Учительская монстра

Спускаю штаны, которые успел обратно натянуть вместе бельем. Опускаю взгляд вниз, на все ещё гордо стоящий член в сраном презервативе, на котором виднеется небольшой сгусток позорной крови. Странно, что довольно хвастливая мамаша моей уже жены не сказала об этом. В принципе, каждая мамаша в сраном высшем обществе первое, что говорит, так это то, что её дочь – девственница. Так выгоднее можно продать девушку для замужества. А Жаннет, на удивление, умолчала этот факт. Черт возьми, почему.

А, точно! Может, потому что весь вид девицы, которую мне подсунули об этом кричал. Черт, я думал, это всего лишь игра, которую она ведет по велению матери. А она и правда такая.

На мгновение, на одно гребанное мгновение, я подумал, что этот брак будет веселым времяпрепровождением. Мне показалось, что Амелия та ещё циничная сука, которая пытается меня обыграть, и что замужество со мной будет её наказанием. А мне послали ещё один гребанный слабый цветок, чтобы я его погубил.

Прислушиваюсь, чтобы услышать…

Всхлипывания?

Меня никогда не трогали ничьи слезы. Передо мной плакала не одна шлюха, и не одна девка из высшего света, которая строила из себя невинную на приемах, хотя отдавалась без особых уговоров в любой свободной комнате. Передо мной плакал не один мужчина, который не мог выплатить свои долги. Передо мной плакали те, кто заслужил моей кары. Передо мной плакала моя сестра. Нет… Непременно, её слезы имели какое-то значение, но не вызывали боли. Ведь, каждый повод, который был для её слез от меня, был для её же блага. А сейчас мне интересно, плачет ли девчонка, с которой я толком не общался?

С ранних лет дядя учил меня одному, – беспощадность. Это то, что позволяет владеть ситуацией, а, значит, и всеми вокруг. Непоколебимость даже к собственной семье, то, что дает силу перед всеми. Я не жалею ни о чем, что делал и делаю. Каждый получает то, что заслужил. Но… По-моему, сейчас я тронул ни в чем не повинную душу.

Стягиваю презерватив и кидаю в унитаз.

Прислуга разберется.

Натягиваю штаны обратно, уставляюсь в зеркало. И какого хрена я должен ей сказать? Я свалил во время секса, потому что не ожидал, что ты девственница? Ты вырядилась, как шлюха, приковав себя к постели?

Да, плевать. Один черт она сейчас рыдает и ничего не поймет.

Выхожу в комнату, где пару минут назад бросил окровавленную невесту. И, дерьмо, она также ангельски сидит на кровати, прикрыв юбкой небольшое пятно крови. Девушка расстегнула наручники, бросив их и маленький ключ на прикроватной тумбе. Её волосы немного растрепаны, а в руках она перебирает свой ободок с нимбом. Только лишь, если присмотреться, можно заметить, что её маленькие аккуратные пальчики подрагивают. Услышав звук открывающейся двери, Амелия поднимает голову. Она не плачет, глаза просто красные, а ресницы мокрые, но слез нет.

– Прости, пожалуйста, меня, – говорит она, а после отводит взгляд в сторону.

– За что? – Без капли эмоций задаю вопрос, хоть и не понимаю, чего она хочет.

– За то, что не смогла сдержать слезы…

Гребаное дерьмо.

– Все нормально, мы не поэтому закончили.

Накрашенные тёмные брови девушки изгибаются в вопросе. Она дико переживает из-за случившего, а мне дико хочется закончить этот разговор.

– Мне нужно идти, ты ложись без меня.

Все.

Этого достаточно.

Поворачиваюсь спиной к ней, и иду к выходу, но, открыв дверь, натыкался на лицо своей тёти.

Бет – жена дяди, мать наших с Кэролайн двоюродных сестёр. Женщина, которая вечно молодится, и, иногда кажется, что не знает, что такое скромность. Та ещё сучка.

– Тетя?

– Кристофер.

Она натягивает улыбку, заглядывая краем глаза в комнату.

Этого ещё не хватало.

Легко отталкиваю её рукой, чтобы сделать шаг за порог и закрыть за собой дверь.

– Что ты здесь делаешь? Я к тебе в спальню с дядей никогда не лез.

– И не позволяет тебе это сделать не воспитание, – усмехается она, хоть и кидает взгляд на дверь.

Конечно, ей интересно. Как и каждому внизу. Сдохнет любой, кто узнает, как я облажался.

– Что тебе нужно?

– Кэролайн собирается уезжать со своим женихом и дочкой, я думала, ты захочешь попрощаться.

– Не называй этого ублюдка её женихом.

Эйдон.

Даже при одном упоминании его гнусной личности мне становится тошно. Надо было добить ублюдка тогда и дождаться, чтобы он перестал дышать.

– Тебе придётся смириться, он – выбор твоей сестры.

Надо было не выкидывать его калеченное фермерское тело у дома его друзей. Надо было выкинуть его на пустыре, чтобы ему никто не помог. Хотя, у него не было шанса выжить. Это был шикарный жест моей кары, а по итогу этот идиот получил джекпот от судьбы. Забрал мою сестру, навязал ей брошенного ребёнка наркоманами. Когда я чертову тучу назад отправлял Кэр подальше от этого города, я собирался ей дать нормальное защищенное будущее. А она неблагодарно понеслась за больным, которого едва знала.

Прочищаю горло, даже не пытаясь откинуть мысль о том, что хочу раскрошить череп этому человеку.

– И где они?

– На парковке.

Начинаю идти, как слышу вопрос вслед:

– Так и оставишь невесту?

– Она устала, – бросаю, не оборачиваясь, и иду дальше.

Довольная сука.

Как и любая другая сейчас будет, когда увидит, что, вместо того, чтобы трахать жену, я шатаюсь внизу.

До парковки я практически долетаю, игнорируя любую попытку меня остановить. Спускаясь по лестнице, кричу людям, которые раньше всех покидают свадебное торжество.

– Даже не попрощаетесь?!

Сестра что-то говорит своему ублюдку-выбору, когда тот закрывает багажник, а после отдаёт ему ребенка и направляется навстречу ко мне.

– В чем дело, Кристофер? – Спрашивает она, как только мы встаем друг напротив друга.

– Ты не выйдешь за этого ублюдка, Кэролайн. Тебе ясно?

Гребаный урод-Эйдон сделал предложение моей сестре прям во время моей церемонии. Показушность – все, что имеет этот неотесанный фермер. Моя наивная сестра не видит ничего, кроме его лжи. Он сделал ей предложение прямо на главном моменте бракосочетания. Случайно ли? Нет, конечно. Бросает мне вызов. Думает, если я так долго его не трогал, то смирился. У меня для него своя кара.

– Кристофер, ты не имеешь никакого права на мою жизнь. Я сегодня пришла только из-за Эйдона, и чтобы увидеться с дядей и тетей.

– Я имею на много что влияние, и не оставлю это все вот так просто.

– Ты опозорил нашу семью.

В далеком прошлом я отправил Кэролайн подальше от дома, чтобы её никогда не коснулась наша фамилия. Я был слишком молод для этого, но Кэр… Кэр не заслуживала знать правду о родителях, и не заслуживает до сих пор. Пусть думает, что это я испортил славу нашу семьи, пусть для неё я буду монстром. Но я тот, кто её постоянно оберегает, и я не оставлю просто так то, что какой-то ублюдок играет её чувствами.

– Я хочу, чтобы вся моя семья была в сборе в нашем особняке. Дядя, тетя, ты, я… – Последнее, что я говорю, дается чертовски тяжело принять, – Моя жена.

Я эту девушку из номера для новобрачных даже не могу нормально назвать женой. Там сидит не женщина, способная переварить мой образ жизни, там сидит маленький раненный птенец.

Кэролайн смеется, откидывая воинственно волосы назад.

– Твоя жена?! А я не могу стать женой Эйдона?! Человека, которого люблю?!

– Да он тебя не любит, Кэролайн. Это чувство собственности, радость за то, что смог обыграть меня, но не любовь.

– А ты знаешь, что такое любовь?! Посмотри на себя.

Сестра тычет пальцем мне грудь.

– У тебя что есть сердце?! Если ты думаешь, что женился, даже если из-за расписки отца, на скромнице, и она тебя хотя бы будет любить, то ты ошибаешься. Она никогда не примет тебя, как я. Ты навсегда останешься один, как бы не пытался окружить себя людьми.

Я смеюсь.

Хотел ли я когда-то любви? Может, давно, да. Но сейчас, смотря на сестру, вспоминая, как искал её, когда её похитили, я только убеждаюсь, что любовь – это слабость.

– Не смейся, Кристофер. Однажды ты поймешь, что все, что внутри тебя – это пустота. Ты попытаешься заполнить её, но будет поздно, потому что тьма сожрала все светлое, брат.

– Говори, что хочешь, пугай меня пустотой, но я не оставлю тебя рядом с этим человеком и этим ребенком.

– Это наш ребенок, – гордо заявляет она. Думает, что поступила правильно, принимая чужого ребенка. Молодая и глупая.

– Не привыкай к нему, Кэр, придется потом идти по стеклу.

– Ты сейчас угрожаешь?

– Я сказал, что сделаю все, что угодно, чтобы вернуть тебя домой.

Девушка закатывает глаза, поджимая губы.

– Даже после всего, вместо того, чтобы попробовать попросить прощения, ты выбираешь свой вариант. Кристофер, я никогда тебя не прощу, если ты хотя бы кого-то из моих близких людей тронешь… Ты не добьешься своей жестокостью моей любви. Никогда.

На глазах сестры в темноте среди фонарей заметно поблескивают скопившиеся слезы.

– Ты не станешь матерью этой сиротке.

Ответ не заставляет себя ждать. Кэролайн замахивается, и тишину улицы разрушает звук громкой пощечины от сестры.

– Как ты можешь, – с болью шипит она, – будучи сиротой, так говорить?! У тебя совсем человечности не осталось?!

– Ты только что доказал мне, что семья – не узы крови.

Кэролайн уходит, вытирая слезы с глаз, а я смотрю, как она садится в машину, как этот ублюдок вытирает её слезы, и Кэр кивает ему. Захожу в здание, как только они уезжают. Проношусь мимо гостей и иду к той, кто меня поймет. Дверь она открывает незамедлительно, потому что знала, что я вернусь к ней.

– Где твоя невеста?

– Отдыхает, тётя, – сажусь на диван, устало усмехаясь, – Это был отвратительный вечер. Где дядя?

– Уехал по делам, чтобы тебя сегодня не тревожить.

Женщина подходит ближе и садится на мои колени.

– Неужели, все так плохо прошло?

– Настолько, что мне снова нужна твоя поддержка, – руки обвиваются вокруг женской талии. Секунда, и она наклоняет голову, чтобы наши губы слились в поцелуе.

Глава 3

Амелия

– Что не так?

– Мы не будем спать в одной комнате?

– Смежная дверь не утраивает?

Я определенно сделала что-то не так. Если все было бы хорошо, то мой муж сейчас не требовал бы отдельное ложе.

Что это вообще? Тут нет ни одного признака, что здесь жили. Как будто просто гостиничный номер.

– Зачем тебе в комнате смежная дверь с другой?

– Это комната с сегодняшнего дня и моя, как соседняя твоя, – отвечает муж, как будто я задала наиглупейший вопрос.

Он переселился из комнаты, где жил, чтобы не пускать меня в свой мир. Что вообще значит смежная дверь? Что-то вроде «мы как бы вместе, семья, но я тебя держу на расстоянии»? Две комнаты, соединенные общим дверным проемом. Но из второй комнаты нет отдельного выхода. Выход в коридор один. При чем комнаты до капли одинаково спроектированы дизайнером.

– Почему здесь так пахнет клеем?

Поворачиваю голову, чтобы посмотреть, что есть вокруг.

– Наверное, от обоев не высох, – сухо говорит Кристофер.

– Здесь переклеивали обои?

– И ломали стены.

– Что?!

– Нужна была смежная дверь, а лишняя не нужна была.

Он так просто пожимает плечами, как будто это обычное дело. Зато теперь понятно, к чему поутру после брачной ночи была устроена поездка по имениям Билфоргов. Кристофер после ночи со мной настолько кардинально решил, что не пустит меня в свою спальню, что выбрал за эти несколько часов делать экстренный ремонт? Лишь бы не делить со мной больше постель… Мама была права, я – бестолочь, и все испортила, не успев начать…

– Кристофер, я…

– Что?

Одного ледяного вопроса достаточно, чтобы внутри меня все перевернулось.

Ему плевать.

Как я могла подумать, что вообще что-то могло было быть по-другому? Я никогда не считала себя привлекательной, везучей и красноречивой. Но… Я искренне не понимаю, что пошло не так. Я же… Ничего не сделала. Да, мама говорила, что мужчины ненавидят слезы. Она говорила, что женщина должна быть, как сталь, в этом плане. Все, чтобы ему было удобно. Но ведь такой строй отношений с самого начала разве могли сделать одни слёзы? А, может… Может, мой муж с самого начала так представлял наш брак?

Отвожу взгляд, не желая ничего спрашивать. Ну, не то, чтобы не желая. Я просто не хочу слышать правдивый ответ. Со стороны слышится мужской кашель.

– Сэр…

– Я помню, – так же холодно говорит мой ледяной, судя по всему муж, не отрывая от меня взгляда, – Входите.

А я смотрю в сторону входной двери, в которой один за одним показываются три амбала. Глаза машинально поднимаются, чтобы посмотреть наверх, ведь я ростом еле-еле буду доходить им до плеч. Трое накачанных парней-брюнетов в черных костюмах тройках с белоснежными рубашками.

– Это твоя охрана. Без них ты, будучи Билфорг, больше не сделаешь ни единого шага вне дома. Даже двор. Они всегда будут рядом.

Как они могут быть охранниками? На их лицах не единого изъяна. Больше смахивают на аристократов, нежели на тех, кто глаз да глаз должен следить за кем-то. Хотя, Амалия говорила, что отсутствие следов от поражений на мужчине, – признак того, что он ещё никогда не проигрывал. И от этого в комнате становится душнее.

Киваю, не решаясь что-то сказать. Да, и что я могу? Кристофер не безгрешный человек, а с учетом недавнего похищения его сестры, понятно, что он хочет все взять под свой контроль.

– Алан, Адам, Андро. Амелия, – Кристофер кивает, глядя на меня, и я с лёгким смущением говорю, пока мужчины непоколебимы:

– Приятно познакомиться.

– Замечательно, а теперь мне пора идти.

Муж делает шаг, а потом останавливается, глядя на меня, как будто ощущает моё незримое негодование.

– Есть, что сказать?

Тут же качаю головой.

– Нет, конечно. Удачного дня.

Я не тот человек, который любит выяснять отношения. А тем более, я – не та женщина, которая рискнет это делать с Кристофером. Да и сил у меня не каких нет. Может, Амалия бы и рискнула.

Кристофер покидает комнату, как и его (уже и мои) люди следом выходят за ним, оповещая, что они будут внизу. Как по команде трель уведомлений доводит мой телефон.

Амалия:Ну и как все прошло?

Амалия:Мама нервничает. Хах, кажется, она пишет тебе.

Мама: Почему ты до сих пор не позвонила???

Амалия:И как он в постели? Так же, как и говорят?

Амалия:И как к тебе, член?

Амалия:Это же твой первый в жизни вид.

Глаза сами по себе закатываются. Прямолинейность моей сестры зашкаливает, как и её беспардонность. Но это ничто под осознанием того, что мама меня уничтожит. Что я ей скажу?

Мама готовила меня неделями к этому дню, чтобы я не облажалась перед мужем, который радушно (я вообще могу так сказать?) принял меня в семью. Уровень подготовки моей матери настолько высок, что по совместительству с анатомией, у нас были просмотры порно с девственницами. Только вот проблема. На видео не было понятно, что это так больно. И даже если у кого-то из девушек текла скупая слеза, то мужчина не вскакивал от неё потом, как ошпаренный. Но, наверное, слеза не так ужасна по мужским понятиям, как слеза с градом подружек.

Не замечаю, как ноги повели под мыслями меня куда-то из комнаты. В голове раз за разом всплывают картинки из воспоминаний. Просмотр порно с мамой и сестрой в гостиной, которая при этом под сплошные стоны обедала чипсами. Мама, принесшая домой резиновый пенис, желающая научить меня «правильно держать обхват». В моей комнате под маминым указом не осталось ни одной лишней книги о любви. Только анатомия, только камасутра, только секреты мужского соблазнения, только уроки, как в себя влюбить. Мама подошла ко всему идеально, но не учла, что знания – не равно практика. Все пошло наперекосяк, а я не была готова. Что бы Кристофер не сказал, я уверена, что дело в слезах.

От мыслей меня отводит лишь удар. Удар об что-то мягкое, или… Одновременно твердое? Делаю шаг назад и поднимаю голову. На три головы выше от меня вижу мужское лицо с ухмылкой.

– Простите, мистер Билфорг.

Его губы растягиваются в улыбке.

– Милая, со вчерашнего дня я тебе уже такой же полноценный дядя, как и Кристоферу. Поэтому, просто «дядя».

Этому мужчине многие могут позавидовать в его возрасте. Двое детей, жена, которая вечно молодится, семейный бизнес, племянник, держащий в страхе все и вся. Да ещё и накачанное тело, как у греческого бога. Короткая стрижка, пушистые ресницы и полные губы. Он словно сошел с обложки журнала.

– Все равно, простите, – мямлю, засмотревшись.

– Ты потеряна, что-то случилось?

– Нет, я… Я просто не знаю, чем заняться. Понимаете, дом новый, я ничего не знаю и чувствую себя…

– Лишней?

– Как будто чего-то не достает, – смягчаю я, ведь унижать саму себя при дяде мужа, уже чересчур.

– Я понимаю, мы для тебя пока не такие близкие. Но у тебя есть сестра, мама, брат с его семьей. Пару недель тут, и ты привыкнешь. Но пока можешь держаться за тех, кто есть.

Мужчина поправляет ворот своего поло.

– Тем более Кристофер дал тебе прекрасных ребят, а они выполнят любую твою просьбу. Может, отвезут тебя по магазинам, или привезут покупки для твоего хобби. Тебе не будет так одиноко и быстрее научишься давать поручения.

Этот мужчина замечательный. Не понимаю, как они вообще с Кристофером могут быть родственниками? Ральф Билфорг, как только видит новоиспеченного члена своей семьи в растерянности, стремится поддержать. А Кристофер ссорится с родной сестрой, вынуждая её делать то, что он хочет. Я и ничего плохого не слышала о дяде мужа. Хотя, может, конечно, за поступками племянника поступки дяди для всех кажутся безгрешными. Это покажет лишь время.

– Тогда я, пожалуй, могу их попросить отвезти меня к маме. Так сказать, совмещу ваши советы.

– Конечно, – дядя ухмыляется, провожая меня хищным взглядом. С первого дня встречи почему-то этот мужчина напоминает мне змея. И с каждым разом я только все больше и больше ловлю себя на том, что нахожу параллель, чувствуя себя жертвой под прицелом. Нет. Не в плохом плане, не в жестоком. Но как будто он по хищному хочет быть чрезмерно внимательным к каждому чужому шагу.

Собираюсь повернуться, чтобы пойти на улицу, но голос дяди меня останавливает.

– Амелия, милая, добрый совет от нового родственника, – мягко говорит он, – Тебе надо меняться.

Конечно, и он туда же. Я не удивлена, не разочарована. Дядя не сказал ничего, что я не слышала раньше. Во мне для других всегда что-то не так. Да и что говорить о других, когда я не нравлюсь самой себе?

– Я постараюсь, – ответ немного сдавленный, но

это лишь потому что я хочу уйти от дальнейшего разговора и, возможно советов.

– Если хочешь заполучить Кристофера, то придется.

Вот вам и доказательство того, что основная проблема взаимности одним кольцом не решается.

Добиться собственного мужа.

Что-то годное для бульварного романа. В жизни все проще: если ты тихая, осторожная, значит любви тебе не видать, потому что в тебе нет запоминающегося огня. Про тебя забывают, тебя не замечают, твое имя никто не запоминает с первого раза, потому что ты могла слишком тихо его произнести от смущения в компании. И «добиться» это просто-напросто не про тебя. Я не так подтянута в общении с парнями, как моя сестра, но этого достаточно, чтобы понять, что я тот тип женщин, который не нравится.

Мой уровень – чувствовать себя неловко даже перед, как бы выразилась мама, прислугой. Странно, конечно, слышать такую неприязнь к работающим в домах людям от человека, который когда-то был таким же. Но мама права, я не должна себя так вести, особенно будучи женой Кристофера Билфорга. Я стою, краснея у комнаты, выделенной, как я поняла для отдыха рабочих, прошу отвезти меня в родной дом. А после, естественно, среди лютой тишины в машине, я съедала себя за растерянность. Хуже было только то, что мужчины, которых приставил ко мне Кристофер даже не шевельнули за всю дорогу головами. Это как бы… Нагнетает.

Зато моя мама ни капли не теряется, будучи мамой жены Кристофера Билфорга. Она просто берет все в оборот, как только я с телохранителями попадаю на порог. Резко говорит, чтобы они нас оставили и не заходили дальше прихожей, а следом и тащит меня за руку в комнату, где уже ждет представление моя сестра. И, конечно же, дальше…

– Что значит, он не собирается спать с тобой в одной постели?!

Негодование мамы понятно, как и моё. Я просто – одно сплошное разочарование. Сестра рядом смеётся, поправляя прядь своих уже белокурых волос.

– Что ты такого сделала в эту ночь?

– Ничего такого… Просто… Были слёзы…

– Что значит, были слёзы? Ты – тупица, Амелия?! – Мама хватается за голову, делая шаг в сторону, чтобы успокоится, – Я тебе разве не твердила, что никаких слез не должно быть?!

– Было настолько больно, что это были неконтролируемые слезы, мама… Я не специально…

Амалия усмехается и садится на стул. Как они могут не понять? Они же тоже женщины. Как вчера могли не пойти слёзы, если сегодня мне даже сидеть дискомфортно?

Мама подходит ко мне чуть ли не впритык и хватает пальцами за щеки.

– Послушай меня, девочка, – практически шипит она с раздражением, – Делай, что хочешь, но чтобы Кристофер был доволен товаром.

Мама, конечно же, замечает мою реакцию, поэтому, брезгливо бросая мое лицо, говорит:

– Да, Амелия, товар. Ты думаешь ему нужна такая бестолковая жена? Вот увидишь, он ни на одном приеме, никогда в жизни не скажет «это моя женщина». Ты боишься даже листа с дерева, не то, чтобы быть глазами и опорой Кристофера Билфорга.

Товар.

Конечно, я же просто разменная монета в их глазах. Путь к богатой жизни, который мама не получила от нашего брата. Только вот для меня я – девушка, выполняющая волю отца. Папа посчитал, что это – семья, подходящая для меня, особенно, если позволил этому письму с обещанием сохраниться.

– Возьмешь что-то из гардероба сестры, – строго говорит мама, и Амалия тут же подскакивает со своего места.

– Что? Для чего это? Ей же ничего не подойдет, будет мало.

У нас с сестрой небольшая разница в весе. Нет, я не полная. Точнее… Не считаю себя таковой, по крайней мере, большую часть времени. Амалия худая, с идеальным животом, без намека на лишнюю неприятную складку, ведь она, несмотря на свой разгульный образ жизни, занимается спортом. Зал – её второй дом. Я же пыталась попробовать, да и чего уж врать, не раз. Но, видимо, я настолько бесхребетная, что не могу продержаться в состоянии работы над собой больше двух недель. Я просто приняла свои щечки, лишние килограммы в районе живота и бедер. Их не так много, во мне всего 123 фунта, просто Амалия выглядит более подтянутой и привлекательной, даже на мой взгляд.

– Плевать, – рявкает мама, сбив мое сравнение, которое периодически захватывает мой разум, – Она возьмет одно из твоих нарядов и пойдет к мужу. Пусть все будет обтянуто настолько, что будет казаться, что грудь вот-вот выпрыгнет, а одежда пойдет по швам.

Мама кидает суровый взгляд на меня, словно желая прожечь своим предупреждением.

– Запомни, ты должна сделать все, чтобы этот мужчина не вернул тебя домой. Тебе ясно?

Её очень беспокоит Кристофер. Не знаю, откуда у моей мамы такая одержимость полезть в самое пекло, когда все даже боятся стоять напротив этого огня, но она не сдастся. Либо Кристофер поддастся, либо меня привезут в материнский дом вперед ногами. Мама другого не примет. И если бы я знала, что меня ждет в этом замужестве, лучше бы меня бы принесли сразу после церемонии бракосочетания.

Я услышала шаги, ещё до того, как открылась входная дверь. Тихие, уверенные – как у человека, который знает цену себе и всем остальным. Кристофер вернулся домой и шел ко мне.

Глупость, наверное, было готовить ужин и просить швейцара передать Кристоферу, что тут его ждет жена. Но, на фоне того, что все, что последнее время я одеваю, делаю, – это не я. Мне хотелось добавить хотя бы немного себя и своего решения. Поэтому сейчас не спальня, лепестки и свечи. А накрытый с уютными двумя свечами стол и ужин, приготовленный своими руками.

Пальцы дрожали, когда я выпрямляла спину у кухонного стола, делая вид, что занята. Впервые за весь день я пожалела, что согласилась на мамину затею – надеть платье сестры.

Оно было… слишком. А с каждым шагом, который приближал мужа ко мне, становилось ещё более слишком.

Чёрное, шелковое, скользкое. Оно обтягивало бёдра, будто вшито под меня, и беспомощно боролось с моей грудью – ткань натянулась так, что казалось, вот-вот… и пуговица не выдержит.

Оно было коротким, с вырезом на спине, и когда я встала на каблуки, которые мама сунула мне в руки с фразой "ты должна стать нормальной женщиной", я вдруг почувствовала себя героиней фильма. Не той, что выживает, а той, что соблазняет. Снова.