
Полная версия
Магнит для ангелов
– Свобода моя в том, – парировал Олег, – чтобы самому свободно выбирать всякую необходимость. Есть задачи, которые могут потребовать нескольких инкарнаций. Я согласен, что нет нужды проживать их в беспокойствах о преходящем, но если уж ты сел в КПП, то надо ехать до конца, посередине не выскочишь… Я хочу сказать, что только ради чего-то высокого можно жить вечно, ради чего-то, что больше отдельной жизни, а иначе – зачем вечности нужны паразиты? Их и так вон…
– Я понимаю тебя, – согласился Сева, – но пойми и ты: с точки зрения вечности всякая конкретная задача теряет смысл. В вечности не может быть ограничений, никаких законов, ничего определённого… И как ты сейчас можешь сказать, что ты готов ограничить открывающуюся тебе вечность какими-то рамками, пока самой вечности ты ещё не достиг? Всё дело в том, не что ты будешь делать, а как. Я скажу тебе как: блаженно и с любовью. А что – это не так уж важно…
– Мне кажется, Сева, – усомнился Олег бойкости своего товарища, – что ты не до конца ещё проник в саму суть вопроса. Мы с тобой уже поняли, что пока ты не осознаешь, зачем тебе это нужно, ты не сможешь даже близко подойти к возможности реализации. Важно именно – для чего. Цель какая? Если цель твоя – неопределенна, то никакого бессмертия ты не получишь. А как всё это сложится – это само собой будет ясно, в конечном счёте – какая разница.
– Цель моя – свобода, – заявил Сева, – полная и окончательная. И я предлагаю за это выпить вина!
Они чокнулись и, выпив, снова разлетелись по своим собственным мирам в поисках своих индивидуальных постижений. Вечер медленно сгущался, и вино подходило к концу. Ресторан совсем уже опустел. Закончив, наконец, с трапезой, друзья собрались уходить. Тут из темноты совершенно неожиданно выплыл, вежливо улыбаясь, Альберт Васильевич.
– Я имею удовольствие сообщить вам от имени заведения, – заявил он ребятам, – что мы готовы предоставить вам 17%-ю скидку на все ваши последующие посещения. Соответствующие данные уже занесены в базу посещений. Всегда будем рады видеть вас!
И тут Хрусталев, многозначительно глядя Севе в глаза, протянул ему руку с перстнем на указательном пальце. Сева осторожно, но уверенно пожал её. Также поступил и Олег. Друзья переглянулись, а Альберт напутствовал их такими словами:
– А заведение наше действительно – очень древнее. Раньше вход у нас был в другом месте. Знаете ведь, как бывает – в одном месте вход, в другом выход. Но выхода без входа, как известно, не бывает. Если уж вы нашли выход, то и вход обязательно найдёте!..
Озадаченные, друзья вышли на улицу. На улице было снежно и ветрено. Закутавшись в свои спецкостюмы, ребята направились переулками в сторону дома. Они шли своей обычной дорогой и молчали.
Повернули на Большие Пруды и двинулись в сторону бульвара. И вдруг, когда они проходили мимо переулка Победы, прямо перед ними неожиданно возникла буквально из-под земли знакомая фигура. Они чуть не столкнулись с ней. Сева выглянул из-под своего капюшона и остолбенел. Прямо перед ним стояла девушка с большими голубыми глазами. На голове её была надета странного вида шляпка, из-под которой выбились и развевались на ветру несколько пшеничного цвета локонов… Сева потерял дар речи и, не сводя глаз, смотрел на девушку, сам не веря своим глазам.
Без сомнения это была та самая женская фигура, которую они видели сегодня днём выходящей из двери, и которая скрылась так же быстро и загадочно, как и появилась. Теперь он стояла прямо перед ними и не спешила исчезать. И чем больше Сева смотрел на неё, тем более отчетливо осознавал, что видел её раньше, и даже совсем недавно, хотя и не мог до конца осознать, где и как. Странное чувство, которое уже и прежде охватывало его в последнее время, когда он пытался восстановить в памяти что-то смутное, чрезвычайно близкое, но необъяснимо ускользающее, снова парализовала его. Между тем Олег, оценив ситуацию, вовремя сориентировался и обратился к девушке:
– Простите, вы случайно не живёте где-нибудь поблизости?
– Да, тут недалеко, – удивительно нежным голосом как бы пропела она.
– А вы случайно не знаете, тут где-то должен быть «Клуб Радикальных Развлечений»?
– Ну как же, – совершенно естественно призналась девушка, – я как раз там работаю…
На этот раз парализовало Олега. Теперь они оба с Севой стояли как два истукана и округлившимися глазами смотрели и не верили чуду, происходящему прямо у них на глазах. Между тем девушка, стояла и, ласково улыбаясь своими искрящимися голубыми глазами, смотрела на ребят с нежным задором. Наконец Сева пришёл в себя и сказал:
– Маша?
– Маша, – согласилась девушка, – а ты – Сева?
Тут у Олега окончательно пропал дар речи
– Я помню, что видел вас… тебя раньше, но не могу вспомнить, где и как… – принялся оправдываться Сева, но Маша прервала его и сказала:
– Сейчас это не важно. Потом всё само собой вспомнится. А сейчас идите за мной, я должна вам кое-что показать.
Она взяла Севу поду руку и повела в переулок, из которого только что так неожиданно появилась. Дойдя примерно до середины, она свернула в арку, там были глухие чугунные ворота, а в них – маленькая калитка. Маша толкнула её, она со скрипом отворилась, и они оказались во внутреннем дворике, пройдя который, и обогнув стоявший посреди этого дворика небольшой старинный дом, оказались в другой арке. Здесь ребята снова очень сильно удивились, обнаружив дымящуюся кастрюлю и красочную вывеску, которую каждый из них видел уже как минимум однажды. Это был вход в «Клуб Радикальных Развлечений».
– Сейчас вам сюда не надо, – сообщила Маша, покосившись на большую черную дверь. – Но теперь вы знаете, как нас найти. Ждите знака, он будет очень скоро. И тогда приходите. А пока – прощайте… – и она, мило улыбнувшись, исчезла за дверью.
Подчиняясь действию какой-то непонятной силы, друзья развернулись и тем же самым путём вернулись в переулок, а с него – на Большие Пруды. Не говоря ни слова, как на автомате, они двинулись в сторону дома. На бульваре Олег, наконец, нарушил молчание:
– Ну вот. Похоже, мы нашли, чего искали.
– Да уж, – отрешённо согласился Сева. – Правда, ведь, Маша – настоящее сокровище, – блаженно промурлыкал он, обращаясь скорее к себе, чем к товарищу.
– Не то слово, – согласился Олег, – теперь-то мы точно знаем, где нам нужно искать…
– Это точно, – задумчиво согласился Сева. – Теперь-то уж точно…
Часть 2. Вперёд на выход
Ребята молча брели в направлении дома по белеющему в огне разноцветных излучателей ночному бульвару. Снежная буря улеглась, а ветер стал каким-то лёгким и благостным. «Если бы у меня были крылья, – думал Сева, – я бы сейчас развернул бы их и полетел». Он ясно ощущал чувство полёта низом живота и, прикрывая глаза, легко представлял себя взмывающим в воздух и парящим над землёй, поднимающимся выше, выше, пролетающим над голыми заиндевелыми деревьями. И вот уже он проносится мимо зданий, мимо их бессмысленных окон, наполненных однообразным, механическим светом излучателей. Вот он поднимается ещё выше, и теперь крыши зданий остались где-то там, внизу, как странная абстракция его прежней жизни, как нелепая призрачная материя его привычных желаний и пристрастий. Он поднимается над собственными страстями, стремлениями и искушениями, они больше не будоражат его душу, неудержимо рвущуюся ввысь.
Выше, выше, прочь из этого ограниченного, будничного, серого мира, прочь от этих ненавистных людей, с их мерзкими опостылевшими проекциями, от этих скудоносных вожделений опустошённой толпы, изливающей жаркие потоки бесплотного астрального семени на мёртвую почву собственных желаний…
– Слушай, Сева, – Олег легонько ткнул Севу локтём в бок, беспардонно прерывая этот захватывающий полёт, – а ведь скоро весна. Я сейчас почему-то прям почувствовал этот запах, знаешь, как бывает весной, когда снег тает…
– Да… – устало согласился возвращённый на землю Сева, – весна – это здорово. Знаешь, Олег, а у тебя не бывало такого желания – изменить свою жизнь? Умереть здесь и ожить где-нибудь в другом месте, в другое время?
– Ну, конечно, – горячо согласился Олег, – и я тебе всё время об этом. В этом вся соль! Бессмертие – вот реальный ключ к жизни. Пока что мы связаны этим своим телом, привязаны к нему, вынуждены продолжать эту свою жизнь тут, теперь… Но я верю, я знаю, есть возможность выйти из этого замкнутого круга, изменить всё… И сегодня нам кое-что удалось. Мы с тобой сегодня совершили настоящее чудо, понимаешь…
– Я имею в виду, – задумчиво продолжал Сева, как бы не слыша своего товарища, – ты хотел бы жить до революции? Или ещё раньше? Как ты думаешь, наша эпоха – это действительно прогресс и эволюция по сравнению с прежними, или же, может, наоборот?
– Ну, что ты! – заверил его Олег. – Конечно, мы сделали большой шаг вперёд! Нам теперь открыты горизонты, каких люди сто лет назад ещё даже вообразить себе не могли. В этом смысле я считаю, мы движемся в нужном направлении.
– А я почему-то подумал, что наша жизнь – она ведь уже не совсем наша. То есть вот я, Севастьян Спрыгин, телезвезда, знаменитый телеведущий. Если с меня снять мой спецкостюм, то что от меня останется? Я не смогу попасть домой, я не смогу поесть, попить, переместиться куда-то… Наша жизнь – это жизнь наших спецкостюмов, за которыми закреплён определённый социальный статус. И мы не в силах выйти за эти рамки ни при каких условиях. Если я возьму и наряжу какого-нибудь робота в свой спецкостюм, то он станет мной, а я…
– Да какая разница, – возражал Олег, – это всё бесполезная меланхолия. Мой спецкостюм помимо всего прочего даёт мне определённые, очень полезные преимущества. Например, доступ в библиотеку. Если бы не он, меня никто не допустил бы к этим книгам…
– Так вот я и говорю, разве это справедливо? Получается, что доступ к знаниям зависит от конфигурации спецкостюма. Я понимаю, что иначе система безопасности не была бы столь эффективной, но, по сути, получается, что система безопасности – это скорее система тотального контроля, чем действительно забота о моей, например, жизни… И потом… Вот если я, предположим, хочу общаться с людьми из среды рабочих или служащих… Да я просто не смогу этого сделать… Где, как? Столько вопросов будет, столько запретов…
– А, понятно! – заулыбался Олег, – да ты, братец, влюбился, похоже! То-то я думаю, куда это тебя унесло! Ты, похоже, из-за Маши переживаешь?
– Да какая разница, – смутился разоблачённый Сева, – да хоть бы и так. Ну вот скажи, справедливо ли это: ведь я даже не могу пригласить её к себе домой. Её просто не пустят в наше здание…
– Ну почему, – нахмурился Олег, – всегда можно что-нибудь придумать. Ты можешь, например, попробовать устроить её на работу в качестве уборщицы, и ей дадут пропуск…
– О чём ты, Олег! – взбесился Сева, – как можно! Какое унижение! Ну, подумаешь, что у неё другой спецкостюм, да неужели ты не видишь, что она стоит неизмеримо выше всей этой так называемой интеллигенции! Разве ты не понимаешь, не чувствуешь, что в её глазах – жизнь, настоящая, красивая, а они все – эти носильщики спецкостюмов, биороботы, мёртвые и бесполезные функционеры…
– Ну, ладно, успокойся, не кипятись, – засуетился Олег. – Я понимаю, конечно, ты прав. Но так ты всё равно ничего не добьешься. Наверняка можно что-то придумать, как-то всё это устроить, главное – не нервничай… И потом, а ты уверен, что она… что ты ей тоже не безразличен?
– Да я, да ты… – завелся было Сева, но тут же осёкся, и загрустил. – Всё равно. Не жизнь это. Так жить нельзя. Зачем оно нужно, твоё бессмертие, если свободы всё равно нету. Представляешь, что ты вот так живёшь вечно в плену своего спецкостюма, но при этом ничего не можешь изменить, и тебе приходится мучиться, и это – вечная мука. Какой-то ад кромешный! Зачем это нужно? Не-ет. Свобода – превыше всего!
– Мда, – призадумался Олег, – но я всё равно считаю, что бессмертие – это больше чем бесконечное существование тела. Ладно, не расстраивайся, что-нибудь придумаем. Обязательно должен быть какой-то выход.
На этом, пожав руки, они разошлись по домам.
Придя в свой жилблок, Сева принялся шататься из угла в угол. Он не находил себе места. Сделав положенные вечерние процедуры, он улёгся в постель, но, несмотря на позднее время, спать ему совсем не хотелось.
Он всё время думал о Маше, и эти мысли буквально разрывали его сердце на части. Ощущая всем телом странный магнетизм, исходивший из её глаз, от всего её существа, Сева погружался в сладостные грёзы, в которых они вместе, вдвоём, оказывались в каких-то чудесных садах, полных свежести и благоухания, предаваясь нежнейшим ласкам, объятиям, поцелуям. Но всякий раз это счастье, это блаженство прерывалась осознанием принципиальной невозможности не только быть вместе, но даже видеть друг друга.
Тогда воспалённый разум Севы рисовал угрюмые нелепые картины, в которых он видел Машу заточённой в высокой башне, вокруг которой ползали какие-то уродливые существа с телами змей и лицами его прежних подружек, отвратительно кривляющихся и источающих противный мерзкий смрад. Эти гидры стремились опутать его, а он, стараясь вырваться, изо всех сил, отбивался от них огромным сверкающим мечом. Почему-то он ни на секунду не сомневался, что Маша ждёт его, своего освободителя, и что стоит только ему прорваться к ней, достичь и обнять её, как все злые чары рухнут, и они навсегда сольются в единое целое, и ничто уже не сможет нарушить их желаннейшего союза.
И тогда снова в его воображении они переносились в какую-то далекую, полную солнечного спокойствия и беззаботной неги небесную обитель, где, под сенью дерев, они предавались неукротимому пылу любовных страстей. Но неожиданно поднимался сильный ветер, небо снова покрывалось чёрными тучами, ползучие твари настигали их, и Сева брался за свой меч и бросался в бой…
После нескольких таких схваток, весь в жару, он вдруг резко очнулся и сел в своей кровати. Система пробуждения совершенно безапелляционно извещала его о необходимости начинать новый рабочий день.
Утренние процедуры затянулись. Как и в прошлый раз, Сева долго и обречённо стоял перед зеркалом, пытаясь проникнуть через отражение собственных глаз в ту сущность, которая скрывалась за ними и смотрела оттуда, изнутри, на этот странный продолговато–перпендикулярный мир. Чем больше он разглядывал себя, периодически ощупывая лицо и тело, тем больше ему казалось, что то, что он видит в отражении, не имеет к нему самому непосредственного отношения. В недоумении он медленно поднимал и опускал руки, удивляясь и сетуя на странную неразрушимость этой непонятной отождествлённости «себя самого», сидящего там, в глубине, невидимого и неосязаемого, с этим грубым телом, которое всё больше казалось ему ненужной добавкой к реальности самобытия.
Механически заглотив чашку кофе, изо всех сил удерживаясь от воспоминаний о вчерашних происшествиях, Сева, наконец, отправился в эфирную студию. Дорогой он почти не замечал ничего вокруг. Снующие вокруг люди, двери, горшки с цветами, разноцветные излучатели, бесконечные экраны телестен слились в единую массу, некое аморфное пространство, в котором напрочь отсутствовало что-либо, достойное внимания.
Неожиданно Сева вдруг осознал, что всё, что ещё вчера столь искренне тревожило и раздражало его, сегодня перестало иметь всякое значение. Из состояния этой странной отрешённости он как бы со стороны наблюдал за самим собой, вернее, за собственным телом, которое продолжало, натужно улыбаясь, отвечать на вопросы, делать привычные жесты, ходить, сидеть. Совершенно автоматически он отработал утреннее шоу новостей, выпил кофе в перерыве, поговорил «ни о чём» с ребятами из студии. Внешне всё вроде бы было, как всегда, но в тоже время во всём этом не было самого Севы, а только его оболочка, его привычная роль. При этом никто даже и не обратил внимания на этот подлог.
А когда Оля сообщила ему как бы между прочим:
– А Юльку мы решили аннигилировать… за контрреволюцию. А то, тоже, понимаешь, истеричка нашлась… – Это странное замечание не вызвало в Севе ни малейшего интереса. Он даже не понял, толи она это серьёзно, толи шутит, и, молча посмотрев на Олю отсутствующим взглядом, кивнул и отправился в эфир проводить очередную викторину.
Однако, эта плотина внешнего безразличия, столь успешно отгораживавшая Севу от раздражителей внешнего мира, оказалась совершенно бесполезной для изоляции его от душевных мук. Когда он вернулся в свой жилблок и, оставшись наедине с самим собой, снова принялся расхаживать взад и вперёд, пытаясь найти себе место, все вчерашние думы и переживания вдруг опять нахлынули на него стремительной волной, беспощадно снося на своём пути всякие преграды.
Взвыв от тоски, Сева заметался и заскулил, не в силах понять и утихомирить охвативший всё его существо странный мистический огонь, источник и эпицентр которого находился где-то в области сердца. Единственное средство облегчить эти страдания виделось в том, чтобы немедленно отправиться на встречу с Машей, без которой, как казалось Севе, дальнейшее существование его теряло всяческий смысл. Не вполне осознавая, что он делает и что будет дальше, Сева оделся и выскочил на бульвар в твёрдой уверенности добиться своего или, быть может, умереть, исчезнуть, раствориться, лишь бы освободиться от этих непонятных и безысходных изводящих душу терзаний.
Морозный воздух улицы слегка остудил его пыл. Отдышавшись, Сева не спеша побрёл по бульвару в известном направлении. Влечение, которое вело его, было столь интенсивным, столь мощным, что он совершенно не отдавал себе отчёта в том, что с ним происходит. Он думал лишь об одном – как бы ему по скорей обрести свою нежную и столь желанную возлюбленную. Временами ему казалось, что его влечёт к ней какая-то надмирная сила, причина которой теряется в глубине веков и на ум ему невольно приходили архетипические истории из сказок и басен, оставшихся в памяти со времён начальной школы. Между тем его сильно тревожил социальный аспект их дальнейших отношений, в продолжении которых он ни на секунду не сомневался. Впрочем, в тот момент эта проблема казалась ему второстепенной и принципиально разрешимой. Сева чувствовал, что готов будет пожертвовать чем угодно, лишь бы навсегда овладеть ею, его желанной Марией.
На подходе к дому с замурованной дверью его воспалённое воображение немного отступило на второй план, и он осмотрелся, пытаясь сообразить, как действовать дальше. Он несколько раз прошёлся по улице в надежде, что, как и вчера, дверь откроется, и она сама выйдет ему на встречу. Однако, ничего не происходило, улица была пуста, и только изредка доносилось откуда-то из двора гулкое карканье ворон. Подождав и помёрзнув минут 15, Сева решился, наконец, идти дальше, и двинулся в направлении арки с железными воротами.
Он смутно припоминал, что уже однажды посещал этот загадочный подвал с кастрюлей у входа, но никак не мог вполне восстановить в памяти, как именно он попал туда в первый раз. Хотя он уже отдавал себе отчёт, что покидал тогда это странное заведение именно через ту таинственную замурованную дверь. Подойдя к воротам, он повернул ручку калитки и попытался толкнуть её, но она не подалась. Сева для пущей убедительности навалился всем телом, но увы, калитка была заперта.
Основательно призадумавшись, он принялся обходить вокруг всего квартала, и, когда первый круг замкнулся на том же самом месте, обречённо признался себе, что просто не представляет, что ещё можно было бы сейчас сделать. Постояв немного у закрытых ворот, он направился в обратном направлении, на всякий случай пытаясь открыть каждую из встречавшихся на его пути дверей, но и этот смелый шаг не дал никаких результатов. Все двери были заперты, и конфигурация его спецкостюма не позволяла ему открыть ни одну из них. На четвёртом кругу Сева занервничал, на пятом – почувствовал, что замерзает.
В очередной раз миновав железные ворота, он дошёл до угла с Большими Прудами и остановился. Было очевидно, что большого смысла в нарезании кругов нет, и тут Севе, наконец, пришло в голову, что, нужно сделать что-то неожиданное, каким-то образом нарушить привычный ход событий, чтобы создать трещину в однозначно застывшей корке реальности, подобно тому, как они поступили вчера с Олегом, купив бутылку вина.
Осмотревшись, он увидел неподалёку аварийный канализационный кран, выходящий из стены прямо наружу. Недолго думая, Сева подскочил к нему и внимательно изучил его устройство. Кран этот требовал специального ключа и к тому же основательно подзамёрз. Немного поразмыслив, Сева бегом рванул в сторону ближайшего ПЦ «Просто Филя». Запыхавшийся, распихав рекламных роботов, с ошалелым видом ворвался он в главный торговый зал второго этажа. В отделе инструментов он быстро нашёл всё необходимое: универсальный ключ и самогреющий пластик. Кроме этого, он сунул в карманы спецкостюма пару банок крепкого коктейля «Зуб Дракона» и, бегом, вернулся на Большие Пруды.
Тщательно залепив кран замазкой, он открыл банку коктейля и сделал несколько мощных глотков. Весь иней на кране быстро стаял. Сева огляделся по сторонам, достал универсальный ключ и приладил его к крану. Повернуть его оказалось не так-то просто. Он несколько раз поднатужился и поднапрягся, но кран никак не шёл. Сева чертыхался, но ничего не получалось. Изнывая от надвигающейся неудачи, он разнервничался, и, вскочив, несколько раз со злобой треснул по крану ногой. Затем снова ухватился за ключ и – о чудо! – кран повернулся. Прошло несколько напряжённых мгновений и в кране что-то булькнуло и загудело. Сева отбежал на другую сторону улицы и допил свой коктейль, в то время как из трубы медленно начала вытекать черная дегидрированная канализационная масса. Сначала около стены дома образовалась небольшая лужица, которая потихоньку превратилась в поток вонючей субстанции. Буквально через пару минут она превратилась в черную смрадную реку, стремительно заливающую Большие Пруды. Морозный воздух наполнился мерзкой насыщенной вонью. Сева подождал ещё минуту, утробно наслаждаясь грязным делом рук своих, и нажал на кнопку в кармане спецкостюма:
– Алло! Аварийная Служба? Тут на улице Большие Пруды – авария. Из дома вытекает что-то черное и вонючее, – жалобно пожаловался он, – срочно приезжайте…
Совершив всё это, Сева, со спокойной душой удалился на два квартала в сторону и, попивая вторую банку «Дракона» с умилением наблюдал, как через минуту сверху спустился дрон службы спасения, как немедленно засуетились вокруг работники СВБ, как, наконец, подоспело и телевидение. Репортаж вел его хороший знакомый Митя Воронков.
Допив «Зуб дракона» и сделав озабоченный вид, Сева вклинился в самую гущу толпы и немедленно объявил в камеру:
– Я всё видел! Слушайте! Я шёл мимо и тут смотрю, около стены копошится какой-то странного вида человек. А я шёл в свой любимый центр «Просто Филя». И тут вдруг смотрю, человек этот, увидев меня, вскочил – и бежать! А из стены дома вдруг как хлынет. Я думаю, это натуральная диверсия. Не иначе опять «Свободная Воля» показала свои гнусные когти… А мужик скрылся куда-то вот туда…
Закончив интервью, с гордым видом Сева поспешил оставить место происшествия, оправдываясь тем, что сильно замерз. Спасатели копошились в чёрной смрадной реке как глисты в скафандрах. «Ну и работёнка у них», – язвительно подумал Севастьян и, недолго думая, с чувством глубокого облегчения и удовлетворения, направился в «Зов Души», чтобы отдохнуть и перекусить.
Едва он уселся за свой любимый столик, на связи включился Олег.
– Я только что видел твой репортаж, Сева, – взволнованно начал он, – этого не может быть. Я думаю, это знак. Ты не пробовал догнать этого человека, узнать, кто он?..
– Нет, – беззастенчиво соврал Сева, – он скрылся как пар, раз – и его не стало. Насчёт знака – согласен, но пока не понятно, что это всё значит. Поживём – увидим. Я думаю, что это только начало…
– А я тут как раз выудил интересный манускрипт, – похвастался Олег, – ну ладно, потом поговорим…
Долго копавшись в меню, Сева пришёл к выводу, что обедать он сейчас не в состоянии. Он был для этого слишком взволнован и напряжен. Вместо обеда он заказал себе только еще один большой крепкий коктейль.
– Приветствую вас, молодой человек, – раздался знакомый голос откуда-то из-за спины. Сева резко обернулся и поприветствовал Альберта Васильевича, который, лукаво глядя прямо в глаза Севе, спросил разрешения присесть к нему за столик. Сева не возражал.
– А вы, надо признать – отважный человек! – немного помолчав, сообщил Хрусталёв. – Я только что видел ваш репортаж… Даже удивительно, как это вы не испугались и так ловко сориентировались…
– А что? – Сева посмотрел на Альберта Васильевича с некоторым подозрением, – я думаю, на моём месте каждый поступил бы также…
– Не скажите, – покачал головой Хрусталёв, – не вашем месте, – (он особенно подчеркнул это), – многие бы ни на что подобное даже бы и не решились…