускай! – скомандовал Никитич заплетающимся языком.

Посреди бани стоял огромный ящик, который Никитич называл "ледянка", внутри которого лежали ледяные глыбы, источающие морозный туман. Иван застучал зубами в унисон остальным. Пальцы моментально окоченели.

– Не боись, Иван! Мороз костей не ломит, – сказал Илюха, растирая руки.

Его густая борода уже стала похожа на огромную снежную шапку с торчащими из неё острыми сосульками.

– А ну, Лёшка, подбавь морозку! – скомандовал он, кивая на ледянку.

Лёшка встал и подошел к небольшому ведру с надписью «жидкий азот». Осторожно, надев перчатки, он открыл ведро и ковшиком зачерпнул из него жидкость. Хорошенько размахнувшись, он выплеснул её в ледянку. Морозное облако с громким шипением поднялось вверх, обволакивая все вокруг туманом. Иван застегнул поплотнее тулуп и поёжился, усаживаясь на полок.

– А я вот слышал, – заговорил еле живым, дрожащим и сиплым голосом Никитич, – что за границами Безымянного в банях, представляете, парятся!

Компания загоготала.

– Да ладно, Никитич, не сочиняй! – стуча зубами и хватаясь от смеха за живот, сказал Лёшка. – Скажешь тоже…

– Да-да! – подтвердил Илюха. – Я тоже слышал… Кхе-кхе… – Он жутко откашлялся и продолжил: – Прям натурально – растапливают печь и сидят, мать их… греются. Тьфу! – он плюнул, но слюна в полете замерзла и со звоном ударилась о пол.

Лёшка пожал плечами.

– С другой стороны… – задумчиво ёжась, протянул он. – Они там все не от мира сего! Болезные… с них станется!

– Во-во! – Илюха хотел засмеяться, но выходило какое-то болезненное шипение. – Я вообще считаю, что Безымянное – островок здравого смысла в этом грёбанном мире. Он рывком выхватил ушат с ледяной водой и с криком вылил себе на шапку. – Правильно Феликс не выпускает никого отсюда! Мудрый котяра!

Иван начал замерзать. Пальцы посинели, ноги свело, а голова стала кружиться.

– Мужики! Я – в предбанник! – сказал он, вставая с трудом.

Никитич, улыбаясь, просипел:

– Эх! Слабоват ещё Ванька! – сказал он. – Ладно, мужики, на первый заход хватит, пошли горяченького хлебнём.

Иван вывалился в предбанник, жадно глотая теплый воздух.

– А-а-а-а, расступись! – послышалось сзади.

Мужики отошли в сторону. Илюха, сбрасывая с себя одежду, с разгона вышиб дверь и, нырнув «рыбкой» в кучу щебня неподалеку, стал кататься, громко охая, взвизгивая и смеясь. Никитич с хитрым взглядом тихонько подкрался сзади и аккуратно поднял две горсточки земли. Хоть на улице стояла вечерняя прохлада, после бани она казалась раскаленной. С громким победоносным криком он приложил их к спине только вставшего Илюхи. Тот заорал, топая ногами и ахая, а Никитич с хохотом стал растирать землю.

– Хорош! – крикнул, смеясь и отбиваясь, Илюха. – Хорош, Никитич! Пошли в предбанник, погреемся и снова – в морозилку…

За столом разговор продолжили.

– А наши девчата! – заговорил Никитич, занюхивая самогон солёным огурцом. – Умницы. Красавицы. Работящие! Только выпусти их за границу – сразу испортятся… нарожают от иноземцев!

Илюха развернул сало и самозабвенно нарезал его на тоненькие кусочки. Положив самый мясистый себе в рот, он спросил:

– Иван! Ты там как со своей рыжей? Не оставил затею? – он внимательно посмотрел, прожевывая сало.

Иван потупил взгляд.

– Ох! – Продолжил Илюха. – Влипнешь ты, Ваня, с ней! Не связывался бы…

– А я, вот, – подхватил Никитич, – уверен: та гигантская свёкла в лесу – её работа.

– Жуть… – то ли от страха, то ли от холода поёжился Илюха.

– Вот, как найду её, так лично у неё и спрошу, – бросил Иван, отводя взгляд в сторону. – Пошли в морозилку! – буркнул он, натягивая шапку.

Никитич потер руки в предчувствии.

– Теперь с веничками! – подмигнул он и открыл дверь.

Венички, заботливо разложенные Никитичем заранее, уже покрылись аппетитной ледяной корочкой. Илюха нахлобучил шапку и плюхнулся на ледяной полок, моментально прилипнув к нему мокрой одеждой.

– Ложись, парни! – скомандовал он. – Сейчас Никитич отхерачит нас вениками как следует – он у нас банщик от бога!

Никитич, словно подтверждая его слова, взял в руки веник, встряхнул его и с размаху шлёпнул Илюху по тулупу.

– Ах-х-х! Хорошо как! – застонал тот. – Давай, жарь еще! Не жалей!

Никитич начал отчаянно махать веником. Осколки льда сыпались во все стороны, разлетаясь с задорным звоном.

– Теперь молодых давай, – скомандовал, наконец, Илюха. – Чего лежат, балдеют! Всыпь им, чтобы неповадно было! – зареготал он.

Никитич с весёлым хихиканьем схватил свежий веник и начал шлёпать Ивана по телогрейке. Иногда он переключался на Лёшку, который ахал и вскрикивал от звонких шлепков.

– Ну как, Ванька! Хорошо? – спросил, смеясь, Илюха. – Проникся Безымянным духом?

– Хорошо-то хорошо, но холодно, – морщась от мороза, сипел Иван, пытаясь вдохнуть полной грудью. – Очень…

– Это хорошо! Каждый безымянец должен чтить свои традиции! А то станем как эти… из соседних сёл – будем в тепле и паре с ума сходить!

Когда «экзекуция» с вениками была закончена, Иван вышел в предбанник и стряхнул осколки льда с одежды. Мужики вышли следом, громко постанывая и разминая окоченевшие от мороза и ударов спины.

Илюха снова налил по стаканчику и захрустел огурцами.

– Тебе бы, Вань, детектива какого нанять, чтобы нашел зеленоглазую твою.